Текст книги "Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник)"
Автор книги: Сергей Лукьяненко
Соавторы: Святослав Логинов,Евгений Лукин,Леонид Каганов,Аркадий Шушпанов,Карина Шаинян,Анна Китаева,Андрей Синицын,Александр Щеголев,Михаил Тырин,Владимир Покровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Людмила Макарова
Жемчужный тур
Насчет абсолютной безопасности космических путешествий даже самые солидные туроператоры всегда немного привирали. Как говорится, не обманешь – не продашь. Но ведь и угробишь – не отмоешься. На этой тонкой грани руководство фирмы «Звездный компас» успешно балансировало с самого момента ее основания.
«Наши лайнеры сопровождают лучшие пилоты дальней разведки! В течение всего полета два звездолета класса «Рейнджер» ежесекундно следят за обстановкой и в любой момент готовы прийти на помощь», – обещал доверчивому обывателю рекламный проспект. И обыватель шел. С каждым годом прибывал платежеспособный обыватель, получал свою порцию впечатлений от глубокого космоса и отличного сервиса и размещал в сети восторженные отзывы…
Пилот Андрей Хамарин работал в «Звездном компасе» на одном из таких стареньких «рейнджеров» и отлично понимал, что «одиночнику» никогда не спасти битком набитый людьми лайнер. Но в «Звездном компасе» не полагались на слепую удачу и старались предотвратить ЧП, а не устранять его последствия, о чем скромно, в самом конце, упоминалось в рекламном проспекте. Механизм безопасности работал следующим образом: как только пропадала связь с ведущим «рейнджером», капитан лайнера разворачивал корабль на резервный маршрут, переставляя уцелевший звездолет сопровождения из арьергарда в авангард.
Посмотрев внутреннюю статистику безопасности полетов, Андрей долго ругал себя за привычку подписывать договоры, не вчитываясь в то, что написано мелким шрифтом, но деваться было некуда. Стабильные деньги бывшим пилотам дальней разведки платили только крупные туроператоры. Больше никому бравые покорители галактических окраин не были нужны без переподготовки. Собственно, на нее, на профессиональную переподготовку, Андрей сейчас и зарабатывал, чтобы получить специальность пилота гражданского космофлота. Подвела его романтика, будь она неладна! Дернул черт пойти учиться на разведчика. Скучными, видите ли, галактические пассажирские линии казались, не героическими. Ни опасностей тебе невиданных, ни миров непознанных, ни контакта с инопланетным разумом.
А на самом деле в дальней разведке – так просто зашибись, как весело! Рейсы, похожие друг на друга как две капли воды, тянутся месяцами, в течение которых самописцы пишут, камеры фотографируют, уловители частиц улавливают, бортовая компьютерная сеть анализирует, а ты в крохотной каюте пытаешься собрать самогонный аппарат по чертежам, любезно предоставленным старшими товарищами. И задача твоя как пилота-разведчика сводится к разгадыванию одной-единственной тайны Вселенной: пошутили они или в самом деле возможность смонтировать это крайне полезное в космосе приспособление все-таки существует. Когда у Андрея не получилось в десятый раз, он уволился, отдав чертежи преемникам.
Сейчас, отработав в «Звездном компасе» два года, Хамарин вспоминал те времена с некоторой ностальгией. В турбизнесе пилоты «рейнджеров» вкалывали как проклятые. Из рейса в рейс они непрерывно обшаривали космос вокруг фешенебельных лайнеров с целью собрать как можно больше дерьма, которое, по правде сказать, предназначалось совсем другим людям.
– Я Полсотни второй, из гиперпрыжка вышел чисто. Возмущения минимальны. Нахожусь на высокой орбите планеты Зет-Четырнадцать Тридцать Четыре. «Ариадна», стартуйте после подтверждения безопасности низких орбит, – сказал Хамарин. Он дождался, когда на приборной панели мигнул зеленый конверт, подтверждающий передачу сообщения через ретрансляторы дальней связи, перевел взгляд на обзорный экран звездолета – и вздрогнул от неожиданности.
На Жемчужницу он шел, наверное, раз двадцатый. И каждый проход по данному направлению рассматривал как небольшой бонус. Планетой Z-1434 откровенно любовались не только туристы, но и пилоты одиночников и транспортных компаний, и капитаны туристических лайнеров. По крайней мере, Мещеряков – капитан «Ариадны», которая сейчас шла следом – точно любовался, в чем не раз охотно признавался.
Жемчужницей планету окрестили из-за уникального облачного слоя. Атмосферные вихри кружились в бесконечном воздушном вальсе, проваливались гигантскими воронками, собирались в перламутровые горы, рассыпались чернеными брызгами, складывались в гибкие змеиные узоры. Мягкое свечение облаков то переливалось всеми цветами радуги, то взрывалось прозрачно-серыми струями. А иногда в сторону открытого космоса вскидывались из глубин атмосферы снежно-белые смерчи, невесомые, словно сделанные из воздушного безе. Несколько часов они величественно таяли в лучах голубого гиганта, роняя зефировые слезы, и вдруг одним всплеском обрушивались вниз, в плотную глубину серебряных облаков. Зрелище завораживало. Было в нем что-то извечное, мятежное, прекрасное и немного пугающее.
Уникальной атмосферой поначалу очень заинтересовались астрофизики, рассматривавшие ее исключительно сквозь спектрографы и восхищавшиеся не зефирными смерчами, а непредсказуемым поведением химических элементов в облачном покрове планеты. Впрочем, далеко в своих исследованиях они не продвинулись.
Спуск на поверхность научной группе категорически запретили после того, как там угробилось три автоматических посадочных модуля. Третий, впрочем, сквозь атмосферу прорвался и, прежде чем сгинуть, успел передать картинку. Камеры сфотографировали на редкость скучную каменистую поверхность с бесформенными нагромождениями камней, которые заменяли здесь горные цепи, и мелкие сернистые озера с дрожащей дымкой ядовитых испарений. На первый взгляд никакой взаимосвязи между бурным течением атмосферных процессов и стабильной корой планеты не обнаружилось. Дальнейшие исследования поверхности были признаны слишком дорогостоящими, а потому нецелесообразными, и научную программу свернули.
Зато орбита Жемчужницы превратилась в туристическую Мекку практически сразу после открытия планеты. Если бы корабли, которые зачарованно висели на низких орбитах, были морскими, а не космическими, они бы регулярно опрокидывались здесь из-за количества зевак, скопившихся на смотровых палубах вдоль одного из бортов.
Андрей Хамарин запросил архив, не нашел ничего похожего на то, что он наблюдал сейчас, и снова уставился на громадную округлую дыру в уникальном облачном слое, сквозь которую был виден Южный полюс. Диаметр дефекта достигал почти двух десятков километров. Разноцветные полосы одинаковой ширины стремительно бежали по кругу. Временами облачный слой моргал перламутром и снова гнал окрашенные облака, превращая атмосферу в подобие волчка. Серия световых вспышек – цветной волчок, перламутровое затишье. И снова разноцветные полосы.
Хамарин сделал три контрольных витка – атмосфера бурлила как мутная газировка. Но как только «рейнджер» встал на геостационарную орбиту в двухстах километрах от атмосферной дыры, ее края вновь окрасились динамичной радугой, подчиняющейся неведомому ритму.
«Я знаю, это глупо», – подумал Андрей, включил дешифратор на постоянный прием и первым делом загнал туда видеозапись облаков для экспресс-анализа. Если бы бортовой компьютер умел удивляться, он бы страшно удивился желанию пилота пообщаться с атмосферными явлениями.
Затем Хамарин щелкнул переключателем и вышел на ретрансляторы в режиме «он-лайн».
– Я Полсотни второй. «Ариадна», прием, – позвал он.
Повисла минутная тишина.
– На приеме ретрансляционная сеть, – ответил механический голос, – «Ариадна» в гиперпространстве. Ваш вызов будет передан экипажу на выходе. Отсроченная передача голосового сообщения по умолчанию.
– Отменить, – мрачно сказал Андрей и отключился.
С туристических фирм операторы дальней связи дерут такие деньги, что Хамарин рисковал на ближайшие полтора-два месяца остаться без зарплаты, если прожженные адвокаты «Звездного компаса» докажут, что пилот паниковал зря и попусту разбазаривал деньги компании.
Да и не было у него никакого информационного блока для капитана «Ариадны». Была только дырка в облаках над Южным полюсом планеты и отчаянное желание это с кем-нибудь обсудить. Не сказал, что с атмосферой планеты нынче что-то не так? Ну и что? Мещеряков удавится – не двинет «Ариадну» к Жемчужнице, пока не получит от своего разведчика подтверждение безопасности низких орбит. Андрей может вообще на связь не выходить. Капитан «Ариадны» подождет один час в разрешенной зоне вблизи станции гиперперехода и уйдет по запасному маршруту, переставив в авангард второго разведчика – Валентина Зоренко.
– Помогите донные рыбы, – сказал БК.
Андрей подпрыгнул в пилот-ложементе:
– Чего?!
– Вы просили сохранять голосовой контакт. Расшифровка светосигналов завершена. Текст сообщения: «помогите донные рыбы».
Хамарин протер глаза, еще раз прочел строчку на дисплее и затребовал отброшенные варианты.
Минут пять он вчитывался в абракадабру, отыскивая смысл в череде букв и символов, потом плюнул. Единственным действительно приемлемым вариантом был тот, который он уже слышал. Но слово «помогите» встречалось на замусоренной тайнописью странице с пугающей частотой.
Андрей набросал два сообщения. Одно – капитану «Ариадны», второе – аналитикам разведслужбы дальнего космоса, отправил, сделал несколько витков в поисках неведомой опасности, не нашел ее и уронил звездолет прямо в образовавшуюся дыру.
На поверхность планеты Z-1434 Хамарин сел без приключений. Осмотрелся. Серо-коричневая гребенчатая пустыня. Камни, камни, невысокие горы, лужицы, махровая плесень на раскрошившихся скалах, дрожание воздуха над расщелинами. Какое-то еле угадывающееся движение. Скорее всего – оптический эффект из-за ядовитой дымки. Близкий горизонт и низко нависающее серое небо. Скучно. Жутковато. Словно затишье перед грозой.
– Общий анализ завершен.
– Угу.
– Сканирование завершено.
– Докладывай в порядке убывания приоритета. Аудиоверсия, – скомандовал пилот.
– Возрастающая сейсмоактивность, – забубнил БК, – повышение уровня радиации, обнаружены объекты предположительно искусственного происхождения…
Сердце бухнуло и застучало совсем в другом ритме. Неужели то, что он так отчаянно надеялся найти на дальних рубежах, оказалось под носом? Невероятное везение. Все, что происходило с Андреем Хамариным с момента подачи заявления в летное училище, все разочарования, глухая тоска по несбывшейся детской мечте, которую он с таким трудом похоронил… Все могло оказаться не напрасным!
Андрей несколько раз глубоко вздохнул, взялся за штурвал и погнал звездолет в указанный квадрат. После сообщения о донных рыбах он не верил своему бортовому компьютеру. Но хотел верить.
Посреди плоскогорья возвышалась гигантская эстакада – грубо отесанное каменное страшилище с несколькими обвалившимися опорами. Нижним концом оно врастало в подножие полуразрушенного горного хребта, другим, высоко задранным – смотрело в небо, где медленно затягивалась над Южным полюсом пульсирующая рваная дыра облачного слоя. Андрей как раз завершал круг, когда почва дрогнула, в глубине скалы что-то тяжело заворочалось. Громадный валун, издеваясь над законами природы, вполз на эстакаду из подгорных глубин, задымился, изрыгнул огонь и с грохотом и скрежетом вдруг рванул вверх.
Звездолет послушно метнулся в сторону и завис на пятикилометровой высоте.
– Мать твою… – тихо выдохнул Андрей, глядя на чужую неуклюжую попытку дотянуться до небес, – это что?! Донные рыбы атакуют?
Снаряд взорвался в облаках и каменными осколками осыпался, обрушив на землю целые полотнища серебристой бахромы. Покореженные давлением, они жалко вздрагивали на камнях, подернутых перламутром. В неожиданно осевшем небе, полыхая взбесившимися красками спектра, заклубилась мгла. На эстакаду вполз очередной валун. Андрей мучительно боролся с искушением взяться за систему противометеоритной защиты. Гости себя так не ведут. Или ведут? Если им искренне жаль красивое чужое небо…
– Связь онлайн! – крикнул Хамарин. – «Ариадна»! Планета нестабильна. Проход по утвержденному маршруту запрещен. Запрещен! Что они делают… Что происходит?
Темно-серые небеса выдавили бесформенный клубок. Ватный ком раскачался на толстом хоботе, поблескивая твердеющей оболочкой, дрогнул и оторвался от своей высокой матрицы… Болезненно вздрагивая, он шел вниз, к каменистому дну воздушного океана. На погибель «донным рыбам», дерзнувшим взломать веками устоявшийся порядок вещей. По крайней мере, выглядело все именно так.
– Помогите за облаками солнце, – вдруг отчетливо произнес БК.
Пилот потрясенно промолчал, и компьютер дополнил сообщение развернутыми пояснениями:
– Обработка данных завершена. Остальные звуковые фрагменты с поверхности Z-1434 дешифровке не подлежат и предположительно не несут информационной нагрузки.
Андрей впервые ощутил бессилье в полной мере. Он понял, что происходит, нашел то, что искал всю жизнь, сохранил в целости звездолет и способность действовать. И… он дышал бессильем! Он глотал его из поилки гермокостюма. Оно пульсировало в висках и сонной артерии.
Продавив жидкую атмосферу до самой земли, ком распался, ударившись в грунт. Край скалы с грохотом осел, выпуская на свободу шипящий мутный газ. Из развороченной ватной громадины хлынула в провал хищная свора слезно-прозрачных шипов.
– Полсотни второй, я «Ариадна», – ожил динамик. – У нас смена маршрута на первый резервный. В сети появился предварительный отчет Разведслужбы дальнего космоса. Аналитики говорят, там конец света сейчас начнется! Спасатели закрывают район, уходи оттуда. Немедленно. Остаюсь на связи, жду подтверждения.
– Я понял, «Ариадна».
Онлайн от самого Мещерякова – это, конечно, не две зарплаты разведчика «Звездного компаса», но тоже дорогого стоит.
– Я «Ариадна». Жду подтверждения, Полсотни второй! Жду подтверждения, – требовательно повторил Мещеряков.
– Я ухожу… – зачарованно пробормотал Андрей, не двинувшись с места. Болезненно-притягательная сила разрушения завладела им, намертво приковав взгляд к обзорному экрану.
Смертоносные комья стремительно набухали на небосводе, разрывая его на части. Разбрызгивая каменное крошево, вздымались из неведомых глубин эстакады. Раскаленный дождь пошел снизу вверх. Звездолет тряхнуло. Заверещал сигнал тревоги, и очнувшемуся Андрею пришлось отчаянно маневрировать, чтобы прорваться на орбиту. Внизу, в многокилометровых разломах, изгибались черные камни, утыканные прозрачными сосульками. Они дымились в беспощадных лучах местного светила, заливавшего плоскогорье ослепительным голубоватым светом.
Андрей увел «рейнджер» с орбиты, отдал управление БК, отключил обзорники. Не помогло. Он откинулся в кресле, закрыл глаза. Рецепт от безумия у него был сермяжно прост, эффективен и многократно проверен. Надо подумать о чем-то радикально не связанном с космосом. О чем-то приятном. Не о том, как прекрасна война со стороны, а например… Ласковое солнце, море… Нет, лучше речка, что текла возле дачи бабушки. Теплый песок, поросший пучками травы. И они с двоюродным братом, сцепившись не на жизнь, а на смерть, катаются по этому песку. Андрей тогда проиграл. Брат уложил его на лопатки, да так, что у десятилетнего Андрюшки дыхание перехватило и на миг в глазах потемнело. И открывались глаза как-то медленно-медленно. И весь мир на несколько секунд завяз, забуксовал: птица, распластавшаяся на краешке голубого неба, которое он видел из-за плеча победителя, остановившиеся облака, любопытная муха, застрявшая в воздухе. Если бы он очень попросил муху залететь братцу в ухо и немножко там пожужжать – он бы не проиграл.
– Я «Ариадна». Полсотни второй, ответь! – Андрей слабо поморщился.
– Я «Ариадна»! Хамарин, ты там живой?
Мещеряков настырный. Такой не отстанет. Не отзовешься – может и второго «рейнджера» с маршрута снять и отправить ловить потерявшегося пилота. Накатят всем.
– «Ариадна», я Полсотни второй. Все в порядке. Мы лет тридцать катали людей глазеть на чужую войну за ресурсы… За свет голубого гиганта… Этой войне… Ей несколько тысячелетий, наверное… И мы никогда не узнаем, кто в ней прав, кто виноват. Кто или что они вообще такое! А сейчас наши клиенты пропускают самую зрелищную часть – финальное сражение с полным взаимным уничтожением. Досадно, правда? – Андрей рассмеялся.
– Значит, так, Полсотни второй… – сказал Мещеряков после небольшой паузы. – Догоняешь нас на маршруте «Резервный-один». О прибытии доложить лично мне. До конца рейса Зоренко пойдет вместо тебя в авангарде. Больше я тебе ничем помочь не могу, даже если конкретно сейчас ты с головой ныряешь в реактор. Андрей, мысль понятна?
– Да, Алексей Борисович. Мысль понятна.
– Дальше! – потребовал капитан.
– О прибытии доложить, – кисло подтвердил Хамарин.
Через полгода Жемчужницу исключили из рекламных проспектов и вычеркнули из маршрутов туристических лайнеров. От уникальной атмосферы не осталось и следа, а созерцание радиоактивной пустыни – удовольствие сомнительное.
Руководство «Звездного компаса» сориентировалось мгновенно. Фешенебельные лайнеры компании ушли к Радужным Воротам – «уникальному по цветовой гамме и энергетическим всплескам явлению Вселенной», как утверждалось в рекламном проспекте.
Максим Тихомиров
Национальная демография
1. Смерть и Мендельсон
Эксгумацию провели в десять часов утра. Трупы привезли с кладбища в полдень – за два часа до начала церемонии.
Из окна кабинета Игорь наблюдал за тем, как два катафалка с грациозностью кашалотов вплыли с подъездной дорожки на парковочную площадку Центра Ревитализации. Их черные лоснящиеся тела замерли у пандуса приемного отделения. Синхронно распахнулись широкие пасти задних дверей, вывалились языки аппарелей, и два гроба скользнули по роликам на поджидавшие их тележки. Служители в черной униформе увлекли свой груз в портал грузового лифта.
Вереница лимузинов уже выстроилась у парадного крыльца ритуального зала. Десятки бледных лиц провожали гробы пустыми взглядами. Родные покойных всегда приезжают задолго до церемонии. Это важно – поддержать друг друга и помочь своим участием пережить шок осознания того, что мир с этого момента уже никогда не будет прежним.
Вздохнув, Игорь щелчком отправил недокуренную сигарету за окно, оправил халат и решительно шагнул к двери.
Внизу его ждала работа.
* * *
Вытяжные вентиляторы работали на полную мощность, и запаха в кондиционированном воздухе секционного блока почти не чувствовалось. Это был не отголосок тяжелого смрада разложения и не пыльный запах истлевшей до состояния мумификации плоти. Легкий сладковатый аромат напоминал запах увядающего цветника. Очень символично, подумал Игорь. Что может быть лучшим символом безвременно погибшей любви, чем мертвые цветы?
Гробы, все еще закрытые, покоились на постаментах в тихом полумраке предсекционной. Приглушенный свет точечных светильников превращал темный потолок в усыпанное звездами небо. Негромкая умиротворяющая музыка создавала нужное для работы настроение, успокаивая нервы, упорядочивая и настраивая на философский лад мысли.
Оставив одежду в личном шкафчике раздевалки, Игорь натянул на себя отчаянно шуршащую ткань одноразового защитного комплекта, прикрыл глаза черными наростами гоглов и пришлепнул к мягкому нёбу податливый комочек вокодера, прежде чем спрятать лицо под прозрачным забралом маски. Тщательно вымыв руки до локтей в трех сменах растворов антисептиков и высушив их под ионным феном, раскатал до плеч мембраны перчаток, ладонные поверхности которых были покрыты мириадами ворсинок-микромани-пуляторов. Затем прошел сквозь защитные занавесы шлюза – ультрафиолет, ионизирующее излучение, гамма-лучи – в стерильную среду секционной.
– Я готов, – сказал он в пространство.
Отделенные от него прозрачной стеной постаменты с установленными на них гробами пришли в движение. Мембраны грузового шлюза слизнули с поверхности лакированного дерева все мельчайшие частицы кладбищенской земли. Мощные потоки воздуха, направленные форсунками, выдули из всех щелочек невидимые глазу пылинки. Распыленные аэрозоли смыли с гладкой поверхности любой намек на присутствие чужеродной органики, угрожающей содержимому гробов.
Оказавшись среди кафеля и полированного металла секционной, постаменты замерли. Игорь вскинул руки в дирижерском жесте и чуть шевельнул пальцами. Потолок секционной ожил, наполнив пространство едва слышным жужжанием микроскопических сервомоторов и шумом гидравлической жидкости. Касанием языка к нёбу Игорь переключил воспроизведение музыки на внутреннее ухо, и негромкие звуки скрипичного концерта заполнили пространство под сводами его черепа. Повинуясь жесту, вспыхнули бестеневые лампы, залив помещение не раздражающим глаза светом.
С тихим двойным щелчком, тут же утонувшим в резком шипении декомпрессии, открылись крышки гробов. Спустившиеся с потолка механические руки подхватили их и унесли прочь. Другие, более изящные суставчатые манипуляторы нырнули в недра ненужных уже произведений ритуального искусства и извлекли оттуда покрытые инеем тела, бережно перенеся их на гладкую металлическую поверхность секционных столов.
Игорь шагнул в проход между столами и остановился, разглядывая лежащих на них мертвецов.
* * *
Жених лежал по левую руку от него, невеста – по правую. Действительно красивая пара, подумал Игорь. Были красивой парой, поправил он себя. Пока смерть не разлучила их…
Родные покойных рассказывали, что церемония регистрации брака так и не состоялась. Несчастный случай на оживленном автобане. Столкновение лимузина с автопоездом. Без выживших.
Их так и похоронили: его – в строгом костюме с розой в петлице, ее – в роскошном свадебном платье. Некогда ослепительно белое, по прошествии времени оно потускнело, и ткань приобрела благородный оттенок слоновой кости. Цвет платья удивительно хорошо сочетался с восковой бледностью мертвого лица, проступавшей сквозь отслоившиеся чешуйки посмертного грима, призванного скрыть причиненные травмой увечья.
Повинуясь жесту Игоря, манипуляторы освободили тела от одежд, и смерть в который уже раз открылась его глазам во всей неприглядной беззащитности мертвой наготы.
Тела были едва тронуты тлением. Это проявлялось лишь в черной сетке подкожных сосудов, проступавших сквозь бледность кожи, да в тенях пятен давно разложившейся крови, пропитавшей ткани в отлогих местах после того, как два сердца перестали биться.
Тогда, двадцать лет назад, кто-то хорошо поработал с родными, убедив их не жалеть средств на обеспечение сохранности тел. О да, в ту пору мы работали на перспективу, улыбнулся Игорь. Не мытьем, так катаньем пытались решить демографическую проблему, когда рождаемость в стране вдруг упала ниже всех допустимых пределов.
* * *
Тогда перестали беременеть даже суперфертильные малолетки, которые по всем законам природы должны были залетать, что называется, «с первого раза» (в условиях-то обязательной молодежной распущенности, вкупе с тотальным запретом на контрацепцию, возведенным отчаявшимся руководством страны в ранг государственной политики), но не залетали вовсе. Никак. Ни в какую. Несмотря на все усилия Центров планирования семьи, несмотря на старания специалистов по экстракорпоральному оплодотворению, несмотря на, несмотря на…
Злой умысел потенциального противника так и не был доказан. Никаких признаков ведения тайной биологической войны не выявили скрининговые исследования. Не увенчались успехом усилия сверхзасекреченных лабораторий, в которых лучшие научные умы страны, считая, что безнадежно опоздали в этой необъявленной войне, занимались разработкой вирусов и наноботов, способных стерилизовать население противополушарного континента. Над стремительно пустеющими просторами необъятной Отчизны, на которые давно уже точили зуб перенаселенные сверхдержавы Ближнего и Дальнего Востока, явственно навис дамоклов меч безлюдья. Плотность населения на квадратный километр к востоку от Уральских гор за считаные годы явственно устремилась к нулю, а в центральных областях прекратился рост городского населения.
Вот тогда-то правительство наконец и обратило исполненный последней надежды взор в сторону презираемой до той поры «лженауки». Ревитализации был дан зеленый свет – однако государственное финансирование власть предержащие проекту давать не спешили.
Методики были еще в процессе теоретической разработки, и удачные эксперименты над отдельными клетками и тканями мало кого могли впечатлить, кроме людей сведущих. Таких были единицы, а проекту необходимы были финансовые вливания, причем немалые. Кто-то мудрый сподобился развернуть в нужных кругах рекламную кампанию, не делая результаты работы достоянием широкой общественности. Все прекрасно понимали, что технология еще долгое время будет доступна лишь узкому кругу состоятельных людей, и лишь компенсировав затраты на свое создание, обратится лицом и к простым смертным.
Или лучше сказать – не лицом, а посмертной маской?
* * *
Отстраненные размышления не мешали рукам Игоря заниматься привычной работой. Скупые жесты, отточенные тысячами подобных процедур, приводили в движение сложнейшую машинерию операционной. Потолок помещения жил, казалось, своей собственной жизнью, выпуская в точно рассчитанный момент щупальца нужных манипуляторов, хоботы катетеров и трубопроводов, лианы электродов и инфузоров – и втягивая их в себя вновь, стоило им выполнить свою задачу.
Сверкающие лезвия аккуратно рассекли грубые стежки скорняжных швов, сводивших края старых секционных разрезов. Лопатки расширителей и зловещие гребенки мышечных крючьев развели края длинных – от шеи до лона – ран, открывая взору мешанину органов, которые были извлечены из тел двадцать лет назад, а после проведения необходимых исследований возвращены на место, впрочем, уже вне установленного природой порядка.
Игорь отметил, что вскрытия, проведенные когда-то судебными медиками, были выполнены в соответствии с усовершенствованной процедурой, которую в то время по́том и кровью старались повсеместно внедрить его коллеги. Согласно протоколу этого исследования, органы, извлеченные из тел, не превращались в процессе изучения в кровавое месиво чередой параллельных линейных разрезов с целью наиболее тщательного протоколирования произошедших в них посмертных изменений. Они лишь всесторонне измерялись, просвечивались лучами сканеров и пронзались иглами датчиков, после чего консервировались введением в них специально разработанного бальзамирующего состава. Все это позволяло сохранять органы относительно неповрежденными в течение длительного времени.
Времени, достаточного для того, чтобы процедура стала, во-первых, осуществимой, а во-вторых – доступной.
Первый этап потребовал десятилетия. Второй – еще одного.
Впрочем, не так уж и много для победы над смертью?
Юридические же аспекты жизни после смерти, превратившие жизнь целого поколения юристов в сущий ад, интересовали Игоря меньше всего. Особенно сейчас.
В конце концов, была бы проблема, а решение для нее непременно найдется. Нашлось же? Нашлось.
Игорь был оптимистом и не считал свой оптимизм беспочвенным. Кому еще, как не ему, хозяину жизни и смерти, иметь на то причины?
* * *
Сверкающие манипуляторы рядами выкладывали на препарировальные столики извлеченные из тел пакеты разных размеров и форм, помеченные знаками биологической опасности. Искусственные пальцы освобождали органы от покрова биомембран, омывали их подогретым физиологическим раствором и выкладывали причудливой страшноватой мозаикой на зеркальных столешницах.
К головам покойных опустились складные штанги, увенчанные вращающимися дисками и приспособлениями, напоминающими инструменты из арсенала цирюльника. Несколько мгновений спустя аккуратные разрезы отделили плоть от кости, и черепные коробки показали свое пустое нутро.
Скрипки неистовствовали. Потолок операционной ощетинился бесчисленным множеством бешено извивающихся конечностей и тысячами оптических сенсоров. Опрокинутый лес механических рук скрыл от глаз Игоря разложенные на столах органы и развороченные повторным вскрытием остовы тел. Гоглы передавали на сетчатку расколотое на тысячи сегментов изображение, которое мозг привычно складывал в единую, понятную для себя картину. Чувствуя себя в такие моменты всемогущим насекомоподобным существом о тысяче специализированных конечностей, Игорь словно нависал над секционными столами, управляя сотнями микрохирургических операций в секунду, уверенно ориентируясь в безумном калейдоскопическом чередовании ракурсов и планов с псевдофасеток сенсоров и своевременно запуская и останавливая сменяющие друг друга протоколы манипуляций.
В реальности же он неподвижно стоял посреди живущего своей механической жизнью секционного блока, отдавая неслышные команды через вокодер и лишь чуть заметно пошевеливая скрытыми под перчатками пальцами, словно управляя слаженной игрой огромного оркестра, исполняющего сложную многоплановую симфонию, посвященную победе жизни над смертью.
Собственно, так оно и было.
На его губах блуждала улыбка. Он всегда улыбался, если все шло хорошо.
* * *
Процесс полностью поглотил его, остановив восприятие окружающей действительности. Исчезли мысли и чувства, до предела обострилась способность к анализу данных, поступающих с усиленных мощной электроникой Центра сенсоров, максимально ускорилось проведение нейронных импульсов по рефлекторным дугам. Он молниеносно реагировал на малейшие изменения в потоке полуосознанных данных, обрабатываемых его мозгом, координируя своевременность и синхронность десятков тысяч восстановительных процессов, происходивших одновременно в каждом из пока еще мертвых тел.
Сращивались рассеченные некогда ткани. Восстанавливались сломанные кости. Сшивались сосуды и нервные стволы. Иссекались зоны некрозов, заменяясь закладками стволовых клеток в студне из питательных сред. Спящие смертным сном органы насыщались крутым коктейлем из витаминов, стимуляторов репарации и аминокислот.
Восстановленные органокомплексы торжественно вознеслись над порозовевшими столами на широких захватах транспортеров и были погружены в распахнутые шкатулки тел. Сонм тончайших манипуляторов и пучков оптоволокна нырнул следом, выполняя последние внутренние соединения. По телам побежали на тонких высоких ногах паучки швейных аппаратов, стягивая края ран аккуратными стежками паутинно-тонких нитей.
Многопалые захваты осторожно перевернули тела лицами вниз, и хирургическая машина немедленно занялась их спинами, рассекая и раздвигая ткани. Среди мельтешения хирургической стали показались тускло блестящие кости позвоночных столбов. Взвыли микропилы, отделяя дуги от тел позвонков и открывая доступ к спинномозговому каналу.
