Текст книги "Смерть короля или общество полного неадеквата"

Автор книги: Сергей Махов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Незапланированное отступление. Битва при Кутра[2]2
  Видео о битве при Кутра: https://www.youtube.com/watch?v=ifnmFcDOV34 (прим. автора)


[Закрыть]

Итак, гугеноты начали отход, заманивая противника в ловушку. Роялисты неоднократно пытались навязать бой, но всякий раз безуспешно. Последний шанс принудить воинство Генриха Наваррского к сражению, пока оно не ушло вглубь Гиени, представился, когда гугеноты оказались в месте слияния рек Иль и Дронна, неподалеку от городка Кутра. Времени, чтобы переправиться на другой берег и продолжить бег к югу, уже не оставалось, и Генрих решил принять бой. Здесь на небольшой равнине размером менее чем километр на километр 20 октября 1587 года и состоялось первое победоносное для гугенотов сражение. По иронии судьбы противник навязал Генриху Наваррскому победу, от которой тот так стремился убежать.

Жуайез и Беарнец, полководцы, стоившие друг друга, заняли позиции перед боем. Протестанты разместили свою артиллерию на возвышении, доминировавшем над равниной. Их левый фланг упирался в берег Дронны, а правый – в лесок, на опушке которого окопались стрелки с аркебузами. Три эскадрона оставались в резерве позади артиллерии. Центральный корпус выстроился в форме полумесяца, чтобы проще было осуществлять маневр по окружению противника. Тактическим новшеством было то, что между эскадронами конницы разместились аркебузиры. Если войско гугенотов составляли главным образом испытанные в боях воины, то Жуайез привел с собой новобранцев, отважных молодых дворян, горевших желанием сразиться с еретиками, но не имевших военной подготовки и вырядившихся так, словно они собрались не на войну, а на увеселительную прогулку. Уже в ходе сражения выяснилось, что и диспозиция королевского войска была менее удачной, чем у гугенотов.

Перед боем Генрих Наваррский обратился к своему воинству с речью, призывая победить или умереть во славу Господа. Отдельные слова нашлись у него для кузенов, Конде и Суассона, вместе с которыми он впервые шел в сражение: «Помните, что вы Бурбоны по крови! С нами Бог! А я докажу, что достоин быть старшим в роду!» Принц Конде откликнулся: «Младшие тоже покажут свою доблесть!» Затем по обычаю протестантов последовали общая молитва и пение псалмов. Воинство Жуайеза, следившее за происходящим в лагере противника, отпускало по этому поводу презрительные шуточки и уже предвкушало скорую победу. Однако дело обернулось иначе. Залпы удачно расположенной артиллерии гугенотов внесли смятение в ряды королевской кавалерии. Несмотря на это, она продолжила стремительную атаку и даже потеснила авангард противника, но вскоре натолкнулась на непреодолимую преграду – резервные эскадроны. Тем временем аркебузиры Беарнца своими выстрелами наносили противнику страшный урон. Длинные копья, которыми были вооружены королевские всадники, в образовавшейся сумятице были совершенно бесполезны и лишь затрудняли их движение. Вслед за кавалерией дрогнула и инфантерия роялистов. Жуайез личным вмешательством пытался восстановить порядок в своем обратившемся в бегство войске, но все было тщетно. Генрих Наваррский по своему обыкновению не отсиживался в безопасном месте, геройствуя в самой гуще сражающихся. Своим белым, издалека видимым султаном на шляпе он словно вызывал огонь на себя, не позволяя, чтобы кто-то прикрывал его. «Расступитесь! – кричал он. – Не заслоняйте меня! Я хочу, чтобы меня видели!» Вопреки логике и здравому смыслу, каким-то необъяснимым чудом он остался цел и невредим, не получив ни ушиба, ни царапины – и даже подошву на его сапоге на сей раз не оторвала вражеская пуля. Воистину Провидение хранило его до поры до времени. Меньше повезло Жуайезу. Этот королевский любимчик, ненавистный для многих «миньон», уже понявший, что сражение проиграно, был сражен пулей, не успев сдаться в плен. Рассказывали, что его последними словами были: «Могли бы получить сто тысяч золотых монет выкупа!» Та же участь постигла и его младшего брата Клода де Сен-Совёра.

Сражение продолжалось не более двух часов. Гугеноты торжествовали. Королевское войско потерпело сокрушительное поражение. На поле боя остались лежать около двух тысяч убитых, остальные, кого несли ноги, обратились в бегство. Победителю достался весь обоз противника и множество бесхозных лошадей. Генрих запретил убивать сдавшихся в плен и добивать раненых. Должные почести были возданы бренным останкам павших в бою Жуайеза и его брата. Если бы Генрих Наваррский развил успех, двинувшись на Париж, он стал бы хозяином Франции. Но к великому изумлению сподвижников, он отказался от преследования побежденных и не пошел на соединение с германскими наемниками. Короче говоря, он не стал продолжать успешно начатую кампанию. В стане католиков, где царила скорбь по поводу поражения при Кутра и гибели Жуайеза, также удивлялись, не понимая, почему победоносная армия гугенотов сложила оружие, что породило слух, будто и Генрих Наваррский тоже погиб, а оставшиеся без него соратники не знают, что делать дальше.

В действительности же сам Беарнец не знал, что делать с неожиданно свалившейся ему в руки победой. Он не придумал ничего лучшего, как в этот решающий момент гражданской войны отправиться на свидание с Коризандой, везя ей в качестве трофея знамена поверженного противника. Досаде и возмущению его сподвижников не было предела. Д’Обинье писал: «Он бросил слова на ветер, а победой пожертвовал ради любовных утех». Не менее категоричен и Сюлли: «Прекрасные надежды, порожденные этой славной победой, и все зиждившиеся на ней планы обратились в ничто». Армия гугенотов, несмотря на все усилия Конде, распалась, тогда как совершенно деморализованные рейтары были разбиты Генрихом Гизом; их жалкие остатки вернулись в Германию. Это было чудовищное предательство. Генрих Наваррский предал всех, кто доверился ему, – протестантов во Франции, единомышленников за границей, в Англии и протестантских княжествах Германии, тех, кто жертвовал ради общего дела имуществом и самой жизнью. Что бы потом ни говорилось в его оправдание, как им самим, так и его апологетами, этот лишенный твердых политических и религиозных убеждений «спаситель» Франции, якобы искавший способы примирения непримиримых (а на деле стремившийся только к одному – взойти на французский трон, притом любой ценой), на десятилетия продлил агонию братоубийственной войны. Будь на его месте Жанна д’Альбре или Елизавета Английская, Франция стала бы протестантской, не будь его вовсе – осталась бы католической, но в том и другом случае гораздо быстрее и безболезненнее, чем наступило его «национальное примирение».

Балакин В.Д. «Генрих IV», ЖЗЛ.

5. Католики и протестанты, или страна в режиме «пост-АТО»

Если вы думаете, что все ограничивалось придворными группировками и внешними врагами – вы далеко ошибаетесь. Только что закончились тяжелые, кровопролитные гражданские войны по религиозному признаку, причем укропы католики и ватники гугеноты были по сути своей полными антагонистами.

Если помните, в предыдущем сериале мы оставили Генриха перешедшим в католичество и вошедшим в Париж. А вот что было дальше.

17 января 1595 года опять началась война с Испанией. Идет жестокие бои, испанцы в в марте 1597 года захватывают Амьен и Кале (кстати, именно при неудачном штурме французами Амьена 4 сентября 1597 года погиб миньон, маршал артиллерии Франсуа д'Эспине де Сен Люк, известный нам по "Графине де Монсоро"). Генрих призывает свои протестантские войска, но они... под командованием Тюррена и Ла Тремуйля покидают армию, уходят за Луару и никуда не спешат. Более того, протестанты начинают деятельно готовиться к новой гражданской войне. Королевских сборщиков просто грабят и свозят собранную талью в свои замки. Генрих напирает на "честь Франции", в ответ протестантская Ассамблея разрешает собирать и использовать деньги из "экстраординарных источников", то есть из уворованного у короля.

Король шлет к ним переговорщика – маршала Шомберга, который на свой страх и риск (король совершенно против заключения каких либо соглашений по делам религии) подписывает с протестантами параграфы, которые позже станут основной Нантского Эдикта.

Таким образом – это очень важно! – Генриха ВЫНУДИЛИ подписать Нантский Эдикт. И что будет в случае неподписания – очень зримо и наглядно продемонстрировали.

Однако сразу же после оглашения Нантского Эдикта на короля обрушились с обоих сторон. И гугеноты, и католики.

Дело в том, что этот Эдикт по сути обрисовал границы, где вообще возможно распространение гугентского учения, то есть переход других провинций или фьефов в кальвинизм был незаконен.

Католики же считали что сепаров надо всех вырезать к ногтю гугенотов надо уничтожить, а им дали свою территорию, 24 города, 81 укрепленный замок, выплачивают ежегодно 180 тысяч экю золотом, плюс еще 54 тысячи экю – на тайные операции за пределами Франции. Вобщем Путинслил Генрих предал католическую веру!

После мира с испанцами католики смотрели на окружение короля – суперинтендант финансов Франции – ярый протестант герцог Сюлли, плюс генеральный контролер финансов кальвинист Клод Арно. Главные начальники в армии – кальвинисты Тюррен, Ла Тремуйль, Ледигьер. Маршал артиллерии – протестант Массико де Бомон.

Продолжать можно бесконечно.

Плюс – Генрих решил стать более независимым от папы. Вернее даже не так. Генрих понимал, что в таком обществе "пост-АТО" любые призывы папы найдут себе благодатную почву, тем более, что все видели пример Англии и Порохового Заговора. Беарнец был согласен полностью вернуть католический культ, но с одним условием – запрет наложения интердикта и вообще проповедования против власти короля. То есть папа Римский должен был не влезать в дела французского государства.

В ответ на этот ультиматум папа немного охренел, тем более, что Генрих вообще на 1598 год зависел от него – шел процесс развода с Маргаритой Валуа, но Наваррский нашел способ уесть главу Рима – былобъявлен еще один ультиматум: если папа не согласится, то Генрих по образу и подобию короля английского Генриха VIII главной религией королевства объявит галликанство (аналог англиканства). То есть церковь будет напрямую подчиняться королю. Король будет назначать епископов и прелатов, раздавать церковные бенефиции и т.д. Это был сильный удар.

Папа согласился. Но чуть позже, после женитьбы на Марии Медичи и после рождения Людовика XIII заложил мину замедленного действия – он в 1606-м поставил под сомнение развод Генриха с Маргаритой, не объявил об этом прямо, но оставил поле для толкований в ту или иную сторону.

Таким образом, одиночка или человек, которого хотели использовать внешние враги, во Франции был, и далеко не один. На место Равальяка можно было найти не одного, и не двух человек. Вся страна, которую Генрих пытался склеить, была расколота по религиозному признаку, и протестанты, и католики имели что предъявить королю.

И Нантский Эдикт для короля был не вопросом совести, а вопросом выживания, однако он не устраивал никого.

6. Псы господни

В этой части поговорим о таинственном – об Ордене Иезуитов.

Надо сказать, что в XIX веке, в борьбе с клерикализмом детище Игнатия Лойолы представала эдаким над-правительством тогдашней Европы. В известной степени это правда, ибо иезуитский след прямо прослеживается в убийстве Вильгельма Молчаливого Оранского Бальтазаром Жераром 10 июля 1584 года, в покушении Питера Панне на Морица Оранского в 1595 году, многие видели связь между доминиканским монахом Жаком Клеманом (убийцей Генриха III) и членами Ордена Иесуса Сладчайшего, в неудачных покушениях на Генриха IV.

Иезуитов обвиняли в том, что они активно использовали политическое убийство как средство достижения своих целей. Но ради истины отметим, что этим пользовались все политические течения и партии тогдашней Европы. Можно вспомнить убийство Франсуа де Гиза, Генриха де Гиза (протестанты и политики), убийство Колиньи и Генриха III по традиционной версии (католики и лигисты), так что иезуиты не были исключительно одной стороной, использующей плащ и кинжал для решения политических вопросов.

Во Франции иезуиты появились официально в 1580 году, когда кардинал Бурбон, дядя Генриха IV, подарил находившийся на улице Сент-Антуан особняк Рошпо Ордену основанному за 17 лет до того на Монмартре испанскими и французскими монахами Игнатием Лойолой, Франсуа-Ксавье, Пьером Фабром и др. В особняке разместилось руководство Ордена и основанный иезуитами старческий дом. Деятельность Ордена была запрещена во Франции в 1595 году (после покушения иезуитского выкормыша Жана Шателя на Генриха IV), но в 1604-м (в том числе по просьбе и д'Эпернона) Генрих сменил гнев на милость и вернул иезуитам право проповедовать во Франции.

Собор Сен-Поль-Сен-Луи, построенный на месте бывшего особняка Рошпо 

Отец Коттон, глава Ордена во Франции, даже стал духовником короля. Но Генрих в принципе не доверял иезуитам.

На тот момент генералом Ордена был Клаудио Аквавива, сын неаполитанского герцога Атри, умнейший и злокозненейший ум в Европе.

Чтобы завоевать симпатии Парижа, иезуиты начали там с организации старческого дома (аналога нынешнего дома престарелых) и духовной коллегии (иезутитского училища), где преподавание велось на самом высоком уровне. Ученики изучали там не только религиозные вопросы, но и логику, ораторское искусство, математику, геометрию, иностранные языки. Дошло до того, что многие протестантские семьи отдали туда своих сыновей (которые потом отреклись от кальвинизма и стали католиками).

Но Аквавилу, многие, в том числе и папа, обвиняли в том, что Орден ведет слишком происпанскую политику, и вполне возможно, что иезуиты стали посредниками между задачей по устранению короля, поставленной испанским правительством, и собственно Равальяком.

Зацепки тут есть с двух сторон.

Первая – это отец Коттон, духовник короля.

Равальяк однозначно несколько раз встречался с ним до убийства.

Кроме того, госпожа д'Эскоман в своих показаниях говорила, что узнав о смерти короля, она первым делом побежала рассказать обо всем именно к отцу Коттону, который ей в ответ посоветовал не лезть в чужие дела, мол, следователи сами обо всем разберутся.

Вторая – это любовница короля (бывшая, или еще уделяющая королю время от времени "дружеский секс" – с бабами Генриха сам черт ногу сломит) Габриэль д'Антраг маркиза де Верней (с д'Эперноном она была связана через погибшего брата Лавалетта, мы уже упоминали о нем, она была его вдовой) была духовной дочерью отца Коттона. Как мы помним, Равальяк некоторое время служил именно у маркизы де Верней.

Ну и еще одна очень интересная вещь.

В 1618 году в Париже неожиданно сгорела Судебная Палата вместе со всеми Архивами. Примерно в это же время в Брюсселе были изъяты архивы наместника с 1 апреля по 1 июля 1610 года включительно. Очень занимательная штука, с учетом того, что наместник во Фландрии эрцгерцог Альбрехт был тесно связан с Аквавивой и иезуитами.Ну и Николя Потье, первый президент Парижского Парламента с 1611 года, был выпускником иезуитской школы в Тулузе.

Кроме того, следует учесть, что иезуиты напрямую никогда не брали отвественность за политические убийства – это их почерк.

Жерар заявил что он слуга Испанского короля. Клеман – что лигист. Равальяк – что одиночка. Только Панне и Шатель невовремя заговорили, не выдержав пыток. Во всех же остальных случаях об участии иезуитов узнавали лишь косвенно.

Microsoft в XVI веке

Деление на реальный и виртуальный сектора экономики было и тогда. Тут следует пояснить, что реальный сектор экономики производит либо товар, либо средства производства, создающие товар, который можно потрогать руками. Например, крестьянин выращивает виноград, и в результате получает вино. Или кузнец из железной крицы кует меч, это тоже реальность, его можно взять, потрогать и так далее.

Но зачем мучиться и производить товар, когда можно втюхать народу какую-нибудь левую фигню, которая фактически не требует затрат на производство?

Так появились индульгенции.

Дело тут вот в чем. Согласно Священному Писанию любой грех верующего снимается путем таинства покаяния на исповеди, но это не освобождает от божественного наказания за сделанные грехи. И тут папа Климент VI в 1343 году решает ввести специальные лицензии от главного поставщика божественных услуг на отпуск грехов – индульгенции, то есть «отпущение перед Богом временной кары за грехи, вина за которые уже изглажена; отпущение получает христианин, имеющий надлежащее расположение, при определенных обстоятельствах через действие Церкви, которая как распределительница плодов искупления раздает удовлетворения из сокровищницы заслуг Христа и святых и правомочно наделяет ими».

Таким образом изначально появилась возможность торговать воздухом, то есть человек согрешив и покаявшись, выкупал в церкви листочек бумажки, который освобождал его от наказания за сделанные грехи.

Но человеческая фантазия безгранична, и возник следующий вопрос – а почему бы нельзя продавать такие лицензии вперед, то есть за еще не сделанные грехи? Нет, ну понятно, грешат же все, а так человек вперед платит за то, что нагрешит, и ему потом просто остается согрешить и покаяться. ПРОФИТ!

И пошли градации лицензий – три месяца, полгода, год, три года, пять лет – ну вы понимаете – оптом – скидка! Естественно, что заработать хотелось всем, и появились "поддельные индульгенции", ну вы понимаете, все как у МелкоМягких. Продажа этих бумажек архиепископом Майенским (создал контору напополам с Папой, и делил прибыль 50 на 50) так возмутила Мартина Лютера, что разозленный этим чувак прибил на церкви свои 95 тезисов и начал Реформацию.

После долгой борьбы самих с собой Церковь в 1567 году запретила продажу индульгенций за деньги и вообще за материальные ценности. Ага! Прямо так и послушали! Когда на кону такие деньги (за день 1562 года в Париже один пардонер, продавец индульгенций, продавал святых бумажек на сумму в 400 ливров в среднем), прямо-таки все бросились исполнять этот указ..)))

В результате получилась идиотская ситуация, Папа вроде как говорит, что продавать индульгенции некошерно, но в любой церкви в ларьке "все по 30 рублей" всегда лежат заветные кусочки бумаги, отпускающие прошлые и будущие грехи.

И вот пришедший к власти Генрих IV, а вернее его суперинтендант Сюлли, протестант до мозга костей, и приверженец реального сектора экономики, в 1600-м году разом просто вышвыривает всех пардонеров Парижа... Причем Папа Климент VIII недоволен, но сказать ничего не может – формально Сюлли прав, ведь он основывается на декрете папы Пия образца 1567 года.

Климент лопочет что-то, что епитимью после покаяния никто не отменял, что надо все-таки, согрешив, платить и каяться, платить и каяться, но Сюлли забивает на эти стоны большой болт. Мужик в Риме сказал – пацан в Париже сделал. И нечего тут обсуждать.

Самое смешное, что продажа индульгенций возродилась в Париже во времена Марии Медичи, и снова изгнал пардонеров из французской столицы уже кардинал Ришелье.

7. Наверное последняя часть[3]3
  Перед тем, как приступить к последней части, хотел бы спросить – а вообще дальнейшие рассказы о реальной жизни известных книжных героев вам интересны? Понятно, что это не военно-морская тема, но все-таки.... (прим. автора).


[Закрыть]

Итак, вернемся к еще одной версии убийства Генриха, которую тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Версия эта – «ищите женщину».

Мы уже говорили, что для Генриха беспорядочные половые связи были своего рода фетишем. Но в отличие от второго чемпиона в мире по ходьбе налево (речь об Августе Сильном), который просто тупо трахал и валил, Генриху хотелось чтобы он и его любили с чувством. То есть он реально ДОБИВАЛСЯ любви. Потом была неделя кайфа (ага, в кустах пробовали, в бане пробовали, у городских ворот пробовали, по всем видам секса прошлись, аморал тоже уже был), и женщина была для него как прочитанная книга. Все. Неинтересна. То есть Генрих реально был самым страшным типом мужика для женщин – он вызывал любовь, а потом сваливал.

Естественно, что он не раз попадал на тот тип женщин,которые по своей натуре очень мстительны.

Те, кого это интересует, могут еще раз взять в руки "Сорок пять", и прочитать те главы, когда Шико ехал на переговоры к Наваррцу.

Мы же вернемся к последним годам жизни короля.

В октябре 1599 года Генрих запал на Екатерину-Габриэль де Бальзак д'Антрагэ, вдову Луи-Шарля де Ногарэ де Лаваллета. Девицу он очаровал быстро, но «буфетчица Прасковья третьи сутки не давала». Король предлагает денег – ни много, ни мало – 100 тысяч экю. Девица сомневается. Обещает на ней жениться. Она опять сомневается. И Генрих делает ход конем – он дает ушлой вдове расписочку следующего содержания:«Мы, Генрих IV, Милостью Божьей, король Франции и Наварры, обещаем и клянемся перед Богом сьеру Френсису де Бальзаку д'Антагрэ, что он дает нам в спутники его дочь, а мы взамен, начиная отсчет с этого дня, если в течении шести месяцев она забеременеет и родит сына,примем его как законного наследника французского престола, и возьмем указанную девицу в жены, как только Святейший Папа расторгнет брак наш с Маргаритой Французской».

Екатерина-Габриэль д'Антрагэ 

 Мадам, жадно потирая ладошки (ПРОФИТ!-ПРОФИТ!-ПРОФИТ!!), приняла письмо и унеслась вслед за королем, но Генриху новой игрушки хватило всего на два месяца. Потом Габриэль забеременела, и к ней пришел Сюлли, который невинно поинтересовался, аза какую сумму она готова продать королю его расписку обратно? Естественно, что Сюлли с негодованием прогнали («не я, так хоть мой ребенок будет жить счастливо!»), а вскоре пришли известия, что Генрих ведет переговоры с Тосканским герцогом по поводу женитьбы на Марии Медичи.

Д'Антрагэ разродилась мертвым ребенком, в октябре 1600 года король женился на Марии Медичи, но к своей подруге иногда забегал «на чаёк» (как в том анекдоте: «Семен вчера приходил,сидел, сидел, потом как набросился, и так и сяк поимел, и в рот и в попу. И ушел. А что приходил – не сказал»). Результатом бурных распитий чая явились два ребенка, рожденные соответственно в 1601 и 1603 годах. Потом её выдали за престарелого маркиза де Верней, но поселили под боком – реально, а вдруг захочется.

Естественно, Мария Медичи как настоящая итальянка относилась к такому поведению мужа очень неодобрительно. Но вот 13 мая 1610 года произошел случай, который сблизил маркизу де Верней и королеву и дал повод нам подозревать этих двух дам как заказчиков убийства. На коронации Марии Генрих ничтоже сумняшеся заявил, что в этом зале сейчас неплохо бы смотрелась Шарлотта Монморански-Конде, та самая, которая бежала от его страсти во Фландрию с мужем.

Мария Медичи

 Говоря это Наваррец забыл одну простую истину – можно сколько угодно обижать одну женщину, но никогда нельзя обижать женский коллектив, ну если хочешь жить конечно.

Почему можно говорить об этих дамах, как о возможных заказчиках убийства?

Ну во-первых Равальяк какое-то время был в прислуге у маркизы де Верней.

Во-вторых – день убийства.

По сути только 14 мая и был единственный день, когда у убийцы был шанс зарезать короля. 15 мая – бал, где никакая охрана не пропустила бы постороннего. 16-го – охота. 17-го – указания Парламенту и смотр войск. 18-го – отправка в войска. То есть все дни перед отъездом во Фландрию у Наваррца были расписаны практически по минутам.

Кто мог об этом знать?

Только очень близкий к королю человек.

Жена и любовница – однозначно знали.

На этом мы наверное и закончим рассказ о смерти Генриха IV и о его эпохе. Если история реальной жизни книжных героев будет интересна – может быть еще вернемся к ней.