Текст книги "Чемодан, револьвер и расческа"

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сергей Соловьев
Чемодан, револьвер и расческа

Пролог. Дверь, топор и сумасшедший купец

На улице мягкими хлопьями падал снег, прикрывая белым и чистым одеялом чёрную землю. Уже и праздники были на носу, а вот у двери в дом купца Плетнёва толпились люди. Хотя здесь дедушка Мороз не квартировал, и подарки здесь не раздавали, около забора стояли обыватели, на самом штакетнике сидели мальчишки, облизывая сахарных петушков на палочке. Со стороны казалось, что это небывалое представление, на которое собралась толпа народа, только вот нет главных действующих лиц. И точно…

– Ваше благородь, давайте дверь выбьем, – уговаривал Девяткина городовой, поправляя башлык, укрывший голову. Торчал из-за мороза только козырёк фуражки, – я здесь у входа, а Елисей Петрович и Кузьма Ильич у окон постоят, глянут, чтоб не сбежал, Плетнёв– то.

Полицейский надзиратель с сомнением посмотрел на городового, на тяжёлую входную дверь , покачал головой, не соглашаясь.

– Ты, Савва Петрович, не торопись. Сейчас начальник наш подъедет, всё и сделаем.

Внутри дома опять истошно закричали, и что– то с грохотом упало на пол.

– Андрей Сергеевич, – и Савва умоляюще посмотрел на на начальника.

Девяткин вытащил карманные часы, открыл крышку, в отчаяньи обвёл глазами подчиненных, и уже собирался дать команду ломать дверь…

Но тут, к счастью, подъехал полицейский возок, из него на ходу выпрыгнул крепкий господин, в прекрасном пальто и шапке– боярке и подбежал к полицейским.

– Молодец, Девяткин, что вы меня дождались. Сейчас всё мигом сделаем, только помалкивайте.

– Хорошо, – с сомнением в голосе сказал собеседник, отходя чуть в сторону, и делая знаки городовым, что бы не мешали.

– Харитон Ильич! Харитон Ильич!

– А , вы это? – раздался густой бас из дома.

– Чего там свару затеяли? Неужто убить кого хотите?

– В своём доме я хозяин, уходите по– добру, по– здорову! – закричал купец, – не уважают меня! Даже дома прекословят!

– Так я вас уважаю. В чём же дело? Подойдите поближе, к двери. Кричать мне тяжело на таком морозе. Поговорим с вами. Или, может дверь откроете? Знаю я, чай вы хороший умеете делать, так я бы угостился?

– Нет! – рявкнул купец, словно злой цепной пёс.

Но шаги были совсем рядом , полицейские освободили крыльцо, и человек в богатом пальто вдруг, разбежавшись, обрушился всей своей силой на запертую дверь, да так, что зеваки на улице восторженно заорали и даже щёлкнула фотокамера, стоявшая рядом . Дверь не то что открылась, она просто упала внутрь на дебошира, а на двери сверху оказался приехавший переговорщик. Городовые мигом влетели в дом, один из них вырвал из руки купца топор.

– Да ослобоните, – пыхтел Плетнёв, распростёртый на полу, на манер жука, накрытый дверным полотном, и так же бессильно дергая ногами и руками, – и силён же ты…

– Девяткин, проверьте, все ли живы.

– Сейчас, всё сделаю, – и принялся исполнять .

Домашние выходили из закрытых комнат, смотрели со страхом на хозяина дома. Городовые, застегнув руки купца в наручники, вывели из дома, мимо радостно улюлюкающей толпы. Девяткин шёл вслед городовым. Затем он озабоченно принялся отряхивать от пыли и трухи пальто незваного гостя.

– Да вы бы, ваше благородие, попроще -бы оделись. Пальто-то уж больно хорошее.

– Кожаную куртку стану мотоциклетную носить, Андрей Сергеевич. Только что и остаётся, – ответил важный господин, поправляя бобровый воротник.

К ним быстрым шагом шёл неизменный, известный своим сложным и нетерпимым характером, репортёр Гомельский, в модном клетчатом пальто и кепке с ушами, вязаным шарфом, закрывающим шею.

– А, Абрам Израилевич, какими судьбами! Очень рад!

– Вы же, господин Стабров, в своём амплуа. Новый цирковой номер нам показали?

– Номер преотличный вышел, господин журналист. Все живы, дебошир задержан. – довольным голосом ответил полицейский чиновник, поправляя сбившуюся шапку.

Господин Гомельский держал чемодан с камерой, и посмотрел ещё раз на полицейского, направлявшегося мимо него к проезжей части, ожидавшему возку.

Люди расходились, обсуждая происшедшее, но представление уже закончилось. Сергей Петрович раскланялся с госпожой Плетнёвой, и пошёл по дорожке, любуясь снежной Москвой. До Рождества оставалось недолго, и пока в его полицейском округе всё было неплохо.

Прогулка с револьвером

Сергей Петрович трясся в санях извозчика, от нечего делать изучая то, что творится вокруг. Но на глаза вдруг попалась внутренность саней , в которых он находился. Лакированные, отличные, сиденья обшитые чёрной кожей, и надо сказать, весьма мягкие и удобные. Лихач попался такой весёлый, улыбчивый, с непременным номером на спине кафтана, причём, сразу запомнившимися – 5 -25. Такое сочетание не сразу забудешь, как подумалось чиновнику сыскной полиции Москвы. Он поправил боярку на голове, натянув её на уши, всё же было холодно, как – никак декабрь, на дворе. Рядом лежала и газета, но как-то читать было не так интересно, чем изучать окружающие его вещи.

–День добрый, барин! Скоро уж доедем до Петрова монастыря!– повернувшись, крикнул извозчик.

– Спасибо. любезный.

– Что, барин, такой невесёлый, задумчивый! Скоро ведь Рождество, да и Новый год ! Если надо, подскажу вам, где гусей хороших купить и уток на праздник! Купец там торгует в лавке, на Таганке, на Воловьей улице!

– Да, не близко от наших мест. Пока доеду, пока вернусь.,,

– Но товар больно хорош! Вот, возьмите картонку, скажите , что от Петра!

Стабров не удивился такой крестьянской хитрости этого извозчика. Зарабатывать ведь надо, а от купца этому Петру, как видно, и с каждой покупки денежка идёт. Полицейский убрал визитку с словами: « Мясо. Птица. товар купца Мясоедова. Воловья улица дом 11». Рисунок был забавный, в духе новомодных художников– абстракционистов. Или супрематистов? Да кто их там разберёт. Но птица и корова на визитке выглядели словно в тяжком психическом сне, а надпись, на едком жёлтом фоне и чёрными буквами, выраставшая к середине, и словно удалявшаяся к концу– ее сложно было не заметить или забыть. Даже фамилия купца была подходящая, хорошо хоть не Курицын.

Но вот, излишне пытливый взгляд Стаброва, заметил под сиденьем рыжий чемодан хорошей кожи, с сиявшей незахватанной ещё бронзой замочками.

Полицейский хотел крикнуть извозчику о находке, но служебная привычка возобладала, и он смолчал. Сергей Петрович пытливо изучал, нет ли рядом следов или отпечатков пальцев. И у чемодана лежал тускло блестевший револьвер, судя по размеру, старый Смит– Вессон. Этого добра много набрали на разграбленных складах революционеры да и бандиты в 1905 году. Так же часто подобные вещицы изымали на воровских малинах.

«И парень то кажется неплохой, а и этот налётчиком оказался» -грустно подумалось бывшему морскому офицеру.

Частенько попадались извозчики на грабежах, да и просто на воровстве. Единственно, что мелькнуло в голове, так то, что оружие просто лежит на полу, будто брошенное. Или этот Пётр хитер, как барышник с Конного рынка, который может задорого продать пятнадцатилетнего мерина, как орловского рысака доверчивому покупателю. Так он всё думал, даже голова опять заболела, и, Сергей Петрович, словно институтская барышня, достал немецкий порошок из саквояжа, «Аспирин», высыпал в рот и быстро заглотил кислятину минералкой из фляжки. Уже подъезжали, но полицейский чиновник нащупал в кармане пиджака английский «велодог», и переложил в карман пальто. Не дураки англичане, толковую штучку придумали. Револьверчик маленький, а калибр немалый, как раз бродячих собак отгонять. И тут сгодится, если придется с трёх сажен палить.

Они подъезжали к Петровке, и Стабров, вздохнув про себя, выхватил револьвер из кармана и прислонил к спине извозчика.

– Теперь, братец, на Петровку 38, нам в сыскную полицию. И не стоит убегать, стреляю я хорошо.

– Да вы бы вашблагородь. так и сказали. что «От Филип Филипыча», мы понимаем, – не испугался Пётр, – хоть и убыточно, да довезли бы вас в лучшем виде. Чего «дуру» в в спину сразу совать?

– Езжай. Не вздумай бежать. Стреляю я хорошо.– повторил Стабров.

– Да понял, – погрустневшим голосом ответил извозчик.

Они остановились около ворот Сыскной Полиции, сразу подбежал городовой, и увидев Стаброва тут же козырнул, узнавая своё начальство.

– Понятых давай, Иваныч!

– Будет исполнено! – и полицейский быстро пошёл исполнять, а рядом мигом встал другой, взяв под уздцы лошадь.

Извозчик совсем повесил голову, и не думая убегать. Стабров спрыгнул с возка, осторожно наступил на мостовую, не желая испортить лаковые ботинки. Но вот, подошли два приказчика из лавки, и чинно поклонились.

– Анфимий Петрович Андреев, – представился один.

– Так мы Василий Терентьевич Федоров, ваше благородие, – назвался и второй.

– Вот смотрите, – и Стабров указал тростью на чемодан и револьвер, – вещи в возке, и оружие. Как вас зовут, извозчик?

– Пётр Зиновьевич Щеголев, псковские мы, из крестьян. Паспорт имеется, в Москве уже как два года.

– Ваш ли это чемодан? Оружие?

– Никак нет, это ваш наверное, – сказал сразу, не думая, – И уж револьвер-то точно, – сильно побледнев, добавил уроженец Пскова.

– Так, уважаемые господа Андреев и Федоров. .. Я при вас открою этот чемодан. Прошу смотреть внимательно…

Небольшой, но крепкий раскладной нож сразу раскрыл все секреты данного нехитрого устройства, и полицейский чиновник, с руками в непременных лайковых перчатках, осторожно взял за край крышки.

– Боже ж мой! – только и смог вымолвить приказчик Андреев.

Другой, Фёдоров, опустил глаза на мостовую, и извозчик закрыл лицо руками.

– Да ваше благородие, – произнёс городовой Еропкин, тот, который удерживал лошадь, – так опять дело раскрыли.

Стабров в сомнении качнул головой, внимательно смотря на пропитанную кровью белую рубашку. Так же безнадежно были испачканы брюки, пиджак. Чуть сбоку находилось портмоне из крокодиловой кожи.

– И что там наш крокодил проглотил? – выдал не задумываясь Сергей Петрович.

В чреве , или утробе, бог его разберёт, находились двадцать тысячерублёвых купюр. Деньги были убраны от греха в объемистый карман Стаброва, и он быстро стал составлять документ о имуществе и денежных средствах. Приказчики подписали, затем, дрогнувшей рукой расписался и Пётр Щёголев.

– Пётр Зиновьевич, вы арестованы вплоть до выяснения обстоятельств дела. Еропкин, отведите в дежурную часть извозчика.

– А лошадка? Ваше благородие! Не губите! Пропадёт ведь!

– Еропкин, возок и лошадь отведите Семёнову, под личное наблюдение и заботу.

– Спасибо, век буду за вас Бога молить, – и Пётр поспешно перекрестился.

Полицейскому же чиновнику же пришлось тащить чемодан и нести револьвер, причём двумя пальчиками за ствол, как истинно интеллигентному субъекту. Его отпечатки на револьвере были бы совершенно некстати для криминалистов. К несчастью, навстречу попался вездесущий Девяткин.

Зимний день

– Сергей Петрович! Да вы же должны были в Святопетровском монастыре быть, вас там изволят ожидать!

– Андрей, вот не в службу, а дружбу. Привези сюда Аннушку. Занят я, видишь?

– Сделаю, Сергей Петрович.

– Ко мне в кабинет потом зайди.

Собственно, сегодня Стаброва ожидала церковная служба, перед Рождеством. Так что Юйлань Ван приехала в монастырь на Петровку, в поминальную церковь Митрополита Петра. Китаянке службы пришлись по вкусу, она обожала запах воска и ладана, потрескивающие свечи, церковные песнопения, звон колоколов, а особенно монастырские пирожки. Но, ей, как барышне китайской, а не русской, больше нравилось ощущать аромат благовоний, покупать разные разности, а затем пичкать Сергея Петровича. Хорошо хоть чиновник занимался атлетической гимнастикой по методу Евгения Сандова, и не мог потолстеть. По крайней мере так сразу.

Развлечения Юйлань нашлись – господин начальник сыскной полиции Москвы исхлопотал конфискованный чайный магазин Суна Дао у губернатора. И теперь госпожа Юйлань Ван занималась продажей чая. Так ведь не сама торговала, за прилавком не стояла – нашла себе приказчика, татарина Тагира Султановича Ахметова. Нет, ну лицом то на китайца был очень похож. А как его Анечка научила всякому – так сам Стабров сомневаться стал– а и вправду китаец? И тебе прическа с косичкой на затылке, и наряд нашли подходящий, даже акцент китайский ловко скопировал, не придерешься.

Да ещё ожидалась долгожданная визитация начальника сыскной полиции господина Кошко с супругой к нему домой. Дескать, ради улучшения климата в коллективе. И какой– такой климат? У них всегда ясно и солнечно. Но знал Сергей Петрович в чём дело– всё спорили, некоторые и на деньги, кто же Анна такая – китаянка Юйлань или всё же татарка Гюльнара? И Аркадий Францевич решил заявится лично, увидеть собственными глазами пассию подчиненного.

Но вот, прикатил маленький возок, в котором сидела Юйлань с пакетами, и жующий его монастырские пироги Девяткин. Помошник поспешно проглотил еду и сделал нарочито умное лицо, вытер руки платком и поправил шапку. Китаянка, сидевшая рядом, в шубе и индийской шали была просто очаровательна. Смуглые щёчки прихватил морозец, так что и румяна были не нужны. Было видно, что девушке прогулка понравилась.

– Я была на церковной службе, почтила святые иконы. Это тебе, – и она отдала один пакет, – мне домой надо ехать?

Юйлань редко показывала чувства при чужих, и сейчас её лицо было просто каменным. Хотя Сергей Петрович привык к своей барышне, и знал, что она злится.

– Да. К обеду буду точно.

Возок развернулся, и покатил к их квартире в доме на Большом Каретном. Именно там квартировали служащие сыкной полиции. Но, как награда, в его руке оказались великолепно пахнущие пирожки, которым надо было отдать честь.

– Девяткин, отнесите пакет ко мне в кабинет, и распорядитесь насчёт чая.

– Сделаю, Сергей Петрович.

Девяткин взял важный груз двумя руками, и осторожненько понёс в здание. Стабров же прогуливался около подъезда, смотря на чистый от снега проход для служащих. Непонятно было с извозчиком. Так хорошо комедию ломает этот Пётр Зиновьевич Щеголев, из псковских крестян, или такой хитрец, что с сообщниками кого– то убили, и тогда где спрятано тело? Предстояли поиски… Но ему предстоял опрос господина извозчика. Надо же было понять, откуда взялись деньги, револьвер и чемодан? А пока надо было поесть, и всё же сегодня сходить помолится в монастырь. А господин псковский крестьянин пока остынет, призадумается и чего важное вспомнит.

Стабров был человеком верующим, и не забывал ходить на исповедь и причащаться, и очень полюбился ему Старопетровский монастырь. Отец Феодор был его духовником. Ну, а Аннушке особенно пироги пришлись по сердцу из монастырской пекарни, да и ему, если быть честным.

Встав под козырьком подъезда, рукой в перчатке полицейский чиновник отряхнул свою боярку и бобровый воротник своего тёмно– серого пальто, подбитого белкой. Перед ним стоял полицейский в шинели, с головой, укрытой башлыком. Служивый открыл ему дверь, Стабров вежливо кивнул в ответ.

Он быстро поднялся к себе, и на столе Девяткин всё изготовил грамотно. Все-таки Андрей Сергеевич был мастером своего дела. Чай в подстаканниках, ложечки, колотый сахар на блюдечке, и знаменитые монастырские пироги. Запах был превосходнейший, а его аппетит разгулялся после прогулки на свежем воздухе.

– Всё готово, – отметил полицейский, улыбаясь.

– Садитесь, Андрей Сергеевич, поедим…

Совместное действо закончилось быстрым успехом, и угощение было съедено. Но, хорошее всегда быстро заканчивается, и покурить сослуживцам не удалось.

Убийство в гостинице

Требовательно и настойчиво зазвонил телефон, и Стабров поднял трубку аппарата. Голос начальника ни с кем не спутаешь, и полицейский чиновник слушал внимательно.

– Убийство, господин Стабров. В меблированных комнатах на Каланчевке. Странная ситуация. Но съездите сами, обязательно разберитесь.

– Сейчас же еду, Аркадий Францевич.

– Но, к вечеру непременно ожидайте меня в гости, Сергей Петрович. Приеду с супругой, так что надеюсь на угощение. И вашу даму от нас не скрывайте, жажду поговорить.

– Пренепременно. Буду ждать.

Стабров присел, потёр опять заболевшую голову, потом вспомнил о визите начальника, и рука опять потянулась к телефону.

– Анна. Приеду к вечеру, и распорядись о ужине на четверых. Ожидаем начальника.

– Постараюсь, если визит будет не раньше семи, – ответила китаянка.

– Хорошо, – закончил разговор Стабров и повесил трубку.

– Пойду возок во дворе приготовлю, – заметил Девяткин, и поднялся со стула.

– Всех собери на выезд– фельдшера, фотографа. Минакова предупреди обязательно. И городового не забудь прихватить. Извочиком лучше Гвоздёва возьми. И посыльного для связи не забудь.

Стабров в задумчивости пошёл в уборную, и долго драил руки с мылом. Всё было как обычно… Ладно, хоть не в праздник.

Еремей в полицейской форме выглядел значительно и важно. Теперь, когда на службе, даже, ведь, и водку почти не пил. Вот не хотелось больше и всё! Как запах почует, сразу из комнаты выходил. не мог оставаться. И раньше Ерема лошадей любил, а тут стал невероятно к ним заботлив. И лошадь была в хорошем виде– вычищена да накормлена.

– На Каланчевскую езжай, Еремей, – скомандовал Стабров лично, оглядывая попутчиков.

– Конечно, Сергей Петрович, -ответил кучер, и полицейский возок двинулся, но не быстро, что бы не пугать прохожих обывателей.

А чего было уже спешить? Купец мёртв, тело на месте, не делось никуда. Управляющий чуть ли не бегает вокруг дома– так должен был сразу доложить о преступлении. Про это ехидный будочник доложил, что дескать, господин Андреенко нервничает. Так сейчас приедет господин полицейский чиновник, управляющий сразу за каплями в аптеку пойдёт . Только пустырник от нервов хорошо помогает..

Так зло думал Стабров о халатности подчиненных Андреенко Опанаса Лукича. Пока же Еремей вёз аккуратно, понимал– не городовых везёт, а начальство, знал, умник, правильное обращение.

Но вот и дом, трёхэтажный, и как Сергей Петрович вычитал в умной газете, выстроенный в стиле «Псевдорусская готика». Красный кирпич, окна теремные. Как военные казармы во Владивостоке.

Дворник, незнакомый Стаброву, стоял рядом с проездом, всё делал правильно, праздно шатающих отгонял. Но, опять, вместо ушедших стали скапливаться вновь подошедшие неизменные зеваки.

Дворник подошёл к приехавшим из сыскной полиции, кивнул городовому, и сразу, как должно, узнал высокое начальство.

– Господин полицейский чиновник! Кузнецов Матвей Ильич, дворник. Сразу как узнал, прибыл на место, ничего не трогал, ждал вас. Зиновьев, будочник на этаже дежурит, охраняет место происшествия, вас ожидает.

– Очень хорошо, Матвей Ильич. Прокофьев! – сказал он городовому, – здесь останьтесь, с дворником.

И начальник пошёл дальше, на ходу поправляя воротник. Проход в дом, слава богу, один… Дворника решил опросить позже.

И вот он, не иначе, наш Опанас Лукич, как подумал Стабров о бегущем, да честно сказать, почти летящем навстречу им управляющем.

Это был субъект среднего роста, в котелке на голове, и тулупе, надетом из – за холода на обычную, дешёвую костюмную двойку из Радома, на ногах же были, надеты презабавнейшие валенки.

– Ах, наконец– то , – приговаривал человек на малороссийский манер. – пройдёмте, я вас провожу.

– Отчего так поздно поставили полицию в известность, милостивый государь? – напустил мороза в голос полицейский чиновник и строго посмотрел на управляющего.

– Так мы и не знали…– пытался объясниться несчастный, – только поутру всё и обнаружилось, как уборщица, баба Шура пришла…

– Чего?– не понял чиновник.

– Что произошло, что случилось в номере… Но, в домовую книгу жилец записан, все по инструкции. Купец второй гильдии Пантелеев Фока Фёдорович, сорока пяти лет, женат, трое детей, постоянно проживают в Черниговской губернии, сюда приехал по торговым делам.

– Один, или с семьёй?

– Один, один, – закивал управляющий.

– Шума выстрелов, хотите сказать, не слышали? У вас работают члены Общества Глухонемых?? – терял терпение полицейский чин.

– Пройдёмте на этаж, прошу вас… И надо же наконец, убраться, кровь на полу, не оттереть потом…

Впереди шёл, как всегда, шустрый Минаков, в центре конвоя шли фотограф, Франц Янович Шульц и фельдшер Федюнин Григорий Ильич, в арьергарде был Девяткин, замыкал строй сам Сергей Петрович, от нервов разминавший манильскую сигару. Они поднялись на третий этаж, где скучал с калачом в руке будочник Зиновьев.

– Что, Леонтий Прокофьич, не пускал никого в нумера?

– Службу знаем, ваше благородие! – вскочив, бодро ответил полицейский, пряча закуску за спину.

Стабров чуть наклонил голову в сторону от стража порядка, и точно, мокрых следов не было, значит, никто не приходил с улицы. И то хорошо, что полицейский службу знает.

– Здесь находись, Зиновьев, – приказал начальник.

Они пошли дальше. Порохом почти не пахло, если только чуть– чуть. Скорее, примешивались запахи чего – то съестного, и уж точно, не калача Зиновьева.

– Так сколько на этаже номеров?

– Шесть, – с готовностью ответил управляющий.

– Открывайте.

Служащий зазвенел ключами, открывая крашеную коричневой краской дверь. У порога встал и Шульц, поставив на треногу фотографическую камеру. Федюнин с серьёзным лицом одел синий халат и каучуковые перчатки, уже смотря внутрь комнаты. Стабров же, как кисейная барышня, проверил в кармане аспирин, боясь, что у него опять разболится темя.

– Андрей Сергеевич, записывайте, а вы, Александр Владимирович, – и начальник кивнул на Минакова, – в уборную. У вас рука лёгкая.

Девяткин не сдержался, и засмеялся в голос. На него укоризненно смотрели просто все. Но тот лишь покачал головой, и взялся за лист бумаги и карандаш.

Сергей Петрович внимательно смотрел на распростёртое у выхода из комнаты тело. Пять ран, которые он успел заметить, из них две– в левое бедро, судя по залитую кровью штанину. Смертельный выстрел был в спину. Шульц по его знаку быстро поставил фотокамеру и принялся за работу. Федюнин расположился рядом с телом.

– Шесть ранений, и покойный Пантелеев пытался убежать, – заметил Стабров, – три отверстия в столе, опрокинутые стулья…

Полицейский чиновник посмотрел на отверстия столешнице, в задумчивости взял карандаш из своей сумки, и сунул в пулевой канал… Направление полёта пули было почти под вертикальным наклоном, то есть стрелявший вскочил или? Стрелял с потолка? Совершенно непонятна была траектория входа пули. На столе присутствовала бутылка мадеры, открытая и без пробки. Два стакана, и начатая плитка шоколада. освобождённая от обёртки.

Рядом лежала и расчёска, скорее, женский гребешок. Деревянный, из кипарисового дерева. И это от чего? Или от кого? Не понял всё это пока морской офицер.

Вероятно, имела место встреча, как подумалось Стаброву, и беседа закончилась ссорой…Он вдруг вздрогнул, увидев пятнышко на другой стороне стола. Лупа сама оказалась в руке, и Сергей Петрович поднёс ёё к пятну. Было похоже на кровь.

– Судя по калибру, четырёхлинейный Смит– Вессон. Злодей вскочил, опрокинув стул, и выстрелил три раза. Через стол пули попали в ногу, раненый пытался спастись, и получил еще три выстрела от злоумышленника…– говорил Сергей Петрович для записывающего помошника, – и запиши про пятно крови на другой стороне стола, не забудь и про гребень.

Стабров приподнял убитого, и в правой руке трупа оказался маленький карманный пистолетик.

– Да у нас почти дуэль, Сергей Петрович! – воскликнул Девяткин.

Полицейский начальник взял платок и осторожно высвободил оружие, и так же аккуратно разрядил, вынув обойму, и щёлкнул затвором, достав и из ствола маленький патрон.

– Пятизарядный браунинг, в обойме и стволе было четыре патрона. Девяткин, за вами гильза…

– Уже ищу, уже ищу..– тут же поспешно согласился с начальством Андрей Сергеевич.

Помошник обошёл стол, внимательно изучая крашеные половые доски, и тут, взмахнув руками, чуть не упал.

– Кажется нашёл, – и достал из под ботинка стреляную гильзу.

– Отлично, отлично…– прошептал Стабров, – запишите гильзу… Надо осмотреть стены… Не забудьте потом забрать стаканы и бутылку, проверить отпечатки пальцев. Но куда же попала пуля из браунинга?

Он переступил лужицу крови, натекшую из тела мертвеца и подошёл к окну комнаты. Плотные гардины закрывали свет с улицы, керосиновая лампа стояла на комоде. Он внимательно осматривал стену, рассчитывая найти пулевое отверстие. Пока ничего найти не удалось.

– И никто не слышал выстрелов?– сказал полицейский чиновник вслух, и призадумался.

Но вот, Стабров поднял с пола гусиный пух…Он покрутил головой, и на кровати увидел подушку в куче перьев. Наволочка была просто изорвана и опалена выстрелами.

– Франц Янович ! Снимайте на камеру! Подушку также не забудьте!

Девяткин же перебирал вещи в комоде. Документы убитого найти не удалось, как, впрочем, и денег…Нашли же кое -что другое. Расписание поездов на станции «Перово». А также визитки двух купцов с Таганской и Воловьей улиц. И вспомнились слова злосчастного извозчика Петра Щёголева, о отличных гусях купца Мясоедова. Сергей Петрович достал визитку из портмоне. Точно, такая же.

« Мясо. Птица. товар купца Мясоедова. Воловья улица дом 11».

Другая визитка была тоже связана с мясной лавкой « Свежайшая говядина только у господина Копытова». Чёрт, они что , сговорились? Адрес, вот, Таганская улица, дом 5.

Но наконец, вышел счастливый Минаков, со свёртком в руке. Другие, с подозрением смотрели на товарища, сразу подумав о розыгрыше.

– Нет, вы не то подумали, господа. Свёрток не мокрый, и достал я его не из ватерклозета. В вентиляции нашёл, – гордо проговорил полицейский, – с трудом, знаете ли.

Девяткин не стал смеяться, фельдшер отвернулся, а фотограф, сжав губы, прильнул к камере. Стабров немного опешил, и рука потянулась к аспирину… Он мигом заглотил порошок, даже запивать не стал.

Начальник не сразу глянул на свёрток но точно, это были деньги. Две пачки сторублёвых купюр, с изображением Екатерины Второй. Что здесь случилось, в этом номере – пока было совершенно неясно. А так же здесь лежал паспорт на имя Пантелеева Фоки Фёдоровича. Так была ли в номере ссора? Или всё же ограбление и убийство?

– Григорий Ильич, осмотрите тело, и увозите в мертвецкую. Пули изымите и привезите на Петровку с актом вскрытия, – говорил он слегка расстроено.

– Минаков! Позвоните к нам в сыскное, что бы оповестили врачей и фельдшеров на предмет ранения из малокалиберного пистолета.

– Понял!

– Пойдёмте, потом опросим соседей и дворника. Хотя, Александр Владимирович, опросите дворника сами, и не выпускайте никого из дома, пока не опросите. А мы уж с Девяткиным по нумерам пойдём.

***

Стабров собирался заняться унылым делом, стучаться в закрытые двери. Подумав, передоверил сей тяжкий крест улыбчивому Девяткину, что тот и начал.

– Откройте, сыскная полиция! – закричал любимый помошник так что, неожиданно для обоих открылись все двери на этаже. Их слегка испуганные и потерянные жильцы стояли в коридоре и испуганно глядели на требовательных служителей закона.

Стабров во избежание паники, вышел чуть вперёд и начал разговор с обывателями.

– Позвольте представиться! Стабров Сергей Петрович. И вправду ничего не слышали вчера вечером? Никакого шума из второго номера купца Пантелеева?

– Так что бы необычного– нет, – начал говорить долговязый студент, – там часто говорили громко, иногда и песни орали. Гости к покойному заходили. Трое бывало или четверо. По виду, так купцы.

– Нет, четверо,– безапелляционно заявила осанистая женщина, – вы, Орест Иванович, – заявила она студенту, – не всех видели.

– А вчера? Часов в десять по полудни?

– Так вышел один. Точно, и дымом пахнуло, так он улыбнулся и чемодан вытащил, хороший такой. И сказал:

«Фока Фёдорович бумаги в печке жёг, вот и пахнет. А вы не беспокойтесь»

– Как выглядел?

– Ну, лет сорока, в пальтишке, но куда хуже вашего. У вас прекрасное пальто, сразу заметна рука мастера. Ваш портной с Кузнецкого Моста? Отличная работа сразу видна, – отвлеклась куртуазная женщина от темы.

– Точно так-с. Так что вы говорили?

– Ну, вот. Он ещё за плечо или за грудь держался. А был этот человек здесь в первый раз, это точно.

– А как вас зовут, мадам? – спросил Стабров.

– Так Аглая Дмитриевна Шацкая, – ответила, заулыбавшись, женщина, поправив прическу и брошь на груди. И тут её лицо словно перекосилось от боли.

Стабров участливо посмотрел на женщину, но не сказал больше ей ни слова. Хотя, посмотрел ещё раз, и словно сделал зарубку на память. .

– Девяткин, пусть свидетели распишутся в опросных листах, – неожиданно для Шацкой выдал Сергей Петрович, отчего женщина даже сделала шаг назад.

Стабров прошёл по коридору вперед и назад, посмотрел на пожарную лестницу, призадумался. Посмотрел на окно рядом с лестницей. И судя по отсутствию снега на подоконнике, его неавно открывали.

– Так больше никто не видел посторонних в этот день? И выстрелов не слышали?

– Точно нет. Негромко только щёлкнуло что-то шесть раз. Один раз вообще легонько. а затем ещё пять, – ответил пожилой мужчина, -я рядом проживаю, в четвертом номере. Выстрелы я бы услышал.

– По возможности Москву не покидайте неделю. Если выезд будет необходим, прошу уведомить полицию, – предупредил он всех жильцов.

На улице же на выезде прогуливался господин репортёр Гомельский, гроза проныр, сплетников и взяточников города Москвы. На Абрама Израилевича нехорошо посматривали Еремей Гвоздёв и Прокофьев, так и сидевшие в возке.

– Я тут, прямо, замёрз. Сергей Петрович! – заявил журналист, – вы всё в делах?

– У господ журналистов тоже нелёгкий хлеб. Так чем обязан?

– Начну издалека, и покажу свою полезность. Вам известно о дерзких кражах скота на станции Перово?

– Так железные дороги, они под опекой жандармерии, – нарочито небрежно произнёс полицейский чиновник, доставая сигару.

– Вижу, – усмехнулся журналист, – вы готовы слушать, – и достал портсигар, а из него выудил папиросу с золотым обрезом. Господин Гомельский себя баловал.

– Так вот, -начал Абрам Израилевич, пуская облачко ароматного дыма, – как известно, мясоторговцы используют несколько станций Московской Железной дороги, и одна из них– это Перово. До боен– недалеко. Там построено три фабрики– переработка костей, мыловарня и собственно бойни и разделка туш, откуда торговцы и покупают мясо и развозят по лавкам. Рядом построен и новомодный завод по изготовлению колбас. Кожи тоже идут в дело, но на Павелецкой. Уже год назад жандармы не могут изловить злоумышленников, ворующих скот целыми вагонами. Пострадали несколько известных и богатых торговцев.

– И что? Дело жандармов воровство на железных дорогах расследовать, – повторился Стабров, – не моя, простите, область.