Текст книги "Михалыч и нанофобия"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

1

На развилке Семен свернул с трассы. Дорога сразу стала уже, покрылась трещинами и выбоинами, а вскоре и вовсе лишилась асфальта. За дряхлыми ветлами промелькнула одна полуживая деревенька, другая. Скоро уже и щебенка перестала греметь по днищу, и под колесами зашуршали стебли пырея.

– Окна закройте! – крикнул Семен.

– Зачем? – не поняла Тамара на заднем сиденье.

– Сейчас поймешь, – усмехнулся Семен, резко затормозив.

Поднятые протекторами с сонного проселка клубы пыли догнали машину, припудрили крылья, капот, проникли через открытые окна в салон, вызвав дружное чиханье и недовольные возгласы.

– Ну? Что я говорил? – радостно бросил Семен, выскакивая из машины.

– Семка! Подлец! – пытаясь протереть глаза, почти выпал наружу Федор. – Уши тебе оборвать за такие шуточки. Директор института!

– Непременно! – согласилось, прыгая на траве, маленькое конопатое существо по имени Оленька.

– Для этого его надо сначала догнать, – усмехнулась Валентина.

– Семен! – заорал Федор, глядя, как его приятель, раскинув руки, замыкает в круг приличный кусок луговины. – Хватит дурить!

– И я так хочу! – завизжала Оленька, бросаясь в высокую траву.

– И что теперь прикажешь делать? – с укоризной спросила мужа Тамара, стряхивая пыль с блузки, рук, юбки и осторожно трогая прическу.

– А ничего,– тяжело дыша, бросил подходивший Семен. – Однако, дыхалка уже ни к черту. Тома, Валя, бросьте расстраиваться. Мы на природе. Искупаетесь сейчас.

– Где? – оглянулся Федор.

– Тут рядом, – засмеялся Семен. – Однако я предупреждал. Лучший способ чему-то научиться – испытать на собственной шкуре. Мне дед мой, к которому мы едем, рассказывал, как в юности езде обучался. На грузовом автомобиле. Это было чудо техники. Даже с коробкой передач. Причем не автоматической. Про руль я вообще не говорю. Силовой тренажер!

– Ну-ну, – скривился Федор. – А в качестве тормоза на этом автомобиле использовалась суковатая палка. Ее в грунт надо было втыкать.

– Палкой он заводился, – отмахнулся от приятеля Семен. – Рычаг вставлялся прямо в двигатель, крутился со значительным физическим усилием. Обучение проводилось так. Если машина глохла, ученик, то есть дед мой – Михалыч, хватал рычаг, выпрыгивал из кабины и начинал вращать двигатель. А инструктор в это время выключал в кабине зажигание и ждал, пока ученик от усталости с ног валиться не начнет. Только тогда искру давал.

– Ну, ты, инструктор, – усмехнулся Федор. – Ты еще расскажи, как дед твой по километру назад бегал, чтобы посмотреть, какой дорожный знак он только что проехал!

– А ты откуда знаешь? – удивился Семен.

– Да ты своим чудесным дедом мне уже все уши прожужжал, – ответил Федор. – Долго еще ехать-то?

– Так приехали уже, – махнул Семен рукой в сторону края поля, где синими штрихами поблескивал штакетник. – Тут он и живет. На отшибе. Дом за липами. За домом банька. За банькой речка. Три минуты по косогору вниз. Садитесь, сейчас подрулим.

– А чего это он на отшибе-то живет? – спросил Федор, возвращаясь на место и наблюдая, как Тамара и Валентина пытаются отловить разыгравшуюся девчонку.

– Бирюк он, – усмехнулся Семен. – К тому же еще и нанофоб.

– В самом деле? – удивился Федор. – И что? Жидкости через капрон процеживает?

– Через марлю, – кивнул Семен. – И еще магнит прикладывает. И к сыпучим продуктам тоже. Короче, старикан замечательный. Сам увидишь. Поехали, что ли?

2

Дед их словно ждал. Он бодро поднялся с серой колоды, вросшей в землю возле покосившейся, но свежеокрашенной калитки, прищурился, а затем поочередно и степенно пожал руки Федору и Семену, аккуратно поцеловал в щеку Тамару, поклонился Валентине и потрепал по косичкам Оленьку. Федор принялся рассматривать все еще крепкий дом. Девчонка сразу же побежала гладить добродушную дворнягу, а дед заторопился на кухню разогревать чайник. Семен открыл багажник, вытащил две больших сумки со снедью, подмигнул Тамаре:

– Тома, давай-ка, бери Валентину, Ольгу, и дуйте на речку. А мы сейчас займемся обедом. Да и деда надо уважить.

– Вы только не слишком увлекайтесь, – погрозила пальцем Валентина.

– Вы тоже, – серьезно ответил Федор.

– Да тут глубже, чем по пояс, пожалуй, что и ни одного места нет, – успокоила его Тамара и, окликнув Оленьку, повлекла за собой Валентину. – Пойдем, пойдем, купальник не нужен, тут не бывает никого.

Федор проводил глазами жену, на секунду задержал взгляд на стройной фигуре Тамары, вздохнул и пошел вместе с Семеном за дом. Под раскидистыми яблонями, развесившими зеленые, еще только завязывающиеся плоды, у бревенчатой стены приземистой баньки стоял большой стол, накрытый потертой клеенкой. Рядом гудела садовая печь, в которую Михалыч сноровисто добавлял полешки. В тазике с холодной водой лежал пук свежей зелени.

– Странно, – удивился Федор. – Место вроде тенистое, а комаров нет.

– Отчего же нет, есть, – усмехнулся в седую бороду дед. – Вечером пожалуют. На косогоре мы. Ежели днем ветерок, так всю эту живность благополучно сдувает. Вон, – он показал рукой на просвет между яблонь, – почитай от огорода и до речки – луговина.

Федор приложил к глазам ладонь, увидел мелькнувшую в высокой траве желтую панамку жены, короткую прическу Тамары и почувствовал какую-то необычную слабость, истому, словно был доставлен в это чудесное место не в салоне уютной машины, а пришел пешком.

– Ты садись, давай, милый человек, – повернулся к нему дед. – Отдыхай. Это раньше деревня – чтобы спину ломать была. Теперь деревня для отдыха.

– Не верится, что вы отдыхаете здесь, – провел рукой Федор, показывая ухоженные деревья, прополотые грядки, чистые дорожки. – Просто идеальное хозяйство.

– Спасибо, конечно на добром слове, – просиял дед, – но ты б лучше это внуку моему Семке сказал. Нет бы Ольку деду на воспитание на лето сдать, так шиш с маслом. Наведается раз в три месяца, продуктов городских привезет, и тут же обратно. Хорошо хоть в этот раз уважил, компанию организовал!

– Уважил, уважил, – по хозяйски успокоил деда Семен. – И сегодня обратно не поедем, не волнуйся. Ночлег дашь?

– А чего ж не дать? Дам! – степенно согласился дед. – Почитай родня все ж таки. Единственная на всем белом свете!

– Отчего же единственная? – не удержался от улыбки Федор. – Согласно генетическим исследованиям почти все люди дальние, но родственники.

– Ага, – крякнул дед. – Ваша ограда нашему забору двоюродный плетень.

– На-ка, зелень порежь, – пододвинул Семен Федору доску и нож. – И про научные достижения шибко не распространяйся. Михалыч науку не жалует. В его представлении от науки один вред.

– А то скажи польза? – подскочил дед, оторвавшись от пакета, из которого с кислой миной выуживал свертки и коробки со съестными припасами. – Назови мне хоть одну науку, что людям пользу принесла.

– Дед, не заводи шарманку, – поморщился Семен. – Беда в том, что ты видишь только те аргументы, которые твою точку зрения подтверждают. Давай-ка, лучше выпьем. А то угольки не скоро подойдут.

– И то дело, – улыбнулся Федор и потянул из пакета бутылку. – Вот, кстати, Михалыч, и первая польза от науки. Или водка из родника бьет?

– Родниковая, – с сомнением прочитал надпись на этикетке Михалыч, подвинул стопки. – Какая ж от водки польза? Удовольствие есть, а пользы нет никакой.

– А по мне удовольствие и есть польза, – вздохнул Федор, откупоривая бутылку и с интересом наблюдая, как дед накрывает один из стопариков выуженной из кармана белой тряпицей. – Для чего это?

– Для того, – огрызнулся Михалыч. – Может быть, от какой-нибудь науки и есть польза, да только нет ничего хуже, когда эту пользу или вред различить нельзя. Как эти ваши наны. Я еще Семкиному отцу говорил, когда он жив был, чтобы бросил этой хренотенью заниматься. А теперь просто плюнуть некуда, кругом они. Я раньше молоко в деревне у одной бабки покупал. А тут раз ее нет, другой. Наконец появилась. Где ты бродишь, спрашиваю. А она расхвасталась тут же, что в больнице была на процедурах. Что ей капельницу ставили, но только не лекарство в вены запускали, а эти наноблошки или еще что. Сосуды они прочищают якобы. Склеротические бляшки убирают.

– Дед! – протянул Семен. – Это ж рядовая процедура.

– Сомневаюсь! – ударил ладонью по столу Михалыч. – И поэтому молоко я у этой бабки брать перестал. Мне и так чудится, что на зубах у меня хрустит. Везде эта зараза. Ей и лечат, и руду добывают, и воду опресняют, вредителей уничтожают. Так и воюют, значит. У нас ведь какое правило, любое изобретение сразу в военное дело запускается, а уж если убить никого не получилось, или жертв мало, тогда пожалуйте в народное хозяйство. Так что вы меня хоть увольте, хоть как, а в моем доме никакой научной заразы не будет. Я все своими руками пощупать должен. А на слово не верил никогда и верить не буду. Да и еще сказать. Трактор и тот на поле то и дело ломается, а там детальки стальные, с руку или больше. А теперь представь, что эта ваша нана где-нибудь в артерии у меня заглохнет? Ты что, механика тоже ко мне в миниатюре отправишь?

– Какие-то у вас странные представления о нанотехнологиях, – поднял брови Федор.

– Странные, не странные, а до девяносто пяти лет дожил и еще поживу, – собрал в кулак бороду Михалыч и озорно прищурился. – А вот вам всем долгожительства не гарантирую.

– Ничего себе? Девяносто пять! – присвистнул Федор. – А не прибавляете? Лет так пятнадцать – двадцать?

– Прибавляю, – отозвался довольно дед, отправляя в рот пук зелени. – По годку двадцать седьмого июня ежегодно и прибавляю. В соответствии с собственным календарным днем рождения. А быстрее никак не выходит.

– Знай наших, – поднял стопку Семен. – За долголетие хозяина этого дома.

– Присоединяюсь, – крякнул дед и опрокинул стопку в рот, обнажив на мгновение два ряда белых здоровых зубов.

3

Когда Валентина и Тамара с Оленькой вернулись с речки, мясо, разложенное на металлической решетке, подрумянилось, картошка в чугунке рассыпалась, а овощи, порезанные в салат, дали сок и теперь вливали и свой дивный запах в аромат, стелившийся над праздничным столом. Даже девчонка, накормить которую в обычное время удавалось только силком, беспрекословно полезла за стол и потребовала немедленной и внушительной порции. Федор что-то прошептал на ухо Валентине, и теперь та с некоторым интересом, но без удивления наблюдала, как шустрый дедок по-молодецки вскакивает с места, чтобы принести то соль, то чайник из дома, и как он процеживает через тряпицу водку, и как водит обломком магнита из старого репродуктора над печеночным паштетом, и с подозрением принюхивается к неестественно красному яблоку.

– Вот то будут яблоки, – показал Михалыч на покачивающиеся в ветвях зеленые шарики, – а это очень подозрительный фрукт. Оно, конечно, может и вкусно, да только и тут думаю, без нанов не обошлось.

– Скорее без генетики не обошлось, – возразил Федор. – А вот что касается нанотехнологии, мне ваши опасения кажутся напрасными. В конце концов – если выражаться обыденным языком, то это всего лишь действительная возможность подковать не только блоху, но и кое-что значительно меньшее.

– Для куражу наука, значит, – облизал губы Михалыч. – А польза-то какая от этого?

– Ну, ты дед, даешь, – удивился Семен. – Большая польза. Без этого теперь ни один механизм не обходится, ни одна отрасль хозяйства.

– Не знаю, – усомнился дед. – Только я вот что скажу вам, доверия у меня к этой вашей науке нету. Я вот живу тут, горя не знаю, если не считать, что внук с женой и правнучкой редко заглядывает. Телевизора у меня нет. Радио тоже нет. Тырнета тем более. Телефон только обычный и все. И не страдаю я по этому добру. Семен хотел мне здесь этот… видеофон поставить, а я так подумал, что ежели поставит, так я его вообще только по видеофону видеть буду. Зато нигде как у меня не отдохнете, и здоровье не поправите.

– Вот за это выпить нужно обязательно, – подхватил речь деда Федор и, поднявшись, провозгласил. – За островок дикой, но чудесной природы в поместье дорогого Михалыча и за здоровье хранителя этой красоты!

Дед поднялся, приосанился, выпил, смахнул слезу, подхватил ведро и заторопился на родник, сообщив, что банька уже подходит, а ключевой водички еще не наношено. Федор рванулся в помощь, но Семен остановил его, выждал и, когда дед, громыхая ведром, скрылся за калиткой, прошептал:

– Чтобы дед ни творил, не пытайся ему помогать. Обидишь смертельно. Ты, да и я – здесь гости. Он хозяин. Радушнее хозяина не найдешь, но помогать или советовать – ни-ни!

– Вот как у вас строго? – удивился Федор. – Похоже, действительно бирюк Михалыч?

– И не кричи, – добавил Семен, улыбнувшись. – Слух у старика такой, что морской акустик позавидует. За сто шагов обычный разговор разбирает.

– Семен, – воскликнул Федор. – Так может, есть в его словах правда? Подальше от нашей технологической действительности, поближе к дикой природе? У меня такое чувство возникло, когда я смотрел, как дед твой движется, что не он меня старше, а я глубокий старик.

– Подожди хоронить-то себя, – остановил его Семен. – Пойдем-ка лучше искупаемся. Ну что? Отпускаете, девушки?

Девушки уже уселись раскладывать пасьянс. Оленька, было, рванулась вслед за дедом к роднику, но Тамара локо ухватила ее за подол и, жестко притянув к скамье, дала в руки карты. Семен о чем-то пошептался с женой, положил перед ней на стол небольшой кофр, подхватил с яблоневого сука полотенце и повлек за собой Федора вниз по склону. Трава на косогоре неожиданно оказалась слегка подвяленной солнцем, идти по ней было легко, и когда снизу потянуло спасительной прохладой от узкой речки, Федор даже не успел вспотеть. От выпитой водки где-то в груди и у висков плескалась легкость, перемежаемая светлой усталостью.

– Стой же ты, чертяга противный! – крикнул радостно Федор, когда Семен остановился на берегу и начал стягивать с себя футболку. – Я сейчас пьяный, поэтому все могу сказать. Веришь, уже больше десяти лет, как ты у меня Тамарку увел, а я все на нее смотреть спокойно не могу.

– Я тоже на нее смотреть спокойно не могу, – согласился Семен. – Только я не уводил ее, а просто нашел и никому не отдам.

– Вот ты так всегда, – присел на траву Федор. – Решаешь что-то и делаешь так, как решил.

– Так как надо, – ответил Семен.

– А как надо? – переспросил Федор. – Ты что, не понимаешь, что послезавтра решится судьба моей лаборатории? И моего проекта, и всего института? Если ты меня послезавтра не поддержишь, если не согласишься с началом проведения опытов с наномодулями с открытым контуром, финансирование урежут, исследования отложат, а через полгода под эту же тему подпрягутся еще с десяток лабораторий, и не факт, что мы будем наиболее предпочтительным вариантом.

– Знаешь, что меня пугает больше всего? – спросил Семен, войдя в воду и задумчиво смотря, как прижатые ступнями длинные зеленые ленты водорослей шевелятся на течении.

– Что?

– Вот эта спешка. Ты же сам прекрасно понимаешь, что расчеты не подтвердили прогнозируемость образуемых систем. Да, тысячи опытов на мышах и на рыбках. Да, оздоровление организмов, увеличение в полтора раза активного срока жизни объекта. Но ведь ты сам не вполне представляешь, как это работает. И готов начать эксперименты на людях?

– Эксперименты? – переспросил Федор. – Возможность спасти миллионы жизней уже сегодня ты называешь экспериментами? Ну ладно, я согласен, что отдаленные последствия могут быть неожиданными. Наномодули с неполным контуром взаимодействуют друг с другом, самовоспроизводятся и демонстрируют способность создавать системы с неожиданными и не всегда предсказуемыми характеристиками. Но ведь на этот случай всегда есть банальная процедура очистки организма от наноэлементов. Процедура, которая практически не дает сбоев. Никогда. Ты слышишь? Мы застрахованы!

– Слышу, – хмуро сказал Семен. – Хорошее сочетание понятий. Практически и никогда. Давай вернемся к этому разговору, но позже. Сходим в баньку, попаримся, а потом поговорим.

– Ну что ж, давай, – хмуро бросил Федор, поднялся, а затем прямо в одежде с диким криком бросился в речку.

4

Банька выдалась на славу. Казанок с горячей водой дымился в углу потемневшего сруба. Вода шипела на раскаленных колосниках. Под потолком стоял густой пар. Распаренные и довольные дамы, скрутив длинные волосы полотенцами, отправились пить чай на веранду, а Семен и Федор, заняв места на опустевших полатях, еще долго нещадно хлестали друг друга дубовыми вениками и глотали влажный пар.

– Все, больше не могу, – пожаловался Федор, вываливаясь в предбанник и погружая ковш в кастрюлю с квасом. – Вот теперь я уже точно не удивляюсь, что Михалыч в девяносто пять как козлик прыгает.

– Как козлик, говоришь? – пустил смешок в бороду, открывая дверь, Михалыч. – Хорошо, если бы как козлик. Семка, ты лекарство-то мое не забыл? Опять спина неметь начала, и провалы в памяти повторяются. Вроде бы помню, что до обеда делал, а бывает, просыпаюсь утром, и половину вчерашнего дня из памяти как корова слизнула.

– Склероз, дед, – покачал головой Семен. – Ну, ничего, это мы сейчас поправим с тобой. Укольчик и все пройдет.

– Ну, давай свой укольчик, – закряхтел дед, ложась на скамью и приспуская штаны. – Только ты смотри, чтобы как обычно, без этих ваших нанов.

– Какие наны? – улыбнулся Семен, наклоняясь к сумке. – Через иголку? Брось!

– Боишься, Михалыч? – приготовился поддеть деда Федор, но осекся, увидев побелевшее лицо Семена и показанный кулак.

– Боюсь, милок, – согласился дед. – Только не этих ваших микроштучек, а смерти своей. Она ж рядом ходит, я знаю. Слышу я ее. На зубах она у меня хрустит. Так вот, чтобы смерти избежать, главное ее увидеть. Глаза-то у меня о-го-го, а все одно мелочь вашу, что я тряпкой процеживаю, разглядеть не могу. А то, чего не видишь, оно самое страшное как раз и есть.

– Вероятно, – растерянно пробормотал Федор, расширенными глазами наблюдая, как Семен снаряжает шприц, как наполняет его розовой жидкостью из четырехугольного бокса и, наконец, делает укол в дедову ягодицу. Дед слегка напрягся, затем вздохнул и замер.

– Тридцать минут отключки, – пробормотал Федор. – Но пять кубиков очистки! Как бы реанимацию не пришлось вызывать?

– Только десять минут, – хмуро ответил Семен, убирая инструмент. – Но зато, надеюсь, до нашего отъезда он будет безопасен.

– Что значит, безопасен? – переспросил Федор. – И вообще, ты собираешься мне хоть что-то объяснить? Ты же только что проделал наноочистку. Причем ввел убийственную дозу.

– Именно для этого я тебя сюда и привез, – ответил Семен. – Смотри.

Он задрал дедову рубаху, и глазам Федора предстало тело двадцатилетнего парня. Идеальный изгиб позвоночника, крепкие мышцы, широкие плечи. Не иначе дед по привычке сутулился. Да и какой дед?

– Что это? – еле проговорил Федор. – Что это?!

– То самое, – усмехнулся Семен. – Наномодули с открытым контуром. Самоорганизующиеся системы. Стабильные и безотказные. Именно те, над которыми мы с тобой безуспешно бьемся уже десять лет.

– Это ты сделал? – побелевшими губами спросил Федор.

– Нет, – покачал головой Семен. – Отец.

– Он же умер пятнадцать лет назад! – вскричал Федор. – Ты же говорил, что его эксперименты закончились неудачей?

– Он погиб пятнадцать лет назад, – повысил голос Семен. – Я тогда в его лаборатории всего лишь лаборантом подвизался. Здесь это и случилось. Отец приехал по звонку. Фельдшерица звонила, сказала, что удар у деда. Отец и рванулся сюда. Приехал, упал и умер. Кровоизлияние. Хотя патологии никакой не было. И у фельдшерицы сельской, которая Михалычу укол делала, тоже кровоизлияние. Вот там, где я круги на луговине нарезал, ее и нашли. И все это в один день.

– Убийство? – переспросил, похолодев, Федор.

– Кровоизлияние, – повторил Семен. – Инсульт. Отец был ведущим специалистом института. Ни одна комиссия ничего не нашла. Случайное совпадение. Просто два здоровых, практически молодых человека получили одновременно и в одном месте инсульт. И умерли.

– А дед? – спросил Федор.

– Дед больше всех убивался, – ответил Семен, подбрасывая в руке четырехугольный бокс. – С тех пор и нанофобия у него. Он после того безобидного укола этой фельдшерицы едва тоже не умер. Страшная аллергия у него началась, глаз видно не было. Не знаю, как я его от больницы уберег. Вот этой штукой и спас. Это сейчас ей организм от наномодулей очищают и аллергии лечат. А тогда мы только мышам ее и кололи, чтобы приготовить их к следующим опытам.

– Бред, – покачал головой Федор. – Ни склероз, ни сенсорику этим не лечат. Раствор действует только на наномодули.

– А ты не больно ему верь, – вздохнул Семен. – Он говорит не то, что чувствует, а то, что в голову ему втемяшилось. Вот, например, Михалыч считает, что неминуемо погибнет, когда от дома отойдет. На похороны не поехал. Он вообще дальше родника от дома не отходит.

– Что твой отец сделал с ним?

– Года за два до смерти отца у деда тоже инсульт был. Полный паралич, потеря дара речи, прогнозы неутешительны. Ему тогда уже под восемьдесят стукнуло. Организм дряхлый, хуже некуда. Короче смерти ждали с часа на час. А отец уже тогда занимался этой темой. Ну, вот именно тогда и выяснилось, что некоторые микромеханизмы могут вступать во взаимодействие с организмом на клеточном уровне, и более того, перестраивать себя с учетом изменения внешних условий.

– Ну, так и мы этим теперь занимаемся! – воскликнул Федор. – Но где результаты опытов твоего отца?

– Я их уничтожил, – вздохнул Семен.

– То есть? – воскликнул Федор, вскакивая на ноги.

– Именно, что уничтожил, – повторил Семен, потянулся к вешалке и снял с нее еще один небольшой кофр. В точности такой же, как болтался на плече Тамары, отметил про себя Федор.

– Фотографироваться хочешь? – язвительно спросил он друга.

– Нет, – покачал головой Семен, откинул крышку, достал из кофра продолговатый предмет, нажал на клавишу. Раздался треск, между контактов вспыхнула голубая молния, запахло озоном.

– Электрошокер? – удивился Федор.

– Да, – кивнул Семен. – Давно уже как-то попытался деда привезти в город. Точнее испытывал я его. Чувствовал что-то. Еле уговорил. Но только и на сто метров не отъехал. Дед словно окаменел мой. А я вдруг такую головную боль почувствовал, что едва успел электрошокером его ткнуть. Только что кровью потом не плевался.

– Так и у Тамары не фотоаппарат? – прошептал Федор. – Так она знает?

– Отец вколол деду приличный объем, – продолжал говорить Семен. – Затем привез сюда. Через пару дней дед пришел в сознание, еще через неделю начал ходить. Отец не хотел его из деревни забирать. Сам понимаешь, чем ему это грозило. Да и хотел исследования продолжить.

– Ну и что? – спросил Федор. – Отец погиб. Но ты, ты можешь продолжать исследования? Почему ты уничтожил результаты его исследований?

– Я боюсь, Федор, – тихо сказал Семен. – Не за себя. За всех нас. Я еще студентиком по просьбе отца приезжал сюда каждый месяц, делал наноочистку. А в тот раз забыл. Опоздал на неделю. Хотя отец и предупреждал, что у деда ломки могут начаться. Когда все это случилось, дед просто кишел наномодулями. Но что с меня взять, годы молодые были, голова пустая. А дед тут по полу катался. Так или иначе, только молочница как это увидела, сразу в медицинский пункт побежала. Я с ней потом разговаривал. С отцом же поговорить уже не успел. Он, когда звонок этот от фельдшерицы принял, побелел как… Так на меня взглянул перед отъездом. Никогда себе этого не прощу. Именно тогда он и сказал мне, что если с ним или с дедом что-то случится, всю документацию по этому проекту надо уничтожить. И я сделал это.

– Значит это действительно возможно, – прошептал Федор, задумался, поднял голову. – Но зачем было повторять очистку каждый месяц? Вы продолжали делать ему инъекции?

– Нет, – сказал Семен. – Наномудоли уничтожаются полностью, я проверял. Но потом они появляются вновь. Другие. Неизвестные. Тысячи разновидностей!

– То есть? – не понял Федор.

– Организм их сам вырабатывает! – прошипел раздраженно Семен. – Это уже не Михалыч. Или не только Михалыч. Это генетически измененное существо. То, что сделал отец, то, что продолжаю делать я – это преступление. Это угроза всему человечеству!

– Ну, уж угроза? – присвистнул Федор. – С чего ты взял, что именно дед убил твоего отца, эту фельдшерицу? Это слишком фантастично. А вот твой молодой дед – это реальность. Его надо изучать. Необходимо взять образцы крови. Это победа, понимаешь? Победа!

– Пиррова победа, – прошептал Семен. – Ломки более никакой нет. Только стариковская мнительность. Наномодулей нет. Измененные клетки Михалыча вне его организма инертны и неустойчивы. И у меня нет образцов предыдущего штамма. И я даже не знаю, что деду вколола погибшая фельдшерица. Я ничего не знаю! Не прошу себе эту просроченную неделю никогда.

– Подожди! – поднял руку Федор, но Семен жестом заставил его замолчать.

Дед зашевелился, встряхнул головой, подтянул штаны, сел на скамье, виновато улыбнулся.

– Ой! Что-то я прикорнул маленько. Вот так-то милок, – он погрозил Федору пальцем. – Старость не радость, поживи с мое, поймешь когда-нибудь.