Текст книги "Аннигиляторы"

Автор книги: Сергей Ростовцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Септалёты

Сегодня были городские соревнования новых конструкций септалётов. Можно было смотреть их дома по информеру или инфонту, но было принято ходить на набережную Днепра с биноклями. Соревнования проходили чуть восточнее Комсомольского острова.

Септалёты были разные. Были продолговатые, как огурцы, были плоские, как тарелки, были такие, чью форму словами описать очень трудно. Рули и закрылки были у каждого свои. Но у всех было одинаковое количество управляющих винтов и один подъёмный.

Марку, смотревшему на происходящее вместе с другими сотрудниками муниципалитета, особенно понравился один септалёт, чем-то напоминавший стрекозу. Два управляющих винта на нём были вынесены далеко назад на длинном тонком хвосте. Посредине в нём размещался главный подъёмный винт. По бокам крытой кабины размещались ещё четыре рулевых винта. Спереди кабины выступал сужающийся вперёд киль.

Марк подумал, что этот септалёт заточен под соревнования на наивысшую скорость.

Сначала септалёты демонстрировали обязательные элементы. Первым была воздушная ромашка. Септалёты рисовали её своим движением, оставляя струю подкрашенного следа, который должен был образовать в воздухе ромашку. Высшую оценку получали те, чья ромашка была меньше в диаметре. Потом шло горизонтальное кольцо.

В отличие от ромашки, диаметр кольца был задан изначально и был равен шести метрам.

К удивлению Марка, лучшим в этом упражнении был септалёт, который он назвал стрекозой. И сразу стало совершенно понятно, в чём дело. Если другим септалётам нужно было очертить эти шесть метров реальным движением, то «стрекоза» просто вращалась на месте, очерчивая трёхметровый радиус своим хвостом, который и разбрасывал цветной порошок.

Этот финт показался Марку не совсем честным, но по правилам никаких запретов на это не было.

Потом начались соревнования на скорость. Нужно было выбрать такую траекторию для своей машины, чтобы она, стартовав с западной площадки комсомольского острова, облетела все флажки Потёмкинского сада, долетела до поворота Днепра, а далее вдоль реки до острова Кадачок и назад вдоль реки. Высота полёта была любой, время засчитывалось по приземлению. Септалёты стартовали каждые три минуты. Это считалось достаточным, чтобы избежать ненужных склок при обгонах. Но это было не принципиально, потому, что в зависимости от конструкции септалёта пилоты выбирали различную высоту движения.

Когда-то, лет двадцать назад, Марк победил в этом виде упражнения. Он летел на машине, очень маленькой в диаметре, но не менее мощной, чем её конкуренты. Это был гном с выбрасывающимися рассекателями воздуха. Он развернул машину верхушкой в сторону движения, использовав для движения подъёмный винт. Рулевые винты, которые обычно для движения и использовались, в его гноме участвовали только в подъёме, посадке, и развороте над Кадачком. Остальное время они все, кроме двух, провели в сложенном неработающем состоянии, передав всю мощность на центральный винт.

Два винта не рулили, а просто не давали септалёту вращаться. Рулей для этого было не достаточно.

Это было рискованно. Никто кроме него не заваливал септалёт на бок. Но Марк был молод и азартен. Он использовал восходящий поток от Днепра, поднимающийся вверх по горе Потёмкинского сада, а потом под сорок пять градусов пошёл вверх. Когда альтиметр показал высоту в четыре с половиной километра, Марк под углом в сорок пять градусов, практически вниз головой, устремился на Кадачок. Развернувшись над Кадачком, он опять пошёл вверх и с высоты четыре с половиной километра буквально упал на посадочную площадку Комсомольского острова.

Все знакомые однозначно определили его в сумасшедшие, а он этой победой гордился до сих пор.

Но результатом этой его победы явилось изменение правил. Было запрещено выключать рулевые винты, превращая септалёт в монолёт.

Поэтому сегодня так никто не летал.

Но разнообразие полётов, тем не менее, было.

Стрекоза пришла третьей, но по очкам была на втором месте.

Первое место занимала внешне обычная машина со странным расположением рулей и необычно выгнутой конструкцией кабины.

Марк наконец посмотрел программку и увидел, что это машина московского авиационного института. А пилотировал её известный московский чемпион Евгений Чалин.

Марк так был захвачен соревнованием, что сразу и не заметил, что возле него сидит Марта.

– Привет! Сбежала с занятий?

– Какие занятия? Все наши здесь. Вон, Алик Скобелев на своей стрекозе летает. Кто же это пропустит?

– Это твой знакомый, твой сокурсник?

– Не сокурсник. Он с мехмата. Но личность в универе известная.

– Как здоровье мамы?

– Спасибо, лучше. Не то, что совсем хорошо, но врачи уже не предупреждают меня, чтобы я готовилась к худшему.

– Очень приятно слышать.

– Витамины, прогулки, умеренные физические нагрузки делают своё дело.

Глаза у Марты смеялись, и Марку захотелось их расцеловать.

Марта правильно оценила его взгляд и тихо сказала:

– Позже.

А соревнования тем временем продолжались.

Разрыв в очках между Чалиным, Скобелевым и остальными участниками был таков, что было ясно, борьба за первое место развернётся между ними.

Начиналось высшее пилотирование.

– За кого болеешь?

– Не поверишь. За стрекозу.

– Ну, тогда будем болеть вместе.

Начались соревнования в фигурах. Это была самая интересная часть соревнований.

Септалёты выполняли разные фигуры.

Оценки были разные, но Чалин со Скобелевым продолжали уверенно лидировать.

Наконец начались упражнения «самоубийц». Так их называли.

Септалёты поднимались на высоту два километра и, падая с неё, должны были совершить максимальное количество мёртвых петель.

Центральный двигатель при этом отключался. Когда участник его включал, отсчёт петель заканчивался.

Не все машины принимали в этом участие.

Сначала выполнялась прямая петля. Во время прямой петли кабина септалёта находилась внутри петли.

Чалин и Скобелев выполнили по двадцать петель, и Чалин, хоть и ненамного, продолжал лидировать.

Предстояла обратная петля, самое высоко оцениваемое упражнение, когда кабина септалёта была снаружи петли.

Перед последним упражнением у Скобелева было то небольшое преимущество, что лидер начинал первым.

Чалин опять выполнил двадцать петель. А выполнить столько же обратных петель, сколько и прямых, было замечательным результатом.

Марк понял, что Скобелев проиграл, но во взгляде Марты читалась надежда, она так держала кулаки за Скобелева и так следила за «стрекозой», что у Марка появилось беспокойство.

И упражнение стрекозы началось. Тут Марк понял, что она собралась вытворить.

Скобелев отключил не только центральный винт, но и винты, стоящие посередине, пустив в противопоток винты, стоящие на длинном хвосте и впереди машины.

«Двадцать сделает, но на большее высоты не хватит», – подумал Марк.

Но какое-то расстояние Скобелев всё же выиграл, и когда до воды оставалось метров девяносто, пошел на двадцать первую петлю.

– Он разобьётся – вылетело у Марка.

– Не каркай.

Когда до воды оставалось тридцать метров, стало совершенно ясно, что траектория петли окончится в воде.

И вдруг произошло чудо. Задев кабиной септалёта поверхность Днепра, стрекоза, так и продолжая лететь вверх тормашками, включила центральный двигатель и вышла из петли. Потом она сделала спираль, развернувшись на сто восемьдесят градусов, и полетела на посадку.

Вся набережная ликовала и аплодировала, а у Марка замерло сердце.

И тут произошло нечто неожиданное для зрителей, но не для Марка. Вместо организаторов к септалёту Скобелева подлетел вертолет федеральной полиции.

– Лети. Лети! – прошептал Марк, сжимая кулаки. Вся ревность, вызванная реакцией Марты на Скобелева, ушла в сторону, и он желал только, чтобы этот мальчик взвился в небо и исчез на своём двигателе с аннигилятором.

Скобелев как будто услышал эту молитву Марка. Стрекоза дёрнулась… но поздно. Федералы уже набросили замки с якорями на рули машины.

Марта смотрела на Марка с удивлением и испугом.

– Что? Что происходит? Почему там федералы, и что значит твоё: «Лети»?

– После. Хорошо? Смотри, что происходит, и не реагируй.

Серьёзный тон Марка и его играющие желваки заставили Марту отложить вопрос.

Но смотреть было не на что. Федералы вывели Скобелева и посадили его в свой вертолёт, а кто-то из них сел в септалёт Скобелева, и обе машины направились в западном направлении, где на углу улиц Чкалова и Короленко находилось их управление.

Вся набережная молчала. В молчании замерли тысячи людей, пришедших посмотреть на соревнования.

И вдруг оттуда, где находились организаторы соревнований, раздался звук громкоговорителя. Микрофон в руке держал Чалин.

– Победа в сегодняшних состязаниях присуждается Алику Скобелеву!

Витамины

– Пижон твой Скобелев и дурак. А Чалин настоящий мужик. Использовать аннигилятор на соревнованиях не только полный идиотизм, но и бесчестно…

– Почему это мой?

– Ну пускай будет мой.

– Нет уж. Мой так мой.

Марк с Мартой шли по жёлто-багряному ковру из листьев осеннего леса. Небо было затянуто облаками и мир замер в ожидании дождя.

– Я без всяких приборов понял, почему он не врезался в воду, а у федералов техника. Лучше бы он в воду врезался. Сто процентов бы спасли. А кто его теперь от каторги спасёт? Ну а случилось такое – лети подальше. Причём сразу.

– А догонят?

– С аннигилятором не догонят. А догонят, так хоть шанс был. А так?

– Ну не догнали. И что потом?

– Потом свобода. Свобода вне цивилизации, но свобода! Почему ты всё время мне возражаешь?

– Ну тебе же надо куда-то своё раздражение излить. Мне оно не опасно. Обниму, и ты весь мягкий и пушистый.

Марк понял, что Марта права, и ему сразу захотелось быть мягким и пушистым.

– Ну так обними.

Марта обняла его, и они так, обнявшись, пару минут постояли на золотом ковре листьев.

– Может, его отпустят? Ну, может, через пару лет?

– Не отпустят. – Марку стало грустно, и было очень жаль «стрекозу». – За аннигилятор пожизненная каторга без разговоров.

– Маму кладут на обследование.

– Когда?

– Через два дня.

– Прекрати ей давать лекарства и утилизируй их.

– Я уже прекратила и лекарства хорошо спрятала.

– Спрятала? Спрятала – не поможет. Уничтожить надо. Когда понадобятся, я ещё достану.

Марк увидел красные ягоды. Он сорвал кисть и продел в петлю комбинезона Марты.

– Красиво.

– Это рябина.

– Я знаю.

Они дошли до септалёта, залезли в него и полетели к дому Марка.

Марк был полон предвкушения того, что произойдёт у него дома. В этом предвкушении он уже ласкал Марту. Но вместе с этими чувствами в нём бродило какое-то гаденькое предчувствие. И именно это предчувствие его не обмануло.

Внизу, около входа в свой дом, он ещё издалека увидел своего «слона».

Марк слегка изменил курс и поднял септалёт выше. Впереди был холм, и это было естественно.

Несмотря на этот манёвр, уводящий его септалёт от слона, два полицейских вертолёта направились в его сторону.

«Я вам не Скобелев. Догоните».

– Держись покрепче и пристегнись вторым ремнём, – сказал он Марте.

– Что-то случилось?

– Видимо, таблетки нашли. У меня дома федералы.

В глазах Марты появился ужас.

– Страшнее страха, страха нет. Но вторым ремнём пристегнись.

Собственно, одного ремня было достаточно, но кто знает, какие кульбиты ему предстоят? Крест-накрест безопаснее.

Марк включил аннигилятор на центральный винт, пустив всю остальную мощность на противовращение центральному винту, и, как ракета, взмыл вверх.

Постепенно он наклонил траекторию полёта до сорока пяти градусов, и вертолёты исчезли. Видимо, такое поведение было неожиданным для федералов, а Марк давно просчитал своё поведение в случае форс-мажора.

Он посмотрел на Марту.

Ужас с её лица исчез, но полное непонимание происходящего и растерянность остались.

– Не бойся. Всё будет хорошо, только мне придётся исчезнуть.

– Навсегда?

– Навсегда.

– Я на втором месяце.

Лучшего времени для этого сообщения представить было невозможно.

– Я очень счастлив и надеюсь, что ты сохранишь нашего ребёнка. Но у меня выбор не велик: либо исчезнуть, либо отправиться на каторгу, а значит тоже исчезнуть.

– А что со мной?

– У тебя аннигилятора не было. Я оставляю тебя в каком-нибудь посёлке, и ты спокойно возвращаешься домой, сваливая всё на меня. Ну не знала ты, что это за витамины.

– Ты думаешь, федералы не умеют допрашивать?

– Умеют. Но аннигилятора у тебя не было. Максимум общественные работы.

– Нет. Я исчезаю с тобой. Как ты сказал: «Свобода вне цивилизации, но свобода!» Рябину будем есть.

– Пожалуйста, подумай, чтобы потом не жалеть.

– Ты меня гонишь? Может, ты не сможешь со мной спрятаться?

– Я всё смогу, и я тебя не гоню. Но подумай. Возврата может и не быть.

– Я подумала.

– Я ещё раз спрошу: ты уверена?

– Да. Я исчезаю с тобой. С тобой я буду жить и с тобой погибну.

– Тогда давай сюда свой коннект, если решила.

Коннект был устройством, по которому любой мог связаться с любым другим. По голосу коннект немедленно определял, кто на связи. Но по коннекту можно было установить местонахождение каждого его обладателя.

– Марта! Я буду счастлив, если ты будешь со мной. Но я боюсь сделать несчастной тебя.

– Я уже решила. Исчезаем вместе, – сказала Марта, отдавая Марку свой коннект.

– Я тебя люблю, – сказал Марк, вынимая батарейки из своего коннекта и коннекта Марты.

– Я тоже тебя люблю.

Если бы не ситуация… Марта в первый раз произнесла эти слова. Марк периодически «признавался» ей в своих чувствах, но Марта каждый раз сводила эти признания к шутке.

Но ситуация обязывала.

Когда они достигли пяти километров, им стало не хватать воздуха.

Тогда Марк включил центральный двигатель в обратную сторону, а три балансирующих двигателя на противовращение и быстрее камня полетел вниз.

В глазах Марты опять появился ужас.

– Всё в порядке. Иначе нас могли сбить какой-нибудь ракетой.

На высоте двести метров Марк начал торможение и на высоте десять метров завис над берегом Днепра.

Марта глубоко вздохнула.

– Извини, но я описалась.

– Это нормально, но придётся немного потерпеть.

– Я потерплю.

– Хорошо ещё, что не обкакалась.

– Издеваешься?

– Марта! Всё будет в порядке. Будет даже лучше, чем ты это представляешь сейчас. Но нужно потерпеть.

Марк летел не наобум. Он летел на Федотову косу. До неё оставалось не меньше часа быстрого лёта, и тут грянула гроза.

Лететь в грозу было не так уж безопасно, но зато была гарантия, что под грозовой тучей он будет незаметен для любых спутников и наблюдателей.

А дождь грянул знатный.

Но ливень быстро перешёл в морось, и лететь стало намного легче и безопасней.

– Вот мы и дома. – Сказал Марк, посадив септалёт на огороженный серым забором участок. – Холостяцкие апартаменты.

С одной стороны этого участка находился трёхметровый жестяной ангар, коричнево-бурый от ржавчины, а с другой – не то недостроенный, не то разрушающийся дом.

С одной стороны дома на втором этаже окна были застеклены и туда вела металлическая лестница.

Марта смотрела на всё окружающее с удивлением, а Марк открыл ворота ангара, запарковал там септалёт и повел Марту по этой железной лестнице.

Там было две больших и абсолютно пустых комнаты, закрытых стёклами, и закрывающаяся дверь, ведущая в комнаты, которые не были застеклены.

Марк открыл ее и зашёл. Марта заглянула за дверь и увидела, как он разбирает какую-то кучу больших серых дырчатых кирпичей.

– Шлакоблок, – сказал он. – Из таких кирпичей когда-то построили этот дом.

Под кирпичами оказался большой ржавый ящик на колёсиках.

Марк закатил его в застеклённую комнату.

– Аннигилятор?

– Он, родимый. Вместе с чунити, компьютером и скачанной пять лет назад базой. Это самый большой чунити, что мне удалось добыть.

– Тогда нельзя ли мне просушить трусики и обогреть помещение.

– Хорошо. Только в обратном порядке.

Марк включил аннигилятор на нагревание до двадцати шести градусов.

– Раздевайся.

Забрав трусики и комбинезон Марты, он отдал ей свой комбинезон и пошёл вниз.

Марта принесла несколько шлакоблоков. Найдя в холодных комнатах кусок картона, устроила из шлакоблоков два сносных места для сидения.

Марк принёс мокрые прополосканные комбинезон и трусики и повесил их на какой-то торчащий из стены штырь. Вторым заходом он притащил какую-то кровать, сделанную из цепляющихся друг за друга крючков.

Потом принёс какую-то траву и ветки, перевязанные проволокой.

Забросив часть травы в аннигилятор, он набрал какую-то программу, и из чунити поползла метровой ширины мягкая приятная материя.

– Это атлас. На женское бельё номер программы я не помню. Найдём потом.

Когда из чунити выползло несколько метров ткани, Марк изменил программу и получил нитки, иголки и нож.

Всё это он вручил удивлённой Марте.

– Справишься?

– Да ты волшебник.

– Это не я. Это Тао Рубинштейн волшебник. А я только учусь, – сказал Марк, вручая Марте сочный кусок светлого черепашьего мяса.

Дом

На верхнем этаже дома было четырнадцать комнат. Но они были разгорожены стеной, проходящей через весь дом.

Наверное, когда-то этот дом принадлежал двум семьям, потому что такая же перегородка была и на первом этаже.

В большой комнате второго этажа на обеих половинах была дырка в полу, которая, как предположила Марта, должна была быть внутренней лестницей. В этой же комнате были двери, через которые можно было войти в шесть небольших спален.

Вообще дом за те две недели, которые прошли с момента побега от федералов, приобрёл изнутри вполне ухоженный вид.

Марта командовала Марком, говоря, что ей надо, а Марк придумывал, как это сделать.

Даже с чунити совсем не всё было просто. «Самый большой чунити», который у них был, выдавал детали не более метра в ширину и двух десятков сантиметров в высоту. Поэтому многое приходилось склевать. В перерывах между заданиями Марты Марк изготовил несколько небольших, «карманных», как он их назвал, аннигиляторов, и теперь в помещении всегда было тепло, и дождевая вода и в душе, и маленьком бассейне была тёплой.

Марта потребовала себе отдельную комнату и отдельную кровать, и это было сделано.

Комната была устлана приклеенной на пол нескользящей пластиковой плёнкой, не пропускавшей холод снизу. Стены стали зелёными с фиолетовыми разводами, а возле кровати и на ней лежали ковры с коротким, густым и мягким мехом.

– Зачем тебе держать дистанцию? – спросил Марк.

– Нас только двое, и мы можем, друг другу так надоесть, что поубиваем один другого. А мне рожать. Я не хочу, чтобы ребёнок рос без отца.

– Кто кого убьёт, у тебя сомнений не вызывает?

– Нет, не знаю. Ты как тихий омут. Разве я могла когда-нибудь предположить, как ты будешь реагировать на опасность, и что у тебя уже всё заготовлено?

Вот ещё месяц, и дом превратится в дворец. Что ты будешь делать дальше? Ведь просто жить, любя меня, как я понимаю, ты не собираешься?

– Не собираюсь. У меня есть определённые счёты с федералами, но к их реализации нужно хорошо подготовиться и подушечку подстелить.

– Насчёт подушечки я тебя поддерживаю. Но зачем тебе федералы? Рано или поздно у них всё развалится. Люди их ненавидят. Если человек проживёт больше ста, они запретят ему медицинскую помощь. А моей маме всего шестьдесят. И что?

– Эта система будет держаться очень долго, если её не подтолкнуть.

– А по поводу подушечки… Завтра ты начинаешь учить меня обращаться с чунити.

– Хорошо.

Но быт продолжался, и продолжался до весны.

Появилась внутренняя лестница, все окна были закрыты прозрачным в одну сторону пластиком и непрозрачными шторами. Свет был во всех комнатах.

Наполовину был готов в два раза больший чунити, и у Марка была надежда, что он будет работать. Уверенности не было. Маленькие чунити, которые он изготавливал, работали, но таких больших, как он решил изготовить, он даже никогда не видел. А ему был нужен именно большой.

Рожать Марта должна была в апреле, и к этим родам тоже всё возможное было готово.

Были получены все необходимые лекарства, инструмент и знания. Но Марк очень волновался.

Он до этого знал, что женщины рожают, но не знал подробностей. Сейчас по базе, в которой кроме рецептов для чунити, казалось, собраны все человеческие знания, он выучил всё, что нашёл.

Но это была не та ситуация, в которой хотелось скорее применить все полученные знания. Но кроме него принять роды было некому.

Чтобы не отвлекаться на переживания о неотвратимых проблемах, он решил, что оставит их до того момента, когда эти проблемы нужно будет решать, а пока сосредоточится на работе. А работа была.

Кроме продолжения обустройства их нового жилища Марк, между домом и ангаром соорудил навес, изображавший то, что было под ним. Так что со спутника картинка не должна была меняться.

Это дало ему возможность проходить в ангар прямо из дома, и когда была большая облачность, вылетать на септалёте, собирая для дома всё, что могло пригодиться.

Неподалеку, под одним из пролётов заброшенного «Путинского» моста через Тузлу в Керчь, Марк нашёл несколько больших строений, в которых решил создать маленькую резервную базу. Особо он там ничего не делал, но оставил несколько небольших аннигиляторов с небольшими чунити, замаскировав их разным сусором.

Дом на Федотовой косе, обе его половины тоже были приведены в относительный порядок.

Но главное, чем Марк занимался – это большой чунити.

К апрелю, когда Марта должна была рожать, этот чунити был почти готов.

Роды прошли на удивление легко. «Глаза боятся, а руки делают», как говорила его бабушка.

Марта покричала. Поклялась, что никому и никогда больше не даст, и родила.

Марк обрезал и завязал пуповину маленькой девочке.

10 апреля, утром, в без пятнадцати восемь у него родилась дочь, которую назвали Дашей.

Шлёпнув Дашу по попке, так что она закричала, он передал её Марте.

Даша сразу успокоилась, и Марта, улыбаясь, гладила её за маленьким ушком.

– Не обращай, пожалуйста, внимания на те глупости, которые я наговорила от боли. Я тебя люблю, – сказала Марта, прижимая к груди свою дочь.

Всё внимание сосредоточилось на Даше.

Качественное молоко, подгузники, чистый воздух – всё это отнимало у Марка возможности даже думать о чём-то другом.

Первого мая был традиционный праздник, Марта и Марк отметили его вместе. Купались в море нагишом.

В том, оставленном ими, мире это было молодёжной традицией.

Первого мая все собирались на берегу, раздевались донага и вскакивали в очень холодную воду, почти сразу выскакивая из неё.

Согревал вид обнажённых одноклассниц, потом сокурсниц. Потом все бегали, согревались, одевались и всё. Взрослые смотрели на эту забаву косо, но вспоминали свою юность. И делали вид, что ничего не замечают, когда их сыновья и дочери собирались на первомайское купание.

Обычно это было купание в Днепре, но до Днепра далеко, а от забора их дома до моря было всего тридцать метров.

– Да здравствует Первомай! Да здравствует Коммунизм! – кричал Марк, забегая в жгущую холодом воду. – Смерть федералам! – кричал он, выскочив из воды и обтирая и Марту, и себя длинным мягким полотенцем.

Но вынырнул он не только из холодного Азовского моря. Вынырнул он из родовых и послеродовых хлопот. Марта вполне справлялась с чунити. С Дашей всё было в порядке, она была спокойным и весёлым младенцем. А пора ему возвращаться к главной работе.

А главной работой был чунити.

Когда большой чунити был готов, он выглядел точной, хоть и увеличенной, копией чунити, с помощью которого был создан. Вот только работать он почему-то не хотел.

Марк проверял и перепроверял всё, но всё было напрасно. Чунити жужжал, но кроме этого никакого эффекта не было. Встроенный в него аннигилятор работал вхолостую.

«И с чего я вообразил себя электронщиком и механиком?» – ругал себя Марк.

Но ругань делу не помогала. И если с родами он справился, то для того, чтобы запустить большой чунити, требовался больший, чем он специалист.

А специалисты были только на каторге.

Значит, решил он, нужно их оттуда забрать.

Вообще Марк именно это и собирался делать, чтобы начать воевать с федералами. Но он собирался это делать после того, как будет работать большой чунити. Однако не получалось.

Парализаторы он сделать мог, атомные аккумуляторы к ним, бомбы размером с кулак, десятки дронов, которые будут имитировать нападение с другой стороны каторги, чтобы отвлечь внимание охраны, он создавал. А вот большого транспортного вертолёта, чтобы увезти всех каторжан под Путинский мост, без большого чунити он создать не мог.

Ну и ладно. Нужно обходиться тем, что есть.