Текст книги "Йохан и бабай (СИ)"

Автор книги: Сергей Панарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Йохан и бабай

(Трагифарс на руинах фэнтези)

 

Портоглиома была возглая и обоевогнутая.

Герцог зажмурился от чувства безысходности. Безусловно, всё пропало.

Он, конечно, спешился и разогнал пинками жавшихся друг к другу оборотней-егерей, произнёс разные проклятия в адрес Портоглиомы и небес, сплюнул на пашню... Но что толку?

Досадливо пнув ком земли, он поковылял к замку. Конь, всё это время тревожно косившийся на Портоглиому и нервически трясший боками, пошёл за хозяином.

Человек и конь скрылись в леске, и Портоглиома осталась на поле в одиночестве.

Агнесс встречала мужа на мосту.

– Сколько нам осталось?.. – в её карих глазах метались искры тревоги.

– День... Два... Не знаю, – ответил герцог и хлопнул железной крагой о древесный настил. – Проклятый книжник! Вечно уходит перед бедой! Чувствует, что ли?

– Возьми себя в руки, муж мой, – мягко сказала Агнесс. – Премудрый Саотун вернулся и ждёт тебя в тронном зале.

– Хоть что-то хорошее, – буркнул герцог, смягчившись.

За двадцать лет замужества Агнесс научилась смирять гнев супруга.

Когда герцог поравнялся с ней, Агнесс коснулась его запястья:

– Какая она?.. – герцогиня почти шептала, тщась отыскать надежду в чёрных зрачках мужа.

Он мотнул головой, пряча глаза.

– Возглая...

– И?..

– Обоевогнутая, Агнесс, обоевогнутая.

Руки герцогини метнулись к лицу.

– Это конец, – выдохнула она.

А герцог уже отдавал распоряжения начальнику стражи:

– Пусть все бегут. Никаких шмоток, чалой скотины и долгих сборов. Срочно бегите!

– Светлейший Йохан, твой скромный слуга приветствует тебя, – замер в низком поклоне Саотун.

– Привет, Саотун! Брось кланяться, – отмахнулся герцог, проходя к креслу и плюхаясь на любимую алую подушку.

За годы дружбы восточный человек так и не отучился бить поклоны, хотя его связывали с герцогом отнюдь не вассальские отношения. Что ж, дружбе не мешает даже глупый этикет.

Мудрец был раскос и низкоросл. Его седая голова едва доставала до плеча герцога. Серые одежды Саотуна отличались простотой и удобством. Просторные штаны, куртка с широкими рукавами, широкий пояс, на котором висели коробочка для письменных принадлежностей и меч с широким лезвием.

– Портоглиома, – герцог Йохан был краток.

– Я был в горах и видел знаки грядущей беды, – сказал книжник. – Поэтому сразу же поспешил вернуться к тебе, мой сюзерен.

– Какой я, к чёрту, сюзерен? Через пару дней всё кончится.

– Ты не ошибаешься? Оплот Упадка возгл и обоевогнут?

– Да, да, да! – заорал Йохан, растирая виски. – Эта дьявольская штуковина именно такова! Я уже замучался это всем повторять!.. И сдаётся мне, мы пропали.

Мудрец долго молчал. Герцог не может покинуть эти земли. Во время очередного соседского набега именно здесь Йохан был смертельно ранен, и только мастерство восточного многознатца сохранило ему жизнь.

Но какой ценой! Саотун, рискуя собой, призвал демонов четырёх стихий, которые смогли заточить дух герцога в подвалах замка. Йохан лишился винного погреба, зато вернулся в наш мир. Мудрец закрыл подвалы магическими печатями. Пока были целы печати, герцог был неуязвим. А, следовательно, непобедим, в чём не раз убеждались жадные до чужих угодий соседи.

Наконец, книжник заговорил:

– Мой сюзерен, я сражался за твою жизнь в семи планах бытия, как некогда ты за мою бился в этом, самом вульгарном слое сущего. Не отступлюсь и ныне...

Со двора донеслись хриплые вопли и пронзительный визг. Герцог метнулся к окну.

Пьяный стражник, пятясь, тащил за волосы крестьянку. Та упиралась и лупила его по защищённому кирасой пузу.

– Не сметь! – взревел Йохан.

Стражник выпустил добычу и убежал, вжимая голову в плечи, как нашкодивший ребёнок.

Крестьянка осталась сидеть в пыли и теперь беззвучно рыдала.

– Да, влияние Оплота Упадка уже проявляется, – грустно сказал Саотун. – Праздные умом сильнее подвержены Его пагубному воздействию. Непраздные, впрочем, тоже не избегали худшего... Но ты, ты должен бороться. Отправь супругу и чад подальше отсюда. Я подберу верных людей. Мы же с тобой уединимся близ проклятого Оплота и переждём смуту той части Небесной Гармонии, которая звучит для твоего герцогства.

– Как мы сможем бороться, Саотун?

– Способы есть, мой сюзерен. Мудрейшие оставили многие ценные свидетельства в своих трактатах... Правда, ни одна из этих рукописей так и не была закончена... Доподлинно известно, что Предмет, сеющий горе, существует не более семи дней. Коль скоро влияние Оплота уже ощущается, осталось не более трёх суток. Расположившись в правильном месте...

– Что за правильное место? – прервал книжника Йохан.

– Думаю, тут нужно образное объяснение. В Тишайшем море, где случалось проплывать твоему покорному слуге, замечено воистину мистическое проявление воли небожителей: бывает, волны словно замирают и стоят некоторое время, не шелохнувшись. Я сам наблюдал такое, и теперь никто не переубедит меня в том, что наш мир прекрасен в своей чудесности.

– Ближе к делу, друг.

– Прошу прощения, но это очень важная метафора. Действие Оплота Упадка подобно таким стоящим морским волнам. Мы можем найти безопасный промежуток между участками, испытывающими особое давление Хаоса, источаемого Оплотом. Я легко отыщу такой благословенный островок.

Герцог поднял руку, останавливая Саотуна:

– Почему же тогда должны уехать Агнесс и дети? Почему я не могу спасти людей?

– Прости, повелитель, но и между самыми опасными зонами нельзя расслабляться. Мысль должна работать, разум твой должен трудиться без малейших остановок, а ты сам не должен спать. И ещё. Ты ни в коем случае не должен сосредоточивать внимание на Адском Предмете, иначе Он услышит твои мысли и перестроится. И вот я спрашиваю тебя, как ничтожнейший слуга, которого ты великодушно называешь другом: выдержит ли твоя супруга это испытание? А дети?

– Марк? Лизи?.. Нет, нет.. Агнесс?.. Нет... Конечно, нет. Она умна, моя Агнесс, но она женщина. Она, безусловно, сильна. Для женщины. Вот и сейчас она будет недовольна тем, что я оторву её от вышивки, хотя знает: надо бояться большего.

Книжник шагнул к герцогу.

– Она вышивает?

– Да, а что?

– Скорее к ней, мой господин! Блистательная Агнесс в опасности!

На большом полотне был скрупулёзно вышит портрет герцога. Но портрет этот был страшен.

Йохан и Саотун застыли на пороге, глядя на картину. Всё было вполне правдоподобно. Но... Лицо, изображённое умелой рукой Агнесс, словно начало рассыпаться под действием неведомого ветра, облетать, как листва с кроны пышного дерева, терзаемого ураганом.

Сама герцогиня сидела, отвернувшись от полотна, и стеклянным взглядом смотрела в окно.

За окном уходили подданные. Одни налегке, другие успели погрузить на телеги кое-какой скарб.

То и дело кто-нибудь покидал дорогу и брёл неизвестно куда, постоянно меняя направление. Некоторые несчастные останавливались в самой середине толпы, и тогда их выпихивали на обочину. Люди падали и оставались лежать или садились, тупо озираясь или сосредоточенно ковыряя землю.

От дальнего крыла дворца валил дым. Кто-то поджёг замок.

– Агнесс! – позвал герцог. – Милая...

Если бы он оглянулся на книжника, то мгновенно понял бы всё: Саотун сморщил личико в гримасе невосполнимой скорби.

Герцогиня не откликалась

Йохан в два шага оказался возле супруги.

Из уголка её рта сочилась тоненькая струйка слюны. В левой ладошке торчала большая игла для вышивания по грубому холсту. Длинная нить тянулась от иглы до полотна: очевидно, Агнесс не успела её оборвать.

Из-за спины герцога неслышно выскользнул книжник. Он припал на колено, аккуратным лёгким движением вынул иглу. Агнесс никак не отреагировала.

– Поздно? – просипел герцог.

– Нет, нет, мой сюзерен, – залопотал, вскочив, Саотун. – Нижайший из смертных сделает всё невозможное. Сейчас я погружу герцогиню в безопасный лечебный сон. И отправлю, отправлю прочь... И детей!.. Она придёт в себя. Обязательно!

Последние слова книжник почти кричал, тряся Йохана за грудки.

Герцог скинул оцепенение, остановил Саотуна, сжав его плечо.

– Делай всё, как полагаешь нужным. Я тебе верю, друг мой. Когда мы отправимся к Портоглиоме?

– Дай мне полчаса. И не думай, не думай о ней!!! У тебя дом горит, туши!

Герцог покинул покои Агнесс.

Книжник осмотрел герцогиню. Попробовал заставить её встать. Она, вроде бы, очнулась, но, посмотрев на портрет, заметалась, вырвалась. Мудрец успел оттащить её от окна, отобрать ножницы, но она оттолкнула его, и он ударился виском об угол стола. Удар был несильным, но кто мог поручиться, что и следующий не удастся?

Герцогиня была действительно сильной женщиной, потому и помешательство было буйным. Саотун прижал её к полу, навалившись всем весом.

На теле человека есть мириады точек, приложив небольшое умелое усилие к которым...

Агнесс и мёртвой была прекрасна.

Сын и дочь герцога отправились к дяде в сопровождении самых преданных людей Саотуна – умных, неленивых людей, способных продержаться несколько часов. Если будет угодно Небу, не пропадут...

Только зачем брату Йохана сумасшедшие племянники?

Герцог, чёрный от гари, сидел напротив Саотуна спиной к Портоглиоме.

Мудрец и его сюзерен пировали, играя в шахматы.

Перед взором герцога Йохана всё ещё пылал укрощённый им пожар, тряслась вдалеке карета, в которой книжник отправил семью, бродили умалишённые подданные. Он так и не успел проводить родных, занятый борьбой с огнём.

Потому и яства с вином, и игра не радовали.

Саотун был словоохотлив и даже весел, но в его речах всё чаще проскакивали досадные оговорки, порой мудрец сбивался и долго не мог припомнить, что, собственно, хотел сказать. Сделав очередной глупый ход, Саотун задел пальцем своего ферзя. Ферзь покатился и сбил пару пешек.

– Ой, надо же! – всплеснул руками книжник, рискуя разметать широкими рукавами остальные фигуры. – Моя неуклюжесть напомнила мне игру, названную в честь древнего героя и полководца Чай Пая. Одержав множество блестящих побед, Чай Пай всё же потерпел поражение. Его спавшее воинство, атакованное белыми дьяволами, было рассеяно. Он сам, раненный, в сопровождении верного ученика и женщины-телохранителя, умевшей метать дротики с нечеловеческой быстротой, пытался укрыться на противоположном берегу Жёлтой реки. Но предательская стрела всё же настигла Чай Пая...

Книжник поставил фигуры на их места.

– Видит Небо, мой сюзерен, ты сейчас похож на этого славного героя. Армия твоя повержена, остались только мы на растерзание... – и Саотун запел какую-то заунывную песню о том, что всё течёт, и надо лишь позволить течению подхватить тебя, раз уж границы остались без присмотра.

– Она тебя разрушает, – заметил герцог.

Мудрец прервал пение:

– Кто?

– Та штука, о которой нельзя думать.

– А, она-то, – ухмыльнулся Саотун, и его взгляд ненадолго вновь просветлел. – Я знаю.

– Почему ты остался, друг? – спросил герцог.

– Ты только что ответил.

– Они потеряны? Дети, Агнесс...

– Сожалею... – книжник встрепенулся, скользнул взглядом по искажённому прозрачной Портоглиомой пейзажу за спиной Йохана. – Нет, нет, они уехали, всё будет хорошо!.. Прости. Прости.

Герцог сгорбился и надолго замолк...

– А я? Почему эта гадость не действует на меня?

– Думаю, это связано с природой твоего нахождения в текущем плане. Впору все души загнать в магические подвалы, – Саотун рассмеялся.

Смех получился каким-то жалобно-скрипучим.

– Ты покидаешь меня?

– Да. Вот ведь несправедливость! Я знаю многое, я умею ходить по песку, не оставляя следов, я лечу и умерщвляю прикосновением, но бессилен перед Потро... Прото... Перед Оплотом, – мудрец покачал головой. – И я хочу уйти, сохранив хоть какие-то крупицы рассудка. Прощай, ты был замечательный друг и сюзерен.

Правой рукой книжник обхватил свой подбородок, левую наложил на темя.

Закрывший глаза Йохан услышал хруст.

Здесь, возле Портоглиомы, делать было нечего.

Йохан вернулся в замок, спустился в подвал и взломал печати.