Текст книги "Новый Дозор"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Сергей Лукьяненко
Новый Дозор

Моим родителям

Данный текст сомнителен для Дела Света.

Ночной Дозор

Данный текст сомнителен для Дела Тьмы.

Дневной Дозор

© С.В. Лукьяненко, 2012

© ООО «Издательство Астрель», 2012

Часть первая
СМУТНЫЕ ЦЕЛИ

Пролог

Старший сержант Дима Пастухов был хорошим полицаем.

Случалось, конечно, что он воспитывал обнаглевших пьяниц мерами, не предусмотренными уставом, – к примеру, хорошими зуботычинами или пинками. Но только в том случае, когда пьяница всерьез начинал качать права или отказывался следовать в вытрезвитель. Дима не брезговал пятихаткой, вытрясенной у не имеющего регистрации хохла или чурека, – в конце концов, если зарплата полицейского такая нищенская, пусть нарушители платят штраф ему лично. Он ничего не имел против, когда в забегаловках на подотчетной территории ему вместо стаканчика воды наливали рюмочку коньяка, а с сотни давали тысячу рублей сдачи.

В конце концов, служба есть служба. Она и опасна, и трудна. И на первый взгляд как будто не видна. Должно быть материальное поощрение.

Но зато Дима никогда не выбивал денег с проституток и сутенеров. Принципиально. Было что-то в воспитании, мешающее этим заниматься. Слегка подвыпивших, но сохранивших рассудок граждан Дима зазря в вытрезвитель не тащил. А узнав о реальном преступлении – не раздумывая бросался в погоню за грабителями, честно искал улики, подавал рапорта о мелких кражах (если пострадавшие настаивали, конечно), старался запомнить лица тех, кого «разыскивает полиция». У него были на счету задержанные, включая настоящего убийцу – зарезавшего вначале любовника жены, что простительно; потом жену, что понятно; а потом бросившегося с ножом на соседа, который и сообщил ему о неверности супруги. Возмущенный такой неблагодарностью сосед заперся в квартире и позвонил в «нольдва». Приехавший на вызов Пастухов задержал убийцу, бессильно колотящего в железную дверь хилыми, пусть и перемазанными в крови интеллигентскими кулачками, а потом долго боролся с желанием вытащить на лестницу соседа-провокатора и начистить ему физиономию.

Так что Дима считал себя хорошим полицейским – и был не так уж далек от истины. На фоне некоторых коллег он выглядел прилежным, словно милиционер Свистулькин из старой книжки про Незнайку в Солнечном городе.

Единственное пятно в служебной биографии Димы относилось к январю девяносто восьмого года, когда он, совсем еще молодой и зеленый, патрулировал вместе с сержантом Каминским район ВДНХ. Каминский был вроде как наставником молодого милиционера (тогда еще они назывались милиционерами, или попросту «ментами», не было ни модного «полицейского», ни обидного «полицая») и этой своей ролью очень гордился. В основном его советы и назидания сводились к тому, как и где можно легко подзаработать. Вот и в тот вечер, увидев спешащего из метро в переход молодого пьяненького мужика (даже в руке у него была початая чекушка дешевой водки), Каминский радостно присвистнул, и напарники двинулись наперехват. По всему было ясно, что пьяница сейчас расстанется с полтинником, а то и со стольником.

Но что-то не заладилось. Чертовщина какая-то началась. Пьяненький посмотрел на них неожиданно трезвым взглядом (трезвым-то трезвым, только во взгляде было что-то страшноватое, дикое, будто у давно разуверившейся в людях дворовой собаки) и посоветовал напарникам напиться самим.

И они послушались. Пошли к ларькам (последние годы ельцинского бардака истекали, но водку еще продавали прямо на улице) и, хихикая как ненормальные, купили по бутылочке – такой же, как у пьяницы, подавшего дельный совет. Потом еще по одной. И еще.

Через три часа их, веселых и остроумных, забрал с улицы свой же патруль – и это спасло Пастухова и Каминского. Влетело им не по-детски, но из милиции все-таки не выперли. Каминский с тех пор совсем завязал и божился, что встречный пьяница был гипнотизером или даже экстрасенсом. Пастухов напраслину на мужика не возводил и пустых догадок не строил. Но запомнил его крепко.

Исключительно с той целью, чтобы не попадаться на пути.

То ли дурацкая и позорная пьянка так запомнилась, то ли в Пастухове прорезались неожиданные способности, но через какое-то время он стал замечать и других людей со странными глазами. Для себя Пастухов называл их «волками» и «псами».

У первых во взгляде было спокойное равнодушие хищника – не злобное, нет, волк задирает овцу без злобы, а скорее даже с любовью. Таких Пастухов просто сторонился, стараясь при этом не привлечь внимания.

У вторых, больше похожих на давнего молодого пьянчужку, был собачий взгляд. Иногда виноватый, иногда терпеливо-заботливый, иногда грустный. Пастухова смущало только одно: собаки так смотрят не на хозяина, а в лучшем случае на хозяйского детеныша. Поэтому Пастухов сторонился и их тоже.

Довольно долго это ему удавалось.

Если дети – цветы жизни, то этот ребенок был цветущим кактусом.

Орать он начал, едва войдя в разошедшиеся двери «Шереметьево D». Красная от злости и стыда мать (очевидно, крик возобновлялся не в первый раз) тащила его за руку – но мальчишка, откинувшись назад, упирался обеими ногами и вопил:

– Не хочу! Не хочу! Не хочу лететь! Мамочка, не надо! Мамочка, не хочу! Мамочка, самолет упадет!

Мать отпустила руку – и мальчишка грохнулся на пол, где и остался сидеть: толстый, зареванный, некрасивый ребенок лет десяти, одетый чуть легче, чем следовало бы по московской июньской погоде, – явно полет предстоял в теплые края.

Метрах в двадцати от них сидящий за столиком кафе мужчина приподнялся, едва не опрокинув недопитую кружку пива. Несколько мгновений смотрел на мальчика и что-то втолковывающую ему мать. Потом сел и негромко сказал:

– Это ужасно. Это просто кошмар.

– Я тоже так считаю, – поддержала его молодая женщина, сидевшая напротив. Отставила чашку кофе и неприязненно посмотрела на мальчишку. – Я бы даже сказала – омерзительно.

– Ну, омерзительного я тут ничего не вижу, – мягко сказал мужчина. – Но что ужасно… это вне всяких сомнений…

– Лично я… – начала девушка, но умолкла, увидев, что мужчина ее не слушает.

Он достал телефон, набрал номер. Негромко сказал:

– Мне требуется первый уровень. Первый или второй. Нет, не шучу. Поищите…

Прервав связь, он посмотрел на девушку и кивнул:

– Извините, срочный звонок… Что вы говорили?

– Лично я – чайлд-фри, – сказала девушка с вызовом.

– Свободны от детей? Бесплодны, что ли?

Девушка замотала головой:

– Распространенное заблуждение! Мы, чайлд-фри, против детей, потому что они порабощают. Надо выбирать – либо ты свободная гордая личность, либо социальный придаток к механизму воспроизводства населения!

– А… – кивнул мужчина. – А я было подумал… проблемы со здоровьем. Хотел посоветовать хорошего врача… Ну а секс вы признаете?

Девушка заулыбалась:

– Ну разумеется! Что мы, асексуалы какие-то? Секс, супружеская жизнь – все это хорошо и нормально. Просто… связывать себя с этими орущими, бегающими…

– Гадящими, – подсказал мужчина. – Они ведь еще гадят непрерывно. И сами даже задницу подтереть не могут поначалу.

– Гадящими! – согласилась девушка. – Именно так! Провести лучшие годы за обслуживанием нужд неразвитых человеческих особей… Надеюсь, вы не собираетесь читать мне мораль и убеждать, что я одумаюсь и заведу кучу ребятишек?

– Нет, не собираюсь. Я вам верю. Я абсолютно убежден, что вы доживете жизнь бездетной.

Мимо прошел мальчишка с матерью – то ли слегка успокоившийся, то ли, что вероятнее, просто смирившийся с тем, что полет состоится. Мать вполголоса выговаривала сыну – доносилось что-то про теплое море, про хороший отель и корриду.

– О Господи! – воскликнула девушка. – Они еще и в Испанию… похоже, мы одним рейсом. Вы представляете, три часа слышать истерические визги этого маленького жирдяя?

– Полагаю, что не три, – сказал мужчина. – Час десять, час пятнадцать…

На лице девушки появилось легкое презрение. Мужчина выглядел вполне успешным, как можно не знать при этом самых банальных вещей…

– До Барселоны самолет летит три часа.

– Три двадцать. Но допустим…

– А вы куда летите? – Девушка стремительно утрачивала к нему интерес.

– Никуда. Я провожал приятеля. Потом присел выпить кружку пива.

Девушка поколебалась.

– Тамара. Меня зовут Тамара.

– Меня зовут Антон.

– У вас ведь наверняка нет детей, Антон? – спросила Тамара, все никак не желая расставаться с любимой темой.

– Ну почему же? Есть. Дочка. Наденька. Ровесница этого… жирдяя.

– То есть позволить супруге остаться здоровой и свободной женщиной вы не захотели? – усмехнулась Тамара. – Кто она у вас?

– Супруга?

– Ну не дочка же…

– По образованию – врач. А так… волшебница.

– Вот что я в вас, мужиках, не люблю, – вставая, произнесла Тамара, – так это пошлые красивости. «Волшебница»! А сами довольны небось, что она у плиты горбатится, пеленки стирает, ночей не спит…

– Доволен. Хотя пеленки сейчас никто не стирает, подгузники давно в ходу.

При слове «подгузник» лицо девушки перекосилось, будто ей предложили съесть пригоршню тараканов. Она подхватила сумку и не прощаясь пошла к стойке регистрации.

Мужчина пожал плечами. Взял телефон, поднес к уху – и тот немедленно зазвонил.

– Городецкий… Совсем? Нет, третий уровень никак. Полный чартер до Барселоны. Можно принять, что это второй… Нет?

Он помолчал. Потом сказал:

– Тогда мне одно седьмое. Нет, вру. У мальчишки дар предвидения второго-первого уровня. Темные упрутся рогом… Одно вмешательство пятого уровня – изменение судьбы одного человека и одного Иного… Хорошо, запишите на меня.

Он встал, оставив недопитый бокал на столе. Пошел к стойке регистрации, где рядом с матерью, замершей с каменным лицом в очереди, нервно переминался с ноги на ногу толстый мальчишка.

Мужчина прошел мимо контроля (почему-то его никто даже не попробовал остановить), приблизился к женщине. Вежливо кашлянул. Поймал ее взгляд. Кивнул.

– Ольга Юрьевна… Вы забыли выключить утюг, когда утром гладили Кеше шортики…

На лице женщины отразилась паника.

– Вы можете улететь вечерним чартером, – продолжал мужчина. – А сейчас вам лучше съездить домой.

Женщина дернула сына за руку – и рванулась к выходу. Мальчик, про которого она, похоже, напрочь забыла, широко раскрытыми глазами смотрел на мужчину.

– Хочешь спросить, кто я и почему твоя мама мне поверила? – спросил мужчина.

Глаза мальчика затуманились – будто посмотрели не то внутрь, не то куда-то далеко-далеко наружу, куда не стоит заглядывать воспитанным детям (впрочем, и невоспитанным взрослым туда смотреть без нужды не стоит).

– Вы Антон Городецкий, Высший Светлый маг, – сказал мальчик. – Вы отец Надьки. Вы… вы нас всех…

– Ну? – с живым интересом спросил мужчина. – Ну, ну?

– Кеша! – завопила внезапно вспомнившая о сыне женщина. Мальчик вздрогнул, туман в его глазах рассеялся. Он сказал:

– Только я не знаю, что все это значит… Спасибо!

– Я вас всех… – задумчиво сказал мужчина, наблюдая, как женщина с ребенком несется вдоль стеклянной стены аэропорта к стоянке такси. – Я вас всех люблю. Я вас всех убью. Я вас всех достал. Я вас всех… Как же я вас всех…

Он развернулся и неторопливо пошел к выходу. На входе в «зеленый коридор» остановился и посмотрел на очередь, выстроившуюся к стойке регистрации на Барселону.

Очередь была большая и шумная. Люди летели отдыхать к морю. В очереди было много детей, много женщин, много мужчин и даже одна девушка чайлд-фри.

– Спаси вас Бог, – сказал мужчина. – Я не могу.

Дима Пастухов как раз достал зажигалку, чтобы дать прикурить своему напарнику Бисату Искендерову. Своя зажигалка у того была – просто уж так у них повелось. Доставал сигарету Дима – за огоньком лез Бисат. Собирался закурить азербайджанец – зажигалку подносил Дима. Если бы Пастухов был склонен к интеллигентской рефлексии, он мог бы сказать, что таким образом они демонстрируют друг другу взаимное уважение, несмотря на расхождение по очень многим взглядам – начиная от национальных проблем и кончая тем, какая машина круче – «Мерседес-МL» или «БМВ-Х3».

Но Дима к таким размышлениям склонен не был, ездили они с Бисатом на «фордах», немецкое пиво предпочитали русской водке и азербайджанскому коньяку, а относились друг к другу достаточно дружески. Так что Дима нажал на кнопку, извлекая крошечный язычок пламени, мимолетно глянул на выход из аэропорта – и выронил зажигалку, к которой уже тянулась сигарета приятеля.

Из дверей зала отлета выходил «пёс». Нестрашный, интеллигентного вида мужчина средних лет. К таким Пастухов привык, но это был не просто «пёс» – а тот самый… с ВДНХ… из далекого-далекого прошлого… Сейчас он пьяным не выглядел, скорее – немного похмельным.

Пастухов отвернулся и стал медленно нашаривать на земле зажигалку. Мужчина с глазами сторожевого пса прошел мимо, не обратив на него никакого внимания.

– Пил вчера? – сочувственно спросил Бисат.

– Кто? – пробормотал Пастухов. – А… нет, просто зажигалка скользкая…

– У тебя руки трясутся, и ты белый весь стал, – заметил напарник.

Пастухов наконец-то дал ему прикурить, краем глаза проследил, что мужчина уходит к автостоянке, достал сигарету и закурил сам – не дожидаясь Бисата.

– Чёт ты странный… – сказал Бисат.

– Да, выпил вчера, – пробормотал Пастухов. Снова посмотрел на здание аэропорта.

Теперь оттуда выходил «волк». С уверенным хищным взглядом и твердой походкой. Пастухов отвернулся.

– Хаш надо есть поутру, – наставительно сказал Бисат. – Только правильный хаш, наш. Армянский – отрава!

– Да они у вас одинаковые, – привычно ответил Пастухов.

Бисат презрительно сплюнул и покачал головой:

– Только на вид, да. А по сути – совсем разные!

– По сути они, может, и разные, а на самом деле – одинаковые, – глядя вслед «волку», тоже прошедшему к стоянке, ответил Дима.

Бисат обиделся и замолчал.

Пастухов в несколько затяжек докурил сигарету и снова посмотрел на двери аэропорта.

Первая мысль была злой и даже обиженной: «Они что, тусовку там сегодня устроили?»

А потом пришел страх.

Тот, кто вышел из раздвинувшихся дверей и теперь стоял, задумчиво озираясь, не был «псом», но не был и «волком». Это был кто-то другой. Третий.

Такой, кто ест волков на завтрак, а собак на обед. Оставляя все вкусное на ужин.

«Тигр» – зачем-то классифицировал его Пастухов. И сказал:

– Живот прихватило… я в сортир.

– Иди, я покурю, – все еще обиженно ответил напарник.

Звать Бисата с собой в туалет было бы странно. Что-то объяснять или придумывать – не было времени. Пастухов повернулся и быстро пошел прочь, оставляя Искендерова на пути «тигра». «Да что он ему… пройдет мимо, и все…» – успокаивал он себя.

Обернулся Пастухов, только входя в зал отлета.

Как раз чтобы увидеть, как Бисат, небрежно козырнув, останавливает «тигра». Напарник, конечно, не различал их, не чувствовал – не было у него в прошлом такого происшествия, как у Пастухова. Но сейчас что-то ощутил даже он – тем полицейским чутьем, которое порой помогает выдернуть из толпы ничем не примечательного внешне человека со стволом в потайной кобуре или ножом в кармане.

Пастухов понял, что у него по-настоящему прихватило живот. И рванулся в безопасное, шумное, наполненное людьми и чемоданами нутро аэропорта.

Поскольку он был хорошим полицаем, то ему было очень стыдно. Но еще более ему было страшно.

Глава первая

– По утреннему происшествию ситуацию доложит Городецкий, – не отрывая взгляда от бумаг, сказал Гесер.

Я встал. Поймал сочувственный взгляд Семена. Начал:

– Два часа назад я провожал на рейс в Нью-Йорк господина Уорнса. После того как наш коллега прошел регистрацию и стал покупать водку в дьюти-фри…

– Вы что, прошли с ним за паспортный контроль, Городецкий? – осведомился Гесер, не поднимая глаз.

– Ну да.

– Зачем?

– Убедиться, что с ним все в порядке. – Я откашлялся. – Ну и купить кое-что себе в дьюти-фри…

– Что именно?

– Пару бутылок виски.

– Какого… – Гесер оторвал взгляд от стола.

– Шотландского. Односолодового. «Гленливет» двенадцатилетний и «Гленморанж» восемнадцатилетний… но это на подарок, я лично считаю, что пить восемнадцатилетний вискарь – пижонство…

– Какого хрена! – рявкнул Гесер. – Что за… мелкие корыстные акции…

– Вы извините, Борис Игнатьевич, – сказал я. – Но господин Уорнс пьет как лошадь. И предпочитает не «Белую лошадь», а приличные сингл молты. У меня бар опустел. А завтра приедет еще какой-нибудь гость – и вы мне поручите его принимать. А моя зарплата не позволяет покупать алкоголь в «Азбуке вкуса».

– Дальше, – ледяным голосом сказал Гесер.

– Дальше я сел в баре выпить кружку пива.

– Вы давно пьете пиво по утрам, Городецкий?

– Четвертый день. С момента приезда Уорнса.

Семен хихикнул. Гесер привстал и оглядел всех сидящих за столом – десять Иных не ниже третьего уровня, или, как говорили ветераны, «ранга».

– Особенности приема гостей мы обсудим позже. Итак, вы похмелялись пивком. Что дальше?

– Вошла женщина с ребенком. Толстый мальчишка лет десяти, вопил не переставая. Просил мать не лететь, говорил, что самолет разобьется. Ну… разумеется, я просканировал ауру. Мальчишка оказался неинициированным Иным высокого уровня, первого-второго как минимум. Судя по всему – предсказатель. Возможно, даже пророк.

В зале слегка зашевелились.

– Откуда такие смелые выводы? – спросил Гесер.

– Цвет. Интенсивность. Мерцание… – Я напрягся, посылая в пространство то, что видел. Все сидящие уставились в пустую точку над столом. Разумеется, никакого реального изображения я не создавал, но сознание всегда услужливо подыщет для картинки какую-нибудь точку в воздухе.

– Допустим, – кивнул Гесер. – Но все-таки пророк…

– Предсказатель, как правило, лишен возможности увидеть собственное будущее. А мальчик испугался своей смерти. Это уже довод в пользу пророка… – негромко сказала Ольга.

Гесер неохотно кивнул.

– Я узнал, есть ли у нас право на вмешательство первого-второго уровня – спасти весь самолет. Такого права, увы, не было. Тогда я взял право на пятый уровень и снял с рейса мальчика и его мать.

– Разумно. – Гесер вроде бы чуть успокоился. – Разумно. Мальчик на контроле?

Я пожал плечами. Семен деликатно кашлянул и вставил:

– Работаем, Борис Игнатьевич.

Гесер кивнул и снова посмотрел на меня:

– Что-то еще?

Я поколебался.

– Он сделал еще одно предсказание. Мне лично.

– Иному Высшего уровня? – уточнил зачем-то Гесер.

– Пророк! – почти весело произнесла Ольга. – И впрямь пророк!

Я кивнул.

– Можешь его озвучить, Антон? – уже совершенно мирно и дружелюбно спросил Гесер.

– Легко. «Вы Антон Городецкий, Высший Светлый маг. Вы отец Надьки. Вы… вы нас… вы нас всех…»

– Что дальше?

– А дальше его прервали.

Гесер что-то проворчал и стал постукивать пальцами по столу. Я ждал. И все остальные тоже ждали.

– Антон, я не хотел бы показаться невежливым… но вы уверены, что решили выпить пива по собственной воле?

Я растерялся. Даже не обиделся – а растерялся. Спросить Иного, не попал ли он под чье-то внушение, – довольно серьезное дело. Словно… ну, словно для одного человека поинтересоваться успешностью интимной жизни другого. Между близкими друзьями, конечно, подобный вопрос возможен. Но между начальником и подчиненным… да еще и в присутствии других сотрудников… Нет, ну если неопытный Иной совершает какой-то неадекватный поступок… тут вопрос «Ты своей головой думал?» уместен. Но и то как риторический. А уж обратиться с таким вопросом к Высшему Иному…

– Борис Игнатьевич, – сказал я, с ожесточением сдирая с себя все слои ментальной защиты. – Наверное, я чем-то дал основания вашим словам. Не пойму, правда, чем именно. На мой взгляд – да, я действовал исключительно по собственной воле. Но если вы сомневаетесь, то просканируйте меня, я не против.

Конечно же, это тоже была риторическая фраза. Абсолютно. Так человек, оказавшийся под каким-нибудь нелепым подозрением – к примеру, что он, будучи в гостях, украл со стола серебряные ложечки, – предлагает проверить его карманы…

– Спасибо, Антон, я воспользуюсь твоим предложением, – ответил Гесер вставая.

В следующее мгновение я отключился.

А потом открыл глаза.

В промежутке, конечно, было какое-то время – минут пять, десять. Вот только я его не запомнил. Я лежал на диванчике, который стоит в кабинете Гесера и который все иронично называют «плацдарм для мозгового штурма». Мою голову придерживала Ольга – и она была очень, очень зла. Напротив меня сидел на стуле Гесер – и он был очень, очень смущен. Больше никого в кабинете не было.

– Ну и как… тварь ли я дрожащая, или право имею? – спросил я.

– Антон, я нижайше приношу свои извинения, – сказал Гесер.

– Перед присутствующими он уже извинился, – добавила Ольга. – Антон, прости старого дурака.

Я сел и потер виски. Голова не то чтобы болела – казалась удивительно пустой и звенела.

– Кто я? Где я? Кто вы такие, я вас не знаю! – пробормотал я.

– Антон, я прошу принять мои извинения… – повторил Гесер.

– Шеф, с чего вы взяли, что я под влиянием? – спросил я.

– Тебе не кажется странным, что, проводив гостя, ты внезапно присел выпить пива в дрянной и дорогой кафешке, хотя знал, что тебе предстоит садиться за руль?

– Кажется. Но так уж тот день сложился.

– А что именно в этот момент, когда ты внезапно решил задержаться в аэропорту, у тебя на глазах устроил истерику мальчик-предсказатель?

– Жизнь вся состоит из совпадений, – философски сказал я.

– Ну а то, что самолет благополучно долетел до Барселоны?

Вот тут он меня уел.

– Как – долетел?

– Обычно. Шумя моторами и покачивая крыльями. Долетел, выгрузил людей и час назад вылетел обратно.

Я помотал головой.

– Борис Игнатьевич… Я, конечно, не предсказатель. Но уж когда прицельно начинаю проверять вероятность того или иного события… Мальчик завопил о катастрофе. Я глянул его ауру – Иной, неинициированный, в спонтанном выплеске Силы. Я начал проглядывать линии реальности – самолет падал. С вероятностью в девяносто восемь процентов. Может… ну, нет же абсолютно точных предсказаний… Выплыли те два процента?

– Допустим. А как еще можешь интерпретировать произошедшее?

– Провокация, – неохотно сказал я. – Мальчика накачали Силой, повесили фальшивую ауру. Прием известный, вы сами… Хм… Ну, потом мальчишка истерит, я слышу его вопли, начинаю просчитывать вероятности… допустим, они тоже искажены.

– Какова цель? – спросил Гесер.

– Заставить нас истратить право на вмешательство первого уровня впустую. Самолет и не думал падать, пацан интереса не представляет. А мы как идиоты выстрелили впустую.

Гесер назидательно поднял палец.

– Но у нас все равно не было права на вмешательство!

– Было, – буркнул Гесер. – Было и есть. Но зарезервировано за мной лично. Если бы ты обратился ко мне напрямую… я бы разрешил вмешаться.

– Во как… – сказал я. – Ну тогда… тогда и впрямь похоже. А что пацан?

– Пророк… – неохотно сказал Гесер. – Большой силы. И на тебе никаких следов воздействия. Так что ты прав, пожалуй.

– Но самолет не упал, – негромко сказала Ольга.

Мы замолчали.

– У пророков не бывает ошибок. Мальчик – пророк, поскольку выдавал предсказания о своей судьбе и о судьбе Высшего Иного. Но самолет не упал. Ты в события не вмешивался… – негромко произнес Гесер.

И тут до меня дошло.

– А вы ведь проверяли не то, под влиянием я был или нет, – сказал я. – Вы проверяли, не спас ли я самолет без разрешения.

– И это тоже. – Гесер даже не смутился. – Но озвучивать такую причину при коллегах не хотел.

– Спасибо огромное. – Я поднялся и пошел к двери. Гесер дождался, пока я открою дверь, и только после этого сказал:

– Должен сказать, Антон, я очень рад за тебя. Рад и горд.

– Чему же именно?

– Тому, что ты не стал вмешиваться без разрешения. И даже не придумывал никаких человеческих глупостей вроде телефонных звонков о бомбе в самолете…

Я вышел и закрыл за собой дверь.

Мне хотелось заорать или стукнуть кулаком по стене.

Но я держался. Я был невозмутим и холоден.

Я ведь действительно не придумывал «никаких человеческих глупостей»! Мне это даже в голову не пришло. Я убедился, что у нас нет законной возможности спасти двести человек, – и спасал одного Иного и его мать.

Уроки пошли мне на пользу. Я вел себя как правильный Высший Иной.

И от этого на душе было мерзко.

– Антон!

Обернувшись, я увидел поспешно догонявшего меня Семена. Выглядел тот слегка смущенным, как старый друг, ставший невольным свидетелем неловкой и некрасивой сцены. Но мы были дружны достаточно долго и крепко, чтобы Семену не пришлось изображать, будто он задержался случайно.

– Думал, дольше ждать придется, – пояснил Семен. – Ну учудил шеф, учудил…

– Он прав… – неохотно признал я. – Ситуация и впрямь сложилась странная.

– Мне поручили поговорить с мальчишкой, инициировать, обосновать родителям его занятия в нашей школе… в общем – стандартная процедура. Хочешь, поедем?

– А что, уже нашли? – заинтересовался я. – Я только имена считал, дальше возиться не стал…

– Конечно, нашли! Двадцать первый век на дворе, Антоха! Позвонили в наш информационный центр, задали вопрос – кто не явился на рейс такой-то в Барселону. Через минуту Толик перезвонил, выдали имена и адреса. Иннокентий Григорьевич Толков, десять с половиной лет. Живет с мамой… ну, ты же знаешь, что в неполных семьях Иные встречаются статистически чаще.

– Социальная депривация способствует… – буркнул я.

– А я слышал версию, что папаши подсознательно чувствуют, что ребенок – Иной, и уходят из семьи, – сказал Семен. – Боятся, короче… Живут Толковы рядом, на «Водном стадионе»… смотаемся?

– Нет, Семен, не поеду, – покачал я головой. – Ты и сам прекрасно справишься.

Семен вопросительно смотрел на меня.

– Да все в порядке! – твердо сказал я. – Не бойся, я не бьюсь в истерике, не ухожу в запой и не вынашиваю планов покинуть Дозор. Я в аэропорт съезжу, поброжу там. Как-то все неправильно, понимаешь? Мальчик-пророк изрек туманные пророчества, самолет, который должен был упасть, не разбился… все не так!

– Гесер уже послал в Шереметьево инспекцию, – сообщил Семен.

Какой-то у него был голос ехидный…

– Кого он послал?

– Ласа.

– Понятно, – кивнул я, останавливаясь у лифтов и нажимая вызов. – То есть ничего интересного Гесер не ждет.

Лас был нетипичным Иным. Начать с того, что никаких способностей Иного у него не было и не должно было появиться. Но несколько лет назад его угораздило попасть под заклинание древней магической книги «Фуаран». Вампир Костя, бывший когда-то моим соседом и даже приятелем, продемонстрировал на Ласе, что с помощью книги способен превращать людей в Иных…

Самым странным я считал даже не то, что Лас превратился в Иного, а то, что он превратился в Светлого Иного. Злодеем он не был, но вот чувство юмора имел специфическое… да и его взгляды на жизнь соответствовали скорее Темному. Работа в Ночном Дозоре, к которой он относился, похоже, как к очередной шутке, его особо не изменила.

Но Иным он был слабым. Седьмого, самого начального уровня, с неопределенными перспективами дорасти до пятого-шестого (впрочем, Лас к этому не рвался).

– А вот не скажи, – не согласился со мной Семен. – Гесер не ждет ничего интересного в магическом плане. Ты ведь там был, ничего не заметил. Ты и сам Высший…

Я поморщился.

– Высший, Высший, – дружелюбно сказал Семен. – Опыта у тебя мало, но способности-то есть. Так что копать в этом направлении бесполезно. А вот Лас – он по-другому на ситуацию посмотрит. Практически с точки зрения человека. Голова у него работает довольно парадоксально… вдруг что-то заметит?

– Тогда точно нам следует съездить вдвоем, – сказал я. – А ты дерзай, инициируй пророка.

– Восстань, и виждь, и внемли… – Семен первым вошел в наконец-то появившийся лифт, вздохнул: – Ох, не люблю я пророков и предсказателей! Как ляпнут что-нибудь в твой адрес – и ходишь потом как дурак, размышляешь, что же имелось в виду. Порой таких страхов себе напридумываешь, а на деле полная ерунда, тьфу, внимания не стоит!

– Спасибо, – сказал я Семену. – Да не беспокойся ты… я спокойно к этому отношусь. Подумаешь, пророк!

– Помню, был у нас в Петрограде один предсказатель, – с готовностью подхватил Семен. – И вот в году одна тыща девятьсот шестнадцатом, под Новый год, спрашиваем его о перспективах. А он нам и выдает…

Ласа я успел перехватить во дворе, он как раз садился в свою чисто вымытую «мазду». При моем появлении он откровенно обрадовался.

– Антон, а ты не сильно занят?

– Ну…

– Не смотаешься со мной в «Шарик»? Борис Игнатьевич велел по твоим следам пройти, странности всякие поискать. Может, присоединишься?

– Что с тобой поделать, – вздохнул я, забираясь на правое сиденье. – Съезжу. Будешь должен, сам понимаешь.

– О чем речь, – обрадовался Лас, заводя машину. – А то у меня со временем плохо, и так сегодня планы пришлось менять.

– Что за планы? – спросил я, пока мы выезжали со стоянки.

– Да это… – Лас слегка смутился. – Я сегодня креститься собирался.

– Чего? – Мне показалось, что я ослышался.

– Креститься, – повторил Лас, глядя на дорогу. – Ничего? Нам ведь можно креститься?

– Кому «нам»? – уточнил я на всякий случай.

– Иным!

– Можно, конечно, – ответил я. – Это как бы… дела духовные. Магия магией, а вера…

Ласа будто прорвало:

– Вот и я подумал – черт его знает, как тампосмотрят на то, что магией занимаюсь… я вообще-то агностик всегда был, ну точнее – экуменист широкого профиля, а тут как-то подумал… лучше уж креститься, для гарантии.

– В «Симпсонах» один персонаж был, так он на всякий случай еще соблюдал день субботний и совершал намаз, – не удержался я.

– Не кощунствуй, – сказал Лас строго. – Я же серьезно… Церковь вот специально нашел в Подмосковье. В Москве, говорят, все попы коррумпированные. А в провинции – ближе к Богу. Вчера созвонился, поговорил… ну, меня там знакомые порекомендовали… сегодня обещали покрестить, а тут Гесер задание выдал…

– Как-то быстро ты, – усомнился я. – Ты вообще готов к таинству крещения?

– Конечно, – усмехнулся Лас. – Крестик купил, Библию на всякий случай, пару иконок…

– Подожди-подожди, – заинтересовался я. Мы как раз выскочили на Ленинградку и понеслись к аэропорту. Лас привычно наложил на машину чары «эскорт», и нам начали торопливо уступать дорогу. Уж не знаю, кто из водителей что видел – кто «скорую помощь», кто полицию с включенной сиреной, кто правительственный эскорт, увешанный мигалками, как дурень мобильниками, но дорогу нам освобождали резво. – А символ веры ты выучил?

– Какой символ веры? – удивился Лас.

– Никео-Царьградский!

– А надо? – заволновался Лас.

– Ладно, священник подскажет, – развеселился я. – Рубашку крестильную купил?

– Зачем?

– Ну, когда из купели вылезешь…

– В купель только младенцев окунают, я же в нее не залезу! На взрослых брызгают!

– Дубина, – с чувством сказал я. – Есть специальные купели, для взрослых. Называются баптистерии.