Текст книги "Атакует «Щука»"

Автор книги: Сергей Шахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Сергей Шахов
АТАКУЕТ «ЩУКА»

Капитан I ранга С. С. Шахов

Автор этой брошюры – капитан 1 ранга в отставке Шахов Сергей Сергеевич. Большой и славный путь прошел он за 26 лет службы в Военно-Морском Флоте.

На военную службу тов. Шахов был призван в октябре 1933 года. После непродолжительной подготовки в учебном подразделении стал рулевым-сигнальщиком подводной лодки, где комсомольцы избрали его секретарем своей организации. За отличное освоение нового подводного оружия и боевой техники, за отличные показатели в боевой и политической подготовке, за высокую дисциплину и организованность Указом Президиума ЦИК СССР от 24 декабря 1935 года награжден орденом Ленина.

В дальнейшем, окончив Военно-политическое училище имени Ф. Энгельса и Военно-политическую академию имени В. И. Ленина, Сергей Сергеевич стал политработником. С 1941 по 1947 год он находился на Северном флоте, где в годы Отечественной войны принимал активное участие в боевых действиях. За мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, награжден несколькими орденами и медалями.

Будучи инструктором политуправления флота, тов. Шахов в феврале-марте 1942 года участвовал в легендарном походе подводной лодки «Щ-402», когда ее экипаж потопил три вражеских корабля. Рассказывая об этой небывалой в истории подводной войны боевой удаче, автор показывает мужество, героизм, самообладание и находчивость подводников в наиболее драматические моменты плавания.

Уходим в море

Жители Полярного, далекой северной гавани, в ту пору привыкли к выстрелам. Много они их слышали с того дня, как впервые ударили зенитчики по чужому самолету с крестами. Это случилось еще за четверо суток до начала войны.

С того дня торопливый перестук зениток, отражавших налеты вражеской авиации на главную базу флота, стал обычным делом. Столь же обыденными были тогда и гулкие раскаты окрестных батарей, громивших противника на дальних подступах.

Видимо, потому, что артиллерийская стрельба является обычным делом в прифронтовой полосе, мало кто обратил внимание на одиночный выстрел, прогремевший над гаванью 19 сентября 1941 года. Смысл этого выстрела был непонятен даже тем, кто видел, что он был произведен комендорами подводной лодки «К-2», медленно приближавшейся к пирсу по ровной глади бухты.

Все разъяснилось, когда «катюша» (так называли подводники лодки типа «К») ошвартовалась. Командир ее, капитан 3 ранга Василий Уткин, сбежав на пирс, доложил командующему флотом о потоплении фашистского транспорта и о том, что холостым выстрелом в гавани комендоры отсалютовали в честь одержанной победы.

Так родилась у североморских подводников традиция артиллерийских салютов. Число выстрелов означало количество потопленных кораблей и транспортов противника. С той поры всякий раз, когда в гавани раздавались одиночные выстрелы, жители Полярного знали – из похода с победой вернулась подводная лодка. И днем ли, ночью – торопились на причал встречать победителей.

А салюты гремели все чаще и чаще. Подводники Севера наращивали удары по фашистским захватчикам.

В те годы мне довелось служить в политическом управлении Северного флота. Помнится, тогда почти невозможно было застать на месте одновременно всех наших работников. Инструкторы и инспекторы большей частью находились на кораблях в море или в береговых подразделениях на переднем крае обороны Заполярья. По существу, там и было наше рабочее место. И именно поэтому морозным февральским утром 1942 года я шел по заснеженному причалу, высматривая в темноте подводную лодку «Щ-402». На ней было приказано идти в море.

«Щуки», стоявшие у пирсов, походили одна на другую как две капли воды. И все же «четыреста вторую» отличить было совсем нетрудно – она готовилась к походу. Это к ее округлому борту моряки подвозили тележки, нагруженные ящиками, картонными коробками, большими цинковыми банками с продуктами. В телефон, прикрытый от ветра деревянным щитом, кто-то кричал, чтобы подавали к ней топливо. По сходне, перекинутой на решетчатую надстройку корабля, то и дело проходили люди со скрученными матрацами на плечах – сюда переселялся экипаж с береговой базы. Всей этой предпоходной жизнью корабля дирижировали командир и комиссар, находившиеся на пирсе.

Командир «Щ-402» капитан-лейтенант Н. Г. Столбов на мостике лодки

Командир «Щ-402» капитан-лейтенант Николай Гурьевич Столбов пользовался на Северном флоте известностью и уважением. Эта популярность объяснялась прежде всего тем, что с его именем связана первая победа североморских подводников. Немаловажное значение имели, конечно, и его личные качества. Живой, энергичный, общительный, он быстро располагал к себе людей, не упускал повода пошутить, однако шутки его всегда были дружелюбными. Но больше всего и начальникам и подчиненным этого офицера нравилось его самообладание. Горячий и порывистый по натуре, он умел держать нервы в кулаке. Это качество особенно ярко проявлялось во время торпедных атак. Бить врага он предпочитал с коротких дистанций, не превышающих, как правило, 8–10 кабельтовов.[1]1
  Кабельтов – морская мера длины, равная одной десятой части морской мили (185,2 метра).


[Закрыть] Словом, любил Николай Гурьевич подкрадываться к противнику, как говорили тогда подводники, «на пистолетный выстрел», что требовало большой выдержки, незаурядной силы воли, огромной твердости характера и самообладания.

Таков командир «Щ-402». Важными штрихами его портрета были также неукротимая ненависть к врагу, стремление как можно больше времени проводить в боевых походах. Вот и в тот момент, когда мы встретились, он энергично руководил подготовкой к выходу в море, к встрече с тяжелейшими испытаниями…

Комиссар «щуки» – старший политрук Николай Афанасьевич Долгополов. По своему характеру он во многом был прямой противоположностью командира. Если командира подводники любили за боевой порыв и боевое мастерство, то к спокойному и всегда уравновешенному комиссару они шли со всеми своими заботами и тревогами, радостями и печалями. И для каждого у него находилось нужное слово. Одних он успокаивал, других ободрял, третьему помогал разобраться в душевных переживаниях.

Комиссар подводной лодки «Щ-402» старший политрук Н. А. Долгополов (справа) и инструктор политотдела бригады подплава батальонный комиссар Н. Д. Макаров. (Снимок сделан в 1942 году по возвращении лодки из похода, когда ее экипаж потопил два вражеских транспорта водоизмещением 15 000 тонн)

Я не собираюсь идеализировать комиссара «щуки» – как и любому из нас, ему были присущи некоторые недостатки. Но обращение Долгополова с людьми было безупречным, и поэтому он являлся настоящей душой экипажа лодки. И чем больше я присматривался к стилю работы Николая Афанасьевича, тем больше поражался его умению проникать во внутренний мир людей, настраивать этот мир на нужный лад. Чем отличался комиссар от других офицеров корабля? Постоянной уравновешенностью, счастливым сочетанием в его характере волевой направленности с какой-то особой душевной щедростью, с умением понимать и считаться с психическим состоянием подчиненного, сказать человеку именно то слово, которое ему больше всего необходимо в данное время. Впрочем, Николай Афанасьевич не только словом, но и делом помогал людям, когда требовалось позаботиться об удовлетворении их нужд и запросов.

Свой подход был у Долгополова и к командиру. Комиссар не то чтобы сдерживал порой пылкого Столбова, но умел тонко и тактично направить его горячность в нужное русло. Словом, оба Николая, возглавлявшие экипаж «щуки», прекрасно дополняли один другого, понимали друг друга с полуслова. И уж, конечно, комиссар много делал для того, чтобы боевой порыв командира, его жажда встречи с врагом и вера в успех передавались всем морякам корабля.

Такими я знал командира и комиссара этой лодки довольно давно. Но особенно близко познакомился с ними и с остальными членами экипажа на партийном собрании, посвященном обсуждению задач партийной организации в предстоящем походе, а затем и во время похода.

Открыл собрание секретарь партийной организации матрос торпедист Алексей Бахтиаров, с докладом выступил командир лодки.

Обстановка на собрании была предельно деловой. Чуть сутулясь, Столбов стоял перед коммунистами, заполнившими третий отсек лодки, и, энергично жестикулируя, говорил страстно и убежденно. Сначала он напомнил уроки предыдущего похода. Не все члены экипажа, в том числе и коммунисты, оказались тогда на высоте. Если торпедисты и трюмные действовали безупречно, то этого нельзя было сказать о группе электриков. Из-за допущенных ими ошибок на время вышел из строя один из главных электромоторов. «А возглавляет эту группу, – подчеркнул командир, – между прочим, член партии товарищ Акинин. И есть там еще коммунисты. Они в ответе за происшествие…»

Столбов начал было горячиться, но, взглянув на комиссара, как-то сразу остепенился, успокоился, заговорил более сдержанно и, как мне показалось, более убедительно и весомо. Действительно, напомнить о неприятном случае стоило, но едва ли был смысл сильно бередить душу людей, которые уже много дней тяжело переживали неудачу предыдущего похода. Заканчивая этот раздел доклада, командир предупредил коммунистов, что повторение подобных упущений может привести к более тяжелым последствиям, чем в предыдущем походе, так как на этот раз экипажу придется выполнять боевую задачу на большом удалении от базы, в непосредственной близости от берега, занятого противником.

А задача перед «щукой» была действительно ответственная, сложная и тяжелая. Дело в том, говорил далее докладчик, что гитлеровское командование, как стало известно, начало подготовку к повторному наступлению на мурманском направлении. С этой целью противник предпринял меры для пополнения своих уже потрепанных дивизий живой силой, оружием, боевой техникой, продовольствием. Большое место в перевозках по морю занимает теплая одежда, без которой гитлеровские вояки мерзнут в Заполярье, как тараканы. Такой вывод можно было сделать из сообщения «языка», захваченного в середине февраля в районе Западной Лицы. На допросе он показал, что немецкие пехотные части все еще не получили зимнего обмундирования и ждут его подвоза со дня на день.

Единственной коммуникацией, по которой фашистское командование снабжало свои войска на этом участке фронта, было море. Сорвать переброску живой силы, боевой техники и снаряжения должны были корабли и бомбардировочная авиация Северного флота. Таким было боевое задание и экипажу «Щ-402».

– Так что предстоящий поход будет сложнее и труднее предыдущих, – сказал командир, заканчивая доклад. – Кроме большого удаления от базы нам надо учитывать и то, что транспорты противника теперь ходят в сопровождении большого охранения. Значит, во время атак нам придется прорывать сильное охранение, а затем быть готовыми к преследованиям. К тому же надо иметь в виду, что, если мы не найдем противника в открытом море, нам придется прорываться в фиорды, занятые врагом. В общем, от всех потребуется высокая бдительность, четкое обслуживание механизмов. Поддерживать высокий боевой дух в экипаже, чувство ответственности каждого за достижение общего успеха – вот основная задача партийной организации. Я верю, что из похода мы вернемся с победой.

После доклада не было долгой паузы. Сразу же попросил слово комиссар. Он напомнил о святой обязанности коммунистов быть для всех образцом мужества и стойкости, отваги и решительности в бою, личным примером увлекать беспартийных моряков на успешное выполнение боевого приказа. И еще комиссар говорил о том, что даже в тяжелых условиях похода не должна затухать внутрипартийная жизнь, что центром политико-массовой работы во время плавания будет, как всегда, отсек, что коммунистам надо суметь организовать отдых подводников.

Партийное собрание прошло активно. Его участники говорили о боевом настроении в отделениях, группах и подразделениях, вносили деловые предложения, направленные на улучшение работы коммунистов как в период подготовки к плаванию, так и во время пребывания на позиции. Штурман старший лейтенант Михаил Леошко поставил вопрос о необходимости лучше информировать вахтенных офицеров о характере и особенностях района предстоящих боевых действий лодки. Слушая его, Столбов согласно кивал головой.

Секретарь комсомольской организации старшина 2-й статьи Александр Васильев предлагал больше внимания уделять молодым краснофлотцам, которые недавно влились в экипаж и впервые шли в боевой поход.

Столбов поддержал и это предложение молодого коммуниста. Переглянувшись с Долгополовым, он как бы сказал: слова Васильева касаются в первую очередь тебя, комиссар.

Немало было и других предложений. Все они били в одну точку: успешно выполнить боевую задачу.

Решение, принятое собранием, было коротким и выразительным, как лозунг. Смысл его сводился к следующему: коммунистам в боевом походе служить образцом для остальных моряков.

Партийно-политическая работа на подводной лодке, находящейся в дальнем и долгом плавании, имеет свои особенности. Здесь все подчинено строгому ритму несения вахт. В связи с тем что из-за этого нет возможности проводить массовые мероприятия, основным методом воспитательной работы являются беседы с каждым моряком или с небольшими группами по отсекам. Поэтому командиру, комиссару и секретарю бюро пришлось немало подумать о том, как расставить партийный актив и всех коммунистов. В конце концов они сумели сделать так, что коммунисты оказались в каждом отсеке, в каждой боевой смене.

Было предусмотрено также давать партийные поручения с учетом времени несения коммунистами вахт. Впрочем, некоторые из них сразу получили задания на весь поход. Так, например, заведовать походной библиотекой было поручено большому любителю художественной литературы краснофлотцу Михаилу Мацуре. А агитаторами в отсеках были утверждены Новицкий, Парфентьев, Егоров и некоторые другие коммунисты и комсомольцы, хорошо справлявшиеся с этой работой в предыдущих походах.

Комиссара волновали многие другие предпоходные заботы. Только закончили с Бахтиаровым составление плана работы партийного бюро, как в третьем отсеке появился командир подразделения минеров старший лейтенант Захаров. Он докладывает: минеры береговой базы задерживают доставку торпед. И Долгополов бьет тревогу по этому поводу: звонит в политотдел и комиссару береговой базы, просит их мобилизовать береговых минеров на своевременное обеспечение корабля торпедами.

С торпедами наконец все уладилось. А у комиссара еще много других дел. Надо было, в частности, напомнить краснофлотцу Маслюку, чтобы тот до выхода корабля в море ответил на письма матери. Молодой задорный хлопец, он воюет так азартно, что забыл обо всем на свете. Даже о матери. А мать, подолгу не получая от него весточек, волнуется. Когда Николай Афанасьевич заговорил об этом с Маслюком, тот смутился и дал слово, что письмо пошлет сегодня же.

Все время, оставшееся до выхода в море, командир и комиссар провели среди моряков, занимавшихся подготовкой к встрече с врагом в море. Побывав во всех отсеках, на всех боевых постах, они всюду видели: люди готовятся к походу серьезно, снова и снова тщательно проверяют каждую деталь, каждый клапан.

В назначенный час Столбов доложил командованию: корабль готов к бою и походу.

Бригадой подплава Северного флота в то время командовал контр-адмирал Николай Игнатьевич Виноградов, а политотдел возглавлял полковой комиссар Алексей Петрович Байков. Оба они с подводниками делили радости побед и горечь утрат. И уж, конечно, лично провожали каждую лодку, отправлявшуюся в боевой поход. Так было и на этот раз. Получив доклад о готовности «четыреста второй», они прибыли сюда.

По обычаю, контр-адмирал пригласил сначала офицеров в кают-компанию (на «щуках» это третий отсек). Командир подробно доложил ему обо всем, что было сделано на корабле в последние дни. Затем комбриг ознакомился с предварительной прокладкой пути перехода от базы в район боевых действий и заслушал доклад командиров подразделений лодки о готовности людей и техники к автономному плаванию.

Пока комбриг беседовал с командным составом лодки, Алексей Петрович Байков разговаривал с Долгополовым и Бахтиаровым. Речь шла о настроении моряков и плане партийно-политической работы в походе. В заключение комиссар лодки заявил:

– Какие бы испытания ни выпали на долю экипажа, я уверен – никто не дрогнет.

Когда мы, политработники, присоединились к беседе контр-адмирала Виноградова с офицерами, он напомнил о строжайшей бдительности, которая должна была проявиться прежде всего в скрытности перехода корабля на боевые позиции.

– Учти, командир, – предупредил он Столбова, – при выходе из Кольского залива не исключена возможность встречи с вражескими лодками. В этом районе требуется чрезвычайная бдительность и осторожность от каждого моряка. Вопросы есть?

Вопросов не было.

– Тогда пошли к людям.

Все свободные от вахты матросы и старшины собрались во втором отсеке. Устроились кто как сумел: одни сидели на койках, другие стояли, а краснофлотец по фамилии Музыка, весельчак и балагур, расположился прямо на палубе, подвернув ноги по-восточному, под себя.

Контр-адмирал Виноградов и полковой комиссар Байков разговаривали с подводниками тепло и задушевно. Они пожелали боевой удачи и выразили уверенность в благополучном возвращении лодки.

В ходе беседы мичман Кукушкин заверил командование, что экипаж с честью выполнит приказ Родины и будет уничтожать врага, не щадя своей жизни. Потом комбриг и начальник политотдела попрощались с каждым подводником в отдельности. Было видно, что Николай Игнатьевич Виноградов и Алексей Петрович Байков хорошо знают здесь каждого человека. И когда они на прощание жали членам экипажа руки, то произносили слова, согревавшие сердца людей. Одному советовали, чтобы тот не горячился и не суетился в тяжелой обстановке, другому «по секрету» сообщали, что он представлен к ордену за прежние заслуги и по возвращении получит награду, третьего просили присмотреть за новичками, недавно назначенными на его боевой пост. Это создавало на корабле хорошую атмосферу. Люди чувствовали себя свободно и весело. То и дело подшучивали друг над другом, да и с начальством держали себя непринужденно. Когда комбриг пожимал руку краснофлотцу Музыке, тот, хитро улыбаясь, сказал:

– Товарищ адмирал, передайте, пожалуйста, командиру береговой базы, чтобы он к нашему возвращению позаботился о поросятах. А за нами дело не станет.

– Я могу вас заверить, – улыбнулся в ответ контр-адмирал, – поросята будут.

Этот разговор о поросятах для некоторых читателей, видимо, нуждается в пояснении. Дело в том, что во флоте тогда существовал обычай: экипажу подводной лодки, вернувшейся из боевого похода, устраивали товарищеский ужин. И главным блюдом на таком ужине были поросята. Их подавали по числу потопленных судов. Флотские шутники в ту пору говорили, что у поросят даже рефлекс выработался: как только над гаванью раздавались победные залпы подводников, животные вперегонки бежали к камбузу.

…Над заливом уже опустилась ночь, когда в отсеках «четыреста второй» раздался дробный перезвон. Это сигнал «По местам стоять, со швартовых сниматься!».

Одевшись потеплее, командир поднялся на мостик. Вскоре он отдал распоряжение:

– Отдать кормовые!

Швартовая команда действовала расторопно. «Щука» медленно отошла от пирса, развернулась посреди бухты и легла на курс норд. Затаившийся в темноте Полярный молча провожал подводную лодку. Только с поста охраны водного района вдруг замигал узкий лучик света. Вахтенный сигнальщик Харитонов громко, чтобы на мостике все слышали, читал:

– «Командиру подводной лодки „Щ-402“.

Желаем личному составу лодки больших боевых успехов, счастливого плавания и благополучного возвращения.

Командующий флотом.

Член Военного совета флота».

– Сигнальщик! Передайте на пост, – распорядился Столбов, – «Благодарим за пожелания, приказ командования будет выполнен».

Будни и праздники в море

Подводную лодку резко тряхнуло и повалило на борт. Главный старшина Николай Хромеев от большого крена чуть не вывалился из койки. Он только что сменился с радиовахты и собирался отдохнуть. Однако не тут-то было. Корпус лодки тряхнуло еще сильнее, и Хромеев все-таки оказался на палубе.

– Держись, браток, – весело крикнул ему торпедист Мельников, державшийся обеими руками за трубопровод.

Вставая, Хромеев закусил губу. Потом он несколько минут массирует колено, смахивая с глаз непрошеную слезу.

Боль была, видимо, адской. При таких ушибах в нормальной обстановке впору обращаться к врачу. Но здесь было не до медицинской помощи. Сильно прихрамывая, Николай отправился в радиорубку. Сейчас его волновала не боль, сколь бы жгучей она ни была, а целость аппаратуры, которую в такой шторм, чего доброго, могло сорвать с места.

А шторм все усиливался. «Щуку» бросало из стороны в сторону так, что указатель кренометра стремительно ходил по шкале от упора до упора.

Едва Хромеев пролез через переборочную дверь в центральный пост, как очередная волна накрыла мостик и через рубочный люк вниз хлынул поток воды. Вахтенного трюмного Ивана Вангатова отбросило в сторону, а Николай еле удержался за переборку. Вода в центральном не успевала стекать в трюм и устремилась в соседний аккумуляторный отсек. Это уже было опасно, поскольку грозило замыканием батареи на корпус. Хромеев быстро сообразил и захлопнул дверь, прижавшись к ней всем телом.

Тем временем Вангатов, отфыркиваясь, крутил маховики клапанов на водяной магистрали. Потом он пустил помпу на откачку воды из трюма за борт.

Вода в центральном пошла наконец на убыль. Хромеев, превозмогая боль в колене, двинулся в сторону радиорубки. Вангатову он сказал:

– Держись. Тебе не так тяжело, как командиру и ребятам на мостике.

Люди на мостике действительно выбивались из сил. Видя, что обычное время между сменами вахт – четыре часа – в такой обстановке им не выдержать, командир приказал сменяться через два часа. Промокшие до костей, закоченевшие от холода рулевые-сигнальщики и вахтенный офицер спускались внутрь лодки, торопливо сбрасывали прорезиненные плащи и вытирали лицо полотенцем. Кожа на лице от едкой соленой воды начинала шелушиться. Посидев у электрической грелки около двух часов, они опять поднимались на мостик, чтобы сменить товарищей.

Зима в 1942 году даже для Севера выдалась на редкость суровой. Морозы на побережье Баренцева моря доходили до сорока градусов. Сильные штормы еще более усугубляли обстановку плавания. Но что бы там ни было, походная жизнь шла своим чередом. По пути на позицию, как обычно, офицеры разъясняли своим подчиненным конкретные задачи, вытекающие из боевого приказа. Редактор стенной газеты мичман Кукушкин готовил выпуск боевого листка. Примостившись на раскладном стуле у компрессора воздуха высокого давления, он просматривал поступившие заметки, отбирая те, которые надо было дать в первую очередь.

По совету командира этот боевой листок посвящался борьбе за скрытность перехода подводной лодки в заданный район. «Каждый курящий, – писал в своей заметке помощник командира Сорокин, – должен отдавать себе отчет, что брошенная за борт папироса или пустая коробка демаскирует корабль. В ночное время надо проявлять особую аккуратность при курении. Малейшая искра может быть замечена врагом».

«Будь бдителен, – напоминал в другой заметке штурман Леошко. – Выйдешь на мостик, наблюдай, помогай сигнальщику увидеть противника раньше, чем он обнаружит нас».

Боевой листок призывал сигнальщиков к особенно бдительному несению вахты. Это было вызвано тем, что на пути возможно появление плавающих мин.

Рядом с Кукушкиным устроился электрик, он же корабельный художник Евгений Парфентьев. Он рисовал в углу листка фигуру наблюдателя на мостике. Наблюдатель получился чуть похожим на старшину 2-й статьи Ивана Харитонова.

Харитонов же в это время готовился к заступлению на вахту. Он с трудом натянул дождевик поверх ватной куртки. Потом надел длинные резиновые сапоги, плотнее завязал шапку-ушанку.

Подошло время смены, и Харитонов полез на мостик, предварительно спросив разрешения у вахтенного офицера. Его предшественник краснофлотец Максименко неторопливо сообщил, каким курсом идет лодка, направление и силу ветра, посетовал на плохую видимость и сильные снежные заряды, после чего с облегчением нырнул в рубочный люк. А Харитонов, взобравшись на площадочку, специально устроенную для сигнальщика-наблюдателя, окинул острым взглядом горизонт, пытаясь рассмотреть сквозь густую пелену висящего над морем тумана зыбкую поверхность моря.

Вахтенный офицер лейтенант Захаров чувствовал себя на мостике тревожно. Его не очень успокаивали однообразные доклады Харитонова: «Горизонт чист». Какой уж тут горизонт, когда видимость всего два кабельтова. А что там дальше, в тумане? Какая невидимая опасность подстерегает подводную лодку? И командир почему-то долго не выходит на мостик. Все-таки, когда он рядом, на душе спокойнее.

– Мина, правый борт десять, дистанция два кабельтова!

Голос у Харитонова громкий и твердый. Захаров метнулся к ограждению мостика, увидел медленно выплывающее из тумана черное пятно, крикнул рулевому:

– Лево на борт!

– Есть, лево на борт!

О мине доложили в центральный пост. Раскачиваясь на высокой волне, зловещий шар приближался, увеличиваясь в размерах.

– Мина на траверзе, – доложил Харитонов как полагается, хотя вахтенный офицер видел это и сам.

Захаров прикидывал на глаз расстояние – не забросит ли мину волной на лодку… Нет, отвернули вовремя. Молодец сигнальщик! От сердца отлегло.

В этот момент на мостик вышел командир. Захаров подробно доложил обстановку и принятые им меры. Столбов проводил глазами мину, которая уже уходила за корму, похвалил верхнюю вахту за бдительность и расторопность. Потом склонился над люком и крикнул в центральный пост нижнему вахтенному:

– Передайте по отсекам: за бдительное несение вахты старшине второй статьи Харитонову, обнаружившему плавающую мину в плохую видимость, объявляю благодарность и ставлю его в пример.

Пришлось мичману Кукушкину в уже готовый боевой листок подклеивать новую заметку. Она очень хорошо подкрепляла призывы к бдительности. И то, что нарисованный Парфентьевым сигнальщик чуточку походил на Харитонова, тоже оказалось кстати.

Впрочем, встреча с миной была все-таки будничным событием. А на следующий день плавания нас ждал праздник. Наступило 23 февраля.

Красная Армия и Военно-Морской Флот отмечали свою 24-ю годовщину в обстановке жестоких боев с немецко-фашистскими захватчиками. И все же это был праздник. Он напомнил о славных традициях советских воинов, о победах, которыми начали свою героическую историю Вооруженные Силы первого в мире государства рабочих и крестьян. Нашего государства. Нашей Родины. История, традиции укрепляли веру в то, что фашистам не сломить советских людей, что и в этой войне не на жизнь, а на смерть окончательная победа будет за нами.

Экипаж «четыреста второй» готовился торжественно отметить этот праздник. С утра свободные от вахты навели чистоту в отсеках, побрились, а кое-кто даже ухитрился погладить форму одежды первого срока.

Мы с комиссаром тоже занялись своим туалетом. Попутно вспоминали о том, как проходил этот день в предвоенные годы – торжественный подъем флага на кораблях, праздничные приказы…

– Надо бы постараться принять по радио приказы Народного комиссара обороны и Наркома Военно-Морского Флота.

– Хромеев и Васильев занимаются этим, – ответил Николай Афанасьевич.

Едва он проговорил это, как в отсек вошел радист Васильев. Он протянул комиссару толстую конторскую книгу, в которую радисты записывали принятые по радио сводки Информбюро, и доложил:

– Все записали. И приказы, и последние известия.

– Очень вовремя, – обрадовался Долгополов, – большое спасибо.

Внимательно прочитав записи, мы с комиссаром пошли по отсекам проводить беседы.

Краснофлотцы и старшины уже ждали. Каждый хотел знать о событиях на фронтах, каждого волновали известия с Большой земли. Подводники сосредоточенно слушали правдивые и суровые слова из приказа Наркома: «Врагу нанесены серьезные удары, но мы не должны успокаиваться, враг еще силен… Мы знаем, что победа не приходит сама, ее надо завоевывать в упорных боях».

Жгучая ненависть подводников к врагу была ответом на сообщения Советского информбюро о неслыханных зверствах гитлеровцев на нашей земле.

Рулевой Николай Максименко достал из кармана мятый треугольник письма.

– Разрешите прочитать. От сестренки получил перед походом.

Голос у него срывался, на глазах блестели слезы. «Когда пришли к нам немецкие гады, – читал срывающимся голосом Максименко, – они надругались над нашей мамой. Нет теперь у нас больше мамы. Мы похоронили ее. Если бы ты знал, что творят немецкие разбойники! Уму непостижимо. Все забрали, до последней нитки, что не могли увезти – сожгли, разрушили.

Мы остались холодные и голодные. Теперь, после нашествия дикарей, не осталось у нас ни хлеба, кур, ни картофеля. Будь они прокляты, презренные фашисты! Зверь, самый подлый зверь на двух ногах. Коля! Бейте гадов! Отомсти за смерть нашей мамы, за наши мучения, за наши слезы».

Спокойно все это слушать было невозможно. Старший краснофлотец Данилов вскочил с места:

– Я клянусь, что не пожалею своей жизни, чтобы отомстить за пролитые слезы наших родных и близких. Да, мы знаем, что победу надо завоевывать в упорных боях. И фашисты почувствуют, что у нас хватит сил для их полного разгрома!

Клятву Данилова поддержали все, кто находился в отсеке.

– Дали фашистам под Москвой, и еще дадим!

– За всех наших матерей и сестренок!

– Мы еще искупаем гадов в Ледовитом океане!

Потом разговор пошел о боевых делах североморцев. Назывались имена прославленного летчика Сафонова, морских пехотинцев сержанта Кислякова и краснофлотца Сивкова. И конечно же своих товарищей-подводников.

Речь о героях корабля особенно интересовала пятерых молодых краснофлотцев, которые были новичками на «щуке» и впервые участвовали в боевом походе. Это о них беспокоился на партийном собрании комсомольский секретарь Васильев. Да и ветераны лодки с удовольствием вспоминали различные эпизоды предыдущих походов. В центре этого разговора, вполне естественно, находилось все, что было связано с потоплением первого вражеского корабля, когда экипаж «Щ-402» открыл боевой счет подводных сил Северного флота.

Сейчас, через много лет, трудно воспроизвести этот коллективный рассказ подводников о своем корабле.

Помню только, что получился он интересным и произвел на новичков большое впечатление.