Текст книги "Кольцо Зеркал"

Автор книги: Сергей Сезин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

К утру великая мысль меня не осенила, и я отбыл в нужную мне чайхану. Чайхана как раз размещалась неподалеку от Дома Решений. Так называется новое здание, куда в Казани собрали все чиновничьи гнезда, кроме военного министерства, личной канцелярии хана и службы безопасности. Но, говорят, в канцелярии хана работает всего десяток человек – подлинные асы бумажных дел, которые в несколько секунд разбирают, что сделать с бумагой – оставить хану, чтобы решал только он, или переслать в нужное чиновничье гнездо. Оттого буквально на третий-четвертый день проситель получает ответ – ваше обращение передано в такой-то департамент для решения вопроса по существу. Или: прошение зарегистрировано у его величества, номер его такой-то, решаться будет такого-то числа. Хан принимает решения по личным прошениям каждый вторник, изучает не более семи обращений за один раз. Вот как канцелярия выкручивается, если хан болен и пропускает день приема, – не знаю.

Чайхана называлась «Звезда Востока» – в честь гимна ханства. Описывать ее не нужно – видевший одну чайхану видел их все. Разница только в умении заваривать чай и чистоте.

Зайдя туда, я обратился к толстому чайханщику, спросив, где в этом почтенном заведении могут быть люди, способные очень красиво и доходчиво написать письмо для одной из ханских канцелярий (тое-мое, зюйд-вест и каменные пули). Неохота повторять все эти восточные красивости, которые в Казани самопроизвольно вываливаются даже из неболтливого человека.

Чайханщик предложил мне присесть, а он пока найдет мне нужного человека. Я устроился на кошму, подсунул под организм подушки и стал высматривать, откуда грядет этот сочинитель писем. А чайханщик пошел к почтенной компании справа, рассказал им что-то. Дальше они начали спорить (судя по виду). Я ждал и улыбался. Предстоял еще один спектакль под названием «Отставной козы барабанщики пытаются быть нужными и важными». Минут через пять дискуссии чайханщик подвел ко мне старца лет семидесяти, в очках. Шел он весьма нетвердо, а садясь, чуть не опрокинулся. Старость не радость. Это оказался почтеннейший Сеид-ака, некогда заведующий департаментом закупок военного министерства. Экая рыба приплыла к столику! Интересно, он занимается писанием писем от въевшейся в душу любви к бумаготворчеству, или его выперли с этой должности и сейчас Сеид-ака зарабатывает себе на табачок, а внуку на сладости?

Но так спрашивать недостойно восточного кодекса благопристойности, поэтому я спросил: чего желает почтеннейший гость? Пусть он закажет, а пока чайханщик готовит, мы с почтеннейшим обсудим дело. Почтеннейший желал зеленого чаю с вялеными финиками, а я заказал себе обыкновенного чаю со сладкими лепешками. И сахару, ибо я не с Востока. Чайханщик оказался на высоте и сахар имел.

Мы выпили по чашке чая, после чего Сеид-ака, получив от меня данные, собрался писать. Первым делом он позвал какого-то Равшана. На зов прибежал мальчик лет десяти. Этот мальчуган, получив распоряжение, приволок от группки старых писарей маленький столик с писчими принадлежностями. Предложенные мною бумагу и чернила старец отверг. Я с любопытством глядел на действо. Должен сказать, что я уже написал нужное прошение, но мне было интересно поучаствовать в оном спектакле. Сеид-ака придирчиво исследовал все принадлежности, боги ведают по каким признакам выбрал нужное и вознес молитву казанскому богу. Я отставил чашку и придал лицу подобающее выражение.

А дальше мне показали класс, так что я аж раскрыл рот. Минуты за три дед с трясущимися руками написал два экземпляра текста (один на русском, другой на местном языке), и настолько красиво, что я в молодости так не писал. Вот это да! Я полез за кошельком, но Сеид-ака сказал, что деньги не нужны. Он благодаря милости Аллаха и доброте своих прежних начальников получает хорошую пенсию и совсем не нуждается в деньгах. Он занимается составлением бумаг, потому что привык к ним за почти полвека работы. И когда он уже не должен писать их, ощущает некую пустоту в сердце. А составив бумагу, он ощущает себя полезным и нужным и забывает про груз лет. Поэтому с него достаточно угощения.

Я, малость потрясенный, поблагодарил старого мастера и, собрав нужное, пошел в Дом Решений. И я еще ехидничал в адрес старых канцеляристов!

До нужного мне места было всего ничего. А дальше целый квартал занимали постройки этого Дома. Причем здания были не только по периметру, но и внутри квартала. Потеряться не пришлось, ибо щит с обозначениями висел на стене. Нужная мне канцелярия была внутри двора, корпус «А». Прошел под аркой внутрь – на стене внутреннего корпуса присутствовала большая буква «А». Подошел ко входу – опять же щит с указаниями, какая контора на каком этаже и в какой комнате. Мне на второй этаж, комнаты двадцать два и двадцать три. Подымаюсь туда – возле двадцать второго кабинета вывеска, что прием заявлений именно здесь. Красота! Ничего не попутаешь и не введешь в досаду почтенных чиновников, подав прошение о смене фамилии в департамент налогов и сборов.

Но, правда, мне пришлось еще сходить в соседний корпус и заплатить два рубля пошлины. А потом чиновник, поглядев на чудеса каллиграфии, улыбнулся и сказал:

– Это писал Сеид-ака?

– Да.

– Его рука узнаваема. Но вам не нужно было обращаться к нему. Смысл в услугах Сеида-аки есть только для недавних подданных из других народов, которые еще не освоили государственных языков. Вы же вполне способны написать текст сами.

– Я и написал, вот он.

– Тогда мы его зарегистрируем. По какому адресу известить о времени рассмотрения?

– По адресу географического факультета университета. Они уже известят меня.

– Хорошо. Вот вам бумага о регистрации прошения. А творение Сеида-аки заберите.

Я попрощался и ушел. Каллиграфию мастера я решил оставить себе на память. Есть что-то трогательное в его попытках служить людям, хотя нужды в его услугах уже нет.

Если мне придется рассказывать кому-то о казанских чиновниках, непременно расскажу про то, что лучше всего зайти в чайхану «Звезда Востока», где отставные чиновники напишут шедевр каллиграфии вместо вас, и тогда действующие чиновники не смогут отказать в удовлетворении этого чудо-прошения…

Список дел стремительно истощался, и я решил их закончить в том же стиле: буря и натиск. А после похода по лавкам взял извозчика и поехал узнавать насчет рейса до Твери.

Ближайший пароход отходил завтра в час пополудни – старая знакомая «Севрюга». И билеты были. Завтра у меня будет еще один шанс пройтись по лавкам – вдруг еще что-то найду. Или не пройтись – это как утром захочется. Пора домой. Хватит пока приключений. Буду сидеть в каюте и писать книгу. И видеть сны о разных интересных вещах, а не зловещих озерах и Замках Ужаса.

Замок Ужаса тоже будет, и даже наяву. Но это будет в свое время. А пока Великая унесет меня к дому…

Часть вторая
Краски последнего лета

Я стоял на верхней палубе «Севрюги» и тихо ругался про себя и на себя. А именно за дырявую память и поспешное покидание Казани. Я совершенно забыл расспросить всех про трактат об Истинной Смерти и, может, даже лично глянуть на него. Ни со Сфинксами не поговорил о нем, ни в факультетскую библиотеку не зашел, ни в казанскую. К сожалению, дошло это до меня уже на пути вверх по реке. Придется списываться с Кириллом и просить его навести справки. Кстати, нужно будет узнать, что они нашли в бывших Чебоксарах.

Потерзав себя, я отправился обратно в каюту и сел за писание. Что еще делать на пароходе? Смотреть на окружающие красоты или беседовать с попутчиками. Красоты я уже видел. Можно было бы еще глядеть, но сегодня душа не лежит. Совсем. Сосед по каюте пришел после обеда и храпит. Беседа с ним отпадает. Вот я сейчас приму меры магического заглушения этого храпа – и продолжу писать…

Сегодня меня как прорвало – аж семь страниц до ужина, а после него еще две с лишним.

Этому можно только радоваться, потому что общее число готовых страниц уже больше двадцати пяти. Конечно, еще придется править и, может, даже выбрасывать, но пачка их радует глаз. Вообще нет ли в этом какой-то странности, если не сказать сильнее? Жил человек и жил, а на старости лет надумал писать, и уже вторую беллетристическую книгу? Если бы я каждый праздник по примеру некоторых стихоплетов верноподданнические оды сочинял, а еще пару раз в год статьи в газету про то, как городские власти чего-то там недоделывают, то это было бы логичным развитием писательской страсти. А так получилось что – в молодости разные юношеские стихи, потом совсем ничего, а вот сейчас пошло?

Или это дар богов за труды в их пользу, или я просто долго копил знания и впечатления, чтобы смочь их вылить на бумагу? Не знаю, не знаю. Впечатлений от жизни явно больше, чем я отразил пока на бумаге. Уж не ждет ли меня цикл романов?

Возможно. Видел я в молодости на полках цикл романов одного из писавших до Переноса авторов. Там их штук двадцать было, об истории двух семей, кажется. Я, правда, так и не собрался их прочесть. Но собирался. А как же звали автора? Может, по возвращении его прочесть? Увы, не помню. Короткая какая-то фамилия, букв пять. И названия этого цикла тоже точно не помню. Один роман, кажется, назывался «Разгром», а еще один «Дамское счастье». Или «Женское счастье»? Увы.

Я полез в саквояж и достал уржумскую книгу. Поглядел на нее, потрогал переплет, пролистал, потом выбрал пару мест и прочел их – сначала про себя, потом вслух. Сфера Молчания защищала соседа от моего голоса. Потом закрыл глаза, положил руки на переплет и сосредоточился на ощущениях. Постепенно я как бы отключался от действительности и сосредотачивал все внимание не на внешних чувствах, а на более высоком уровне их – тех, что называют глазами своей души или иными чувствами ее же. В магии они называются по-иному, но мне не стоит разглашать некоторые профессиональные тайны. Я погружался в глубь себя и пытался найти что-то знакомое, сочетающееся с этой книгой и непонятными эманациями ее. Раз что-то знакомое ощущается, значит, я что-то подобное видел или слышал. И это вот надо найти. Оттого я раз за разом погружался в себя, словно нырял в Великую реку в поисках оброненного в воду чего-то важного.

И наконец нащупал. Два ощущения – ощущение библиотеки и ощущение опасности от нее же. А дальше силы кончились, как кончается воздух в глубине, и ныряльщика вода выбрасывает наверх.

Открыл глаза. Я буквально плавал в поту. Трещала голова, сильно билось сердце, тяжело было дышать, словно действительно сейчас нырял в реку. Название этого состояния для непосвященных – трансотражение, или трансзеркало. Маг пользуется таким уподоблением или отражением, чтобы заглянуть в глубины души, ниже уровня сознания. И переработать полученные ощущения в осознанный вид. Оттого он это и ощущает как тяжкий труд, ибо преодоление внутренних барьеров и осознание неосознаваемого – это и есть тяжкий труд. Когда человек пребывает в нервном напряжении, он после того ощущает себя усталым, хотя формально ничего тяжелого не делал. Но устает душа. И от нее устает все остальное.

Да и Силы я потратил много – на вот это трансзеркало, да и на Сферу тоже. А сосед все храпит, как оставленный без присмотра мотор. Эк его пробило. Уже поздний вечер, а он спит довольно долго – неужели сможет аж до утра храпеть?

Я вышел из каюты и пошел в сторону душевой. Душ совсем не помешает. Отчего-то в трансе я сильно потею, как будто был в бане и долго-долго в парилке сидел. У других магов могут быть другие реакции – так нас учили в свое время. Миша, что вместе с нами столб гнул, в трансе отчего-то плакал, чем сильно удивлял наставников: редко бывает именно такая реакция.

После душа посттрансовые ощущения меня беспокоить перестали, да и сосед наконец поменял позицию и теперь спал тихо. Оттого я смог спокойно подумать о понятом. Итак, библиотека и ощущение опасности от нее же. Вот библиотек я за свою жизнь навидался.

Наверное, в паре десятков бывал, не считая личных. А где я там ощущал себя в опасности? Да в общем-то ни в одной. Только лучше чувствовал себя и даже успокаивался, отстраняясь от каких-то внешних переживаний. А о замковой библиотеке барона Иттена – и говорить не стоит.

То есть реально я не ощущал опасности в библиотеках. Значит, это не свое воспоминание.

А что же это значит? Какая еще может беда грозить в библиотеке? Пожар. Но все же опаснее всего может быть ощущение от книг в черных переплетах. Про них много чего рассказывают, и юные студенты, наслушавшись страшилок, думают, что даже подойти к шкафам опасно. И не все там неправда, предназначенная для испуга неофитов старшекурсниками. Тогда число библиотек с такими разделами снижается до шести. Значит, транс надо повторять. Но не сегодня. И устал я, и вообще это делать рекомендуется с перерывом не меньше недели. Чтобы силы восстановились полноценно.

Времени уже десятый час («луковицу» мне в Казани отремонтировали), усталость все нарастает. Ладно, пора отдохнуть. Дальше в этой загадке пока не пробьешься. Шесть библиотек с магическими книгами в черных переплетах. Что, когда и какая из них?

Может, во сне придет разгадка?

Ее мне не послали. И даже вообще сна не было. Как глаза закрылись, так и открылись на звук будильника, словно между открыванием и закрыванием прошли две секунды. Но это не так плохо, потому что магическую защиту от звуков я на ночь снял. А раз храп мне не мешал заснуть, такой сон вполне подходит ситуации. Сосед все спит. Только сменил позицию, оттого и вибрирует его небо, посылая звук соседям: хр-р-р-р-р… Ладно, сам грешен храпом, известны случаи, что от собственного храпа и просыпался.

А вот грех непоставления сторожков куда страшней. На нашем каютном иллюминаторе стоит ограничитель и вроде как подводный вампир не пройдет (если среди них не бывает карликов). Но вор через дверь – вполне может. Или тот же «чебоксарец», залезший не через иллюминатор. Тогда можно надеяться только на милость богов или то, что вампир начнет процесс кормежки с соседа, а меня его чары не возьмут. Вообще это возможно. Сосед мой, Викентий Фомич, явный любитель заложить за воротник, а чудо подводное выбрало именно печень барона, а не печень девицы. Возможно, цирротическая печень приятно похрустывает на зубах, как сухарики в борще. Кстати, о птичках, раз уж пришли мысли о кулинарии: есть уже хочется, и до нашей очереди на завтрак четверть часа. Как раз хватит Фомичу на спешное умывание и прочее. А он все дрыхнет.

– Фомич, а Фомич! На завтрак пора, просыпаться надо!

Фомич что-то пробормотал и продолжил спать. Ладно, я пока займусь своими делами, а потом его еще раз потревожу. Будильник мой его не берет, может, за плечо подергать? Есть же люди, которые только так пробуждаются, от толчка в плечо или еще куда, а вот крики их не беспокоят. Неудобное это свойство – на службе в армии чревато нарядами вне очереди. А заснув так где-то в опасном месте, можно и не проснуться.

Интересно, служил Фомич в молодости или нет? Сейчас, как старшему приказчику, ему можно по особо опасным местам не ездить. Торговый дом Голопятовых и наследников Рыбина велик и обширен, торгуя разными нефтепродуктами почти по всей Великой. Контор много, так что, думаю, найдется для него тихое место за столом. А когда помоложе был – ездил ли по опасным местам?

– Фомич! Хватит спать! Завтрак на носу – пять минут всего!

В ответ несвязное бурчание. Глаза открылись, но тут же и захлопнулись. Я навел последний глянец на себя, прицепил кобуру с револьвером и открыл дверь. С порога еще раз воззвал к Фомичу, услышал то же самое и закрыл замок ключом. У Фомича ключ есть тоже, вспорхнет и побежит. А проспит – закусит бутербродами в буфете вместо завтрака. За плечо я его трясти не буду – вдруг у него на плече какая-нибудь экзема, а я по ней рукой пройдусь. Был такой случай в Нижнем: ходил коммивояжер по городу, продавал платяные щетки с магическим эффектом очистки. Будучи человеком, склонным к разным необычным решениям, он подходил к возможным покупателям и проводил демонстрационной магической щеткой по одежде. После чего рассказывал об ее замечательных свойствах. Это срабатывало. Кстати, демонстрационная щетка у него была помощнее, чем те, что он продавал. И вот как рухнула его карьера: подходит он к некоему потенциальному покупателю в запыленном сюртуке и, ни слова не говоря, проводит ему по всему левому рукаву. После чего он очнулся не сразу и с некоторым некомплектом в зубах и прочем. Оказалось, он провел щеткой по не заживающей никак ране. Поэтому судья не удовлетворил иска травмированного коммивояжера: спрашивать надо было, можно ли продемонстрировать чудесный результат.

Фомич отсутствовал на завтраке, поэтому я сразу после него не пошел ловить Силу на палубе, а вернулся в каюту проверить – а не случилось ли чего с Фомичом. Нет, он уже проснулся и умывался. Оказалось, что сосед ночью проснулся, было еще совсем рано, потому он отхлебнул из карманной фляжки средства, которое помогает в таких случаях, и оттого проспал. Но ничего. Викентий Фомич сейчас посетит буфет, примет еще рюмочку и закусит тем, чем там в буфете богаты. Вот и хорошо, что ничего жуткого с соседом не случилось, а я пойду ловить токи воздуха. Так буду действовать до обеда, а после него – займусь писанием. Надеюсь, Фомич не так активно загрузится, что от его перегара и храпа придется возводить усиленную магическую защиту.

Предчувствия эти и привели меня к «магическому жору», когда я ловил-ловил токи Силы и никак не мог «наесться». Но организм Силу принимал и не демонстрировал признаков перегрузки. Ближе к полудню мы разминулись с «Буревестником», шедшим вниз по реке.

Я помахал вслед пароходу. Не знаю, есть ли Семен на мостике, и увидит ли… А потом, когда «Буревестник» превратился в пятнышко на горизонте, вернулся к забору Силы. На обед была рыба аж в двух блюдах, поэтому я почти не ел. Впрочем, после приема Силы под завязку есть особенно не хочется. А сосед опять отсутствовал. Видимо, перезакусил. Но ничего – ожившим скелетом он не выглядит, даже наоборот. Так что до Ярославля он и похудеть не успеет, и до белой горячки не дойдет.

Викентий Фомич не спал, а собирался уйти. В буфете встретился знакомый приказчик, который плывет один, так что он собрался к знакомому в гости. Я только предупредил соседа, чтобы взял ключ. А то вдруг я сам вздремну или уйду из каюты.

Это хорошо. Я, оставшись один, активно взялся за писание. Писал долго, много. Только… перечитав, чуть было не отправил написанное в иллюминатор. Купца Ульянова здесь нет, некому защитить реку от загрязнений. Но все же вовремя остановился. Выкинуть – это несложно, а вот писать заново куда тяжелее. Поэтому я пока отложил сегодняшнее – может, потом все же использую. Полностью или частично.

Через час будет Нижний и два часа стоянки. А что мне там надо? Разве что пройдусь по набережной. Семен уплыл, так что повстречаться не удастся. Или попробовать позвонить с берега? Вдруг он в отпуске? Тогда так и сделаю. А если он все-таки уплыл, то просто погуляю. В рестораны-магазины не хочу, да и довольно поздно – напиться получится, а вот чем-то культурным заняться – уже сложнее.

В Нижнем я позвонил Семену домой. Семен действительно ушел в плавание, поэтому с ним повстречаться не удалось. Удивило то, что Марина Юрьевна меня совершенно не помнит, хотя я неоднократно бывал у них дома и с ней лично общался, как и с иными родственниками. Правда, я сейчас про известный эпизод с шилоусами не намекал. Хотя… Может быть, прошло уже так много лет, что я начисто изгладился из памяти вместе с иными людьми, жившими тогда. Или это избирательная амнезия?

Впрочем, какая мне разница, по какой причине меня не помнит почтенная дама, с которой я не встречаюсь уже много лет.

Пароход шел вверх по реке, я чередовал периоды писания и беседы с соседом. Он после Нижнего пить перестал, чтобы прибыть пред светлые очи владельцев совсем протрезвевшим. У них в почтенной фирме возникли новые порядки, связанные с приходом к власти одного из юных наследников, который сам не пьет, на дух не переносит пьяных, а за приход на работу после «вчерашнего» может и в бараний рог согнуть. Конечно, старшего приказчика с многолетним сроком работы сразу не выпрут, но кому охота после этого оказаться младшим приказчиком в Пограничном или подобном захолустье и там завершить свою карьеру! Когда фирмой руководил Фаддей Голопятов, такого ужаса не было. Тогда можно было даже за обедом для аппетита рюмочку принять без вреда для карьеры. Лишь бы ты с работой справлялся и продавал-покупал с прибылью. Но времена меняются, и порядки тоже. Викентий Фомич мне много рассказал про внутренние правила в своей и конкурирующих фирмах. Кое-что про это я и раньше слышал, но тут мне рассказали поподробнее и с пояснениями, как строилась работа с подчиненными в традиционных купеческих фирмах. Например, выяснилось, что известная игра приказчиков и купцов под персонажей писателя Островского более свойственна купцам, занимающимся розничной торговлей. Так они поддерживают незыблемость традиций, в их понимании. Фирмы, что занимаются оптовой торговлей, требуют только ношения служащими традиционной одежды. А употребление старинных словечек и словоерсы – это отдано на собственное усмотрение. «Баранов и компаньоны» вообще в этом смысле страшные либералы и даже жилеток носить не требуют.

Я усердно мотал сведения на ус, ибо намеревался воспользоваться ими в романе. Только придется поменять фамилии владельцев и то, чем они торгуют. А то приглашать на лечение не будут.

Купцы и приказчики – они такие. Когда их закидоны (желательно, конечно, не их самих, а конкурентов) обсуждаешь за обедом или в гостиной после обеда, они могут даже согласиться, что это чудачества, если не сказать больше. Но на критику в печати обижаются страшно. Знавал я одного сотрудника «Нижегородского вестника». Он как-то напечатал в газете «клеветон», как он после праздника прошелся по лавкам и как его приказчики обслуживали. И в каком виде они пребывали. Получился смешной рассказ на тему, что водка делает с любителями ее. И все была истинная правда, потому что я там сам присутствовал и помогал перегрузившегося приказчика вынимать из селедочной бочки, в которой он застрял почти вертикально. Но купцы с приказчиками обиделись и устроили ему форменный бойкот. Пришлось фельетонисту переезжать в Ярославль и больше не писать правды про пьяных приказчиков.

А потом была пристань в Твери, на которой никто меня не встречал. Собственно, я на это никак не рассчитывал. Но душа – это такое тонкое образование, которое зачастую болит неизвестно отчего и реагирует на то, чего реально нет.

Дом мой за время отсутствия как-то постарел (еще одно странное свойство души), в почтовом ящике ожидала куча писем, а у Марины – сильно подросший Лёвчик. Вроде бы прошло не так уж много времени, около месяца. А такое впечатление, что котик вырос как за полгода.

Среди писем (большая часть из них оказалась разными приглашениями посетить открытие лавок, магазинов и прочего) лежали и несколько важных. Мой запрос в Департамент юстиции вызвал ответ, что на территории Тверского княжества наличие оружия под пистолетные патроны, могущего стрелять очередями, законом не регулируется и, значит, не преследуется.

Письмо от сына – ну, там все как прежде.

Письмо-повестка с Дворянской. Как я удачно приехал: я требуюсь на службе с послезавтра. Но пока без казарменного положения. Поэтому Лёвчика возвращать Марининым родителям пока не надо.

Значит, сегодня буду приводить дом в порядок, завтра сделаю пару визитов, а послезавтра надену черный мундир и пойду исполнять долг.

Куда пойти завтра – на кафедру: сказать, что есть повестка, потому пока участвовать в летних практиках неспособен. И надо будет спросить про эту самую Истинную Смерть. Я, как ни напрягал мозги в дороге, ничего про это не вспомнил. Так, ощущается как что-то знакомое, и не более того.

Еще нужно бы со Снорри побеседовать, но с этим пока не буду спешить.

Мысль о «томпсоне» – хорошая мысль, но я еще не все продумал.

Там очень много деталей – где добыть чертежи, как сделать… В одной старой книге написано, что есть два варианта устройства этого оружия. У одного есть какая-то деталь, замедляющая отход затвора назад, а у другого этой детали нет. А что лучше мне? Нужен ли переключатель вида огня? Требуется ли мне снимать приклад и вновь его ставить, или пусть будет постоянный?

И очень сложный вопрос с финансами. Правда, на часть вопросов я ответы знаю. В Ярославле в княжеском музее есть он в живом виде. Возможно, в том же музее есть чертежи. Вероятно, можно будет не копировать его ударно-спусковой механизм, а удастся воспользоваться пулеметным – может, чуть изменив его. А можно ли это сделать? Вот на это ответит Снорри, только цена будет – ой-ой-ой, хоть он сможет льюисовский приспособить, хоть нет…

Приводить дом в порядок я быстро устал, потому ограничил свои усилия кабинетом и кухней. Теперь там наведен относительный порядок, а дальше позвоню я в контору Шапкина, и мне сюда приведут пяток аборигенок, которые начинают свою тверскую карьеру уборкой квартир и домов. Не мешало бы и аборигенов привести, ибо отхожее место тоже пора чистить… Ладно, вот в конце недели я Шапкина озадачу своими потребностями. А сегодня мне не хочется ни самому пыль и грязь убирать, ни кого-то на это мобилизовывать. Поэтому я перешел ко второй части процесса – стал распихивать вещи по местам. Что в стирку, что в шкаф, что в сундук. Револьвер, взятый у вампира в сарайчике, – пока в оружейный шкаф, а вот принявший на себя пулю – пусть лежит пока на столе. Я все же до сих пор колеблюсь – отдать его Снорри для приведения в надлежащий вид или повесить на стенку как диковинку из путешествий хозяина дома.

Еще раз посмотрел две трофейные монеты – никогда таких не видел. Какая у них ценность – тоже не понимаю. Однако серебро, хотя чистота его мне неведома. Но коли я завтра в Академию пойду, можно монету взять и показать тамошним нумизматам. Они, кстати, обе одинаковые, только одна больше была в употреблении. Может, продам, и может, цена у нее будет такая, что компенсирует мне уборку дома.

Ага, ага – дурень думкой богатеет, как говорила мне бабушка Анна…

Наскоро распихав вещи, я пошел в сад – посмотреть, что делается там. Лёвчик тоже пошел со мной, чтобы я ненароком не улизнул опять на месяц.

В саду ничего ужасного не произошло, хотя садовника сюда тоже не мешало бы запустить.

Я присел на скамеечку, и Лёвчик тут же оказался у меня на коленях – прямо заякорил. Гм, а мне надо бы зайти в лавку прикупить еды на вечер и на утро. А как теперь уйти, изводя живности душу уходом? Попробую его взять с собой, а заодно можно и пообедать. Тогда еще немного посижу, возьму корзину и пойду. А мой красавчик поедет в корзине, пока она пустая. А потом у меня на плече.

Странствие в трактир и в пару лавок закончилось благополучно. Лёвчик везде производил фурор и вызывал кучу вопросов, где водятся такие благородные коты и прочее. Смотреть на него я позволял, а вот на просьбы погладить – отказывал. И рассказывал про то, что это храмовый кот из дальних стран, посвященный богу огня. А Лёвчик своей красотой и благородным поведением смущал людские взоры. И аккуратно поедал нарезанную ветчину. Вообще чего такого особенного в поедании? Как бы ничего особенного, все коты едят, и даже не один раз в день, если это не голодные бездомные коты. А вот поди ж ты – смотрю на него, как он ест, и умиляюсь, и кажется мне, что ест он благородно, как аристократ на баронском съезде. Там они это делают, как предписывают кодексы о поведении, то бишь лучше, чем обычно. Дома в замке – куда как свободнее.

Вот барон Иттен ездил к соседу, барону Ансеню, насчет спорного участка решать, так Ансень у себя в замке кодексы попирал жесточайше. Например, принято, чтобы хозяин и гости ели одно и то же, что символизирует их единство за столом и равенство отношения к ним хозяина. Потому и жареный кабан кладется на середину стола, а уже все либо сами от него куски отрезают, либо мажордом отрезает и раскладывает гостям на тарелки. Первый способ – более стар, мажордом же есть не у всякого барона, он символ того, что барон прогрессивен и даже способен электричеством освещать покои. Если не сейчас, то завтра соберется.

А Ансень поставил всем по тарелке, в которую еще на кухне жареную курицу положили. Оскорбительное нарушение этикета. Надо было раскладывать с общего блюда уже на столе. Иттен есть не стал, только вино пил. Я, как неблагородный, но приближенный, курочку ел – мне это позволительно. После обеда мы сухо поблагодарили хозяина и уехали, не став окончательно решать спорный вопрос.

А на следующее утро Ансеню был послан вызов на поединок. Время тоже кодексом установлено: «Чтобы из оскорбленного выветрилось вино, выпитое в гостях у оскорбителя». Если бы они друг на друга обиделись в гостях у другого барона, то можно было бы и раньше вызывать, надо только дождаться окончания обеда, чтобы не было урона чести хозяина.

Дуэль была на лужайке у мельницы. Место выбрали специально, чтобы расстояние до замков участников дуэли было равным. Это тоже прописано в кодексе, только не как обязательное условие, а как рекомендация. Бароны выбрали для боя недлинные мечи и небольшие щиты величиной с хорошую тарелку. Выбор доспехов кодекс определяет только как «одинаковые для обоих участников», потому после недолгого препирательства решили, что оба участника будут без доспехов. Хотя братец высказал умную мысль, что не мешало бы обоим надеть легкие шлемы с прикрытием для глаз, но ей не последовали. В результате Ансень лишился половины левого уха. Кровотечение было приличным, пришлось его даже магически останавливать, после чего я высказал мысль, что поединок нужно прервать, ибо барон Ансень ранен опасно и продолжение боя нежелательно. Секунданты и участники согласились, и обе группы разъехались по домам. Хоть барон Иттен в этот день и уберегся от меча, но не уберегся от алкоголя. Так что пришлось его протрезвлять, а утром снимать похмелье.

И не сказать, что все это баронские заморочки от безделья. Этикет должен присутствовать всегда – и среди аристократов и среди простолюдинов.

И когда пища разрезается на столе, под пристальным взглядом самого гостя, меньше возможности отравить. Да, разумеется, можно и тогда ухитриться, но это значительно сложнее. У меня лично не поворачивается язык упрекать за это баронов, у каждого из которых минимум два-три предка были отравлены (или считалось, что отравлены).