Текст книги "Народ Моржа"
Автор книги: Сергей Щепетов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Один из высокопоставленных воинов-аддоков выменял у не менее солидного имазра бурдючок с волшебным напитком. Только напиток оказался почти и не волшебным (слишком сильно разбавленным?). Добровольно вернуть полученные кремневые наконечники для дротиков имазр отказался на том основании, что он тут ни при чем: напиток расколдовался сам по себе, а может быть, покупатель такой урод по жизни, что ему никакой напиток не помогает. В общем, аддок просит в порядке исключения разрешить ему прикончить этого имазра. Никого убивать Семен не разрешил, но оказался в тупике: явно имело место жульничество, но доказать что-либо невозможно – напиток давно выпит, а наконечники разошлись по рукам.
Среди прочих был и совсем анекдотический случай. За немалые «деньги» (два санных полоза!) для одного из лоуринов была приобретена девушка (женщина, конечно). Выбрал ее «жених» потому, что рубаха на ней была очень красиво расшита цветными кусочками замши. По отбытии продавцов «невеста» зашла в теплое помещение, снег на ее одежде начал таять, и разноцветные нашивки стали линять на глазах. Это с одной стороны, а с другой – один из новых полозьев, поставленный на нарту взамен старого, треснул по всей длине на первом же снежном заструге. Что говорят стороны? Что и следовало ожидать: покупали женщину, а не ее рубаху; вообще-то, ремонтировать нарты уметь нужно…
– И как же вас рассудить? – обратился Семен к участникам тяжбы. – По правде или по справедливости?
– А что это такое? – дружно вопросили подсудимые.
Впрочем, это были сущие «цветочки» по сравнению с тем, что случилось на пятом году существования школы.
«Симен Никалаич, сдраствуйте…» —
прочитал Семен и рассмеялся. Почерк он узнал – это писал его прошлогодний выпускник-имазр. «В моем преподавании есть явный дефект, причем фундаментальный. Даже самые грамотные ребята через несколько месяцев после окончания занятий начинают писать с жуткими ошибками. Они твердо усвоили, что буквы – это обозначения звуков. А вот правила орфографии они могут запомнить, но не понять: почему нужно в слове писать буквы, которые не слышатся? Или не те, которые слышатся? Для колдовства и магии логика не нужна, так что вполне можно согласиться, что звукосочетания „жы" и „шы" следует изображать с буквой „и", но… Но как только пресс учителя снимается, все стремительно скатываются на простое изображение слышимых звуков. Лет через пять после выпуска письмо какого-нибудь неандертальца вообще нельзя будет прочесть, поскольку в речи он слышит и различает массу звуков, недоступных уху обычного человека. Ну, ладно, что там еще?»
«…Симен Никалаич, вазмити миня абратна в школу. Миня тут все равно убьют, а я хачу к рибятам…»
Дальнейший текст был совсем неразборчивым. Когда же Семен уяснил-таки его содержание, ему стало не до размышлений на отвлеченные темы: «Каким словом назвать происходящее в зимней степи: внутриклановая разборка? Мятеж? Несколько лет назад я бы только порадовался этому, а что делать сейчас?» Семен принялся выцеживать из памяти все, что может относиться к делу. Оказалось, информации не так уж и мало, просто она фрагментарна и поступала в разное время.
Отношения внутри кланов обычно сложны и запутанны – без бутылки не разобраться. В клане имазров, кажется, три «семьи» или, может быть, три с половиной, поскольку последняя еще не до конца оформилась. Много лет друг с другом конкурировали «семьи» Ненчича и Ващуга. Военное поражение имазров и вмешательство Семена привели к власти Ващуга. Ненчич же навеки отправился к предкам, однако его изрядно поредевшая «семья» осталась в Среднем мире. Ващуг оказался человеком злопамятным и от гуманизма далеким. В общем, члены самой влиятельной когда-то «семьи» очутились на нижней ступени внутриклановой иерархии, что было, конечно, для них малоприятно. За малейший проступок, вроде утери лошади, Ващуг наказывал самыми изуверскими способами. Ну и, похоже, случилось то, что и должно было случиться: униженные и оскорбленные взбунтовались и пожелали отделиться, образовав самостоятельный клан. За время контактов Семена с этими людьми ничего подобного еще не случалось. По идее, Ващуг должен был сразу пожаловаться Семену – как верховному авторитету и повелителю. Однако он этого не сделал…
Семен начал было обдумывать план расправы с главой клана имазров, но вспомнил, что, собственно говоря, посланий-то охотники привезли не одно, а два. Просто про второе он забыл от удивления.
Второе сообщение действительно было от Ващуга, правда, написанное той же детской рукой. Главного имазра обидели: убили кого-то из верных ему людей, а всех остальных ограбили. Люди проклятого Ксе (как правильно звучит имя, Семен не понял) отогнали табун, забрали какие-то клановые реликвии, прихватили нескольких женщин, на которых не имели права, сняли свои шатры и откочевали в степь. В ответ на требование вернуть реликвии и часть лошадей сепаратисты забросали посланцев Ващуга дротиками и двоих убили. Он – Ващуг – узнал, что к людям Ксе присоединились две небольшие «семьи» аддоков. Он слезно умоляет Семхона Длинную Лапу запретить аддокам поддерживать хулиганов, поскольку он – Ващуг – планирует в ближайшее время вырезать их всех поголовно.
Плевался, матерился и думал Семен долго – полчаса, наверное. За это время он успел прийти к выводу, что для его задач и целей лучше всего поддерживать «статус-кво». Кроме того, он – Семхон Длинная Лапа – никому не давал разрешения на применение оружия, значит, обе стороны виновны. Всякий там сепаратизм и вольницу следует давить на корню, а то хуже будет. Следующие полчаса он составлял послание, которое в спешном порядке было отправлено в поселок лоуринов.
Сородичи откликнулись быстро и эффективно. Даже, пожалуй, слишком – в форт прибыл сам старейшина Медведь. Оставить этого кровожадного вояку дома нечего было и пытаться – пришлось взять его с собой «на дело». Они успели вовремя – первая битва грядущей гражданской войны только разгоралась. «Тушить» ее пришлось решительно и кроваво. А потом…
Потом Семен на несколько дней погряз в «семейных» делах имазров и аддоков. Ему в очередной раз очень хотелось низложить к чертовой матери этого мерзавца Ващуга (да и Данкоя с ним до кучи), но он решительно не видел, кем его заменить, – все кандидаты на должность главы клана были ничуть не лучше, а то и хуже.
«Так или иначе, но получается, что конфликты – внешние и внутренние – были, есть и будут, – пришел Семен к очевидному выводу. – Их надо как-то регулировать, контролировать и разрешать. Каким образом? А по правилам – общим для всех. Законодательство?! Ну, да – а что делать? Вот только письменное или устное – в стихах? Да, собственно говоря, можно уже и письменное…»
С началом регулярного проведения «саммитов» престиж образования вырос необычайно – в основном благодаря русскому языку, который действительно сделался языком «межнационального» общения. Носителями его были лишь ученики Семеновой школы, а они, будучи «несовершеннолетними», с сородичами вели себя бесцеремонно и никакой власти над собой не признавали. На каникулах их даже бить «неграмотные» сверстники остерегались, поскольку всегда была опасность, что подвалит толпа одноклассников и всем накостыляет. Седовласым вождям и старейшинам оставалось лишь уговаривать сопляков прочитать или составить письмо, поработать переводчиком на торгах. После посвящения, став полноценным членом племени и воином, человек обязан, конечно, подчиняться решениям руководства. Точнее, вся мучительная процедура подготовки и само посвящение обычно направлены на подавление «личного» сознания и выдвижения на передний план «общественного». После гибели Дыньки Семен с волнением ждал сообщений о судьбе других выпускников.
Года через полтора в форте стали появляться прошедшие посвящение бывшие ученики – они прибывали с грузами, сообщениями или вообще просто так. Парни бродили по территории и с явной завистью созерцали школьные будни.
Неандертальская девочка, как и следовало ожидать, никакой психологической обработке не подвергалась, зато вскоре забеременела, потом родила ребенка и «из игры» практически выбыла. Один из неандертальских мальчишек после коллективной медитации был убит сородичами и съеден – Хью вмешаться не мог, поскольку находился на охоте. Последний неандертальский выпускник приобщение к жизни взрослых прошел благополучно. Однако было не ясно, действительно ли он «приобщился» или его оставили в живых благодаря свирепому надзору Хью. На охоту главный неандерталец ходить перестал и не спускал с парня глаз. Кроме того, человека, нанесшего первый удар палицей убитому мальчишке, Хью публично изрубил на куски, которые выбросил в реку, что, по представлениям неандертальцев, было проявлением крайней жестокости. Он собирался аналогичным образом поступить и с остальными участниками «трапезы», однако Семен ему запретил.
Общий итог оказался таким: из шестнадцати ребят трое погибли по тем или иным причинам, единственная девочка, кажется, начала вести жизнь обычной неандертальской женщины, еще трое… Ну, не то чтобы повредились рассудком, а как бы сменили жизненные ориентиры, что ли… В общем, они стали хорошими, обычными воинами, настоящими, заурядными общинниками и начали стремительно забывать все, чему их учили в школе. Один из них – мальчишка-аддок, пожелавший стать лоурином. Семену было грустно и больно до слез, но он на собственной шкуре (и мозгах) знал, что такое лоуринское посвящение, и подозревал, что в других племенах дело обстоит не лучше, если не хуже.
Девять человек сумели пройти «все круги», выжить и не сломаться. Из них Семен решил сформировать внеклассовую межнациональную прослойку с почти ругательным названием «интеллигенция». Четверым ребятам он предложил остаться работать в школе, остальным – отправиться в чужие племена (включая неандертальцев и питекантропов!) и там готовить малышей (или кого придется) к поступлению в школу. Зачем? А затем, что без предварительной подготовки больше в нее никто принят не будет, а из подготовленных – только самые лучшие! И пусть вожди со своими амбициями хоть за сундук завалятся!
Затея в общем-то оказалась успешной – от рутинных занятий Семен почти освободился и вел, главным образом, курсы «повышения квалификации учителей». В частности, начал преподавать им «священную историю» – историю собственного мира. Кроме того, он проводил вступительные экзамены, приуроченные к весеннему «саммиту». Пришлось изрядно поломать голову, чтобы придумать, как обеспечить безопасность провалившихся абитуриентов, которые «позорят» свое племя.
Семен имел повод гордиться собой – впервые в жизни ему стали предлагать взятки – и какие! Дело в том, что от глаз заинтересованных лиц не укрылось, что Семен живет лишь с одной женщиной. Она, конечно, известная воительница, но всего одна, да и старовата, пожалуй, для такого великого колдуна и красавца (великие некрасивыми не бывают!), как Семхон Длинная Лапа. В общем, Семену стали предлагать девушек, подобранных на его вкус, то есть по образу и подобию Сухой Ветки.
Душа и сердце Семена обливались кровью (хороши, чертовки!), но от взяток приходилось отказываться. Не то чтобы он был таким уж неподкупным – и с совестью, и с Сухой Веткой он, наверное, смог бы договориться, но… Но неандертальцам и питекантропам предложить было некого, а это являлось вопиющей несправедливостью и дискриминацией. Точнее, у них очень даже было кого предложить, но взять «это» Семен не мог – и потому отказывал всем. В итоге взяткодатели переключили свое внимание на фигуры более мелкие – своих «племенных» учителей, дабы те лучше готовили детишек к экзамену.
В племени лоуринов активно формировалась каста женщин-воительниц. Тетки вырабатывали какие-то свои законы и правила, свою иерархию. Процесс этот Семен уже почти не контролировал, хотя приемы коллективного боя для женщин он сам когда-то и изобрел.
Через пару лет после великой битвы народов в племени чуть не случился скандал: воительницы в категорической форме потребовали у руководства еще оружия – железного, разумеется. Старейшины воспротивились – столь бурное усиление женского влияния их никак не устраивало. Кроме того, металл почти кончился, и дать им оружие можно было, лишь отобрав его у мужчин. Воительницы же знать ничего не желали и требовали. Угроза гражданской (точнее, половой) войны заставила вмешаться Семена. Главная воительница Сухая Ветка встала на его сторону, и это спасло положение. Было принято совместное компромиссное решение: в распоряжении женщин остаются все те же восемь пальм с железными клинками и восемь щитов, облицованных пластинами. Количество самих же воительниц не ограничено (в пределах разумного, конечно!). Металл в свои руки новобранцы могут получить в случае выбытия предыдущей хозяйки по причине смерти, старости, беременности или увечья. Воительницей же признается женщина или девушка, которая сможет продемонстрировать перед комиссией определенные боевые навыки с обычным оружием. За воительницами закрепляются некоторые гражданские (и сексуальные) права, которых нет у обычных женщин. «Ну вот, – сокрушался Семен после исторического заседания совета. – Можно сказать, своими руками создал еще один военно-мистический союз! Куда от них деваться?!»
Глава 4
СВЕРШЕНИЯ
Работа с железом была почти прекращена, когда от несчастного метеорита остался бесформенный шматок килограммов в десять весом. Основная масса металла ушла, конечно, на клинки пальм. Обращаться с этим оружием учили каждого молодого воина, но основной комплекс тренировок остался классическим, хоть и модифицированным – с использованием палицы, копья и дротиков. «Магия» этих самых дротиков, которой в совершенстве владели имазры и аддоки, не могла, конечно, оставить равнодушным руководство лоуринов – в обиход вошли новые кремневые наконечники и метательные крючья – копьеметалки. Могучие парни-питекантропы, обожающие участвовать в тренировках, но совершенно неспособные к рукопашной, осваивали пращи-ложки. Некоторым из них в деле метания валунов и булыжников удавалось достичь немалых успехов.
В общем, Семену пришлось признать, что с объявлением об окончании каменного века он погорячился. Несколько десятков железных рыболовных крючков и наконечников для арбалетных болтов он сделал своей личной собственностью, после чего заявил Головастику, что впредь изготавливаться будут лишь инструменты для обработки кости и дерева, да и то лишь по мере надобности. Начальника кустарного производства это вполне устроило – он давно уже сменил увлечение металлом на кость (бивень) и керамику. По-видимому, эти материалы давали больше простора для претворения в жизнь его фантазий.
«Ремесленная слободка» на берегу реки близ поселка лоуринов медленно, но неуклонно разрасталась. С появлением и развитием меновой торговли статус ее сделался высоким, но неопределенным. Посвящения в воины Головастик так и не прошел, а потому, будучи уже вполне взрослым мужчиной, формально оставался подростком. Это, впрочем, не мешало ему твердо руководить тремя, если не больше, десятками людей, копошившихся в вигвамах и полуземлянках «слободки». С вождем и старейшинами Головастик благоразумно не конфликтовал, но последним давно уже стало ясно, что он без них обойтись может, а вот они без него, пожалуй, уже нет.
Продукция мастерских поступала в распоряжение старейшин, что их вполне устраивало. По негласной договоренности за это мастеровые должны быть всем обеспечены в достатке – начиная от материалов и кончая едой. На «заводскую» территорию со своими указаниями вождь и старейшины не лезли, но категорически требовали сохранения монополии племени на всякие «магии». Это было тем более актуально, что в мастерских оседало все больше и больше иноплеменников– неандертальские «старухи», двое мальчишек-имазров, которые ради возможности работать с глиной готовы были отказаться даже от посвящения в воины, однорукий старик-аддок – феноменальный резчик по кости. Последний прибыл на торг вместе с сородичами, пообщался при помощи жестов с Головастиком и остался в поселке, точнее, в мастерской, где и жил, постепенно осваивая язык лоуринов.
Жилище Семена, наспех собранное когда-то из промороженных бревен, так и осталось кривобоким сооружением весьма неэстетичного вида. Прямоугольный сруб, лишенный даже крыльца, сверху прикрывала односкатная крыша, поднятая на столбах над последним венцом бревен. Потолок жилого помещения одновременно являлся и полом второго этажа, который представлял собой по сути смотровую площадку с обзором в 360 градусов. Когда там перемещался дозорный, тонкие бревна под его ногами прогибались, поскрипывали, на головы (и в миски!) обитателей первого этажа сыпался всякий мусор. Кое-какие усовершенствования – самые необходимые – Семен все-таки ввел, хотя времени на них у него почти не было.
Как только бревна слегка просохли, щели между ними Семен проконопатил мхом. Соорудить печь методом «волевого штурма» не получилось – он ее достраивал и улучшал целый год. Процесс сильно осложнялся тем, что каждый конструкционный элемент, под условным названием «кирпич», приходилось изготавливать индивидуально «врукопашную». В итоге сооружение мало напоминало (точнее, совсем не напоминало!) русскую печь, а представляло собой, скорее, некое подобие полузакрытого очага или камина. Больше всего Семен намучился с трубой. Вывести ее сквозь крышу у него не хватило ни сил, ни терпения. Она заканчивалась примерно в метре над полом второго этажа, то есть дым поступал сначала на смотровую площадку под навес, а уже потом в окружающее пространство. Против всех ожиданий это оказалось довольно удобно: дозорным дым почти не мешал, а зимой они могли греться у трубы. Чтобы продукт (дым) зря не расходовался, над самым жерлом к крыше привязали слеги и стали вешать на них куски мяса и рыбу. То и другое, конечно, не столько коптилось, сколько покрывалось сажей.
К дальнейшему обустройству своего быта Семен смог приступить лишь после того, как стали возвращаться выпускники его школы, прошедшие посвящение. Переложив на их плечи часть своих обязанностей, он получил некоторое количество свободного времени и стал вновь творить.
«Все в мире, как известно, относительно: три волоса на голове – мало, а в супе – много. Кто-то страдает из-за того, что носит слишком мелкий жемчуг, а кто-то из-за того, что вынужден есть слишком жидкий суп. В девяностых годах двадцатого века в родной стране происходили бурные события. Что стало их главным результатом на субъективном, так сказать, уровне? Политическая свобода, возможность „делать бабки" и „рубить капусту"? Для кого-то – да. А для широких слоев женского населения, как заметила одна писательница, главный результат – это появление в обиходе всевозможных тампаксов и гигиенических прокладок вместо ваты. Едем дальше: что можно считать главным достижением городской цивилизации – на бытовом, конечно, уровне? Супермаркеты? Космические корабли и компьютеры? Не смешите меня! Тогда что же? Пусть спорят со мной утонченные интеллектуалы, полагающие, что газеты предназначены только для чтения, но я считаю, что главное достижение цивилизации – это… Да-да, это – унитаз! А еще – душ! Всевозможные последствия, проистекающие из этих изобретений, умом сразу не понять и аршином, даже общим, – не измерить!
Тысячи и десятки тысяч лет люди без этого обходились и – жили. Другое дело, что это была за жизнь?! Ну, может быть, где-нибудь в тропиках… В общем, будем исходить из того, что унитаз со сливным бачком – это венец и итог цивилизации. Но мы-то здесь находимся даже не у истоков этой самой цивилизации, а еще дальше! Эволюция данного сантехнического прибора была долгой, его функционирование возможно лишь при наличии соответствующей инфраструктуры – водопровода и канализации. Роль последней на ранних этапах выполняли улицы средневековых городов, на которые люди гадили из окон…
Так что же, смириться?! Опустить руки? Отнести „самую высокую" мечту к разряду несбыточных?! Помнится, один пролетарский писатель очень красочно воспевал экзотическую разновидность психического расстройства – „безумство храбрых"…
Значит, вперед! Будем гордо реять! При этом, верность заветам социализма мы сохраним и принципами не поступимся: санузел сделаем маленьким, совмещенным и расположим его, конечно, рядом с кухней, она же – столовая».
Приспособление, которое на сленге сантехников называется «горшок», Семен собственноручно вылепил из глины во время своего посещения поселка лоуринов. Это оказалось совсем не простым делом, особенно в той части, которая должна играть роль сифона. Во время следующего визита Семен соорудил некое подобие раковины для мытья рук и посуды. Позже по его эскизу в мастерской Головастика было изготовлено два десятка трубчатых глиняных сегментов, которые после соединения друг с другом должны были изображать фановую трубу.
«Спрашивается, зачем она нужна, если можно сделать выгребную яму под домом? Живут же так люди… Живут, конечно, но это другие люди. За их плечами тысячелетний опыт земледельческой цивилизации. Соплеменники меня не поймут: у них нет такого опыта, и они иначе относятся к соседству „жизнедеятельности" и ее „продуктов". Да и кто будет выгребать эту самую яму?»
Обжиг изделия прошли благополучно…
Всю конструкцию удалось изготовить, смонтировать и запустить менее чем за один год. На смотровой площадке вокруг выхода печной трубы разместился открытый резервуар для воды. Почему вокруг трубы? А чтоб зимой вода не замерзала! Оттуда по двум трубам, точнее трубкам вода поступала вниз – в унитаз и в раковину. Вторую трубку можно было укорачивать и лить воду себе на голову. Правда, разбрызгивателя Семен придумать не смог. Водопроводные же трубы он изготовил из стеблей растения, похожего на рапс. Их пришлось сушить, пропитывать жиром, соединять, обматывать полосами шкуры, вновь пропитывать и так далее. Перепад высоты вряд ли превышал два метра, однако и такого давления первобытные трубы не держали, так что краники (точнее, затычки) пришлось расположить непосредственно в дне резервуара. Для их открытия нужно было тянуть за ремешки, перекинутые через блоки под крышей и уходящие вниз через отверстия в потолке.
Вместо душевого поддона Семен соорудил очередное «подобие». Со сточными же водами он обошелся просто и грубо – отвел их в ближайший ручей. Никаких очистных сооружений он изобретать не стал, зато изрядно поломал голову над тем, как сделать так, чтобы «добро» зимой не замерзало по пути следования. Ему, конечно, было немного стыдно загрязнять окружающую среду, но он успокоил себя тем, что ни мазута, ни использованных презервативов в воду не попадет, а все остальное нормальный естественный водоем может быстро утилизировать, поскольку обладает способностью к самоочищению. Разместился «санузел» рядом с печкой и имел площадь около трех квадратных метров.
Наиболее сложной технической проблемой являлась, конечно, доставка воды в резервуар наверху. Семен решил ее с блеском – воду наверх стали таскать в кожаных ведрах неандертальские тетки, которые жили при школе и обслуживали детей. Для них просто появилась еще одна обязанность, не менее бессмысленная, чем очистка от грязи детской одежды.
Горячего (да и теплого!) водоснабжения предусмотрено не было, вся система в первое время подтекала, засорялась и заедала. Ремонт стал перманентным, но, как это ни странно, постепенно сошел на нет – все работало!
Сухая Ветка, привыкшая уже к «приколам» своего мужчины, хихикала недолго. Новое изобретение она оценила очень быстро и начала эксплуатировать по полной программе. О том, что горячей водой мыться лучше, чем холодной, она не догадывалась, а Семен благоразумно молчал. В общем, безропотным неандерталкам пришлось курсировать с ведрами каждый день.
Территория форта, за исключением летних месяцев, была постоянно наполнена (а то и переполнена) детьми. Никакого военного гарнизона здесь, конечно, не было, как и постоянной охраны – дежурство на смотровой площадке велось лишь во время массовых сборищ, дабы не дать союзникам передраться между собой из-за кувшина самогонки или куска ткани. Тем не менее сложилась и утвердилась традиция, по которой право свободного прохода за частокол (или высадки с воды) имеют лишь лоурины. Вообще-то, такое право имели и неандертальцы, но они, за исключением Хью, им почти не пользовались. Прибывшие на «саммит» лоурины обычно ставили походные вигвамы за частоколом, поближе к воде, – это была как бы их привилегия. Главных людей племени Семен когда-то из вежливости приглашал ночевать в свою избу, но они чувствовали себя неуютно между бревенчатых стен и под бревенчатым же настилом потолка. В итоге оформилось два почти стационарных вигвама, в которых вождь и старейшины жили во время «саммитов» или иных деловых (других не бывает) визитов в форт. Семена это более чем устраивало – многолюдства в собственном жилье он терпеть не мог. Введение в строй «санузла» в избе оказалось ямой, которую он сам себе выкопал…
Время от времени Сухая Ветка наведывалась в поселок лоуринов – якобы для наблюдений за подготовкой женщин-воительниц. На самом же деле, конечно, чтобы сменить обстановку, развлечься и всласть поболтать с подружками (разве с этим Семхоном поговоришь?!). При словесном общении женщины вполне могли обходиться без передачи друг другу какой-либо новой информации, особенно если ее не было. И вдруг новость появилась: «А ты знаешь, что мой Семхон придумал?! Представляешь: заходишь, садишься и…» Реакция общественности не заставила себя долго ждать – начались визиты. Причем в основном групповые. Женщины решительно не понимали, чем их присутствие может помешать Семену. Наорать на них, выгнать их пинками Семен… м-м-м… стеснялся, поскольку многие из них являлись воительницами и могли его неправильно понять. Неандертальским же «старухам» досталось еще больше – воду наверх им пришлось таскать чуть ли не целыми днями – «принимать душ» кроманьонкам очень понравилось. Когда же они додумались разбавлять воду в резервуаре кипятком… Тогда процесс купания сделался непрерывным. В общем, нужду справлять Семену пришлось опять на морозе.
Постепенно ажиотаж начал спадать – форт от поселка все-таки далековато. Набеги женщин стали редкими, а их группы – малочисленными. Радоваться, однако, долго не пришлось – появились мужчины. И первым прибыл старейшина Кижуч, причем по явно надуманному поводу. К тому же в дороге у него разболелось колено, так что ночевать в вигваме, где холодно и сквозняки, ему не хотелось.
Санузел Кижуч осмотрел очень внимательно, объяснения выслушал с интересом и пониманием. После чего опробовал унитаз и остался в целом доволен. Но – только в целом. В частности же он высказался в том смысле, что никаких строгих правил на этот счет у лоуринов не существует, но как-то принято, чтобы расстояние от «стола» до «стула» былонесколько большим. Семен вздохнул и вспомнил «хрущевку», в которой вырос, – в той квартире это расстояние было еще меньше. Чтобы избежать развития данной темы, Семен поинтересовался, не желает ли старейшина «принять душ»? В том смысле, что помыться. Кижуч заверил, что мыться ему решительно незачем, поскольку он с самого лета ничем не пачкался. А вот против душа (обливания водой сверху) он не возражает, тем более что вода вон в том горшке уже закипает. Данный горшок и вода, вообще-то, предназначались для варки мяса, но Семену пришлось тащить горячий сосуд на второй этаж и тихо материть себя, старейшину и тех, кто рассказал ему про теплую воду.
У лоуринских воинов-охотников вдруг стали появляться какие-то невнятные дела в форте или в его окрестностях. От баб можно было сбежать «на работу», можно было просто не обращать на них внимания. С мужчинами же этот номер не проходил – нужно было выдержать как минимум одну совместную трапезу и неспешную, долгую беседу. Семен с удовольствием плюнул бы на первобытный этикет, но оказалось, что тем самым он поставит гостей в неловкое (мягко выражаясь) положение. Если такой уважаемый человек, как Семхон Длинная Лапа, отказывает сородичу в гостеприимстве или беседе, значит, этот сородич в чем-то провинился, чем-то вызвал его недовольство. Если же хозяин сегодня очень занят, то гость охотно подождет до завтра или до послезавтра, благо тут тепло и вкусно кормят.
Поить гостей самогонкой Семен не хотел. А чем? Чаем, конечно! Разумеется, не настоящим, а суррогатом, получаемым в результате заваривания смеси каких-то сухих травок и цветочков. Этого добра в хозяйстве Сухой Ветки было навалом, и обычно Семен с удовольствием выпивал за день 2-3 кружки такого «чая». С началом регулярного приема гостей этот ароматный, чуть вяжущий напиток вышел Семену «боком». Гости, в процессе беседы, хлебали кружку за кружкой, Семен, естественно, тоже, благо туалет был под боком. Потом все укладывались спать и… В чем тут дело, он понял не сразу, а когда понял (точнее, заподозрил неладное), то провел расследование. Все оказалось очень просто: в состав сухой смеси входит травка, влияющая на мужскую потенцию – отнюдь не в сторону ее уменьшения. То есть после ударной дозы такого «чая» писать, конечно, время от времени хочется, но еще сильнее (прямо-таки нестерпимо!) хочется совсем другого. Причем не один раз. Сухая же Ветка этому только рада и готова откликнуться в любой момент. Присутствие в помещении посторонних мужчин ее нимало не смущает, а скорее вдохновляет. В отличие от Семена…
Если учесть, что при пользовании унитазом гости (и мужчины, и женщины) дверь в санузел не закрывали, вели светские беседы с присутствующими и со смехом состязались в том, кто издаст более громкие и протяжные звуки, то можно с уверенностью сказать, что горя Семен хлебнул по полной программе. Доведенный до отчаяния, он решил жестоко отомстить сородичам. Как только из-под снега начали вытаивать камни, Семен отправился в поселок лоуринов и построил там… баню. Правда, стройкой это было назвать нельзя, как, впрочем, и баней в строгом смысле этого слова.
Подобные мероприятия геологи-полевики охотно организуют в ненаселенных районах всех климатических зон, где в изобилии имеются дрова, вода и камни. Где-нибудь на речной косе из валунов средних размеров (слоистые породы не брать!) складывается конус высотой примерно по пояс. Сверху он обкладывается солидными дровами (не «домиком», а «пионерским» способом!). Все это дело поджигается и выгорает» разогревая камни. Потом головешки выкидываются, а угли сметаются. Быстро и дружно поверх кучи камней ставится палатка (обычно четырехместная) так, чтобы камни оказались в дальнем от входа конце. Можно накинуть на крышу еще один слой брезента, но это не обязательно. Остается застелить свободный пол слоем лапника – и парилка готова. Берешь березовый веник, берешь посудину с водой, кружку, чтоб «поддавать», – и вперед! Когда же станет совсем невмоготу, нужно выскочить наружу и с диким воплем плюхнуться в речку (обычно ледяную). Потом, разумеется, опять в парилку. И так до тех пор, пока камни не остынут или пока ждущие своей очереди женщины не начнут вопить, что они «тоже хочут». Кто опасается, что после такой процедуры будет все-таки недостаточно чистым, тот может заранее нагреть пару ведер воды и осквернить свою кожу мылом.