Текст книги "Своя судьба"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Я семьдесят лет за рулем,– презрительно бросил Семен.– Я по Дороге Жизни грузовики в Ленинград водил!

Сомневаться в его словах не приходилось, и все же я подумал, что те поездки были менее опасными. Скорости не те, предугадать падение бомбы для Иного – не проблема. Машины сейчас попадались пусть нечасто, но попадались, дорога была, мягко говоря, отвратительной, наш спортивный автомобиль для подобных условий никак не предназначался…

– Илья, что там произошло? – пытаясь оторвать взгляд от увиливающего с нашего пути грузовика, спросил я.– Ты в курсе?

– С вампиршей и пацаном, что ли?

– Да.

– Глупость наша, вот что произошло,– Илья ругнулся.– Хотя и глупость относительная… Все было нормально сделано. Тигренок и Медведь представились родителям мальчишки дальними, но любимыми родственниками.

– «Мы с Урала»? – спросил я, вспомнив курс по общению с людьми и варианты знакомства.

– Да. Все шло нормально. Застолье, пьянка, поедание уральских деликатесов… из ближайшего супермаркета…

Я вспомнил увесистую сумку Медведя.

– В общем, время они проводили хорошо,– в голосе Ильи была не зависть, а, скорее, полное одобрение товарищей.– Светло, тепло, и мухи не кусают. Пацан то с ними сидел, то в своей комнате… Откуда было знать, что он уже способен входить в сумрак?

Меня обдало холодом.

И впрямь – откуда?

Я же не сказал. Ни им, ни шефу. Никому. Удовлетворился тем, что вытащил мальчишку из сумрака, пожертвовав толикой крови. Герой. Один в поле воин.

Илья продолжал, ни о чем не подозревая:

– Вампирша зацепила его Зовом. Очень прицельно, ребята не почувствовали. И крепко… пацан даже не пикнул. Вошел в сумрак и выбрался на крышу.

– Как?

– По балконам, до крыши было всего три этажа. Вампирша уже ждала там. Причем знала, что парень с охраной, едва схватила – сразу же раскрылась. Теперь родители спят крепким здоровым сном, вампирша стоит с мальчишкой в обнимку, Тигренок и Медведь рядом с ума сходят.

Я молчал. Нечего тут было говорить.

– Глупость наша,– все-таки заключил Илья.– И роковое стечение обстоятельств. Мальчишку ведь даже никто не инициировал… кто знал, что он может войти в сумрак?

– Я знал.

Может быть это были воспоминания. Может быть страх перед бешенной гонкой автомобиля по трассе. Но я посмотрел в сумрак.

Как хорошо людям, они не видят этого – никогда! Как им плохо – им не дано увидеть!

Глубокое серое небо, в котором нет и не было звезд, небо вязкое как кисель, светящееся тусклым, мертвенным светом. Все силуэты смягчились, растаяли – и дома, по стенам которых растекся ковер синего мха, и деревья, ветви которые в сумраке колышутся совсем не по воле ветра, и уличные фонари, над которыми кружат, едва шевеля короткими крыльями, сумеречные птицы. Едут навстречу машины – медленно-медленно, шагают люди – едва переставляя ноги. Все сквозь серый светофильтр, все сквозь ватные пробки в ушах. Немое черно-белое кино, изыск пресыщенного режиссера. Мир, где мы черпаем свою силу. Мир, который пьет нашу жизнь. Сумрак. Каким в него войдешь – таким и выйдешь. Серая мгла растворит скорлупу, которая нарастала на тебе всю жизнь, вытащит то ядрышко, что люди называют душой, и попробует на зуб. И вот когда ты почувствуешь, как хрустишь в челюстях сумрака, ощутишь пронизывающий холодный ветер, едкий, как змеиная слюна… тогда ты станешь Иным.

И выберешь, на чью сторону встать.

– Мальчик еще в сумраке? – спросил я.

– Они все в сумраке…– Илья нырнул вслед за мной.– Антон, почему же ты не сказал?

– Не подумал. Не придал значения. Я не оперативный работник, Илья.

Он покачал головой.

Мы не умеем, почти не умеем упрекать друг друга. Особенно, если кто-то и в самом деле виноват. В этом нет нужды, наше наказание всегда вокруг нас. Сумрак дает нам силы, недоступные людям, дает жизнь, по человеческим понятиям – почти вечную. И он же отбирает все, когда приходит час.

В каком-то смысле, все мы живем взаймы. Не только вампиры и оборотни, которым надо убивать, чтобы продлить свое странное существование. Темные не могут позволить себе добра. Мы – наоборот.

– Если я не справлюсь…– я не закончил фразу. И так все было ясно.

Глава восьмая

Сквозь сумрак это было даже красиво. На крыше, плоской крыше нелепого «дома на ножках», горели разноцветные блики. Единственное, что здесь имеет цвет – наши эмоции. Их сейчас было предостаточно.

А самым ярким был дырявящий небо столб багрового пламени – страх и ярость вампирши.

– Сильна,– коротко сказал Семен, глянув на крышу и пинком захлопывая дверь машины. Вздохнул, и стал раздеваться.

– Ты что? – спросил я.

– Пойду-ка я туда по стене… по балконам. И тебе советую, Илья. Только ты иди в сумраке, легче.

– А ты как собрался?

– Обычно. Меньше шансов, что заметит. Да не беспокойтесь… я шестьдесят лет альпинизмом занимался. Фашистский флаг с Эльбруса скидывал.

Семен разделся до рубашки, кидая одежду на капот. Мимолетное охранное заклятие легло следом, прикрыв и тряпки, и саму щегольскую тачку.

– Уверен? – поинтересовался я.

Семен ухмыльнулся, поежился, сделал пару приседаний, покрутил руками, будто физкультурник на разминке. И неспешной рысцой побежал к зданию. Легкий снежок падал ему на плечи.

– Заберется? – спросил я Илью. Как подняться по стене здания в сумраке, я знал. Теоретически. А вот восхождение в обычном мире, да без всякого снаряжения…

– Должен,– без особой убежденности подтвердил Илья.– Когда он десять минут плыл по подземному руслу Яузы… я тоже думал, что не выберется.

– Тридцать лет занятий подводным плаванием,– мрачно сказал я.

– Сорок… Пойду я, Антон. Ты как – лифтом?

– Да.

– Ну давай… не тяни.

Он перешел в сумрак, и побежал вслед за Семеном. Наверное, они будут подниматься по разным стенам, но я даже не хотел выяснять, кто по какой. Меня ждал свой путь, и не факт, что он будет легче.

– И зачем ты меня встретил, шеф…– прошептал я, подбегая к подъезду. Снег хрустел под ногами, в ушах стучала кровь. На бегу я достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя. Восемь разрывных серебряных пуль. Должно хватить. Только бы попасть. Только бы найти тот миг, когда у меня будет шанс – попасть, опередить вампиршу и не зацепить мальчика.

– Рано или поздно тебя бы встретили, Антон. Если не мы – то Дневной Дозор. А у них тоже были все шансы получить тебя.

Я не удивился, что он следит за мной. Во-первых, дело было серьезное. Во-вторых – он, все-таки, мой первый наставник.

– Борис Игнатьевич, если что…– я расстегнул куртку, засунул пистолет за спину, воткнул ствол под ремень.– О Светлане…

– Ее мать проверили до конца, Антон. Нет. Она не способна на проклятие. Никаких способностей.

– Нет, я о другом. Борис Игнатьевич… я вот что подумал. Я ее не жалел.

– И что это значит?

– Не знаю. Но я ее не жалел. Не делал комплиментов. Не оправдывал.

– Понятно.

– А теперь… исчезните, пожалуйста. Это моя работа.

– Хорошо. Извини, что погнал тебя в поле. Удачи, Антон.

На моей памяти шеф не извинялся ни перед кем, и никогда. Но мне некогда было удивляться, наконец-то подошел лифт.

Нажимая кнопку последнего этажа я заметил болтающиеся на шнуре пуговки наушников. Странно, они играли. Когда я включил плеер?

И что мне выкинет случай?

Все решится потом, для одних он никто, Для меня – господин, Я стою в темноте, для одних я как тень, Для других – невидим.

Обожаю «Пикник». Интересно, а Шкляревского проверяли на принадлежность к Иным? Стоило бы… А может, и не надо. Лучше, пусть поет.

 
Я танцую не в такт, я все сделал не так,
Не жалея о том.
Я сегодня похож на несбывшийся дождь,
Не расцветший цветок.
Я, я, я – я невидим.
Я, я, я – я невидим.
Наши лица как дым, наши лица как дым
И никто не узнает, как мы победим…
 

Можно считать последнюю фразу добрым предзнаменованием?

Лифт остановился.

Выскочив на площадку последнего этажа я посмотрел на люк в потолке. Замок был сорван, именно сорван – дужка расплющена и растянута. Вампирше это ни к чему, она на крышу, скорее всего, прилетела. Мальчишка поднялся по балконам.

Значит Тигренок или Медведь. Скорее всего, Медведь, Тигренок выбила бы люк.

Я стащил куртку, кинул на пол вместе с бормочущим плеером. Потрогал пистолет за спиной – тот держался крепко. Значит, технические средства – ерунда? Посмотрим, Ольга, посмотрим.

Свою тень я отбросил вверх, спроецировал на воздух. Подтянулся, и рывком скользнул в нее. Войдя в сумрак я полез по лесенке. Синий мох, густо облепивший железные прутья, пружинил под пальцами и пытался отползти.

– Антон!

Я выскочил на крышу, и даже пригнулся немного – такой здесь был ветер. Безумный, шквальный, ледяной. То ли отголосок ветра из человечьего мира, то ли причуда сумрака. Пока меня прикрывала от него бетонная коробка лифтовой шахты, выдающаяся над крышей, но стоило сделать шаг, и пробрало до костей.

– Антон, мы здесь!

Тигренок стояла метрах в десяти. Я глянул на нее, и на миг позавидовал – уж она-то холода точно не чувствовала.

Откуда оборотни и маги берут массу для трансформации тела, я не знал. Вроде бы не из сумрака, но и не из человеческого мира. В человеческом облике девушка весила килограмм пятьдесят, может быть – чуть больше. В молодой тигрице, стоящей в боевой стойке на обледенелой крыше, было центнера полтора. Аура ее пылала оранжевым, по шерсти стекали медленные, неторопливые искорки. Хвост размеренно стегал налево-направо, правая передняя лапа размеренно царапала битум. В этом месте крыша была продрана до бетона… кого-то по весне зальет…

– Подходи ближе, Антон,– рявкнула тигрица, не оборачиваясь.– Вон она!

Медведь держался к вампирше ближе, чем Тигренок. Выглядел он еще более грозно. В этот раз для трансформации он выбрал облик белого медведя, причем в отличии от реальных обитателей Арктики был снежно-белым, как на картинках в детских книгах. Нет, наверное, он все-таки маг, а не перевоспитавшийся оборотень. Оборотни скованы одним, максимум двумя обликами, а я видел Медведя и в образе косолапого бурого медведя, это когда мы устраивали карнавал для американской делегации Дозора, и в обличье гризли – это на показательных занятиях по перевоплощению.

Вампирша стояла у самого края крыши.

Она сдала, ощутимо сдала с нашей первой встречи. Лицо еще более заострилось, щеки впали. На начальном этапе перестройки организма вампирам почти непрерывно нужна свежая кровь. Но обманываться внешностью не стоило – ее истощение лишь внешнее, причиняет ей муки, но сил не лишает. Ожог на лице почти прошел, след от него едва угадывался.

– Ты! – голос вампирши был торжествующим. Удивительно торжествующим – будто не на переговоры меня позвала, а на заклание.

– Я.

Егор стоял перед вампиршей, она заслонялась им от оперативников. Мальчик был в сумраке, порожденном упырихой, и потому сознания не терял. Стоял молча, не двигаясь, смотрел то на меня, то на Тигренка. Очевидно, полагался на нас больше всего. Одной рукой вампирша перехватывала мальчишку поперек груди, прижимая к себе, другую – с выпущенными когтями, держала у его горла. Оценить ситуацию было нетрудно. Пат. Причем взаимный.

Попытайся Тигренок или Медведь напасть на упыриху – та, одним взмахом руки, снесет мальчику голову. А это не лечится… даже с нашими возможностями. С другой стороны, стоит ей убить пацана – ничто нас сдерживать не будет.

Нельзя загонять врага в угол. Особенно, если идешь убивать.

– Ты хотела, чтобы я пришел. Я – пришел,– я поднял руки, демонстрируя, что в них ничего нет. Пошел вперед. Когда оказался между Тигренком и Медведем, вампирша оскалила клыки:

– Стой!

– У меня нет ни осины, ни боевых амулетов. Я не маг. И ничего не смогу тебе сделать.

– Амулет! На твоей шее амулет!

Вот оно что…

– Он не имеет к тебе никакого отношения. Это защита от того, кто неизмеримо выше тебя.

– Сними!

Ой, как нехорошо… как плохо… Я подцепил цепочку, сорвал амулет и бросил под ноги. Теперь, при желании, Завулон может попытаться воздействовать на меня.

– Снял. Теперь говори. Чего ты хочешь?

Вампирша крутанула головой – шея легко сделала оборот на триста шестьдесят градусов. Ого! Я про такое даже не слышал… и наши боевики, вероятно, тоже – Тигренок зарычала.

– Кто-то крадется! – голос у вампирши оставался человеческим, визгливый истеричный голос молодой, глупой девчонки, случайно обретшей силу и власть.– Кто? Кто?

Левую руку, где она отрастила когти, она вдавила в шею мальчишки – я вздрогнул, представив, что будет, если выступит хоть капелька крови. Упыриха же потеряет контроль! Другой рукой, нелепым обвиняющим жестом, заставляющим вспомнить Ленина на броневике, вампирша указала на край крыши.

– Пусть он выйдет!

Я вздохнул, и позвал:

– Илья, выходи…

В обрез крыши вцепились пальцы. Через миг Илья перемахнул низенькое ограждение, встал рядом с Тигренком. Где он там прятался? На козырьке балкона? Или висел, вцепившись в плети синего мха?

– Я знала! – торжествующе сказала вампирша.– Обман!

Семена она, похоже, не чувствовала. Может быть, наш флегматичный друг лет сто занимался ниндзютсу?

– Не тебе говорить об обмане.

– Мне! – на миг в глазах вампирши мелькнула что-то человеческое.– Я умею обманывать! Вы – нет!

Хорошо. Хорошо, ты умеешь, а мы – нет. Верь и надейся. Если ты считаешь, что понятие «ложь во спасение» годится лишь для проповедей – верь. Если ты думаешь, что «добро должно быть с кулаками» лишь в старых стихах осмеянного поэта – надейся.

– Чего ты хочешь? – спросил я.

Она замолчала на миг, будто и не задумывалась раньше об этом:

– Жить!

– С этим опоздала. Ты уже мертва.

Вампирша вновь оскалилась:

– Правда? А мертвые умеют отрывать головы?

– Да. Только это они и умеют.

Мы смотрели друг на друга, и это было так странно, так театрально-напыщенно, и весь разговор был нелеп, ведь нам никогда не понять друг друга. Она мертва. Ее жизнь – чужая смерть. Я жив. Но с ее стороны – все наоборот.

– В этом нет моей вины,– ее голос вдруг стал спокойнее, мягче. И рука на шее Егора чуть расслабилась.– Вы, вы, называющие себя Ночным Дозором… те, кто не спит по ночам, кто решил, что он вправе хранить мир от Тьмы… Где вы были, когда пили мою кровь?

Медведь сделал шажок вперед. Крошечный шажок, будто и не переступил могучими лапами, а просто скользнул под напором ветра. Я подумал, что он будет так скользить еще десяток минут, как скользил весь этот час, пока длилось противостояние. До тех пор, пока не сочтет шансы достаточными. Тогда он прыгнет… и если повезет, мальчишка будет вырван из рук вампирши, и отделается парой сломанных ребер.

– Мы не можем уследить за всеми,– сказал я.– Просто не можем.

Вот что страшно… я начинал ее жалеть. Не мальчишку, влипшего в игры Света и Тьмы я жалел, не девушку Светлану, над которой нависло проклятие, не ни в чем не повинный город, который ударит этим проклятием… Вампиршу я жалел. Потому что и впрямь – где мы были? Мы, называющие себя Ночным Дозором…

– В любом случае, у тебя был выбор,– сказал я.– И не говори, что это не так. Инициация проходит лишь по обоюдному согласию. Ты могла умереть. Честно умереть. Как человек.

– Честно? – вампирша мотнула головой, рассыпая волосы по плечам. Где же Семен… неужели так трудно взобраться на крышу двадцатиэтажного дома? – Я бы хотела… честно. А тот… кто ставил подписи на лицензии… кто предназначил меня в пищу? Он поступал честно?

Свет и Тьма…

Она не просто жертва взбесившегося вампира. Она была назначена добычей, выбрана слепым жребием. И не было у нее никакой судьбы, кроме как отдать свою жизнь для продления чужой смерти. Вот только тот парень, что рухнул мне под ноги пригоршней праха, сожженный печатью, он полюбил. Действительно полюбил… и не высосал чужую жизнь, а превратил девушку в равную себе.

Мертвые умеют не только отрывать головы, но и любить. Беда лишь в том, что даже их любовь требует крови.

Он вынужден был ее скрывать, ведь он превратил девушку в вампира незаконно. Он должен был ее кормить – и тут годилась лишь живая кровь, а не склянки, сданные наивными донорами.

И началось браконьерство на улицах Москвы, и мы, хранители Света, доблестный Ночной Дозор, отдающие людей в жертву Темным, встрепенулись.

Самое страшное в войне – понять врага. Понять – значит простить. А мы не имеем на это права… с сотворения мира не имеем.

– И все-таки, у тебя был выбор,– сказал я.– Был. Чужое предательство – не оправдание собственного.

Она тихонько засмеялась.

– Да, да… добрый слуга Света… Конечно. Ты прав. И ты можешь тысячу раз повторить, что я мертва. Что душа моя сгорела, растворилась в сумраке. Только объясни мне, подлой и злой, в чем между нами разница? Объясни так… чтобы я поверила.

Вампирша склонила голову, посмотрела в лицо Егору. Сказала, доверительно, почти по-дружески:

– А вот ты… мальчик… ты меня понимаешь? Ответь. Ответь честно, не обращай внимания… на когти. Я не обижусь.

Медведь скользнул вперед. Еще чуть-чуть. И я почувствовал, как напрягаются его мышцы, как он готовится к прыжку.

А за спиной вампирши, беззвучно, плавно и в то же время быстро – как он ухитряется так стремительно двигаться в человеческом мире? – появился Семен.

– Малыш, проснись! – весело сказала упыриха.– Ответь! Только честно! И если ты думаешь, что он прав, а я не права… если ты действительно в это веришь… я отпущу тебя.

Я поймал взгляд Егора.

И понял, что он ответит.

– Ты тоже… права.

Пусто. Холодно. Нет сил на эмоции. Пусть выходят, пусть пылают костром, что не виден людям.

– Чего ты хочешь? – спросил я.– Существовать? Хорошо… сдавайся. Будет суд, совместный суд Дозоров…

Вампирша посмотрела на меня. Покачала головой:

– Нет… Я не верю в ваш суд. Ни Ночному Дозору… ни Дневному.

– Тогда зачем ты звала меня? – спросил я. Семен двигался к вампирше, он был все ближе и ближе…

– Чтобы отомстить,– просто сказала вампирша.– Ты убил моего друга. Я убью твоего… на твоих глазах. Потом… попробую… убить тебя. Но даже если не выйдет…– она улыбнулась.– Тебе хватит осознания, что ты не спас мальчика. Ведь верно? Дозорный? Вы подписываете лицензии, не глядя в лица людей. Но стоит вам посмотреть… и выползает наружу мораль… вся ваша фальшивая, дешевая, подлая мораль…

Семен прыгнул.

И одновременно с ним – Медведь.

Это было красиво, и это было быстрее любой пули, любого заклятия, потому что, в конце концов, всегда остается лишь тело наносящее удар, и умение, которое постигали двадцать, сорок, сто лет…

И все же я вырвал из-за спины пистолет, и рванул спуск – зная, что пуля будет двигаться лениво и медленно, «рапидной» съемкой из дешевого боевика, оставляя вампирше шанс увернуться и шанс убить…

Семен распластался в воздухе – будто налетев на стеклянную стену, сполз по невидимой преграде, одновременно переходя в сумрак. Медведя отшвырнуло – он был куда массивнее. Пуля, с грацией стрекозы ползущая к вампирше, полыхнула лепестком пламени и исчезла.

Если бы не глаза упырихи – медленно расширяющиеся, недоуменные, то я бы решил, что защитный колпак опустила она сама. Хоть это и является привилегией лишь высших магов…

– Они под моей охраной…– раздалось из-за спины.

Я обернулся – и встретил взгляд Завулона.

Удивительно, что вампирша не впала в панику. Удивительно, что не убила Егора. Неудачная атака и появление темного мага стали для нее куда большей неожиданностью, чем для нас, потому что я ждал… ждал чего-то подобного, едва снял амулет.

Меня не удивляло, что он прибыл так быстро. У темных – свои дороги. Вот только почему Завулон, наблюдатель от Темных, предпочел эту маленькую разборку пребыванию в нашем штабе? Утратил интерес к Светлане, и нависшему над ней вихрю? Понял что-то, до чего мы никак не можем дойти?

Проклятая привычка просчитывать! Оперативники ее лишены, по самой сути своей работы. Их стихия – немедленная реакция на опасность, схватка, победа или поражение.

Илья уже достал магический жезл. Его бледно-сиреневое свечение было слишком ярким для мага третьей ступени, и слишком уж ровным, чтобы поверить в неожиданный всплеск сил. Скорее всего, жезл заряжал сам шеф.

Значит, предполагал?

Значит, ждал появления кого-то, по силе соизмеримого с ним?

Ни Тигренок, ни Медведь менять облик не стали. Их магия не нуждалась в приспособлениях, и уж тем более – в человеческих телах. Медведь по-прежнему смотрел на вампиршу, начисто игнорируя Завулона, Тигренок встала рядом со мной. Семен, потирая поясницу, медленно обходил вампиршу, демонстративно показываясь ей на глаза. Темного мага он тоже предоставлял нам.

– Они? – прорычала Тигренок.

Я даже не сразу понял, что ее смутило.

– Они под моей охраной,– повторил Завулон. Он кутался в бесформенное черное пальто, голову покрывал мятый берет из темного меха. Руки маг прятал в карманы, но я был почему-то уверен – нет там ничего, ни амулетов, ни пистолетов.

– Кто ты? – закричала вампирша.– Кто ты?

– Твой защитник и покровитель,– смотрел Завулон на меня, даже не на меня – немножко вскользь, мимо.– Твой хозяин.

Он что, с ума сошел? Вампирша ничего толком не понимает в расстановке сил. Она на взводе. Она собралась умереть… прекратить существование. Сейчас у нее появился шанс уцелеть – но такой тон…

– У меня нет хозяев! – девушка, чья жизнь стала чужой смертью, засмеялась.– Кто бы ты ни был – из Света, из Тьмы, запомни! У меня нет и не будет хозяев!

Она начала отступать к краю крыши, волоча за собой Егора. По-прежнему – одной рукой придерживая, другую держа у горла. Заложник… хороший ход против сил Света.

А может быть, и против сил Тьмы?

– Завулон, мы согласны,– сказал я. Опустил руку на напрягшуюся спину Тигренка.– Она твоя. Забирай ее – до суда. Мы чтим Договор.

– Я забираю их…– Завулон слепо смотрел вперед. Ветер хлестал его в лицо, но немигающие глаза мага были широко раскрыты, будто их отлили из стекла.– Женщина и мальчик наши.

– Нет. Только вампирша.

Он наконец-то удостоил меня взгляда:

– Адепт Света, я беру лишь свое. Я чту Великий Договор. Женщина и мальчик – наши.

– Ты сильнее любого из нас,– сказал я.– Но ты один, Завулон.

Темный маг покачал головой, и улыбнулся – печально, сочувственно.

– Нет, Антон Городецкий.

Они вышли из-за лифтовой шахты, юноша и девушка. Знакомые мне. Увы, знакомые.

Алиса и Петр. Ведьма и ведьмак из Дневного Дозора.

– Егор! – негромко позвал Завулон.– Ты понял различие между нами? Чья сторона представляется тебе более предпочтительной?

Мальчик молчал. Но, может быть, лишь потому, что когти вампирши лежали на его горле.

– У нас проблема? – мурлычущим голосом спросила Тигренок.

– Ага,– подтвердил я.

– Ваше решение? – спросил Завулон. Его дозорные пока молчали, не вмешивались в происходящее.

– Мне не нравится,– сказала Тигренок. Она чуть подалась к Завулону, и хвост нещадно стегал меня по колену.– Мне очень не нравится точка зрения Дневного Дозора… на происходящее…

Это, очевидно, было их общее с Медведем мнение – когда они работали в паре, то высказывался кто-то один. Я глянул на Илью – тот крутил жезл в пальцах и улыбался: нехорошо, мечтательно. Как ребенок, который вместо пластмассового автомата притащил в компанию заряженный «узи». Семену, явно, было все равно. Чихал он на мелочи. Он семьдесят лет занимается бегом по крышам…

– Завулон, ты говоришь от Дневного Дозора? – спросил я.

И секундная тень колебания мелькнула в глазах темного мага.

Что же происходит… Почему Завулон покинул наш штаб, пренебрегая возможностью выследить и привлечь к Дневному Дозору неизвестного мага чудовищной силы? Такой возможностью не пренебрегают – даже ради вампирши и паренька с потенциально большими способностями. Почему Завулон идет на конфликт?

И почему, почему он не хочет – я ведь вижу это, тут нет сомнений! – выступать от имени всего Дневного Дозора?

– Я говорю как частное лицо,– сказал Завулон.

– Тогда у нас небольшое личное разногласие,– ответил я.

– Да.

Он не хочет вмешивать Дозоры. Сейчас мы – просто Иные, пусть и состоящие на службе, пусть и занятые на заданиях. Но Завулон предпочитает не доводить конфликт до официального противостояния. Почему? Так верит в свои силы, или так боится появления шефа?

Ничего не понимаю…

А самое главное, почему он бросил штаб и охоту за чародеем, наложившим проклятие на Светлану? Темные добивались того, чтобы чародея отдали им. А теперь с легкостью отказываются?

Что известно Завулону? Что неизвестно нам?

– Ваши жалкие…– начал темный маг. Он не успел закончить – свой ход совершила жертва.

Я услышал рык Медведя – недоуменный, растерянный рык, и обернулся.

Егор, вот уже полчаса пребывающий в роли заложника, прижатый к вампирше, растворялся, исчезал.

Мальчишка уходил глубже в сумрак.

Вампирша сжала руки – пытаясь не то удержать его, не то убить. Взмах когтистой лапы был стремителен – но уже не встретил живой плоти. Вампирша ударила сама себя – под левую грудь, в сердце.

Как жаль, что она неживая!

Медведь прыгнул. Ожившим сугробом пронесся сквозь пустоту, где только что стоял Егор, и повалил вампиршу. Под его тушей дергающееся тело скрылось полностью – лишь высовывалась, судорожно колотя по мохнатому боку, когтистая рука.

В тот же самый миг Илья вскинул жезл. Сиреневый свет чуть потускнел, прежде чем жезл взорвался, превращаясь в колонну белого пламени. Казалось, что в руках оперативника – оторванный от маяка луч прожектора, ослепительный и почти ощутимо плотный. С видимым усилием Илья взмахнул руками, чиркнул по серому небу лучом, невиданным в Москве со времен войны – и обрушил исполинскую дубину на Завулона.

Темный маг закричал.

Его повалило, прижало к крыше, а световой столб вырвался из рук Ильи, обретая подвижность и самостоятельность. Уже не луч света, не столб пламени – белая змея, крутящаяся, обрастающая серебристыми чешуйками. Конец исполинского тела расплющился, превращаясь в капюшон, из-под него высунулась тупая морда с немигающими глазами – размером с колесо от грузовика. Сверкнул язык – тонкий, раздвоенный, пылающий как газовая горелка.

Я отпрыгнул – меня чуть не задело хвостом. Огненная кобра свивалась в клубок, наваливалась на Завулона, рывками втискивала голову в петли собственного тела. А за пылающими кольцами молотили друг друга три тени, размазанные движением в мутные полосы. Прыжка Тигренка, нацелившейся на ведьму и ведьмака из Дневного Дозора, я просто не заметил.

Илья тихо засмеялся, доставая из-за пояса еще один жезл. На этот раз – потусклее, видимо, заряженный самостоятельно.

Так что же – у него было оружие, персонально нацеленное на Завулона? Шеф знал, с кем нам предстоит столкнуться?

Я окинул взглядом крышу. На первый взгляд все было под контролем. Медведь, зажавший вампиршу, увлеченно молотил лапами – временами из-под него доносились смутные звуки. Тигренок занималась дозорными – и, вроде бы, помощи ей не требовалось. Белая кобра душила Завулона.

Мы вообще остались не у дел. Илья, держа жезл наизготовку, наблюдал за схваткой, явно решая, в какую кучу кинуться. Семен, утратив к вампирше интерес, а к дозорным и Завулону вообще его не приобретя, брел по краю крыши, всматриваясь вниз. Боялся новых подкреплений Темным?

А я стоял, как дурак, с бесполезным пистолетом в руках…

Тень легла мне под ноги с первого раза. Я шагнул в нее, чувствуя, как обжигает холод. Не тот, что знаком людям, а холод глубокого сумрака. Здесь уже не было ветра, здесь исчез снег и лед под ногами. Здесь не было синего мха. Все заполнял туман, густой, вязкий, комковатый – если уж сравнивать туман с молоком, то это было молоко свернувшееся. Враги и друзья – все они превратились в смутные, едва шевелящиеся тени. Только огненная кобра, дерущаяся с Завулоном, осталась столь же стремительной и яркой – этот бой шел во всех слоях сумрака. Я представил, сколько энергии было вложено в магический жезл, и мне окончательно поплохело.

Зачем, Тьма и Свет? Зачем? Ни молодая вампирша, ни мальчишка-Иной не стоят подобных усилий!

– Егор! – крикнул я.

Меня уже начинало промораживать. На второй уровень сумрака я заходил лишь два раза – на занятиях, рядом с инструктором, и вчера днем, чтобы пройти сквозь закрытую дверь. Здесь у меня не была поставлена защита, и я терял, каждый миг терял силы.

– Егор! – я шагнул сквозь туман. За моей спиной раздавались глухие удары – змея колотила кем-то по крыше, зажав тело в пасти… я даже знал, чье это тело…

Время тут течет еще медленнее, и есть маленький шанс, что мальчишка пока не потерял сознание. Я шел к тому месту, где он нырнул во второй слой сумрака, пытаясь различить хоть что-то – и не заметил тела под ногами. Споткнулся, упал, приподнялся, садясь на корточки, и оказался лицом к лицу с Егором.

– Ты в порядке? – нелепо спросил я. Нелепо, потому что глаза у него были открыты, и он смотрел на меня.

– Да.

Наши голоса звучали глухо и раскатисто. Совсем рядом колыхались две тени – Медведь продолжал рвать вампиршу. Как долго она держится!

И как долго держится мальчик.

– Пошли,– сказал я, протягивая руку и касаясь его плеча.– Здесь… тяжело. Мы рискуем остаться тут навсегда.

– Пусть.

– Ты не понимаешь, Егор! Это страдание! Вечное страдание – раствориться в сумраке. Ты даже представить себе не можешь, Егор! Уходим!

– Зачем?

– Чтобы жить.

– Зачем?

У меня отказывались гнуться пальцы. Пистолет стал тяжелым и отлитым изо льда. Может быть, я выдержу еще минуту или две…

Я посмотрел Егору в глаза.

– Каждый решает сам. Я – ухожу. Мне есть, ради чего жить.

– Почему ты хочешь меня спасти? – с любопытством спросил он.– Я нужен вашему Дозору?

– Я не думаю, что ты войдешь в наш Дозор…– сказал я, неожиданно для самого себя.

Он улыбнулся. Сквозь нас медленно пробежала тень – Семен. Что-то заметил? С кем-то беда?

А я сижу здесь, теряя последние силы, и пытаюсь помешать изощренному самоубийству маленького Иного… который все равно обречен.

– Я ухожу,– сказал я.– Прости.

Тень цеплялась за меня, она примерзла к пальцам и приросла к лицу. Я выдирался из нее рывками, сумрак недовольно шипел, разочарованный таким поведением.

– Помоги мне,– сказал Егор. Я уже едва слышал его голос, я почти вышел – он заговорил в последнюю секунду.

Я протянул руку, хватая его ладонь. Меня уже выдирало, выкидывало, туман вокруг таял. И вся моя помощь была чистым символом, главное мальчик должен был сделать сам.

Он сделал.

Мы вывалились в верхний слой сумрака. В лицо ударил холодный ветер, но сейчас это было даже приятно. Вялые движения вокруг превратились в стремительную схватку. Серые смазанные краски казались яркими.

Что-то изменилось за те секунды, пока мы разговаривали. Вампирша по-прежнему трепыхалась под Медведем… не то. Парень-ведьмак валялся на крыше, то ли мертвый, то ли без сознания, рядом катались Тигренок и ведьма… не то.

Змея!

Белая кобра разбухала, раздувалась, заполняя уже четверть крыши. Ее словно накачивали воздухом и поднимали вверх, или же она сама взлетала в низкое небо. Семен стоял у переплетенных витков огненного тела, присев в какой-то из старых боевых стоек, и с его ладоней молотили в клубок белого пламени маленькие оранжевые шарики. Он метил не в кобру, а в кого-то, кто был под ней, кто давным-давно должен был погибнуть, но все еще продолжал бороться…