Текст книги "На берегах реки Ждановки"

Автор книги: Сергей Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Оправдывая название

Все изменилось в советское время. По послевоенному плану развития Ленинграда архитектора Н.В. Баранова, Петровскому острову отводилась роль главного парка Петроградской стороны, а набережная Ждановки должна была стать достойной огранкой рекреационной зоне. В соответствии с этим планом на углу Офицерского переулка и набережной Ждановки в 1955 году на месте двух деревянных зданий возвели помпезный дом № 11 с аркой (об истории этого дома говорилось ранее).

Еще раньше для нужд Военно-воздушной (ныне Военнокосмической) академии им. А.Ф. Можайского в Офицерском переулке построили два здания – № 6 и № 8. Из этих домов наиболее престижным считался первый, расположенный в глубине небольшого парка. Его сразу же облюбовало руководство – начальники кафедр, профессора и, конечно, сам начальник академии. Возле одной из парадных до сих пор висит мемориальная доска с именем одного из последних начальников академии генерал-полковника А.И. Холопова. Хотя дом кажется добротно сделанным, массивные балконы уже поддерживаются деревянными лесами. Верный признак, что рано или поздно его снесут, как снесли дом № 8.

В доме № 8 также селились семьи военнослужащих. Наряду с нашим сталинским домом мне это красноватое здание казалось самым импозантным в переулке, и было странно, что его в 2007 году снесли. Квартиры, где я бывал, не уступали фасаду: просторные, светлые, с высоченными потолками, а вокруг дома море зелени. Мои школьные знакомые проживали здесь максимум три-четыре года, потом отца куда-то переводили «на объект» и след их простывал.

Интересные детали из жизни далеких 1950-х годов поведал известный геолог, полярник Александр Юрьевич Мельник. Его отец заслуженный деятель науки Ю.А. Мельник служил начальником кафедры в академии им. А.Ф. Можайского и жил с семьей в академическом доме № 6. За домом, по словам Александра Юрьевича, в то время стояли окруженные проволочным забором самолеты МиГ и двухмоторный бомбардировщик, а также небольшой вертолет, оттуда же запускались метеозонды. После войны там же находилась «Каталина» (американский противолодочный гидросамолет) и, как говорят, уникальный ракетный «Мессершмидт» на водороде. Сейчас это место закрывает учебный корпус.

Офицерский переулок, 6. «Академический дом». Фото 2011 года

До середины 1950-х, пока не провели газ, в переулке регулярно выгружали дрова, приезжала бочка с керосином. В доме № 6 постройки 30-х годов ХХ века стояли голландские печи.

Над всем витал ореол секретности. Причем доходило до анекдотичных ситуаций. А.Ю. Мельник рассказывал, что его пятилетнего мама сфотографировала на прогулке, и совершенно случайно – на фоне академии. Оттуда выскочил дежурный, мама решила удалиться, но когда ретивый блюститель военных тайн закричал: «Стой, стрелять буду!» – отдала аппарат. Аппарат отцу вернули, но пленку засветили.

Пожалуй, в 30-80-е годы ХХ века Офицерский переулок наиболее полно соответствовал своему названию, хотя его и переименовывали на короткое время (с 1926 по 1956 год) в переулок Декабристов. Люди в погонах встречались здесь так часто, что могло создаться впечатление, будто находишься в военном гарнизоне. Курсанты строем и с песнями вышагивали во время вечерних прогулок. Едва ли не половину и моих друзей по школе № 66 (ныне гимназия № 610) составляли дети офицеров, проживавших на казенной площади. Это было настоящее офицерское урочище…

Памятная доска на доме 6 по Офицерскому переулку

Однако и провинциальных черт переулок не лишился. Прежде всего, благодаря тишине и зелени. Сохранялись и деревянные пристройки, затерявшиеся вблизи каменных зданий, точно скворечники в ветвях огромных деревьев. Гулкая булыжная мостовая дополняла картину.

В нашем дворе существовала двухэтажная пристройка к дому № 11/1. Располагаясь слева от указанного дома, она видна на планах двора еще 1886 года. В начале 1960-х жильцов из этого ветхого строения выселили, куры и поленница дровами исчезли со двора, однако сооружение еще некоторое время не сносили. Возможно, как раз в ней и обитал некогда инженер Лось, приглашавший в путешествие на Марс.

Дольше в переулке стоял двухэтажный дом голубоватого цвета, пристроенный справа от доходного дома № 4. Сам доходный дом по проекту Николая Давидовича Каценеленбогена был возведен в 1906 году, по-видимому, тогда же появилась и пристройка. Едва ли я запомнил бы такие детали, как цвет пристройки и этажность, если бы мальчишеская жизнь не была связана с подобными деталями крепко накрепко. Когда в 1964 году пристройку ломали, мы с приятелями, разделившись на две группы, стали обстреливать друг друга небольшими камешками. Одни засели в опустевшем доме на втором этаже, где уже отсутствовали рамы и пахло плесенью заброшенного дома, другие расположились на противоположной стороне Офицерского переулка. Среди «других» был и я. И тут случилось несчастье. Кто-то взял камень «повышенного калибра» и угодил в голову одному из засевших в доме. Было немного крови и очень много криков. Решительная мама пострадавшего обходила потом квартиры всех причастных к происшествию и спрашивала:

– Твоя работа?

Никто не признался, да и рана зажила через три дня.

Покосившиеся деревянные домики ломали в середине 1960-х без сожаления. Район, казалось, ничего не терял, а лишь приобретал, избавляясь от ветхости. После их сноса район действительно преобразился, однако чего-то стало не хватать…

Нельзя обойти вниманием и дом № 3/5 по Офицерскому переулку. Это типичный «коммунальный рай» постройки 1930-х годов с несчетным количеством комнат в квартирах и с ограниченным числом туалетов. Я заходил сюда к своему однокласснику почти каждый день в течение нескольких лет, но так и не смог изучить всех его соседей – это было невозможно из-за большого их числа. Всякий раз после звонка в квартиру мне открывал дверь кто-то незнакомый.

С 1960-х по 2000-е переулок как бы застыл в ожидании. Ничего в его облике не менялось, лишь в середине 60-х заменили «вечную» булыжную мостовую на асфальтовую, которая теперь вечно нуждается в ремонте. Да за забором академии им. А.Ф. Можайского все время происходили какие-то достройки и перепланировки.

Прервал дремоту XXI век. В начале 2000-х годов огородили место для строительства в окончании переулка, где когда-то на углу с Большой Спасской улицей на участке И.А. Морщихина стоял массивный двухэтажный деревянный дом, но до сей поры ничего не построили. Забор предполагаемого строительства перегородил переулок и придал ему неряшливый вид. В 2007 году, несмотря на протесты общественности, снесли и дом № 8, и тоже огородили пространство, и тоже ничего не стали строить. Переулок вовсе превратился в жалкое необустроенное место, и, по-видимому, напоминает сейчас начало ХХ века, когда, по словам Н.П. Анциферова, почерневший большой забор с вбитыми гвоздями тянулся вдоль левой стороны переулка, ограждая территорию Второго кадетского корпуса.

Пустырь на месте снесенного в 2006 году «академического» дома № 8. Фото 2008 года

Но, судя по всему, скоро все изменится. На месте дома № 8 уже строится очередное творенье из стекла и бетона, машин и людей здесь прибавится, и возникает вопрос, узнаем ли мы тихое офицерское урочище лет через десять.

Школа № 66

То, что учебные заведения бывают разными, я узнал, когда после седьмого класса переехал с Петроградской стороны на Гражданку и пошел учиться в новую школу. Было как-то необычно, что учителя могут не знать свой предмет, преподавать не то, чему учились, а иногда еще и сильно не любить учеников. В результате подобного обучения считанные единицы из выпускников десятых классов поступали потом в вузы, и мало кто вспоминал обучение добрым словом. Конечно, надо отдать должное и нам – ученикам, разгильдяи мы были порядочные, однако воспоминания о школе № 66, где я также не был первым учеником, у меня оставались добрые, а о школе в новостройках – ужасные!

В чем дело, мне объяснила мама, работавшая в то время учительницей в очень хорошей в смысле успеваемости школе в Новой Деревне. Она говорила, что традиции вырабатываются годами, а то и десятилетиями; столько же подбирается коллектив учителей, а в новостройках, где школы только-только пооткрывались – ни традиций, ни учителей.

Несомненно, в школе № 66, располагавшейся на проспекте Щорса (П.С., Малый пр.), 9, где я учился с первого по седьмой класс, традиции были. Это чувствовалось по всему: по своеобразной старомодной архитектуре – здание построено в виде развернутой книжки, одна «обложка» которой располагается вдоль Малого проспекта, а другая – вдоль улицы Красного Курсанта; по высоким потолкам и основательным стенам, но главное – по спокойным, интеллигентного вида учителям, умевшим держать класс в повиновении без крика и истерик. Признаюсь, все это мне казалось естественным и обычным, пока я не переехал в новый район и не пошел в новую школу.

Гимназия № 610. Фото 2006 года

Справедливости ради следует сказать, что и учеников в классах в 1960-х годах было значительно меньше – не более 35 человек, в то время как в новостройках в 1970-х по 45–50. На рубеже 60-х и 70-х годов ХХ века где-то наверху решили, что в эпоху тотальной нехватки рабочей силы слишком много учителей – не слишком хорошо для советской экономики. При этом не объяснили, как обучить класс, состоящий из полусотни учеников. В итоге моего младшего брата после переезда на Гражданку мама не рискнула отдать в близлежащую школу и возила с собой в Новую Деревню, ну а на меня, видимо, махнула рукой.

Но вернемся к школе № 66. Однажды в 1960-х годах рабочие ремонтировали крышу, и наш класс на уроке труда что-то помогал делать. Мой приятель по классу, увидев старые прогнившие стропила, от которых веяло древностью, спросил старенького учителя:

– Наша школа построена до революции?

– Нет, школу построили в 1939 году, а до революции на этом месте стоял особняк купца Головина. Шустрый был мужик…

Учитель, немного задумался, видимо, размышляя, стоит ли нам это рассказывать, и продолжил:

– Как помню, сам особняк его был небольшим, но зато во дворе – куча построек, которые он сдавал жильцам и под мастерские. Кто только не квартировал у него: и плотники, и сапожники, и булочники, и художники. Был даже трактир, «Звездочкой», кажется, именовался.

– Трактир на месте школы? – переспросил мой приятель.

– Да, по вечерам возле трактира и бань, что находились неподалеку, всегда стоял шум-гам, хотя Малый в целом был тихой улочкой. Кстати, ближе к Большому у Головиных имелся даже магазин колониальных товаров.

Мы не поняли тогда, что такое колониальные товары, но спрашивать постеснялись; лишь впоследствии я узнал, что на участке Головиных на Большой Спасской находился магазин, где продавали чай со всех концов света. Возможно, его и имел в виду учитель.

Он был прав и в другом: место, занимаемое ныне гимназией № 610, принадлежало с середины XIX купцам Головиным, сначала отцу, потом сыну. Деревянный двухэтажный особняк имелся уже на плане Городской управы 1868 года. Вообще Головины владели здесь несколькими участками; на том, что располагался ближе к Большому проспекту, до наших дней сохранился доходный дом. На Малом же возводились, в основном, деревянные постройки. К 1905 году, когда домом владел Николай Головин, участок основательно оброс различными пристройками и службами. Причем особняк, который наш учитель назвал «небольшим», на самом деле занимал почти то же пространство, что ныне занимает гимназия. Он стоял на углу Большой Спасской улицы и Малого проспекта. Единственное отличие – он был двухэтажным и деревянным.

Часть фасада особняка Головина. Конец XIX века

План участка Головина. Конец XIX века

Головины пользовались оживленностью места, сдавая помещения в аренду под лавки, мастерские и питейные заведения. Естественно, в советское время все это оказалось невостребованным. Да и особняк изрядно обветшал. На его месте и возвели в 1939 году школу по проекту архитекторов Валентина Дмитриевича Голли и Павла Николаевича Жуковского при участии Олега Васильевича Крысова.

Первоначально она имела номер 31 и относилась к Приморскому району. Потом получила номер 66 и стала относится к Ждановскому району. До сих пор знатоки спорят, какой архитектурный стиль воплотился в здании: конструктивизм или сталинский неоклассицизм. Если судить по основательности внутренней планировки, наверное, все же второе.

Первым директором школы была Б.Я. Каганович, после нее директорствовали А.И. Арзамасова, М.Н. Орлова, В.В. Матвеева. Работал в послевоенное время в школе и завуч историк Леонид Павлович Кузьмин, с печальным опытом гитлеровских лагерей.

Во время войны в учебных классах размещались госпитальные палаты, однако уже в 1944 году занятия возобновились. Пока некоторое время существовало раздельное обучение (кажется, до 1954 года), это была женская восьмилетняя школа, потом обычная восьмилетка…

* * *

Я поступил в эту школу в 1961 году по той причине, что она была ближайшей от дома. Я не слышал, чтобы в те времена выбирали учебное заведение по каким-то иным признакам, кроме территориальной близости; слово «элитное» применительно к средней школе тогда было неизвестно. Хотя неофициально школа считалась одной из лучших в районе. Здесь еще работали преподаватели, получившие дореволюционное образование, а те из молодых учителей, кто вновь вливался в коллектив, подстраивались под существующие традиции.

Как обычно, память выхватывает из школьной жизни не самое важное, а сущие мелочи. Вот и я почему-то запомнил горячие пирожки с повидлом, их пекли в буфете школы. Стоили они по 5 коп. за штуку и были такими вкусными, что я тратил на них все деньги, которые мама давала мне на школьный завтрак. «Все деньги» – это 16 коп., столько стоил завтрак. В то небогатое время многие мои товарищи экономили на школьной еде, а вместо этого шли в кино – дешевые билеты стоили по 10–15 коп., или покупали мороженое – фруктовое стоило 7 коп.

Внешне школа выглядела вроде бы так же, как и нынешняя классическая гимназия № 610, расположенная в этом здании, однако некоторые, казалось бы, несущественные отличия кардинально меняли восприятие.

4-й класс школы № 66. Фото 1965 года

Во-первых, по проспекту Щорса не существовало серьезного автомобильного движения, светофоры на перекрестках ставить никому не приходило в голову, и вообще, улица выглядела весьма провинциально. Хотя на уроках нас и учили переходить улицу на зеленый свет, но это были уроки, так сказать, теоретические. На Щорса, Ждановской набережной и на Красного Курсанта не было ни одного светофора, на Большом проспекте и Чкаловском – единицы. Проходящую машину надо было скорее ждать, чем уступать ей дорогу.

Единственным транспортом, более или менее регулярно курсирующим по проспекту, был трамвай. Как только он поворачивал с Пионерской на Щорса, по характерным огонькам можно было определить его номер. Например, два зеленых – сороковой маршрут; красный и синий – тридцать седьмой… Это делалось для того, чтобы в темное время суток издалека узнать нужный номер.

В школу утром детей никто не провожал – разве что самых маленьких, а вечером не встречал; мамы все работали, да и время было спокойное: случаев, чтобы где-то в городе пропал ребенок, я не припомню.

Во-вторых, иначе выглядел школьный двор. В его центре стояла роскошная клумба, которая цвела с весны до осени. На клумбе работали в основном девочки. Весной цветы высаживали, а когда в сентябре начинался новый учебный год, мы видели всю ту же ухоженную клумбу, только цвели на ней уже осенние цветы.

Весной школьники иногда работали и в сквере через дорогу – на углу Малого проспекта и Съезжинского переулка. Насколько я помню, это был своего рода мини-ботанический сад – столько разных деревьев, кустов и цветов там произрастало. Саженцы доставляли из городского питомника у Тучкова моста.

Осенью в сквере созревал боярышник, ранетки и шиповник. Примечательно, что не только сам сквер был огорожен чугунной оградкой, но также маленьким железными оградками ограждались клумбы с цветами. Надпись «по газонам не ходить» в те времена была священной, цветы никто не топтал и не рвал, к тому же не существовало моды на собак – как их держать, если все работают, – поэтому все скверы поддерживались в идеальной чистоте. Нам тогда казалось, что иначе и быть не может…

Между прочим, этот сквер – ровесник школы № 66, хотя многие думают, будто он здесь находился всегда. Нет, до 1939 года сквера не существовало, а на его месте располагалось два деревянных особняка. Один имел адрес Малый пр., 16, и принадлежал сначала коллежскому асессору Пономареву, а потом мещанке Екатерине Ребровой. Другой дом № 18 принадлежал вездесущим купцам Головиным.

Дом № 16 был одной из самых старых построек по Малому проспекту. Дата постройки доподлинно неизвестна, зато известно, что уже к середине XIX века дом пришел в негодность. В документе Городской управы от ноября 1850 года Пономареву предлагалось вместо развалившегося фундамента возвести новый «вышиной 12 вершков от поверхности земли», а также перестлать полы и перекрыть крышу. Особняк пережил немало реконструкций, но благополучно дожил до революции. Кажется, его снесли перед самой войной, когда напротив возводили здание школы. Так напротив школы и появился сквер.

Кстати, в заслугу советской эпохе следует отнести, если так можно выразиться, разуплотнение. Сносились старые деревянные строения, но новые каменные здания на их месте возводились далеко не всегда. Иногда устраивали сквер, иногда детский сад или ясли. Существовали нормы, сколько квадратных метров зеленых насаждений должно быть в микрорайоне, и эти нормы старались соблюдать. На Петроградской стороне можно назвать немало мест, превратившихся в скверы именно в советское время. Увы, немало этих скверов в постсоветское время застроили и сейчас продолжают застраивать, ведь никто уже не считает квадратные метры зеленых насаждений.

В 1970-е годы в стране не стало хватать металла, и со всех скверов по всему городу оградки поснимали на переплавку. Сняли ограду и с нашего сквера напротив школы № 66, и он почти заглох. Хотя в начале XXI века сквер восстановили, но это лишь жалкая пародия на то, что было здесь прежде. Я зашел как-то сюда: бомжи роются в урнах, вытряхивая мусор наружу, да бродят собаки со всей округи вместе со своими хозяевами. А перед сквером огромная пробка автомобилей к Тучкову мосту, и от смога не спасает никакая зелень. Какой там боярышник, какие ранетки!

* * *

Классным руководителем в начальных классах у нас была Галина Алексеевна Баранова – миловидная женщина с внимательным взглядом. Она хоть и была в меру строгой и иногда покрикивала на нас, но делала это как-то без злости, так что каждый понимал – в случае чего найти сочувствие у нее будет несложно. А не этого ли ждут дети от учителя?

Моя мама хорошо знала Галину Алексеевну, часто общалась с ней и даже бывала у нее дома. Подобные отношения учителей с учениками и их родителями не являлись тогда редкостью, да и работа «от и до» не стала еще нормой для образовательной системы.

Учитель математики был одержим идеей создания кибернетической машины. В то время только и говорили о наступающем веке кибернетики, о транзисторах и о роботах, которые вскоре заменят человека. Энтузиазмом были заражены и дети, и взрослые, а литература подхлестывала этот интерес, рассуждая лишь о дате, когда человек станет ненужным элементом на производстве. Все сходились к тому, что произойдет это к началу XXI века, когда собственно и наступит коммунизм.

В школе существовал кружок, проектировавший ЭВМ, вел его наш математик и каждый желающий мог в нем поучаствовать. Я в романтическом порыве несколько раз сходил, но целыми вечерами мне приходилось наждачной бумагой шлифовать металлические корпуса, в которые, судя по всему, должна была помещаться электронная начинка. Но начинки я так и не увидел, быстро охладел к занятиям, поняв, что от фантастического рассказа до реальной жизни весьма большая дистанция.

При входе в школу справа находилась Пионерская комната. Там регулярно проходили встречи с ветеранами. Тогда были еще живы чапаевцы, буденовцы и прочие герои Гражданской войны. Геолог-полярник Александр Юрьевич Мельник, учившийся в школе в 50-60-е годы, рассказывал, что у них была встреча с командиром Кавалерийского чапаевского полка. Причем кавалерист до революции был гусаром. Что-то такое гусарское в нем чувствовалось и больше всего привлекало внимание.

А в наш класс однажды вошел только что демобилизованный из армии широкоплечий сержант и объявил, что будет нашим командиром в военной игре «Зарница». Военнопатриотическому воспитанию в то время не на словах, а на деле придавали колоссальное значение, и «Зарница» являлась составной частью этого воспитания. Море восторгов изливали мы, когда нам выдали муляжи винтовок и автоматов, и потом, когда повели в тир на Петровский остров и дали пострелять из малокалиберных винтовок. Однако во время настоящих учений все пошло не так. Наш взвод, состоявший сплошь из учеников шестых классов, сначала завезли куда-то в лес под Токсово и заставили выбираться на лыжах по снегу. Когда же мы, выбившись из сил, наконец пришли к нужной точке, нас сразу атаковал условный противник – шестиклассники соседней школы Петроградского района. То ли их выучка была лучше, то ли физически они были покрепче, но они быстро обезоружили нас и в рукопашной основательно поколотили.

Помню, как после «боя» мы сидели униженные и безоружные, а наш сержант утешал нас и одновременно укорял, говоря, что такой бесхарактерности от нас не ожидал; мы же пили чай из термоса с нашими недавними противниками, не понимая, как могли так легко сдаться. Наверное, «Зарница» имела свое воспитательное значение, раз я до сей поры помню, как нас изваляли в снегу и побили в рукопашной.

* * *

Трудно сравнить досуг прежнего школьника с нынешним. Тогда жизнь подростков протекала исключительно во дворах, а не возле компьютера или телевизора. В нашем районе все крутилось вокруг Ждановки. В ледоход – возле деревянных мостов, ведущих «битву» с наседающими льдинами; осенью – в гаданиях, выльется ли, наконец, очередной подъем воды в настоящее наводнение. Весной и летом лазали по многочисленным баракам на Петровском острове, коих до реконструкции парка оставалось на острове очень много.

Ну и, конечно, спорт! Спортивной ареной для школы был стадион им. В.И. Ленина. Как я уже отмечал, территория вокруг стадиона тогда была открыта для посещения, и зимой наш класс сдавал нормы ГТО («Готов к труду и обороне»), бегая на лыжах вокруг замерзшего пруда. В футбол играли на гаревом поле стадиона – это там, где ныне запасное синтетическое поле. Летом купались в пруду возле стадиона. Пруд выполнял функцию бассейна, и в его дальнем углу красовались три вышки: десятиметровая, пятиметровая и трехметровая. Вероятно, экология тогда была лучше, поскольку никто не брезговал невской водой.

В нескольких остановках от нашей школы на Крестовском острове располагался стадион «Динамо», поэтому в начале каждого учебного года в школу наведывались тренеры агитировать за свой вид спорта. Хотя рядом находился стадион им. В.И. Ленина, но туда в секции не записывались – кажется, там имелись только гимнастика и фигурное катание, а у мальчишек эти виды спорта в почете не были.

Сначала мы почти всем классом записались на «Динамо» в конькобежную секцию; наверное, потому, что зимой, когда на улице Ленина зимой заливался каток, нам хотелось выглядеть молодцевато. В ноябре, как только на «Динамо» появился лед, тренер отправил нас на улицу Ординарную, где располагался склад «Динамо», получать коньки. Разумеется, бесплатно. Помню, одна из комнат целиком была завалена беговыми коньками с длинными лезвиями. Однако новых среди них не было, поэтому мой друг Витька спросил:

– А нельзя ли получить новые?

– Можно… Когда получишь разряд.

Через год Витька имел первый юношеский разряд и красовался на льду в новеньких коньках. У меня тоже дела шли неплохо до той поры, как однажды в наш шестой класс не зашла молодая и стройная блондинка и спросила:

– Кто желает научиться стрелять из пистолета?

Поднялся лес рук. Блондинка оказалась тренером по стрельбе и набирала ребят в свою секцию. Она отобрала десяток мальчишек из класса и привела в тир «Динамо». Там нас ожидал суровый отбор. Нас подвели к огневой позиции, попросили закрыть глаза и вытянуть руки вперед. В это время по команде тренера спортсмены начали стрельбу из пистолета «Марголин» по мишеням. Тех из нас, кто среди грохота не открыл глаза и у кого не сильно дрожали руки, она записала в секцию стрельбы. Из десяти человек нашего класса с нервами оказалось в порядке у троих, в том числе и у меня. Прощай, конькобежная секция…

Зато каков был наш восторг, когда после многомесячных тренировок нам наконец выдали пистолеты «Марголин», заряженные настоящими боевыми патронами и дали совершить несколько выстрелов. С тех пор, где бы я ни стрелял – на полигоне ли из автомата, в тире ли из винтовки или по мишени из охотничьего ружья – успехи были неизменны. Это я о том, как прочно усваиваются навыки, обретенные в детстве.

Честно говоря, я не помню, чтобы какая-то спортивная секция была платной; да, тебя могли не принять, но только по спортивным показателям. Например, меня не брали, сколько я не пытался, в секцию очень популярной тогда борьбы самбо, но лишь по той причине, что я не мог подтянуться на перекладине нужное количество раз.

Доступность спорта имела и обратную сторону. К тринадцати годам я умудрился позаниматься в следующих секциях: плавание, легкая атлетика, коньки, бокс, лыжи. Другие ребята не отставали от меня. От такого непостоянства и непоследовательности, когда мы не могли выбрать один вид спорта и сконцентрироваться на нем, толку из нас в спорте не вышло.