355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Ростовцев » Не питайте вурдалаков? » Текст книги (страница 1)
Не питайте вурдалаков?
  • Текст добавлен: 25 октября 2020, 19:00

Текст книги "Не питайте вурдалаков?"


Автор книги: Сергей Ростовцев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Предисловие

Вообще я не «истинный» поэт, потому, что так давно начал писать стихи, что так долго «истинные» поэты не живут. Я делал попытки перестать писать, но это только усиливало позывы. Я делал попытки стать «истинным поэтом», но КГБ, в 1977 году ограничилось тем, что завело на меня дело как на поэта. И всё. То ли у них патроны кончились, то ли я где-то не доработал, хоть и старался.

Но рифмомания не сифилис и не триппер – уколами не лечится. Это душевная перверзия – эксгибиционизм нутра. Просто жить не можешь, чтобы не показать всем – весь свой срам. И так обидно когда никому это не интересно!!!

Сначала, в самиздатовском варианте я издал сборники «Просто так» и «Пародии». Потом через «Союз писателей» издал сборники «К огонькам созвездий» и «Тик-Так». В этих сборниках я поместил то, что, как я тогда думал, могло кого-то заинтересовать. Но вот пришёл ко мне товарищ и спрашивает «А где этот стих…?». Потом написал мне другой знакомый, и третий. И те стихи, которые им были интересны, в уже изданные сборники не вошли.

И вот теперь я решил, что в этот сборник войдёт всё, что туда не вошло. Всё что найду. Тут и устаревшая публицистика, и неумелые рифмы и просто глупости. Интересно? Разбирайтесь в моём сраме. Но я вас предупредил.

Лирика

Баба на кухне мужа ждала

Баба на кухне мужа ждала.

Ножик точила, тесто месила.

Где же у бабы та страшная сила

Что не бросала готовку она?

Мужа зарезала третьего дня.

Ну, а сегодня сомненья в постели.

– Может цветы не носил для меня,

Он из-за нашей сибирской метели?

Может и не был тогда у другой?

Вот бы пришёл. Я б его и простила.

И над столом изогнувшись дугой

Плакала, выла и тесто месила.


Лилипут

рецензия на стихотворение Ани Эмбер «Слепой Гулливер»

Твой дом

В коробке спичек.

Не ведаешь сама,

Ты упорхнешь, как птица,

И наступает тьма.

И не масштаб виною

Моих жестоких пут.

Ведь ты владеешь мною,

Мой милый лилипут.

Возьму тебя с опаской,

Чиркну о коробок,

И загорится красный

И жаркий огонек.

Мой дом наполнишь светом

И капелькой тепла.

А после станешь пеплом

как будто не была.

Как будто не светила.

А я так не хочу.

Возьму другую спичку,

И ней, зажгу свечу.

Любимой

Я бросаюсь в ледяную воду,

Берег оттолкнув, лечу стрелой.

Только брызги голубые сходу

Также смело следуют за мной.

Пенится, волнуется стихия,

И вздыхает: – Вот мо-ло-ко-сос-с-с-с– …

Ну а я, как будто бы стихи я,

А не тело морю приподнёс.

Пенится, волнуется, толкает

Ледяная, пенная вода…

Я б хотел, чтоб ты была такая.

Даже чуть теплее, иногда.

Доказательств никаких конечно

Доказательств никаких конечно

Только там где сердце боль в комок

Ведь в движеньях ваших было нечто,

Что лишь через боль увидеть смог.

Только зонтик, вынутый из сумки,

Не раскрытый, словно парашют.

Не дерусь, не поднимаю шум я

И в куски посуду не крошу.

Только поцелую в щеку сына

И поправлю непокорный чуб.

– дело то сынок на пол алтына

Я доказывать не стану.

Не хочу.

Я наверное не все еще оплакал

Я, наверное, не все еще оплакал

И не все, наверно, отмолил.

Голову мою кладешь на плаху

Ты, которой некогда был мил.

Ты, чей частью был я или не был

Палачу лобзаньем оплати

За меня отправленного в небыль

Как на нитке кукла…

Что ж прости.

В слове не ирония, поверь мне

Голова на плахе не шучу

Я преступник раз поверил в верность

В постоянность и священность чувств

Я виновен в собственном бессилье.

Я виновен в том, что нелюбим

Я виновен в том, что очень сильно

До невероятного любил.

– Я виновен – говорю пред Богом

И готов на приговор любой.

Ты добра, не осудила строго

Под топор, всего-то лишь,

Любовь.

На ритмы Рождественского – Гуськова-1

Хоть бы утром ветерку

дунуть

От жары зеленый клён

Высох

А щеночек мой такой

умный

Все гоняет по двору

кисок

И не скажешь, что уже

взрослый

Я завидую ему

Даром

Я бы тоже погонял

пробку

Словно мячик, только я

старый.

Над асфальтом миражи

лужи

А щенок себе нашел

«место»

Хорошо, что я ему

нужен

Да и он мне, я скажу

честно

Позову его к себе:

«Тузик!»

И не надо повторять

дважды

И подставит он мне свой

пузик

Словно я там почесать

жажду

И не нужно ни кого

рядом

И доверится он мне

может

Если б ты была мне так

Рада

Я с тобой бы погулял

Тоже.

На ритмы Рождественского – Гуськова-2

У меня в ставке есть гусь

Желтый

У меня в хлеву кабан

Белый

И с такою он большой

Жопой

Я горжусь его тугим

Телом

Мой кабель кусает до

Крови

Жеребец есть у меня

Резвый

Но не кроет он ко-

рову

Понимаю я когда

Трезвый.

А жена моя така

Стерва

Вот заныкала опять

Водку

Вы убили бы ее,

Верно?

Без нее мне было бы

Горько.

И пойдет от злобы гусь

Желчью

И от злобы весь кобель

белый

Все равно люблю свою

Женку

Хоть забыл я, что же с ней

Делать.

Убить нельзя?

– Убить – гласит закон – нельзя.

– Нельзя? А если свята цель?

Не запрещайте мне друзья

Мерзавца вызвать на дуэль.

Он был уверен и спесив

И безнаказанности рад.

Свою обиду закусив

Ему шепнул

– К барьеру. Гад.

От гнева голос мой дрожит

И дрожью отвечает он.

Он подл, лицемерен, лжив.

Он сам нарушил мой закон.

– Нельзя убить? Но почему?

Но почему? Скажите мне –

Убить позволено ему?

Его же…

Почему же нет?

Поймет сегодня не уйти.

Проси, что хочешь у него.

– Ну что ж.

Стереть тебя с пути.

И все.

И больше ничего.

Ко мне явились секунданты

Ко мне явились секунданты,

Пусть не окончены дела,

Но я не стану подниматься

Из-за зеленого стола.

Ведь все равно я не успею

Прожить всю жизнь до утра.

Я буду пить и захмелею

Возле зеленого стола.

Сегодня ставок мне не жалко.

Мне деньги больше не нужны.

И молча загребает палкой

«Служитель», наши кругляши.

Ко мне явились секунданты.

И не окончены дела.

А дарованья и таланты

Лежат на скатерти стола.

Говорим о высокой цели

Говорим о высокой цели

Об идеалах, чистых и светлых.

А живем как в дешевом театре.

В полумерной, двух актовой пьеске.

Выбираем уютное место.

Бережем мы и зубы и горло.

Очень любим стихи мы, о ветре.

И не любим мы мыслить притворно

Нет, мы мыслим открыто и честно.

Если НАДО, нам жизни не жалко.

Мы не лжем.

Если НАДО, конечно.

Ну а если сегодня не надо?

Ну а если не НАДО и завтра?

Через месяц не НАДО тоже.

Мы все ждем когда будет НАДО.

Ну а жизнь нас хлещет по роже.

Мы стареем, дряхлеем даже.

И животик у нас отрастает.

Все дано нам, чего только жаждешь.

И чего еще нам не хватает?

Что нам рваться в открытые двери?

Что любить нам холодные ветры

Наслаждаясь горением печки?

Лицемерны ли мы?

Нет напротив.

Мы честны в благородных порывах.

И открыто живем маски сбросив.

И от этого мы счастливы.

Мы уверенны, что если надо…

если надо…

А если не надо?

И кончилась игра

Ну вот и все.

И кончилась игра.

Я не любим.

И не люблю, наверно.

Понять все это мне давно пора.

А я страдал. Я мучился. Был верным.

К чему, зачем в мечтанье грез парил

И отдавался я мечтам полночным?

К чему твой образ я боготворил?

Зачем я не был грязным и порочным.

Мне все равно.

Теперь уж все равно,

Все то, что было дорого и мило.

Твой серый дом большой,

Твое окно,

И те цветы, что раньше

Ты любила.

Я пью росу с ресниц твоих

Я пью росу с ресниц твоих

Дышу твоим и трав дыханьем

И краску нежных губ своих

Дарю тебе я, в миг свиданья.

Исчезли звезды с тьмой и свет

Ворвался в мир, всю степь волнуя

И на груди твоей рассвет

Алеет нежным поцелуем.

Лишь с ним одним тебя делю

Прижав тебя к себе, немею

Я все в тебе сейчас люблю

Тобой живу, тобой хмелею.

Исчезли звезды с тьмой и свет

Ворвался в мир, всю степь волнуя

И на груди твоей рассвет

Алеет нежным поцелуем.

Прелюдия

Крошу в куски метал, хрусталь…

И разрываю ситцы.

– Мадам, я вовсе не устал,

Я лишь хочу взбеситься.

Под звон рапир,

Под шелест шпаг

Корону наземь,

К черту флаг.

Я сбросил все с бочонка,

Ведь в нем вина до черта.

Вино развеет Ваши сны.

Мне эти стены не тесны.

Вам украшенья не нужны.

Мадам отбросьте ножны.

Вы мне покажете батман,

А плевать на ваш обман

И я сорву с Вас все …

Туше!!!

Мадам не плачьте о душе,

Я лишь хотел взбеситься.

И вот с покрытым лбом уже

Лежу пред вами ниц я.

1977 г. (По заказу – для спектакля о райкоме комсомола[Не исполнялась].)

На островах утопающих в зелени грейпфрута

На островах утопающих в зелени грейпфрута

Целовать обожереленные руки

И в песке по-настоящему горячем

Быть ни с кем,

А может быть иначе…

В этих комнатах растворена прохлада

На подносе плитка шоколада

Лежа в вазе, чахнут апельсины.

И на окнах стекла темно сини?

Море бьет о берег костылями

Пеной вместо денег одаряя

Голубое – вместо синих стекол

Смуглая невеста,

черный локон…

Над землей пролетела гроза

Песня на музыку Сергея Уманского.

Над землей пролетела гроза

Улетая в туманные дали

Мы смотрели в пустые глаза

И чего-то там очень искали

Нам хотелось холодной росы

Нам хотелось тюльпанов из пепла

Но последним ударом грозы

Рухнул свод распростертого неба

Все прошло.

Улетела гроза,

Но цветам не расти в наших душах.

Я хочу далеко убежать

Чтобы глаз пустоту не нарушить.

Грустное

Над Израилем поплыли облака

Над Израилем поплыли облака

Так неспешно наступает осень

Хоть дождей здесь не было пока

Мы в надежде старый зонтик носим.

Вся природа затаилась, ждёт.

Но не пыль, которая всё лето

Днями и ночами напролёт

Становилась победившим цветом.

Серым цветом будней, выходных

Обрекая нас на эту серость

На могилах близких и родных

На бульварах, улицах и скверах

В тостах, шутках, спорах и речах

В поцелуях, в красочной рекламе

Выгорев внутри, весь мир зачах.

Что же это делается с нами?

Над Израилем поплыли облака

Серые, но лишь на них надежда.

Что обрушат ливень…

А пока

А пока живем в пыли,

Как прежде.


Когда я долго не могу уснуть

Когда я долго не могу уснуть

Я мысленно свой меч из ножен достаю

И медленно прокладываю путь

Во вражеском, редеющем строю

Клинок мой узок, сер, непобедим.

Его удар, как колокола звон

Вот из врагов упал еще один

Во вражеском строю опять урон

И день уходит, я вплываю в сон

И только вдалеке мечам звенеть

Мой серый меч…

я слышу…

это он.

И сон сошел, как в поле битвы, смерть.

Хоботами друг в друга не постучать

Вчера вечером, 29 декабря 2009 года, из Израильского, рамат-ганского «сафари», в дальнее путешествие, в Венгрию, на самолете, отправились два слоненка – Бакбуки и Ноах.

В Венгрии слонята немного поживут в компании слоненка из венгерского зоопарка. После этого сотрудники зоопарка будут решать, кого из израильских слонят они оставят. Второй слоненок оправится на Канары.

– Тяжело путешествовать, слон-дружище?

Говорят в самолете слону не место

За перевес огромные тыщи

И пассажирам немного тесно.

На пароходы купить билет?

Да только слоны не привычны к качке

Срыгнет он на палубу, палубы нет

И только блевотина,

и запах значит.

Но как же быть с такой заковыкою -

Чтобы в будущем избежать инцеста?

И тогда порешили возить не выросших,

А слоненков-младенцев с места на место.

Такого в любой самолет – пожалуйста!

Ну максимум пукнет на весь салон.

Пассажиры на это не жалуются –

Хоть он и маленький, но он же слон?

Но стойте люди!

Как маме, примерной,

Без малюток своих родных?

Она будет плакать неделю, наверно,

Без перерывов и выходных.

А потом и братиков разлучат

И никогда им не встретиться боле.

Хоботами друг в друга не постучать

Горе!

А человеческие младенцы

будут радоваться и смотреть

Не понимая, что слоновье сердце

тоже может болеть, болеть.

Когда бы жили в лесу слоны

Они бы сами искали пару

Но в мире нет слоновьей страны

Зато есть странные зоопарки.


Время костров

Листья акации падали, падали…

Мы собирали их в кучи большие,

Потом в них спичками ворожили

И маленький жар согревал и радовал.

Не спешно,

Пахнущим листьями дымом

Поднимался наверх белый столб…

Чтобы картошку испечь потом.

Ее понемногу таскали из дому

И так было радостно и тепло

Фантазировать, глядя на дым

Какими умными и большими,

Назло соседям, станем…

Потом.

И жизнь у нас будет

Длинная, длинная…

И там, где намного красивей, чем тут

А может, в летчики нас возьмут?

Летать, за собой оставляя линии.

Ведь линии эти, похожи на дым,

Который сквозь ветви деревьев к небу…

Жалко конечно, что кончилось лето

И скоро точно пойдут дожди.

А листья акации падали, падали.

А запах костра, тепло, и уют…

Смотрю, как мальчишки картошку пекут…

И почему-то за них я радуюсь.

А у нас в пустыне расцвела мимоза

А у нас в пустыне расцвела мимоза

Шарики пушистые нежной желтизны

Что-то мне напомнила, больно и похоже

Словно что-то прежнее возвращает жизнь.

Принесла мне бабушка веточку весною.

Вымыл я бутылку из-под молока,

Вставил в нее веточку и залил водою.

От вербы отломана. Пусть стоит пока.

Расцвела пушистыми шариков цветами

Белыми прибелыми, чудом на окне

А потом листочками, когда снег растаял

А цветы опали, но не жалко мне.

Веточка в бутылке корешки пустила.

Во дворе, в апреле, вербу посадил.

В вербной этой веточке сказочная сила….

Только кто же знает, что там впереди?

А у нас, в пустыне кустики мимозы

Желтых нежных шариков дивный хоровод…

Веточку для дочери принести, быть может?

Но ломать цветущую…?

Вряд ли прорастет.

Чтоб поддержать горение в костре

Чтоб поддержать горение в костре

В него подбросьте старое, сухое

Обломки веток и опавшей хвои

Чтоб поддержать горение в костре.

Чтоб поддержать горение в крови

Возьмите пачку самых старых писем

Мы что-то новое, читая их, услышим

Чтоб поддержать горение в крови.

Чтоб поддержать горение в любви

Припомните, как молоды вы были

Как напряженно ждали или – или …

Чтоб поддержать горение в любви.

Согреет Вам костер, прохладный вечер

И будет кем-то свет его замечен

И кто-то будет привлечен огнём

Но огоньку питаться больше нечем

И жар костра, увы, недолговечен

Сушняк и хвоя догорают в нём.

Пол все плакался, что ему

Пол все плакался, что ему

Обои букет не бросили.

Скрипел и скрипел…

Почему

не ему,

Эти листья и осень.

И молил, чтобы плинтус сняли,

Что готов на молчанье любое,

Лишь бы только своими краями

Прикоснутся к прекрасным обоям.

Ветер листья швырял о стекла.

И танцуя последний вальс

Листья падали на асфальт,

На такой молчаливый и мокрый.

1983 г.

Видишь март в окне завьюжил

-Видишь март в окне завьюжил

Ветром северным,

А южным

Ноги промочил.

Тает снег и снова кружит

И под серым небом лужи

С отраженьем ив.

Не сплетая светом кружев

Бледным диском солнце в лужах

Погляди в окно.

Можешь тишину подслушать

Можешь тишину нарушить -

Это все равно.

Смешались в беспорядке тени

Смешались в беспорядке тени

Одежды – рукавов клубок.

Смотрите…

Я уже на сцене-

Вот к горлу подступил комок,

Вот радость,

Вот стыда давленье,

Вот поиск,

Вот и благодать,

Вот полон я благословенья

Спешу его другим отдать,

Вот у разбитого корыта,

А ведь разбит был лишь бокал,

Вот что-то мною было скрыто,

Вот что-то тайно я искал.

Смешались в беспорядке тени

Одежды – рукавов клубок…

А чтобы так, да не на сцене…

А кто бы смог?

1969 г.

А вот эта ветка

А вот эта ветка пожелтела раньше

И согнулась, словно тяжелей других.

И на ярком солнце заблестела глянцем.

И рисует ветер ней свои круги.

За окном под ветром грациозный тополь

За окном под ветром золотая прядь.

Пожелтела ветка. Лишь одна. И только.

Медальоном солнца

В ветре октября.

Господи, ну как же далеко

Господи, ну как же далеко

Перекрёсток с каменной дорогой

Тёплый хлеб, бидоны с молоком

И скамейка шаткая немного

Облупилась краска у ворот

Скошена скрипучая калитка

У забора чей-то огород

Двери у квартир, почти палитра.

И моя седьмая, на краю

Красная, с большой удобной ручкой….

Я живу совсем в ином краю,

Времени….

Живу благополучно.

Ну а дома там давно ведь нет.

Я в нем жил иначе, по-другому.

А прошло всего-то тридцать лет

Помяну…

Раз не вернуться к дому.


Каким было счастье

Окна прямо на асфальт, но со ставнями

В старой печке огонь и гудение,

Раскладушка в уголочке расставлена

И постелено на ней – заглядение.

Весь матрас в пушистых ватных колдобинах

Одеяло тяжеленное, красное.

А сквозь щелочки в полу пахнет погребом

Чернозёмами да глинами разными.

Меж колдобин я улягусь, спокойненько.

И пускай мороз всю ночь стекла трескает.

Может это беспокоят покойники?

Не беда – в печи гудение резвое.

А на балконе холодно уже

А на балконе холодно уже.

Сел воробей на мокрые перила,

Нахохлился, ему не по душе,

Что солнце дом напротив осветило.

На мокрой ветке треснула кора.

И листья опускаются все ниже.

И я подумал, что давно пора

Какому-то листу уже стать рыжим.

Мне за оконной дверью так тепло,

Мне за оконной дверью так уютно,

Так хорошо, что хочется на зло

Мне этот дом, с тем что напротив спутать.

Хамсин

Нет, не скучайте по морозам

Тугою, стонущей печалью.

По голым, плачущим березам…

А насладитесь лучше явью!

Песня реквием

Невзначай семена оборвав

Ветер бросил их в травы откоса

И взошли там растения два

Собирая рассветные россы

Поднялись, величали – росли

Защищая друг друга от ветра.

И нечайнно наверно сплелись

Шелестящие зеленью ветви

И сменяли снега листопад

И гроза им гремела порою

И сменилась совсем невпопад

Нежность веток сухою корою

Захотелось их освободить

Отделить от шершавого друга

А дожди продолжали идти

И гудела меж ветками вьюга

Может ветер, опять бы, помог

Расплести заплетенные ветки

Ветер гнул и ломал

Был жесток.

Что же ждать от осеннего ветра?

Только заново все не начать

Как сушняк, под откосом их кроны

Кольца лет просчитав, прокричат

Свою реквием – песню вороны.

Памяти Олега Теплова

Ты вроде жил и вроде не жил

С чужой женою был ты нежен

Чужим детишкам за отца.

От злата куполов соборных

Уехал к маленькому морю

И вот дожидался там конца.

Мечтал ты стать "Хемингуэем"

Не стал. А я о том жалею.

В разные стороны листья разброшены

В разные стороны листья разброшены.

И золотыми обрызганы росами.

Словно утеряны,

Словно обронены

Спят под озябшими серыми кронами.

Может быть, я оступился, нечаянно

Может меня охватило отчаянье

Только ковёр разноцветного кружева

Словно любимую глажу и слушаю.

Встал.

Под ботинком хрустят позвоночники

Серые, красные, жёлтые, прочие.

И умирают, к подошвам прилипшие

Жёлтые, красные, серые – лишние.

Я на окно повесил лампу

Я на окно повесил лампу.

На форточке пристроил шнур.

И зацепил его за раму

И шпингалетом пристегнул.

И двести Ват залили светом

Мой стол, обои и палас.

Зима и ночь, как день и лето

И солнечная сторона у нас.

И тень плеча мне не мешала.

Она ложилась ниже строк.

Как плащ набросив одеяло

Читать я начал не сначала,

А где Зарецкий взвел курок.

Я дочитал и вдруг заметил,

Что тень все там же на листе.

И так же ярко лампа светит,

Как вечно негасимый свет.

Не то, что солнце в небосводе.

Я вилку вынул из сети.

А за окном светает вроде,

А значит скоро

Мне идти.

Печь, уголь в сарае, сани

Печь, уголь в сарае, сани,

Брички развозящие керосин, молоко,

Погреб под столом в комнате маминой,

А в нем ряды засмоленных банок морса, яблок.

Водяная колонка, помойная яма, пороги

Зимой следили, чтоб не замерзали.

А в небе великолепные звезды, по дороге

В туалет, что у двора в углу заднем.

Микроволновка, холодильник, кондиционер в квартире.

Машины стиральная, сушильная, посудомоечная.

Мобильник, компьютер, видеокамера, джакузи и два сортира.

Но когда в них идешь – видно только обои.

Нега кровососа

Из проекта – Кровосос

Господи, какая это нега

Воспарить в прохладном звездном небе

Окунуться в ветры над рекой

Пронизать пространство словно птица

Телом жертвы сладко насладится

Божий мир – под Божию рукой.

Мимо дома по дорожке

Мимо дома по дорожке

Я иду и солнце светит.

Вот пригревшаяся кошка,

Вот играющие дети,

Вот скамейка с голубою

Облупившеюся краской,

Дворник вот пришел судьбою,

За листвой сегодня красной.

Мимо дома по дорожке

Я иду и солнце светит.

Я прошел еще немножко

И свернул за угол…

Ветер.

Только ветер.

Когда-то был уверен и счастлив

Когда-то был уверен и счастлив

Шел в бой с гранитом, каменною твердью

Теперь я все познал и все постиг

И жду я лишь венчания со смертью

А жизнь то, пролетела невзначай

Ее закрыл, сердито хлопнув дверью

Прощай же солнце и мечта прощай

Ведь жду я лишь венчания со смертью

Я пил но, не хмелея ни на час

Я понял цену тленью и горенью

Боялся озорных зеленых глаз

Но жду я лишь венчания со смертью.

Прожита жизнь и нет уж ничего

Познал я цену тленью и горенью

Но счастье что не знаю одного

Когда оно венчание со смертью.

PS. 1970 год. Возраст автора 18 лет.

Астра склонилась старухой клюкастой

Астра склонилась старухой клюкастой

Рядом – цветком розовеющим кактус

Черная астра, черная астра.

Прямо в окно, как за черствой краюхой,

Из лепрозория будто старуха

Тянет акация серую руку…

Бьются о клавиши тонкие пальцы,

– Не прогоняйте слепого скитальца

От опрокинутых губ… -

А на часах циферблат пожелтел…

Много ли мало ли жаждущих тел

Купишь на ломаный рубь?

Черным стал кактус,

Розовой астра.

Я надеваю гримасу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю