Текст книги "Святые окопы"
Автор книги: Сергей Самаров
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава третья
Хамид аль-Таки вернулся быстро, хотя ходил он по-стариковски мелкими шажками и даже шаркал, словно у него не было сил поднимать ноги. Отряд ждал его там, где остановился, на расстоянии восьмисот метров от входа в ущелье. По другую сторону от входа на таком же расстоянии стояла вторая половина отряда. Общались друг с другом только с помощью переговорных устройств, поскольку после включения «глушилки» сотовая связь работать прекратила.
Подходя к эмиру, аль-Таки никак не показывал лицом результаты переговоров – выглядел бесстрастным и загадочным. И Аслан аль-Мурари, сколько ни всматривался, не мог понять, сумел ли договориться Хамид о своих разведчиках или не сумел. Но, видимо, слова так и рвались с языка инженера-электронщика. Не успел он подойти к эмиру, как тут же доложил:
– Все в порядке, эмир. Русские уважительно отнеслись к мусульманскому обычаю и разрешили прислать четверых носильщиков. Только без оружия и с условием, чтобы они по сторонам не зыркали, а то командир у них сильно лютый и подозрительный, если что заподозрит, прикажет носильщиков расстрелять. Но и на том спасибо, что согласились. Слава Аллаху, мы сумеем достойно похоронить уважаемого аз-Мазанхири.
– Ты с командиром разговаривал? – спросил эмир.
– Нет. С сержантом. Даже, кажется, со старшим сержантом. Это заместитель командира.
– Сколько там человек, не узнал?
– Сержант или старший сержант бывает заместителем командира взвода. У командира роты или батальона, если есть заместители, то это уже офицеры. Значит, здесь не больше взвода. Взвод – это около тридцати человек.
– А может один командир взвода командовать сразу несколькими взводами?
– Думаю, что может. Но может командовать при этом одним или двумя отделениями своего взвода, а отделений во взводе три. А может вообще командовать тремя-четырьмя своими подчиненными. Так что я лично не знаю, как определить численность русских, а разброс у меня получается неприлично большой. Может, носильщики окажутся более удачливыми. Назначьте, эмир, в носильщики самых сообразительных и глазастых. И чтобы умели смотреть, не поворачивая головы.
– Я уже назначил. Все – опытные бойцы, прошедшие много боев и много раз ходившие в разведку. Они увидят, что требуется увидеть. Я проинструктировал. Носильщики! На выход…
Носильщики выглядели людьми предельно простыми и чистосердечными. Эмир еще и по внешности их выбирал. Внешность в данной ситуации является важным фактором, она должна говорить о благодарности за разрешение забрать тело и вообще о смирении и добром нраве. Чем проще выглядит человек, тем больше ему доверяют. Это уже давно известно и всегда используется в мировой практике, например, при проведении террористических акций с использованием шахидов. Настоящий шахид всегда должен выглядеть неприметным, хотя в современном мире это не всегда удается, потому что идейных шахидов становится найти все труднее и труднее. Вера в людях скудеет день ото дня, и приходится использовать различные химические препараты. А человек, находящийся под действием препаратов, наоборот, привлекает к себе внимание и часто определяется даже внешне.
Носилки были приготовлены заранее. Срубили два шеста, между ними привязали одеяло.
Время терять не стоило, и носильщики тронулись в путь. Аслан аль-Мурари в бинокль наблюдал за тем, как их встретил у входа в ущелье какой-то солдат, что-то сказал и повел за собой. Оставалось ждать.
Эмиру казалось, что время тянется чрезвычайно долго. Он уже думал, что с носильщиками случилась какая-то неприятность. Не зря же прозвучало предупреждение о лютом и подозрительном командире спецназа. А если автоматы с глушителями, то и расстрела безоружных носильщиков слышно не будет. И как выяснить, что приключилось с посланными, эмир не знал. Он даже хотел снова послать Хамида аль-Таки, когда из ущелья вышел сначала солдат, посмотрел в обе стороны, а потом и носильщики появились. И медленно, с уважением, как и полагается похоронному шествию, несли чье-то тело. Это, естественно, был не аз-Мазанхири, он уже давно похоронен в Сирии с соблюдением всех мусульманских обрядов, и даже омовение совершалось троекратно с водой, в который добавляли кедровый порошок и камфорное масло. Того, кого несут сейчас, тоже похоронят с честью и уважением, решил эмир, только ни кедрового порошка, ни камфорного масла в отряде нет. Но в этом случае можно обойтись просто чистой водой и троекратным омовением под молитву, которую прочитает кто-нибудь из тех, кто никогда не расстается с Кораном. Такие моджахеды в отряде есть.
Главное, перед атакой надо все тщательно взвесить и продумать. Но для этого следует дождаться результатов разведки…
Четверо носильщиков подошли к месту, где стоял эмир, и опустили носилки на землю. Опасаясь, что спецназовцы наблюдают за ним в бинокли, и желая показать, что он действительно посылал за телом известного человека, Аслан аль-Мурари подошел к носилкам, присел и взял убитого за руку, словно бы разговаривая с ним. Так, не выпуская руки, повернулся к носильщикам и спросил:
– Много там убитых?
– Мы видели только шестерых в самом конце ущелья, рядом с костром и «схроном», и еще пятерых недалеко от входа. Но земля везде залита кровью. Наверное, убили многих.
– И что там со «схроном»?
– Его, похоже, не вскрывали. Спецназовцев рядом не было. Только около потухшего костра лежало шестеро наших. Они, видимо, тоже в «схрон» не заглядывали. Впечатление такое, что там все целое и нетронутое. Замаскировано хорошо, камни лежат, как и положено.
– Спецназовцев сколько?
– Нас к костру сопровождало четверо. Автоматы на нас наставили и вели, как тюремный конвой. У входа остались четверо солдат, два сержанта и офицер.
– Всего одиннадцать человек? – удивился аль-Мурари.
– Это те, которых мы видели. Другие могли спрятаться.
– Там спрятаться некуда. Только в «схрон», – возразил другой носильщик.
– Мы же их просто раздавим, – решил эмир. – Только стрелять начнем, они головы поднять не смогут… Я думал, там, по крайней мере, два взвода.
– Эмир, вход в ущелье слишком узок, – вмешался третий носильщик. – Войдя туда, мы теряем все преимущество в численности. Мы не можем идти все вместе, а малые группы они остановят. При этом тем, кто пойдет первым, обеспечена смерть. Кто пойдет первым?
– Кого Аллах пошлет, тот и пойдет первым, – подсказал эмиру мудрый Хамид аль-Таки.
Вовремя подсказал…
– Жребий выставит очередность, – согласился Аслан аль-Мурари. – У меня уже был подобный случай. Кто был со мной в самом начале сирийской кампании, помнит. Аллах подсказал, кому идти первыми. Но люди отказались. Вместо них пошли другие. Настоящие мужчины пошли, которые презирают смерть. И остались живы. А кто не пошел, в том же бою все погибли, до последнего, но при этом еще навлекли на себя немилость Всевышнего. Мы можем только предполагать, кого Аллах хочет забрать, и только он знает, кто ему нужен. Но лишние жертвы нам тоже не нужны. Попробуем сделать иначе. Как думаешь, Хамид?
Хитрый Хамид аль-Таки сощурился и высказал свое мнение:
– Нужно проявить милость к запертым в ущелье спецназовцам. Не у нас трудности, трудности у них. Они уйти не могут, а мы всегда можем прийти и своими каблуками потоптаться на их трупах. Нас слишком много, чтобы они смогли сопротивляться. Им нужно продемонстрировать нашу силу и наших прославленных бойцов. Таких вот, как Субхи. Пусть посмотрят на его широкую грудь. Кто может сравниться с ним в спецназе? Поищите такого… Мы должны, эмир, разрешить им уйти. Просто, по милости своей. Но перед этим два десятка бойцов надо отослать вперед, чтобы они встали заслоном на пути отхода спецназа. Мы подойдем позже, когда спецназ освободит ущелье. А до встречи с нашим заслоном пусть живут. Мы же не станем обещать им вечную жизнь, значит, не будем обманщиками, а просто разрешим им уйти. Но не скажем, что разрешаем дойти только до заслона…
– Хамид, как всегда, прав, – подвел итог эмир. – Пока уходим в ущелье. Сделаем вид, что мы люди честные и покойника взяли для того, чтобы похоронить. Уходим в ущелье. Разворачиваемся и заслон сразу высылаем. Отсюда спецназовцы его заметят.
Отряд отправился в ущелье. Первых носильщиков, уже уставших, сменили другие и с почестями понесли убитого. Аль-Мурари тем временем связался со второй половиной своего отряда и отдал приказ отойти и им. На всякий случай выставил на отрог близкого к тупиковому ущелью хребта наблюдателя, снабдив его переговорным устройством, чтобы сообщал, если спецназовцы поведут себя как-то странно или попытаются убежать до того, как будет выставлен впереди заслон.
В ущелье, пока моджахеды копали могилу для убитого, эмир сел на камень и раскрыл карту. Место для выставления заслона он нашел быстро. Место удобное, расположено как раз на прямом пути от тупикового ущелья в сторону ближайших гор, куда спецназовцы и должны будут бежать. Подумав, Аслан аль-Мурари позвал к себе Хамида аль-Таки.
– Хамид, ты у нас один из самых опытных и самых хитрых лисов, сумеешь устроить засаду. Возглавляй заслон. Набирай людей и выходи…
– А на переговоры?
– На переговоры я пошлю Субхи. Пусть попугает спецназовцев, это ты правильно заметил. И вообще я сам хочу с ихним эмиром поговорить…
– С офицером, – поправил Хамид.
– Это почти то же самое, что эмир. Потешу его самолюбие, пусть считает себя эмиром. Хотя бы до встречи с тобой. Иди… Сколько тебе дать времени?
– Сорок минут хватит. Я мелко шагаю, но умею быстро ноги переставлять. Не каждый угонится. За сорок минут мы и до места дойдем, и позицию себе подготовим.
– Я знаю, что ты умеешь быстро ходить. Иди…
Аль-Таки отобрал себе двадцать человек из разных групп для операции и при этом решил совершить обход по большому кольцу, чтобы остаться не замеченным спецназовцами. Аль-Мурари тем временем вызвал на связь оставленного на отроге наблюдателя.
– Слушаю, эмир, – сразу отозвался тот.
– Докладывай, что видишь.
В трубке раздался какой-то непонятный звук, словно она обо что-то ударилась, и все, больше не было слышно ни слова. Видимо, это переговорное устройство работало на другой волне, приближенной к волне, на которой работают сотовые телефоны. А эмир отправил своего инженера-электронщика в засаду, и теперь некому регулировать электронику.
– Эй! Эй! Слышишь меня? – раз за разом спрашивал эмир трубку. Но она молчала.
Чтобы совсем не остаться без наблюдателя, аль-Мурари выслал человека к ближайшему отрогу на случай, если спецназ решит сбежать раньше, чем ему предложат это сделать. Это не самый лучший вариант, потому что Хамид аль-Таки не успел бы добраться до места. Подумав, решил в дополнение, что переговоры в любом случае длятся не пять секунд, и можно их уже начинать. Сначала послать одного Субхи – пусть договорится, чтобы вышел их эмир, а потом и сам Аслан аль-Мурари выйдет. Хамид к тому времени уже успеет занять позицию.
– Субхи, бери белый флаг в руки.
– Будем сдаваться, эмир? – спросил удивленный пехлеван.
– Будем вести переговоры. Садись ближе, я тебе растолкую, что нужно сказать.
Субхи ушел с флагом в руках в сторону тупикового ущелья. Желая наблюдать конкретную картину встречи, Аслан аль-Мурари залег на камни на краю отрога с биноклем в руках и все видел. Навстречу верному Субхи вышел какой-то мальчишка. Конечно, это был не мальчишка по возрасту, а зрелый солдат, тем не менее в бинокль, не позволяющий как следует рассмотреть лица, рядом с мощным и сильным Субхи этот спецназовец выглядел мальчишкой, несмотря на то что бронежилет и «разгрузка» делали его и в плечах шире, и в корпусе объемнее. Субхи был без бронежилета, но на него приятно было смотреть, он наглядно демонстрировал и олицетворял всю мощь отряда. Это должно было произвести на солдата впечатление, если уж производит впечатление на самого эмира.
Разговор не был долгим. В принципе Субхи и сказать-то должен был только то, что эмир отряда желает встретиться с эмиром спецназовцев. Но Субхи хорошо понял свое поручение и тянул по возможности время, как и просил его эмир. А когда вернулся, обрадовал еще больше:
– Их командир напился чаю и сейчас отдыхает. Он всегда после чая отдыхает. Привычка такая. Мы договорились с этим старшим сержантом, что встреча произойдет через два часа. Когда их командир отоспится и успеет умыться. Я сказал, что бриться необязательно, наш эмир считает, что мужчина должен носить бороду. Не знаю, побреется командир перед смертью или нет… Говорят, у христиан покойников перед похоронами бреют. Если человек может, он сам перед смертью бреется. А этот старший сержант… Молод… Не брит, борода не растет, как у девки… Три волосинки торчат в разные стороны…
Субхи вернулся в отличном настроении, с уверенной улыбкой на лице. А ведь еще утром у него зубы стучали от высокой температуры. Но он, как настоящий мужчина, взял себя в руки и запретил себе болеть. И перестал болеть. Аль-Мурари уважал Субхи за такое умение управлять своим организмом. Там, где стреляют, там территория настоящих мужчин. Таких, как Субхи. И себя эмир причислял к настоящим мужчинам. Пусть он не болел и не заставлял свой организм выздороветь по одному только приказу. Но он – мужчина, он – воин. Более того, он первый среди воинов, которых ведет в бой.
Два часа осталось подождать. Два часа. А потом или в бой идти или преследовать бегущего врага. Сам эмир к отсрочке встречи на два часа относился двояко. С одной стороны, она давала возможность спецназовцам надеяться на подкрепление, а с другой – возможность Хамиду аль-Таки хорошо устроиться в засаде, окопаться и спрятаться так, чтобы спецназовцы засаду не заметили. Но время потянулось медленно, как всегда бывает, когда ждешь. Наконец, когда до встречи оставалось полчаса, аль-Мурари поднялся:
– Субхи, пойдем…
Субхи вскочил на ноги, всегда готовый к выполнению того, что прикажет эмир. Хотя свое мнение он тоже не боялся высказывать. Высказал и в этот раз:
– Не рано?
– Там подождем.
– Как скажете. Эмир…
– Что еще?
– Оружие…
– Что тебе не нравится?
– На переговоры ходят без оружия.
– А если я им не верю? Я думаю, и их эмир тоже с оружием заявится.
– Они подумают, что мы боимся их и потому идем с оружием. Это нехорошо…
Аслан аль-Мурари со вздохом положил свой автоматический карабин М-4 [6]6
Автоматический карабин М-4 создан на заводах Кольта на базе американской автоматической винтовки «М-16». Стоит на вооружении армии США. Отличается ненадежностью и капризностью.
[Закрыть]рядом со своим рюкзаком. Подумал несколько секунд, снял бушлат, вытащил из рюкзака пистолет-пулемет «Скорпион», ремень перекинул через плечо, а сверху снова надел бушлат. Похлопал себя по боку, проверяя, как держится оружие, и спросил у Субхи:
– Так не видно?
– Если только бушлат нараспашку держать. Как я… Тогда не видно будет.
Субхи не только бушлат никогда не застегивал, он и камуфлированную рубашку держал всегда расстегнутой, показывая покрытую густой и длинной порослью грудь. От этого сама грудь казалась даже более широкой, чем была на самом деле, хотя шире, казалось бы, уже некуда.
Эмир расстегнул свой бушлат и удивился, что пехлевану нравится так ходить. Как раз в этот момент резким порывом пролетел холодный ветер, обдавая ледяным касанием все тело, пусть и прикрытое одеждой. И Аслан аль-Мурари еще раз с тоской вспомнил о своей пустыне, где днем тепло даже зимой. Но тут же вспомнил и о том, как он только что размышлял о мужестве. Если здесь территория настоящих мужчин, то он, оказавшись на этой территории, должен терпеть, как настоящий мужчина, и не замечать, что кавказская зима сильно отличается от зимы саудовской, иорданской или сирийской…
К скоплению черных поросших у земли зеленым мхом валунов аль-Мурари и Субхи пришли первыми. Так и хотелось эмиру. Он сразу прошел между всеми камнями, не доверяя противнику и проверяя место на случай какой-нибудь пакости, на которую все неверные способны. Ничего подозрительного не обнаружив, аль-Мурари сел за камень так, чтобы его не доставал холодный зимний ветер, который из порывистого в ущелье на открытом месте превратился в постоянный и упрямый, словно хотел заставить эмира почувствовать простуду, как и Субхи утром.
Он присел, прислонившись спиной к камню. Субхи сначала стоял рядом, закрывая своей широкой спиной эмира от ветра, потом тоже присел к противоположному камню.
– Недолго ждать осталось. Скоро придут.
– Могли бы и наблюдателя выставить. Увидел бы, что мы идем, и русский эмир поспешил бы. Это в его же интересах…
– Головы над камнями вижу, – сказал Субхи, сидящий лицом к входу в тупиковое ущелье. – Наверное, идут…
– Не показывай, что мы заинтересованы в том, что я буду предлагать. Это они должны быть заинтересованы в нашем милосердии. А мы готовы их благодарность мягко отвергнуть. Да, мы добрые. Идите, куда хотите. Мы вам не мешаем. Просто не хочется убивать… Каприз у нас такой… Отпускаем…
– Я вообще буду только переводить, эмир. От себя ничего говорить не буду, вдруг что-то не так скажу. – Субхи хорошо знал свое место и старался не выходить за определенные рамки.
Русский язык Субхи выучил еще в Рязанском десантном училище. Хотя прошло больше двадцати лет, что-то не забыл, что-то обещал вспомнить, но тот же старший сержант, с которым разговаривал Субхи изначально, все сказанное им понял. Должен, наверное, понять и спецназовский эмир, считал аль-Мурари.
Спецназовцы подходили. Эмир с помощником встали и вышли из камней, соблюдая вежливость. Известно ведь, что только вежливые люди бывают милосердными, а именно милосердным хотел себя сейчас показать эмир аль-Мурари. Кроме, как милосердием, объяснить поступок эмира трудно.
Но русские желали держать дистанцию и в прямом, и в переносном смысле. По крайней мере, офицер даже не пожелал подойти, чтобы пожать руку. И своего старшего сержанта придержал, чтобы тот не подходил. Аслан аль-Мурари понял ситуацию и тоже не стал к ним приближаться. Он представил, какое унижение для него будет, если он подойдет, протянет руку, а этот спецназовский эмир свои руки спрячет за спину.
Еще эмиру не понравилось, что офицер, как показалось, разговаривал через трубку с кем-то. Но как же тогда «глушилка», выставленная Хамидом аль-Таки? Или она не действует на русские трубки? Или у них диапазон другой? Это хотелось выяснить, и Субхи перевел вопрос.
Спутниковая трубка… Очень плохо. Если этот офицер не врет, то он имеет постоянную связь со своим командованием. А это значит, что в любой момент может пожаловать и подкрепление, можно ждать и авиационного налета.
Значит, со спецназом следует покончить как можно быстрее…
Глава четвертая
Чтобы солдаты не расслаблялись и заранее прочувствовали предстоящую тяжесть неравного боя, старший лейтенант Старицын заставил их перекрыть ущелье камнями. Те, что помельче, носили, а крупные катали. Наконец тропу перегородила стена высотой метра в полтора. Для удобств обороны этого хватало. На такую стену сразу не заберешься, а пока забираешься, тебя три раза пристрелят. Затем командир взвода приказал прислонить к ней тела убитых бандитов. Была надежда, что кого-то из живых бандитов это остановит, не даст стрелять разгульно. Кроме того, при подготовке к обороне было выставлено еще несколько каменных горок сразу у входа в ущелье. Эти горки едва-едва держались, и их нетрудно столкнуть, но камень размером со спортивную гирю, упав на кого-то с высоты трех метров, удовольствия мало кому доставит. Эти горки старший лейтенант приказал выставить из расчета на то, что бандиты интуитивно не захотят идти в лобовую атаку посреди тропы и будут прижиматься к большим камням. А здесь можно забросать их более мелкими камнями, заодно и гранатами. Ручные гранаты были приготовлены заранее и выложены так, чтобы их удобно было бросать. Командиру взвода показалось, что гранат недостаточно, и он послал сапера Жулудкова с тремя солдатами в бандитский «схрон» для довооружения. Солдаты сделали по два рейса, доставляя гранаты на позицию. Заодно принесли и четыре РПГ-7 с запасом осколочных гранат арабского производства [7]7
В Российской армии РПГ-7 считается противотанковым гранатометом, и в этом качестве он себя прекрасно зарекомендовал. Но еще во время афганской войны моджахеды использовали РПГ-7 и как противопехотное оружие, стреляя надкалиберными осколочными гранатами арабского и китайского производства. Российская же военная промышленность долго не выпускала осколочные гранаты для этого мощного гранатомета. И только в новом веке дело сдвинулось с мертвой точки, и стали выпускаться 40-миллиметровые калиберные осколочные гранаты ОГ-7В.
[Закрыть]. Это сразу усилило оборонительную способность спецназа. Инициатива принести гранатометы исходила от солдат. Значит, не зря старший лейтенант приучал их к самостоятельному мышлению и принятию решений, исходя из ситуации.
Позиция была вообще-то и сама по себе достаточно сильной. Единственная слабая ее сторона, как понимал Владислав Григорьевич, – если бандиты прорвутся хотя бы до возведенной каменной стены, они имеют возможность бросать ручные гранаты и через нее, и через боковые камни. Правда, о том, что за боковыми камнями тоже находится позиция, бандиты не знали, но узнают об этом после первой же атаки, которая может оказаться для них убийственной.
Прибежал посыльный от наблюдателей.
– Товарищ старший лейтенант, опять парламентарий. С белым флагом. Теперь уже другой. Не седобородый.
– А остальные бандиты?
– Этих пока не видно. Ни справа, ни слева.
– Понял. Леха!
– Я! – Старший сержант Ломаченко отбросил камень, который тащил, и подбежал к командиру взвода. – Опять на переговоры?
– Опять…
– Я на бандитов впечатления не произвожу. Фигурой не вышел. Не воспринимают меня всерьез…
– Воспримут после первой атаки. Выходи навстречу, чтобы парламентарий не вышел к нашим воротам. Ни к чему ему видеть, что мы готовимся.
– Понял, товарищ старший лейтенант.
Старший сержант прислонил к камню свой автомат, одернул на себе форму и двинулся к выходу.
К командиру взвода подошел санинструктор ефрейтор Сапожников:
– Товарищ старший лейтенант, пока не началось, может, сделаем перевязку? Потом будет не до того, да и другие раненые могут появиться.
– Давай. Работай.
Санинструктор обработал рану, прилепил новый бактерицидный тампон, смоченный в какой-то липучей жидкости, внешне схожей с канцелярским клеем.
– Чем намазал? – спросил Старицын.
– Простой винилин. Бальзам Шостаковского. Он хорошо заживляет. У бандитов его много было. Единственное лекарство российского производства, все остальные – американские. Я посмотрел – фармакологический концерн FDA.
– Наверное, поставляют им вместе с деньгами, – предположил старший лейтенант. – Хотя наши же винилин им не поставляют…
– Спорный вопрос, кто им что поставляет. Если из Сирии пришли, вполне могли много винилина на сирийских складах набрать. Туда, я слышал, после окончания афганской войны все армейские склады с медикаментами перебросили. В дар сирийской армии.
– Туда же могли и американцы свои медикаменты оппозиции присылать. Правда, американцы в виде помощи обычно присылают все просроченное. Они еще во Вторую мировую войну нам за золото поставляли просроченные тушенку и сгущенку. Опыт имеют. То, что с армейских складов списывают, и отсылают в помощь. Гуманисты…
Перевязка была закончена как раз к моменту возвращения старшего сержанта Ломаченко.
– Рассказывай, Леха… – кивнул Старицын.
– А что рассказывать, товарищ старший лейтенант… Товарищ эмир то есть…
– Чего-чего? – не понял Владислав Григорьевич и даже привстал, услышав, каким титулом «наградил» его заместитель.
– Это не я придумал. Это бандиты. Со мной разговаривать не хотят. Говорят, их эмир хочет встретиться с эмиром спецназовцев.
– Ты не застрелил того, кто так сказал?
– Я оружие здесь оставил. Переговоры все-таки.
– Твоего командира оскорбляют, приравнивают к главарю банды, и весь твой взвод оскорбляют, называя бандой, а ты терпишь?
– Я бы, конечно, мог его побить, хотя он и здоровый внешне мужик, только он же с белым флагом пришел. Парламентеров бить вроде бы как не полагается. И я проявил терпение. К тому же я старую поговорку помню: «Хоть горшком назови, только в печь не сажай»…
– Это в принципе верно. Значит, и мне требуется проявить терпение. Только где мне одежду на себя найти почище? Чтобы без крови. На меня ни один бушлат во взводе не полезет. Я не хочу показывать, что ранен, это их может воодушевить.
– А вы, товарищ старший лейтенант, свалите все на бандитов, скажите, что это кто-то из них вас своей кровью испачкал.
– Так, наверное, и придется сделать. Ты им сказал, что я чаю напился и сейчас отдыхаю?
– Конечно, как и заказывали.
– И что, на своем стоят?
– Говорят, они подождут, когда вы отдохнете. Просили после этого организовать встречу.
– И что?
– Я сказал, что вы попросили через час вас разбудить.
– Через час, значит? Хорошо, что время оттянул.
– Договорились, что через два часа я постараюсь вас вывести. Мы вдвоем пойдем. Их тоже будет двое. Поговорим… Чего ж не поговорить…
– Поговорим, – согласился Старицын. – Значит, час я вполне могу себе позволить отдохнуть. Часовых проверил?
– Им еще сорок минут стоять.
– Тогда отдыхаем. Хотя бы до смены часовых…
За временем следил замкомвзвода. Он подошел к старшему лейтенанту, когда тот наблюдал, как младший сержант Вацземниекс пытается все же дозвониться, хотя индикатор показывал отсутствие сотового сигнала. Потом попытался хотя бы в Интернет со своего смартфона выйти, но это тоже не получилось.
– Что, Леха? – спросил Владислав Григорьевич, видя, что старший сержант Ломаченко как встал за его спиной, так и не уходит.
– Через пять минут выходить нужно, товарищ старший лейтенант.
– Может, здесь горы экранируют… – предположил Вацземниекс. – Попробуйте там, на открытом месте, товарищ старший лейтенант. Может, будет сигнал. Или хотя бы подразните их, сделайте вид, что разговариваете по дороге. Чтобы они видели. По их реакции что-то, может быть, поймете.
– Да, это мысль, – согласился Старицын, взял в руку трубку и посмотрел на старшего сержанта Ломаченко: – Ну как, Ломаченко, двинули?
– Двинули, – кивнул замкомвзвода. – Нам, наверное, белый флаг брать не стоит, меня они уже запомнили.
– Лучший друг, можно сказать, бандитов, – хмыкнул командир. – Тот, что с тобой разговаривал, что за тип?
– По-русски говорит с трудом, слова произносит с непонятным акцентом. На наших не похож. Злой, как черт. Я уж постарался не обострять с ним отношения. Здоровенная волосатая горилла. Руки – с мою ногу толщиной.
– Где младший сержант Лохматый? – спросил командир взвода.
– Здесь я, товарищ старший лейтенант, – поднялся из-за камня снайпер.
– Мы идем на переговоры с противником, которому я не доверяю, безоружными. Будешь нас страховать. Но стрелять только в том случае, если у них в руках оружие окажется. Все понял?
– Так точно. Не волнуйтесь, я подстрахую. Только постарайтесь мне видимость не закрывать. Лучше в сторону в случае чего отходите.
Старицын кивком выразил согласие. Они вышли из ущелья, и Ломаченко вытянул руку, показывая место встречи:
– Вон там договорились встретиться. У трех камней.
– Где-то в русских равнинах встреча назначалась бы у трех берез или у трех сосен, а здесь – у трех камней, – усмехнулся Старицын. – И от нас с тобой, Леха, и от наших мальчишек зависит, будем ли мы с этими и подобными им бандитами назначать друг другу встречу у берез или у сосен. Остановим ли мы их здесь, или они сумеют продвинуться дальше.
– Вы же говорили, они в Сочи нацелились.
– Сочи – это только начало. А цель у них – создание всемирного эмирата. На картах у фундаменталистов этот эмират захватывает и половину России. Не только традиционные исламские регионы – Северный Кавказ, Татарию и Башкирию, но и весь Русский Север, все нефтеносные и газодобывающие районы. И потому на их активность западные страны посматривают сквозь пальцы. Это может быть мощный удар по России, что западные страны только обрадует. Но мы постараемся их не допустить не только туда, но даже в Сочи. Задачу понял, старший сержант?
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Кажется, они уже ждут…
Из-за камней поднялись две человеческие фигуры, пристально всматривающиеся в приближавшихся спецназовцев. Один из встречающих даже бинокль поднял, чтобы лучше рассмотреть. Старший лейтенант Старицын среагировал на это и торопливо, словно у него звонок в кармане раздался, вытащил трубку смартфона Вацземниекса, поднес ее к уху и стал якобы разговаривать, произнося шепотом непонятные даже старшему сержанту слова. При этом Владислав Григорьевич внимательно наблюдал за реакцией бандитов. Те поняли, что идет разговор, переглянулись и обменялись репликами.
За тридцать шагов до встречающих старший лейтенант завершил разговор:
– Задачу понял, товарищ подполковник. Все. Я уже пришел на место переговоров. Да, погода здесь вполне летная. Да-да. Я понял. Все… Больше не могу говорить. До связи…
Он убрал трубку в карман, сделал еще несколько шагов и остановился, не желая подходить ближе. Старшему лейтенанту не хотелось, чтобы эмир бандитов протягивал ему руку, так как он не собирался обмениваться с ним рукопожатием. Эта мысль словно бы по воздуху пробежала между встретившимися людьми, и один из бандитов остановил другого, желавшего изначально сделать несколько шагов навстречу. Противники оценивающе рассматривали друг друга. Но только спецназовцы знали, что внешняя оценка мало что может дать. Бандиты выглядели солидно. Оба крепкие, а один вообще не просто крепкий, а мощный, хотя и слегка закрепощенный в своих тяжелых мышцах. Второй выглядел умнее лицом и отличался властными манерами, держа себя независимо. Этот второй и начал разговор, но говорил он на незнакомом старшему лейтенанту языке. Второй бандит переводил:
– Наш эмир спрашивает, разве здесь есть сотовая связь? Ты с кем-то разговаривал по телефону. А мы никак не можем дозвониться кое-кому.
– Сотовой связи здесь нет. Раньше была, но потом перестала работать. Работает только трубка спутниковой связи. Она никак не привязана к вышкам, и связь осуществляет в другом диапазоне.
– Ты не разрешишь нам воспользоваться твоей трубкой? Нужно сказать всего несколько слов. Эмир готов даже оплатить разговор. Это никак не касается тебя и твоих солдат. Это даже не касается боевых действий. Можно сказать, бытовой разговор.
– Нет. Не разрешу. Я не знаю вашего языка и не пойму, о чем вы будете говорить. И вообще хватит любезностей с врагами, мне так кажется. Это офицеру спецназа не к лицу. Мы пришли сюда не для того, чтобы о связи говорить и оказывать один другому бытовую помощь. Что твой эмир хотел мне сообщить?
Переводчик перевел эмиру слова старшего лейтенанта. Тот ответил сердито, обидевшись, видимо, на отказ дать ему возможность воспользоваться трубкой.
– Наш эмир предлагает эмиру спецназа мирное решение. Мы даем вам возможность уйти, куда вы хотите. Мы не будем организовывать преследование. Эмир может поклясться своей честью. Это единственный для вас вариант спасения. Иначе все вы будете просто уничтожены. Освободите нам дорогу, и вы все живы и свободны…
В некоторых словах переводчика Владислав Григорьевич услышал знакомое характерное произношение и, остановив его жестом, слегка насмешливо спросил:
– Что ты делал в Рязани?
Тот растерялся и стал переводить эмиру вопрос офицера. Эмир бросил что-то резкое, и переводчик снова повернулся к Старицыну: