Текст книги "Лиса и виноград"

Автор книги: Сергей Могилевцев

П р е д с е д а т е л ь (испуганно, с т р а ж е). Немедленно увести осужденного!

С т р а ж а уводит Э з о п а, который не перестает смеяться и потрясать закованными в цепи руками.

Смех Э з о п а не умолкает, но, наоборот, звучит все громче и громче, заполняя всю сцену и весь зрительный зал. От него, кажется, нет спасения никому, в том числе и ч л е н а м А р е о п а г а, которые застыли в неестественных позах, заткнув уши, раскрыв рты и широко выпучив глаза, застигнутые врасплох этим безжалостным смехом.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Э з о п в темнице. Входят Х е р е й и К о р и н н а.

Х е р е й (бросается к Э з о п у) . Господин! Вы все-таки добились своего, и угодили в эту темницу. Весь город настроен против вас, все только и ждут завтрашнего утра, когда по приговору суда вас сбросят с высокой скалы. Чернь в Дельфах беснуется, и ждет – не дождется, когда увидит вас бездыханным, распластанным на острых камнях,

Э з о п. Чернь, Херей, беснуется не только в Дельфах, а вообще по всем мире. Она бесновалась раньше, и будет бесноваться до скончания света, которое, очевидно, в итоге наступит. Чернь вообще не умеет ничего, кроме как бесноваться, это ее отличительная черта. Но гораздо опасней, Херей, другая чернь, – та, которая живет во дворцах, и заседает в парламентах, –этой черни, мой дорогой, надо опасаться больше всего, и именно против нее боролся я всю свою жизнь. К сожалению, мой дорогой, этот вид черни невозможно победить ничем, кроме своей собственной смерти. Только лишь вид умирающего певца, только лишь картина растерзанного львами поэта способна на время остановить ее, и дать миру немного передохнуть. Но этот способ останавливать зло слишком дорого обходится певцам и поэтам, – он стоит им собственной жизни,

Х е р е й. Не хотите ли вы сказать, мой господин, что вы специально довели ситуацию до нынешнего состояния, и спровоцировали весь этот судебный процесс, всю эту темницу, и завтрашнюю казнь на рассвете?

Э з о п (с усмешкой). Ах, мой дорогой Херей, в конце-концов человек, который всю жизнь бросался на все, что только шевелится, который перетрахал больше глупцов и невежд, чем их родили все жены в Элладе, – в конце-концов такой человек становится перед выбором: а что же ему трахать еще? И не следует ли закончить этот великий трахательный процесс, этот бесконечно затянувшийся акт одним последним, но оглушительным действием? Таким, чтобы круги от этого акта разошлись далеко по земле, и достигли ее самых дальних концов, а также самых дальних эпох, которые бы восхитились этим последним актом немощного человека, бросившего вызов обстоятельствам и богам. Любой художник, Херей, неизбежно думает о красивом конце, и готовит его, замирая от ужаса и восторга.

Х е р е й. Ах, господин, вы действительно подготовили грандиозный конец, и, возможно, им вы действительно перетрахаете всех глупцов на земле, – разом, и на все времена. Но, может быть, вам стоит повременить? Пятьдесят лет – это еще не тот срок, когда нужно прощаться с жизнью. Тем более, что у нас есть обнадеживающие известия.

К о р и н н а (бросается к Э з о п у). Господин Эзоп, благодаря вам я стала царицей Дельф! Это что-то небывалое и невиданное: я восседала на троне посреди городских площадей, и меня приветствовали толпы народа, заваливая подарками и цветами; из-за меня ссорились с женами богатые горожане, а недавно один купец из Коринфа сделал мне серьезное предложение.

Э з о п (с улыбкой, изучающе глядя на К о р и н н у) . Я рад за тебя, девочка, это действительно большая удача – превратиться из шлюхи в добродетельную супругу. Но справишься ли ты с этой задачей?

К о р и н н а (неуверенно). Я постараюсь. Конечно, стоять ежедневно около статуи Аполлона, встречая проезжающих иностранцев, было куда веселей, чем сидеть взаперти в лавке купца, и хранить ему верность до гроба. Да и королевой на рынке быть намного приятнее, чем рожать ежегодно наследника своему благоверному. Но ведь должен же человек стремиться к чему-то высшему, разве не так? (Неуверенно поправляет корону на голове.)

Э з о п (улыбается). Так, деточка, так. Ты своими рассуждениями о добродетели и стремлению к лучшему доставила мне радостную минутку. Хотелось бы рассказать по этому поводу достойную басню, но отчего-то мрачные мысли одолевают голову старика Эзопа.

К о р и н н а (радостно, подавшись вперед). Это оттого, что вы не знаете самого главного. Мой купец из Коринфа так влюбился в свою рыночную королеву, что дает огромные деньги на подкуп местных тюремщиков. Уже все всем заплачено, и ночью мы сможем бежать из Дельф. Осталось совсем немного, всего лишь два или три часа, и вас снова ожидает свобода!

Э з о п (с горькой улыбкой). Ах, милая деточка, как это просто – всего лишь два или три часа, и я снова стану свободным! А что будет потом, когда мы все вместе: я, ты, Херей и твой щедрый купец очутимся где-нибудь в безопасности и в недосягаемости для местных стрел и пращей? что, я спрашиваю, будет потом? Ты будешь по вечерам слушать сказки баснописца Эзопа и восхищаться очередным оборотом его отточенной аттической мысли?

К о р и н н а (неуверенно). Но, господин Эзоп, я ведь к этому времени стану законной женой, и мне нельзя будет коротать вечера в компании другого холостого мужчины.

Э з о п (горько). В том-то и дело, Коринна, в том-то и дело. Ты недосягаема для меня ни в этой темнице, ни там, на воле, куда ты меня приглашаешь. Ты для меня все равно, что та виноградная гроздь для лисицы из самой известной эзоповой басни. Послушай внимательно, сейчас я тебе ее расскажу. Голодная лисица увидела виноградную лозу со свисающими гроздьями и хотела до них добраться, да не смогла; и, уходя прочь, сказала сама себе: “Они еще зеленые!” Так и у людей, Коринна, иные не могут добиться успеха по причине того, что сил нет, а винят в этом обстоятельства. Ты, Коринна, тот виноград, который мне никогда не удастся сорвать. Всю жизнь я был голодной лисицей, проходящей лишь по краешку человеческого счастья, которого в избытке было у других, и никогда не было у меня. Но я не роптал, Коринна, ибо прекрасно понимал, что превращение волею Исиды из глухонемого раба в известного баснописца – это уже баснословное счастье, о котором даже невозможно мечтать. Нельзя желать слишком многого, моя девочка, нельзя быть слишком жадным, таких людей не прощают боги. Лучше быть голодной лисицей, всю жизнь обделенной простым человеческим счастьем, но все же живым, уважаемым другими, и уважающим себя человеком. Вот так-то, моя девочка, извини за эти сентиментальные откровения, и не сердись за то, что старик Эзоп посвятил тебя в самую страшную и самую главную свою тайну!

Х е р е й (встревожено). Что означают эти ваши признания, мой господин?

Э з о п. Это означает, что я остаюсь. Мне не нужна ваша помощь.

Х е р е й. Но почему?

Э з о п. Потому, что пришло мое время. Потому, что одной басней больше, или одной басней меньше – это уже не имеет никакого значения. Потому, что лишь собственной смертью поэты могут хотя бы на время остановить торжество мировой глупости. Потому, наконец, что виноград давно уже перезрел, а голодная лисица так и не смогла до него дотянуться. Слишком много причин, Херей, слишком много, и все они в совокупности означают смерть баснописца Эзопа.

Х е р е й (отчаянно). Ваше решение окончательное, и вы больше не передумаете?

Э з о п. Окончательное, мой секретарь, и я больше не передумаю. Спасибо тебе за все, и, если это возможно, издай еще две или три мои книги. Хотя, впрочем, издание их уже ничего не изменит, – старик Эзоп так прочно вошел в вечность, что она уже скрипит у него на зубах своим желтым невесомым песком.

Х е р е й. Тогда прощайте, мой господин, времени у нас уже не осталось!

Э з о п. Прощай, Херей! Прощай и ты, милая девушка! Встретимся в вечности, или не встретимся никогда! Идите, не заставляйте старого баснописца плакать в этих мрачных стенах. Тем более, что мне надо беречь силы для новых встреч, которые, я чувствую, мне еще предстоят!

Х е р е й и К о р и н н а уходят.

Э з о п некоторое время остается один.

Появляется А п о л л о н в образе нищего.

Э з о п (всматриваясь в темноту). А, это ты, нищий? Впрочем, я не уверен, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Перестань притворяться, покажи свой истинный облик, не води за нос баснописца Эзопа, его не так-то легко провести на мякине!

А п о л л о н (начинает ерничать и кривляться). Я нищий, обыкновенный нищий, который ежедневно просит милостыню у статуи Аполлона! Я грязный смердящий червь, недостойный развязать шнурок от сандалий такого известного господина, как вы, И все же я еще раз молю: откажитесь от того, что уже вами сделано, признайте первенство Аполлона в этом городе, и вы вновь обретете свободу.

Э з о п (хрипло). Кто ты, нищий? Открой свой подлинный облик!

Н и щ и й (продолжает ерничать). Я нищий, всего лишь нищий! Но, господин, находясь ежедневно у статуи Аполлона, я иногда слышу нечто, чего не слышат другие. Некий шепот, мой господин, некие тайные знаки, которые позволяют мне говорить то, что я сейчас говорю. Всего лишь признание, мой господин, одно лишь признание первенства Аполлона, – без всякого публичного покаяния, и даже без разрушения святилища Мнемозины. Ведь боги, мой господин, так ревнивы, и им так нелегко уступить свое место в душах людей кому-то другому. Признайте старшинство Аполлона, и все чудесным образом переменится. Вы станете героем Дельф, вас будут, как и в других городах, вновь носить на руках, и почитать за величайшее эллинское достояние. Члены Ареопага принесут вам свои извинения, а чернь, как и положено всякой черни, будет боготворить того, кого вчера хотела распять.

Э з о п (выпрямляется, глухо). О, я догадываюсь, нищий, кто ты на самом деле! Я догадываюсь, и отвечаю так, как должен ответить Эзоп: нет, я не изменю ни Мнемозине, ни тем бессмертным Музам, которые и диктуют мне мои эзоповские истории. Аполлон никогда не займет первенства в моем сердце. Слышишь ты – никогда, пусть даже постигнет меня судьба несчастного Марсия!

А п о л л о н (выпрямляясь, распуская по плечам золотые волосы, и принимая свой настоящий облик). Вот как, судьба несчастного Марсия? Сатира, который бросил вызов самому Аполлону, и с которого разгневанный бог живьем содрал кожу, повесив его вверх ногами?! Да будет так, господин сочинитель! и да видят другие боги, что я проявил к тебе невиданное великодушие, пытаясь уговорить наглеца, которого другие давно бы уже повесили вверх ногами!

Э з о п (хрипло, закрываясь руками от сияния, исходящего от А п о л л о н а). Да будет так, светоносный бог, и да поможет мне Мнемозина достойно вынести то, что мне еще предстоит!

А п о л л о н (зловеще). Да будет так, баснописец Эзоп, ты сам выбрал свою судьбу! Прощай, маленький человек, бросивший вызов богам!

Исчезает.

Э з о п подавлен, некоторое время молчит, в волнении ходит из угла в угол.

Появляется М н е м о з и н а.

Э з о п (поднимает голову, и видит б о г и н ю; растерянно). Мнемозина…

М н е м о з и н а. Да, мой Эзоп, это я.

Э з о п (падает на колени, и прижимается к ногам М н е м о з и н ы) . Богиня…

М н е м о з и н а. Ничего, Эзоп, ничего, не надо ничего говорить. Ты уже все сказал своей жизнью, ты уже все сказал своим творчеством, и большего, поверь мне, сказать на земле просто нельзя. Теперь за тебя будут говорить твои книги, и ты будешь вечно жить в них для новых и новых поколений читателей, которые будут воспринимать тебя, как современника. Поверь мне, это и есть бессмертие, по крайней мере один из его вариантов.

Э з о п (поднимает голову кверху). Но богиня…

М н е м о з и н а (прикладывает палец к его губам). Тс-ссс! не говори ничего. Не надо слов, мой Эзоп, побереги силы на завтра, они тебе еще понадобятся для твоего самого последнего слова. Для твоих новых басен, которыми ты напоследок попотчуешь своих палачей. Поверь мне, – они будут сыты этими баснями до конца своих дней. Они, эти басни, застрянут у них в горле, и они не смогут проглотить их до тех пор, пока в конце-концов не испустят дух, видя перед глазами картину убийства баснописца Эзопа. Они, эти басни, навечно застрянут в глотках глупцов и невежд всех эпох, которые не смогут избавиться от тебя, сколько бы они тебя не казнили. Даже если бы каждый день они казнили поэта, который кричит им в лицо правду, корчась от боли и от собственного несовершенства, – даже и тогда они не смогли бы заткнуть всем рот. Ибо пока существуют на свете поэты, я, Мнемозина, богиня памяти, и мои вечные Музы будем диктовать им в тиши бессмертные строки, которые уже никто не сможет забыть. Ты вечен, Эзоп, и о тебе будут помнить всегда!

Э з о п (жалобно). Я немощен, Мнемозина!

М н е м о з и н а. Нет, ты силен, как никто другой. И это неправда, что ты, как та лиса из эзоповой басни, не смог сорвать с лозы свою кисть винограда. Это не так, Эзоп, ибо ты в конце-концов все же сорвал ее, написав свои бессмертные строки. А все остальное: любовь женщин, нормальный человеческий облик, семья, дети, спокойная мещанская жизнь, лишенная бурь и страстей, – оставь все это другим. Не будь слишком жадным, надо же и им, несчастным, иметь хоть что-то, ведь тогда у них не останется вообще ничего. А это, согласись, будет несправедливо.

Э з о п (сквозь слезы). Так ты считаешь, что моя жизнь все-таки удалась, и я все же сорвал с лозы эту проклятую виноградную гроздь?

М н е м о з и н а (тоже сквозь слезы). Да, мой Эзоп, да, твоя жизнь удалась, и ты, вопреки всему, все же сорвал с лозы эту чертову виноградную гроздь. А потому я удаляюсь с уверенностью, что помогла тебе всем, чем только могла, и полностью сыграла свою роль водителя Муз. Мы, мой Эзоп, были достойной парой на этой сцене под названием жизнь. Прощай, и не бойся того, что будет завтра. Любимцу богов не следует бояться уже ничего. Будь тверд в своих убеждениях, и боги не оставят тебя никогда!

Целует его в голову, медленно отходит назад, исчезает во тьме .

Э з о п некоторое время стоит на коленях, потом поднимается, и смотрит в ту сторону, куда ушла М н е м о з и н а.

Появляется п и ф и я.

Э з о п (отшатываясь назад). Это ты? Но зачем, для чего смущаешь ты дух баснописца Эзопа? Разве мало тебе того, что завтра меня казнят, что еще хочешь напророчить мне ты, черная ведьма?

П и ф и я (зловещим голосом).

 
Белые мухи,
Черные вороны,
Вейтесь над нами,
Кружитесь в веселье!
Пойте победную песнь
Свету, любви, божеству!
Бог светоносный придет,
Кровью испачкан весь рот,
Смерть осквернителя ждет,
Враг от судьбы не уйдет!
Тянутся нити судьбы,
Прялка чуть слышно жужжит,
Скоро окончится срок,
Кровью умоется бог.
Бог светоносной судьбы,
Бог небывалых затей,
Будут дарованы всем
Радость, печали и смерть.
Белые мухи,
Черные вороны,
Вейтесь над нами,
Кружитесь в веселье!
Пойте победную песнь
Свету, любви, божеству!
Бог светоносный придет,
Кровью испачкан весь рот,
Смерть осквернителя ждет,
Враг от судьбы не уйдет!
 

Умолкает, исчезает в темноте.

Э з о п падает на пол, и лежит неподвижно, вытянув вперед руки.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Утро. Ровная площадка в горах рядом с храмом Аполлона, заканчивающаяся отвесным обрывом. Сбоку слева – новое святилище Мнемозины. Перед храмом треножник, рядом с ним одетая в черное п и ф и я и ж р е ц ы в белых хламидах. Вокруг – т о л п а д е л ь ф и й ц е в, среди них Х е р е й и К о р и н н а с неизменной уже царской короной на голове и в таком же царственном одеянии; здесь же – ч л е н ы А р е о п а г а. В т о л п е то тут, то там мелькает лицо А п о л л о н а. Среди т о л п ы неподвижная М н е м о з и н а в траурном одеянии, похожая на обыкновенную женщину. Рядом с треножником – закованный в цепи Э з о п и молчаливая с т р а ж а.

П е р в ы й м у ж ч и н а. Смотри-ка, весь город собрался посмотреть на казнь этого нечестивца. Давненько не было у нас такого веселого зрелища. Живем, как мухи, от одной кормежки – до другой, от одной подачки, которую выносят нам жрецы Аполлона – до следующей, а в перерывах подохнуть можно от скуки. Нет, что ни говори, а хорошо, что к нам приехал этот нахал, оказавшийся закоренелым преступником. Хорошая казнь на рассвете – это как раз то, что нужно, чтобы немного взбодриться,

В т о р о й м у ж ч и н а. Твоя правда, приятель, живем мы здесь скверно и грязно, обслуживаем заезжих туристов, и ничего, кроме подачек от них, сроду не видим. Разве что бабы какие-нибудь подерутся на рынке, да пифия произнесет свое очередное проклятие, которое, впрочем, никто не сможет истолковать, – вот и все здешние развлечения. Для такого темного города, как наш, казнь иностранца – это истинное спасение, хоть и говорят, что после нее нас постигнут страшные бедствия.

П е р в ы й м у ж ч и н а. Пусть лучше постигнут бедствия, зато немножко взбодримся, и не будем ходить по городу, как сонные мухи,

В т о р о й м у ж ч и н а. Твоя правда, приятель, хорошая казнь – это как свежий ветер, подувший с гор, и надувающий паруса неподвижного корабля!

П е р в а я ж е н щ и н а. Ага, попался, голубчик! Сейчас тебя четвертуют и зальют внутренности кипящим свинцом! Будешь знать, как порочить Дельфы перед всей остальной Грецией!

В т о р а я ж е н щ и н а. Да нет, вовсе не четвертуют, а колесуют, а потом повесят на потеху честного народа, чтобы помнил, собака, как писать свои наглые байки! Тоже мне, поразвелось грамотных умников, вот они и разъезжают из города в город, да смущают простой народ, а сами, поставь их на рынке торговать в рыбном ряду, за целый день не заработают и гроша!

П е р в а я ж е н щ и н а. Да уж, такому умнику обсчитать да обвесить кого-нибудь, все равно, что обидеть маму родную. Понастроили университетов, и плодят в них недоносков, а как дойдет дело до драки, да выяснения отношений, то никого из них и близко не будет, кроме разве твоей наглой рожи.

В т о р а я ж е н щ и н а. Ах, это у меня наглая рожа?! Да ты на себя посмотри, старая склочница, ведь у тебя, если честно сказать, и рожи-то вовсе нет, а одно сплошное нахальство!

П е р в а я ж е н щ и н а. Это у меня сплошное нахальство? ах ты, змея подколодная, ах ты, шлюха базарная! вот тебе, вот тебе, получай, старая перечница!

Молча возятся на земле, стараясь выцарапать друг другу глаза и вырвать как можно больше волос.

К р и к и в т о л п е. Пора начинать! Пора начинать! Солнце уже взошло, а мы еще ничего не увидели! Начинайте казнь, а не то мы сами казним этого недоноска!

П р е д с е д а т е л ь А р е о п а г а (поднимая кверху руку) . Тише, жители Дельф, тише, всему свое время. Мы еще не зачитали обвинительное заключение, и пифия еще не произнесла своего очередного проклятия а без этого нельзя казнить человека, пусть он хоть трижды клятвопреступник и богохулец. Быстро, граждане дельфийцы, только мухи роятся на тех кусках жирной падали, что получаете вы ежедневно от жрецов Аполлона. Имейте терпение, и вы дождетесь того, чего так страстно желаете.

Т о р г о в е ц ф и г а м и. Мы желаем справедливости и восстановления попранных прав!

Р а з н о с ч и к в о д ы. Мы хотим, чтобы выскочка получил по заслугам!

П р о д а в е ц п т и ц. Нам не будет покоя, пока этого коротышку не столкнут со скалы. Пока он жив, мы будем чувствовать себя недоносками и лакеями!

С т а р у х а. Смерть собаке! Я сама не своя, пока он здесь еще дышит, я чувствую, что зря прожила жизнь, и не смогу теперь с чистой совестью сойти в преисподнюю!

П р е д с е д а т е л ь А р е о п а г а (добродушно) . Это от того, почтенная женщина, что у тебя, как и у всех остальных, нечистая совесть. Этот заезжий поэт, или, иначе говоря, баснописец, у всех нас пробудил чувство вины. Мы все теперь чувствуем себя лакеями и попрошайками, питающимися, как мухи, со стола Аполлона. Нас всех освободит лишь смерть этого наглеца. К счастью, он еще и смертельно оскорбил Аполлона, и поэтому мы с чистой совестью, не испытывая никакого чувства вины, можем отправить его к праотцам. Этот гордец сам подсказал нам, как нужно действовать.

Г о л о с а в т о л п е. Да, действовать! да, немедленно избавиться от нечестивца! Он разбудил в нас чувство вины, он лишил нас покоя и сна! Только лишь казнь горбуна сможет вернуть нам прежний покой!

П р е д с е д а т е л ь А р е о п а г а (опять поднимая вверх руку). Ну вот, все и сказано, граждане Дельф: мы казним его потому, что потеряли душевный покой, но казнь эта справедливая, и проводится по закону. Теперь самое время сказать свое слово пифии. (Делает знак рукой.)

П и ф и я (выходя вперед, устремляя пристальный взгляд на Э з о п а, зловещим голосом).

 
Мир расступается,
Бездна смыкается,
Все возвращается,
Все открывается!
Тьма надвигается,
С жизнью прощается,
Смерть улыбается,
Путник скрывается!
Вижу проклятия,
Вижу заклятия,
Стоны подземные,
Вопль неприкаянный!
Город рассыплется,
Череп оскалится,
Кости появятся,
Люди развеются!
 

Падает на землю, и корчится, издавая хрипы и стоны.

П р е д с е д а т е л ь А р е о п а г а. Ну что ж, граждане дельфийцы, как всегда, малопонятно, зато впечатляюще. Теперь остается только произнести приговор. Итак, именем светоносного бога и по решения городского Ареопага, святотатец Эзоп, повинный в бесчисленных преступлениях, о которых нет нужды здесь говорить, ибо они и так всем известны, сбрасывается со скалы в назидание всем остальным!

Ж р е ц ы поднимают вверх руки, и, раскачиваясь из стороны в сторону, начинают тихонько выть.

П и ф и я продолжает лежать на земле.

Возгласы в т о л п е: “Ура высокому Ареопагу!”, “Защитам город от наглых пришельцев!”, “Очистим свою нечистую совесть!”, “Принесем жертву светоносному богу!”

П р е д с е д а т е л ь. Да будет так! Стража, привести приговор в исполнение!

Х е р е й (бросаясь вперед, обращаясь к т о л п е ). Опомнитесь, безумные граждане! Вас постигнет чума, град и потоп. Боги не простят вам этого преступления!

К о р и н н а (присоединяясь к Х е р е ю) . Послушайте меня, рыночную царицу, бывшую когда-то гетерой, а теперь вознесенную так высоко, что сами же вы поклоняетесь мне, как богине! Не казните этого человека, он своими баснями превращает шлюх в цариц, и пробуждает в людях уснувшую совесть!

А н т и ф о н т. Ваша заинтересованность в деле, господин Херей, слишком прозрачна, чтобы жители Дельф испугались страшных прогнозов! Наша пифия вещает куда более страшные вещи!

М е н е к р а т. А ты, рыночная королева, лучше уезжай поскорей со своим коринфским купцом, пока и тебя не арестовали за соучастие в преступлении!

Э з о п (протягивая вперед закованные в цепи руки). Остановитесь, граждане дельфийцы, остановитесь! Вы думаете, что со смертью Эзопа вам станет спокойней жить? Вы думаете, что вас освободит моя смерть? Что с ней к вам вновь вернется покой и сон? Вы глубоко ошибаетесь, жители священного города, ибо, казнив меня, вы будете вечно испытывать чувство вины, которое незаметно будет вползать в ваши дома, проникая через самую малую щелочку, заползая через одеяло в вашу кровать, и отравляя постепенно ваш мозг до тех пор, пока вы уже не будете годны ни на что; даже на то, чтобы собирать подаяние у жертвенника Аполлона, роясь вокруг него, как разжиревшие мухи. Но вы ни на что не годны уже и сейчас, ибо полностью утратили чувство свободы, променяв его на жизнь низких лакеев, пресмыкаясь перед заезжими иностранцами, готовые выполнить любую их прихоть. Вы ведете жизнь презренных червей, и вы обречены в любом случае, независимо от того, убьете вы Эзопа, или отпустите.

Г о л о с а в т о л п е. Он насмехается над нами, даже стоя на краю пропасти! Этот злодей упадет сам, и утащит за собой всех нас!

Э з о п. Вы давно уже в пропасти, жители священного города, и все же, если в ваших мозгах осталась хотя бы одна капля разума, не действуйте сгоряча, и не совершайте ошибки, за которую потом придется дорого заплатить. Послушайте лучше басню, которую я сейчас вам расскажу. Кошка поймала петуха и хотела сожрать его под благовидным предлогом. Сперва она обвинила его в том, что он беспокоит людей, когда кричит по ночам, и не дает им спать. Петух ответил, что он это делает им же на пользу: будит их для привычной дневной работы. Тогда кошка заявила: “Но ты еще и нечестивец; наперекор природе ты покрываешь и мать, и сестер”. Петух ответил, что и это он делает на благо хозяев – старается, чтобы у них было побольше яиц. Тогда вскричала кошка в замешательстве: “Так что же ты думаешь, из-за того, что у тебя на все есть отговорки, я тебя не съем?” Басня показывает, господа дельфийцы, что когда дурной человек решит сделать зло, то он поступит по-своему, не под благовидным предлогом, так в открытую. Не будьте таким дурным человеком, отпустите баснописца Эзопа, он тот петух, который будит вас и всю остальную Элладу, не давая никому проспать час рассвета!

Г о л о с а в т о л п е. Со скалы, со скалы! Нам не нужны нравоучительные истории! Нам не к чему вставать слишком рано!

П р е д с е д а т е л ь. Вот видите, господин сочинитель, народ не желает слушать ваши мольбы о помиловании. Вам уже никто не поможет: ни боги, ни жалость, к которой вы призываете! стража, привести приговор в исполнение!

С т р а ж а тянет Э з о п а к обрыву .

Э з о п вырывается, и скрывается в святилище М н е м о з и н ы.

Э з о п (отчаянно) . Убежища, убежища! Прошу убежища у моей покровительницы!

М н е м о з и н а, стоящая в толпе, несколько раз порывается броситься на помощь Э з о п у, но потом возвращается назад, в отчаянии заламывая свои руки.

А п о л л о н, ни от кого не скрываясь, гордо стоит во всем блеске своих золотых волос, торжествующе глядя на Э з о п а.

П р е д с е д а т е л ь (глядя на А п о л л о н а) . Нам покровительствует Аполлон, а не богиня памяти, нашептывающая на ухо безумным калекам свои нелепые басни. Стража, заберите его из святилища!

С т р а ж а выволакивает Э з о п а из святилища, и тянет его к краю обрыва.

Э з о п (умоляюще). Минутку, господа дельфийцы, минутку, жестоковыйные граждане священного города! Всего лишь минутку, во время которой хочу рассказать я вам смешную историю. Минутка уже ничего не решит, а вы, чего доброго, расхохочетесь напоследок, и раздумаете казнить безумного старика. Двое врагов плыли на одном корабле. Чтобы держаться друг от друга подальше, один устроился на корме, другой – на носу; так они и сидели. Поднялась страшная буря, и корабль опрокинулся. Тот, что сидел на корме, спросил у кормчего, какой конец корабля грозит потонуть раньше? “Hoc”, – ответил кормчий. Тогда тот сказал: “Ну, тогда мне и умереть не жалко, лишь бы увидеть, как мой враг захлебнется раньше меня”. Так иные люди, господа дельфийцы, из ненависти к ближним не боятся пострадать, лишь бы увидеть, как и те страдают. Не казните Эзопа, отпустите безумного баснописца; боги не простят вам этого преступления, и вслед за ним вы сами пойдете ко дну!

Т о л п а. Скала! Скала! Сбросить его со скалы! Пускай мы скоро пойдем ко дну, зато сегодня увидим цвет твоей крови!

Э з о п (горько, но одновременно и радостно, просветленно, отодвигая в сторону с т р а ж у) . Хорошо, господа дельфийцы, хорошо, вы уговорили старого баснописца. Вы умеете хорошо уговаривать, и у вас бесполезно искать милосердия. Вы убиваете меня потому, что боитесь. Вы боитесь своей разбуженной совести, и считаете, что со смертью Эзопа она вновь заснет на долгие годы. Но вы, господа, ошибаетесь, ибо можно убить поэта, но нельзя убить то, что он написал. Вам не нужны смешные истории, и вы не хотите смеяться, так слушайте же, как смеется Эзоп, сочинивший этих историй больше, чем растет волос на ваших схожих с фигами лицах и чем находится крошек на жертвеннике Аполлона, с которого вы питаетесь, как презренные мухи. Прощай, Мнемозина, прощайте и вы, Музы я ухожу, чтобы вечно остаться с вами!

Начинает смеяться, потом прыгает со скалы.

Смех Э з о п а сначала становится тише, и умолкает совсем, но потом начинает звучать все громче и громче, разливается над сценой, зрительным залом и всем миром.

Т о л п а в ужасе корчится, пораженная нестерпимым смехом Э з о п а.

Смех Э з о п а звучит бесконечно.

К о н е ц.

2003