355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Казменко » Музейная редкость » Текст книги (страница 1)
Музейная редкость
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 03:30

Текст книги "Музейная редкость"


Автор книги: Сергей Казменко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Казменко Сергей
Музейная редкость

Сергей КАЗМЕНКО

МУЗЕЙНАЯ РЕДКОСТЬ

Чего только нет во Вселенной!

И черные дыры, и белые карлики, и пульсары, и квазары... А уж планет всяческих – видимо-невидимо. Самых разных. И немало среди них планет обитаемых. Да-да, населенных самыми настоящими разумными существами. Вроде нас с вами. Или даже чуточку умнее. Вот про одну такую планету – назовем ее для определенности Абсолютой – я и хочу рассказать. Только не спрашивайте меня, где она находится. Я этого не знаю. Да и не имеет это особенного значения. Все равно ведь никто не полетит туда, чтобы проверить, правду я рассказал или нет. И уж если меня и станут о чем-то расспрашивать, то единственно с целью узнать, зачем я все это рассказываю.

Впрочем, не стану отвлекаться.

Для начала, чтобы вы не удивлялись понапрасну, скажу, что обитатели Абсолюты совершенно на людей не похожи. Ну то есть настолько не похожи, что словами не описать. И выглядят они, мягко выражаясь, непривлекательно, и едят, простите, всякую гадость, и одеваются черт те во что, и обычаи у них такие, что просто волосы дыбом становятся. Да-да, во Вселенной очень много странных обычаев, и, скажем, наши земные обычаи стоять в очередях или давать взятки ужаснули бы далеко не всех обитателей даже нашей Галактики. Но отличия абсолютийцев от землян во внешнем облике и в манере поведения не мешают нам иметь много общего. Так же, как и люди, абсолютийцы рождаются, живут и умирают, точно так же трудятся, как и у нас, есть у них и ученые, и инженеры, и врачи, и рабочие, и даже старшие товароведы. И все они по мере сил отдают обществу то, что способны отдать. Ну а что касается распределения, то тут абсолютийцы нас даже обогнали. Потому что распределяют они все по потребностям. Нам бы так! – скажете вы. И правильно скажете, потому что тут есть чему позавидовать. Уж очень хорошо у них жизнь налажена. Все строго распланировано, причем так, чтобы всем всего всегда хватало. Правда, случаются у них порой небольшие отклонения. Иногда что-то кого-то не совсем устраивает – жизнь есть жизнь, куда тут денешься – но в целом у них полный порядок. А те, кто не всем и не полной мере удовлетворен, как-то приспосабливаются.

Так вот, на этой Абсолюте жил один абсолютиец. Или абсолютянин – как кому нравится. Звали его... ну как бы это точнее передать... Ну, в общем, не в имени же суть, правда? Ни я, ни вы никогда с ним не встретимся, так что давайте для простоты и определенности назовем его Васей. Или Мишей. А еще лучше Федей. Чтобы всем понятно было.

И работал Федя на фабрике.

Там у них на Абсолюте промышленность уж до того развита, что и не описать. Я даже и пытаться не буду. Скажу только, что это была автоматическая фабрика. Совершенно. Настолько автоматическая, что Федя в одиночку на ней работал. Ему и делать-то было почти что нечего. Получал он сверху плановые задания, корректировал их в соответствии с реальными возможностями своей фабрики и вводил в Управляющую машину. А дальше фабрика уже все сама делала. Знай только мешки с заготовками подтаскивай да готовую продукцию грузи. Федя молодой был, так ему это занятие даже нравилось. Вместо физкультуры.

А по образованию Федя был инженером.

Вы не усмехайтесь. Там, на Абсолюте, это очень даже уважаемое занятие. Там все понимают, что без инженеров цивилизация существовать не может. Там не то что дети – там даже ответственные работники это понимают. И создают вокруг инженеров атмосферу всеобщего уважения. Чтобы хоть немного скрасить им существование, чтобы как-то отплатить за их самоотверженный труд на благо всей цивилизации.

Тут нам есть чему у абсолютийцев поучиться.

Феде тоже иногда помогали. Был у него друг школьный, которого звали... э-э-э... ну пусть Жора. Так вот, этот Жора в инженеры не пошел. Способностей у Жоры было маловато. Он и в школе-то с трудом учился, все контрольные у Феди списывал. И правильно делал, ничего в этом страшного нет – ведь у Феди знаний от этого не убыло. Федя это понимал и иногда даже сам списать давал. А если вдруг забывал, то Жора ему напоминал.

Но не в этом дело. В школе, конечно, всегда списать можно. А в жизни у кого списывать? Жора это понял и пошел скромно трудиться в сфере распределения. Чувствовал он к этому делу какое-то призвание. Вы не смейтесь, призвание во всяком деле не помешает. И в распределении тоже.

Да к тому же была там у Жоры рука.

И не одна.

В общем, стал этот Жора в столовке работать. Поваром. А иногда на раздаче стоял. И если Федя в тот день вдруг в ту самую столовку заходил, то Жора непременно ему самый лакомый кусочек клал. Знай, мол, наших, мы, мол, не жадные. Федя очень доволен был. Не часто ему перепадало.

Так вот, на Абсолюте этой каждый по потребностям получал, я уже говорил об этом. У Феди, например, потребности были маленькие. В отличие от способностей. А у Жоры наоборот. Так что все было по справедливости.

Так вот, однажды ночью Феде выспаться не удалось. Они там, на Абсолюте, тоже, знаете, по ночам спать любят. И Федя имел такую привычку а вот поди ж ты, не выспался. Выспись он той ночью, может, и писать не о чем было бы. Хотя, с другой стороны, мы-то с вами знаем, что в обществе объективные закономерности проявляются через случайные поступки отдельных субъектов. Людей там или абсолютийцев. Так что все то, что с Федей приключилось, рано или поздно так или иначе произошло бы. Ночей много. Инженеров и прочей интеллигенции пока тоже хватает. Выспись Федя в ту ночь – какой-нибудь Гриша через месяц не выспался бы. Чему быть, того не миновать, как учит нас прогрессивная общественная мысль. Все, конечно, произошло бы совсем не так, даже, может, совсем по-другому все произошло бы, но в итоге получилось бы то же самое, в этом я вас уверяю. Это как с пороховой бочкой: все равно ведь, чем ее поджечь – спичкой или факелом. Так шарахнет, что костей не соберешь.

Вот Федя и шарахнул.

А дело так было. Притащился в тот вечер Федя домой голодный и усталый. Даже пообедать днем не успел. Что-то там у него на фабрике случилось. Сломалось там у него что-то. А запчастей, конечно, не было. Не полагалось ему в том году запчастей, на следующий год такая поломка ему планировалась. Вот он и возился до темноты, даже поесть не успел.

И пришел домой совершенно голодный.

А дома, сами понимаете, шаром покати. Он же не в столовой работал, а на фабрике. Это из столовой можно всего вкусного понатаскать домой всегда ведь что-то остается. А с фабрики что утащишь? Федина фабрика шайбы всякие выпускала – шайбы даже Федя есть не стал бы. Их и в рот-то брать противно.

И вот передохнул Федя немного в родных стенах, почитал политэкономию, чтобы отвлечься от мыслей грустных, потом оделся и потащился в забегаловку какую-нибудь, потому что чувствовал, что ни за что голодным не заснет. Конечно, он с удовольствием и в ресторан бы отправился – он слышал, что в ресторанах хорошо кормят, да и открыты они всегда допоздна – но там же никогда мест свободных не бывает. Да и одежда, надо признаться, у Феди для ресторана ну никак не подходила. Хорошую-то одежду ведь как-то доставать надо, а он не любил, знаете, по пунктам распределения шататься да в очередях стоять. Вот и не мог себе никак гардероб хороший справить. Правда, он по этому поводу не переживал особенно – раз не хочется ему эту одежду добывать, значит, думал Федя, нет у него в одежде разумной потребности.

У Феди логика железно работала.

А потому пошел он на поиски забегаловки попроще. И надо же было такому случиться – в забегаловке, которую он, наконец, отыскал, совсем недавно ревизия была. Ну буквально на днях. Ну чуть ли не вчера. И следующая, значит, не скоро ожидалась. А потому кормили там в тот вечер гадостью несусветной – даже по Фединым понятиям. Да и чем, скажите на милость, стали бы они кормить, если ревизоров было много, и каждый еще что-то с собой унес? Так что работников этой забегаловки и понять можно, и простить. И Федя, конечно, и понял бы, и простил, и даже съел бы то, что ему на раздаче выдали. Если бы только колышки в той забегаловке хорошо наточены были. Они там, на Абсолюте этой, привыкли, знаете, на колышках во время еды сидеть. Не то это пищеварению способствует, не то просто обычай такой – врать не буду, не знаю. И вот Федя, как ни старался, не мог на колышке как следует устроиться. Мучился-мучился, наконец плюнул и ушел домой голодным. Даже дверью хлопнул с досады.

А вообще-то он очень вежливым был.

Он даже хотел вернуться и извиниться.

А потом передумал.

Пришел домой и принял ложку цианистого калия, чтобы успокоиться. Потом зацепил веревку за крюк в потолке, сунул голову в петлю и спрыгнул со стремянки.

Только не надо пугаться.

Это он не покончить с жизнью хотел. Вовсе нет.

Это они так спят на Абсолюте этой.

А что, очень даже удобно. Места совсем немного занимают. Кровати, опять же, не нужны.

Только вот веревка всегда в дефиците.

И мыло.

Ну без мыла Федя как-то еще обходился. Привык. А вот веревка у него была... Одно название, что веревка. Вся из обрывков разных, растрепанная, узел на узле. То и дело рвалась.

В общем, грохнулся он на пол.

Ушибся, конечно. Не то чтобы очень сильно, но все равно обидно. Так ему обидно стало, что он даже вставать не стал. Лежал себе и лежал на полу. И думал. Мысли, значит, его одолели.

Вот ведь, думал он, как все нескладно в мире получается. Работать, конечно, интересно, но иногда и есть хочется. И спать. Попробуй-ка не поесть и не поспать – никакая работа мила не будет.

В общем, начал Федя размышлять. Вопросы сам себе стал задавать всякие.

Почему, скажем, он работает изо всех сил, план, сверху спускаемый, выполняет по мере возможности, а иногда так и перевыполняет, если приходит такое указание, и все равно в какой-то дыре обитает да еще голодный в эту дыру заползает? Вон Жора – тот никогда, наверное, не бывает голодным. Всегда сыт и всегда всем доволен. А если внимательно "Труды и речи" почитать, то ясно становится, что все должны довольными быть, что не может он, Федя, недовольным оставаться. Противоречие получается. Выходит, он, Федя, несознательный, потому что недоволен. А Жора, наоборот, сознательный. Хотя Жора, сказать по правде, "Труды и речи" и не открывал никогда, а политэкономию так и вовсе не учил. А всем и всегда доволен, на него смотреть приятно. И одет Жора всегда шикарно, Феде такая одежда и не снилась. И живет в отличном доме. И экипаж у него самодвижущийся последней модели. Хотя он совсем рядом с работой живет, ему не надо, как Феде, куда-то на окраину ездить. А вот поди ж ты, решили при распределении, что ему, Жоре, экипаж нужнее.

Почему?

Думал Федя, думал и, представьте себе, додумался.

Понял он, откуда у Жоры все берется. Только не надо над его открытием смеяться. Это нам с вами все заранее понятно, потому что мы в другом мире живем и по-другому воспитаны. А абсолютийцы в своем общественном развитии нас здорово обогнали, так что для них все в этих вопросах туманом покрыто было. Неудивительно – мы же с вами тоже кое что позабыли. Не каждый, скажем, сумеет мамонта выследить.

К тому же Федя инженером был. А на Абсолюте инженеры – это вообще особенные существа. Не от мира сего. Их такими долго делали и многого добились. Вот потому для Феди его открытие и было совершенно неожиданным.

В общем, догадался он, что Жора свои сэкономленные продукты выменивает. И на одежду, и на места в лучших ресторанах, и на путевки всякие – любил он на курортах свое цветущее здоровье поправлять. Вот почему он с собой постоянно кастрюлю таскал. И не один Жора такой – их таких много. Тех, у кого потребности высокие. А потому Федя, куда бы он ни пошел, везде отказ получает.

А Жора наоборот.

И стало Феде как-то очень обидно.

Нет, он Жоре не завидовал. И не стал бы меняться с ним местами. Он свою работу ни на какую другую не променял бы. Нравилось ему работать. И думать нравилось. А поскольку все равно не спалось, он стал думать дальше.

И до того, представьте себе, додумался, что целую систему разработал. Мол, для того, чтобы по потребностям получать, надо что-то на обмен приносить. Скажем, Жора всюду с собой продукты таскает – Жоре везде почет. Кто-то еще одежду носит – и перед ним все двери раскрыты. А вот что он, Федя, на обмен предложить может? Не шайбы же свои. Кому они больно нужны, его шайбы? Можно было бы, конечно, начать сувениры штамповать. Но и сувениры не всем нужны. Скажем, принесет он на пункт распределения одежды сувенир и получит в обмен куртку. А потом брюки потребуются – что делать? Тому, кто на пункте этом работает, второй сувенир уже ни к чему.

Значит, надо такую штуку придумать, которая бы в любых количествах нужна была. Даже пища и то тут не подойдет.

В общем, додумался он к утру до всеобщего эквивалента. До денег то есть. Правда, деньгами он их, конечно, не назвал. Деньги у них там, на Абсолюте, страшным ругательством были. Хотя никто, конечно, не знал, что это такое, но в "Трудах и речах" ясно было сказано, что деньги – это фу, гадость. Так что назвал Федя свое изобретение по-другому. Кругляшами он их, деньги то есть, назвал.

И вот почему.

Он так рассудил: какой, дескать, прок ему, Феде, от всеобщего эквивалента будет, если у него самого этого эквивалента не окажется? Если окажется он, скажем, у того же Жоры? Никакого прока. И если бы Федя о себе только думал, о своих личных потребностях – не беда. Перебился бы. Привык. Но он о деле страдал. Вот ходил он накануне, когда поломка на фабрике приключилась, к одному начальнику большому запчасти просить. А начальник взял и не дал. Другим вот давал, особенно тем, кто с распределением связан был, а Феде – ни в какую. Потому, наверное, что и другие что-то ему взамен давали. А будь у Феди достаточно эквивалента этого, и он бы начальнику дал, и он бы то, что для дела нужно, получил.

Значит, такую штуковину надо было изобрести, которую его же фабрика производить сможет.

И вспомнил тут Федя про одну редкость музейную. Видел ее когда-то. Кругляш такой, ну точь-в-точь как шайба, только без дырки посредине, и на обеих сторонах что-то такое выбито. Картинки какие-то и буквы. Никто не знал, зачем эта штуковина нужна была, но в музее ее хранили. Вот и надумал Федя наштамповать таких кругляшей побольше да и пустить их в оборот.

А тут как раз и утро наступило.

И было это утро последним утром старого мира.

Наштамповал Федя в тот же день несколько мешков кругляшей да и стал их ночами по городу разбрасывать. Чтобы, значит, ни для кого они в диковинку не оказались. Многие их тогда просто так подбирали – любопытно все-таки, что там такое под ногами блестит. Некоторые даже полные карманы набрать сумели. Как будто предчувствовали что. А потом, представьте, все само-собой получилось. И я так думаю, что не без причины. Наверняка за всем, что произошло, стоит угаданная Федей общественная потребность. Мы же с вами, как-никак, материалисты, понимаем, что к чему и всегда постфактум можем объяснить глубинные причины происшедших событий.

В общем, стали абсолютийцы использовать кругляши как удобное средство для обмена. Тот же Жора, к примеру, быстро наменял столько, что пришлось ему новый карман для кругляшей пришивать. Зато больше кастрюлю с собой не таскал – ходил себе по городу да кругляшами позвякивал. Как-то очень быстро и цены на все установились, и даже что-то вроде зарплаты появилось. Никто, конечно, не отменял распределение по потребностям. Только почему-то почти все потребности быстро превратились в неразумные, и жить без кругляшей стало ну совершенно невозможно.

Короче, года не прошло, как кругляши проникли ну буквально во все сферы жизни на Абсолюте. Их даже стали из бумаги делать. И не круглыми, конечно, а прямоугольными. Умник какой-то догадался, что так удобнее будет. Но называли эти бумажки по-прежнему кругляшами.

Федю нашего перемена такая врасплох не застала. Он себе кругляшей достаточно запас. Только вот, как бы это помягче сказать... Ну переменился, что ли, наш Федя. Коварной штукой кругляши эти оказались. С ними ведь осторожно надо было обращаться, а на Абсолюте весь прежний опыт позабыть успели. И те, у кого почему-либо много кругляшей оказалось, стали, знаете, прямо-таки свысока относиться к остальным. И Федя, представьте, тоже. Он даже с Жорой дружить перестал, потому что кругляшей у Жоры было гораздо меньше. Оказалось, чтобы кругляши добывать, тоже способности нужны. А со способностями у Жоры, сами знаете, негусто... Ну да не о нем речь – за Федю как-то стыдно. На что он свои способности загубил: стал, представьте, кругляши в оборот пускать и извлекать из этого нетрудовые доходы. И если бы он один так делал... В общем, очень и очень скоро возникло на Абсолюте и неравенство, и нищета, и безработица, и самая настоящая эксплуатация. Короче, все те гримасы старого мира, который мы уже выбросили на свалку истории.

И, конечно, появились у них мыслители, которые говорили, что мир этот несправедлив. Не знаю, как вы, а я с ними полностью согласен.

Только вот чего я боюсь.

А вдруг они снова решат распределять все по потребностям? Ну даже не все для начала, ну хотя бы часть. И снова окажется, что Федя будет работать, а Жора жрать. И снова в утешение тем, кто не может не работать, придумают, что кругляши – это фу, гадость. В новых "Трудах и речах" об этом напишут.

Вдруг все это повторится?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю