Текст книги "Голубка"

Автор книги: Сергей Могилевцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Ночь. Пляж. Светит луна.

На эстраде А н д р о н о п у л о и К о р е ц к и й

возятся с занавесом.

Напротив эстрады, на пляже, в беспорядке расставлены

несколько стульев, на которых сидят С п е р а н с к и й,

Р и х т е р и М а р и я П е т р о в н а.

За эстрадой шум и движение.

М а р и я П е т р о в н а. Что это за странная идея – устраивать представление ночью?

Р и х т е р. Это все Владимир придумал.

С п е р а н с к и й. Не ночью, а в полночь, это большая разница.

М а р и я П е т р о в н а. Почему большая разница?

С п е р а н с к и й. Потому что в этом заключен большой смысл. Полночь означает перелом, переход от света к тьме, падение в бездну, из которой, возможно, уже не удастся вырваться.

Р и х т е р. Или как переход от бодрствования – ко сну. Никогда не знаешь заранее, проснешься ты утром, или останешься витать в мире снов. В мире призраков и вечных иллюзий. Который, очевидно, и есть то, что мы называем смертью.

М а р и я П е т р о в н а. Не нравятся мне эти мысли. Все это звучит как-то фатально.

Р и х т е р. Это опять же задумка Владимира. Он ведь тоже писатель, и тоже ищет новые формы. Он хочет, чтобы стихии природы, день, ночь, близость моря и безмолвие полночи участвовали в сегодняшнем представлении.

М а р и я П е т р о в н а(С п е р а н с к о м у). А что это за пьеса, о чем в ней говориться?

С п е р а н с к и й(небрежно). Так, безделица. Пьеса о переломе в жизни писателя. Впрочем, все это известно исключительно со слов автора. Нам он пьесу свою не читал. Возможно, он написал сам о себе.

М а р и я П е т р о в н а. О переломе?

С п е р а н с к и й. Да, о переломе, который неизбежно приходит к любому из нас. Который неизбежно ставит перед нами все те же вопросы, волнующие людей во все времена: «Быть или не быть?», «Любить, или не любить?», «Уходить или остаться еще немного?». Впрочем, потерпи, скоро мы все сами увидим.

Из-за эстрады доносятся возбужденные голоса В л а д и м и р а, О л ь г и и В а– с и л и с ы И в а н о в н ы.

М а р и я П е т р о в н а(удивленно). И Василиса Ивановна там играет?

Р и х т е р. А как же, она здесь, по слухам, главное действующее лицо. Владимир и Ольга исключительно на вторых ролях, для придания колорита главной фигуре.

М а р и я П е т р о в н а. Она что, играет мужчину? Вы говорили, что пьеса о переломе в жизни мужчины.

С п е р а н с к и й. Я говорил, что пьеса о переломе в жизни писателя. Василиса Ивановна играет писателя.

М а р и я П е т р о в н а. Как так писателя?

Р и х т е р. Очень просто: писателя-мужчину, занятого поиском новых форм. Неужели женщина не может играть писателя?

С п е р а н с к и й. И не искать новые формы?

М а р и я П е т р о в н а(она сбита с толку). Разумеется, может. Однако все это, повторяю, очень странно.

С п е р а н с к и й. Потерпи еще немного, и все поймешь.

(Начинает хлопать в ладоши.)

Р и х т е р и М а р и я П е т р о в н а присоединяются к нему, и тоже начинают хлопать в ладоши.

Р и х т е р(кричит). Музыка, музыка! Полночь пробила, просьба начинать представление!

Из-за занавеса поочередно показываются испуганные головы О л ь г и, В л а д и м и р а и В а с и л и с ы И в а н о в н ы, потом исчезают. Слышится возбужденный шепот.

К о р е ц к и й и А н д р о н о п у л о уходят с эстрады и присоединяются к з р и т е л я м.

Занавес открывается.

На сцене, за письменным столом, рядом с горящей свечой, с пером в руке, перед склянкой с чернилами и кипой белых листов В а с и л и с а И в а н о в н а в просторном белом балахоне, спадающем до самой земли и закрывающем ноги. На голове у нее лавровый венок.

В а с и л и с а И в а н о в н а(завывая, глядя на луну). О поиски новых форм! О нелегкая доля быть современным писателем! О вы, Байрон, Шекспир и Пушкин, о ты, божественный Гомер! Все вы, мои собратья-писатели! Я занят теми же поисками, которыми занимались и вы! Как и вы, я страдаю в безмолвной полночи, и тщетно обмакиваю перо в склянке с густыми чернилами, ожидая, когда же ко мне придет вдохновение!

Яростно опускает перо в чернила.

Я жду тебя, о божественное вдохновение! Я ловлю твой приход, и готов измарать кипу листов бумаги в предвкушении тайных, невероятных открытий! Я знаю, что должен создать нечто новое, такое, чего люди не видели еще никогда. Написать супер-роман, который прославит меня не меньше, чем Пушкина, или Толстого. О приди же ко мне, мой супер-роман, плод моих бессонных ночей и награда за мои непрестанные поиски. О придите ко мне, бессмертные Музы, и принесите на блюдечке этот супер-роман, который поставит меня рядом с известными именами! Рядом с Гомером, Пушкиным и Шекспиром!

Вздымает руки вверх, призывно глядя на луну.

Появляются В л а д и м и р и О л ь г а, одетые Музами. Они в таких же длинных, ниспадающих до земли, балахонах; на головах у них лавровые венки, а за спиной белые крылышки.

В л а д и м и р(строго). Ты звал нас, несчастный?!

В а с и л и с а И в а н о в н а(радостно). О, Музы, великие Музы! Вы вняли моим страстным призывам!

О л ь г а(строго). Кто это ничтожество?

В л а д и м и р(небрежно). Так, местный писака, мечтает написать супер-роман.

О л ь г а. Он что, совсем спятил?

В л а д и м и р. Похоже на то. Мечтает стать вровень с Гомером.

О л ь г а. Он что, хочет ослепнуть? Он разве не знает, что великий Гомер был ослеплен, чтобы видеть то, чего не видно другим?

В л а д и м и р. Куда там, он на это не пойдет ни за что. Он и рыбку выудить хочет, и ноги боится в пруду замочить.

О л ь г а(презрительно). Я так и знала! Он недостоин божественной милости. Он недостоин помощи Муз!

В а с и л и с а И в а н о в н а(падая на колени). О Музы, сжальтесь, не бросайте меня!

В л а д и м и р. Да замолчи ты, несчастный писака! Кропай себе потихоньку бездарные сочинения, и не вызывай к себе тех, чьей помощи недостоин! Запомни – ты никогда не напишешь свой супер-роман! Музам на тебя наплевать!

О л ь г а(беря за руку В л а д и м и р а). Пошли, подруга, не будем терять время на это ничтожество!

В л а д и м и р. Пошли, подруга!

Удаляются, взявшись за руки.

Все аплодируют, кроме С п е р а н с к о г о.

С п е р а н с к и й(вскакивая). Нет, это подлость! Это фарс, это недостойно пера гуманиста! Как низко, как невероятно низко, и с каким подлым подтекстом!

М а р и я П е т р о в н а. Сперанский, опомнись, о чем ты говоришь? Пьеса хорошая, и мне очень понравилась. Такое ощущение, что написано о хорошем знакомом. О ком-то, с кем видишься каждый день.

С п е р а н с к и й. Маша, и ты туда же! Вам хочется надо мной посмеяться! Вы все сговорились, и вместо хорошей пьесы, вместо сцен, действительно отражающих поиск художника, подсунули мне эту гадость! Да, я ищу! Ищу постоянно, дожив уже до седых волос! Но разве в этом моя вина? Разве я виноват в том, что современная литература находится в тупике? Зачем же так жестоко и несправедливо?!

Уходит, опрокинув стул.

В а с и л и с а И в а н о в н а, до этого стоявшая на сцене, спускается вниз.

Из-за эстрады выходят В л а д и м и р и 0 л ь г а.

О л ь г а. Мама, что с папой? Он, кажется, сильно расстроился!

В л а д и м и р(сконфуженно). Извините, Мария Петровна, мы только хотели слегка подшутить.

М а р и я П е т р о в н а. Ничего, ничего, он просто очень впечатлительный последнее время.

В а с и л и с а И в а н о в н а(стягивая с себя балахон). Никогда больше не буду актрисой! Неблагодарная профессия, и обозвать могут ни за что, ни про что!

Р и х т е р(смеется). Это потому, что вы играли мужчину. Надо было играть женщину!

В а с и л и с а И в а н о в н а. Нет, все равно, больше в актрисы меня не заманите. Андронопуло, пойдем, братец, домой!(Оглядывается по сторонам.) И Саша опять куда-то пропал. Придется все-таки везти его в область к профессору!

Уходит вместе с А н д р о н о п у л о.

О л ь г а(переглядываясь с В л а д и м и р о м). Мы тоже, мама, пойдем.

Уходят.

Р и х т е р.Пойду и я, успокою Сперанского. А сцена, ей-ей, была хороша!

Уходит.

М а р и я П е т р о в н а и К о р е ц к и й остаются одни.

К о р е ц к и й.Твой муж – форменный псих! Я об этом всегда говорил.

М а р и я П е т р о в н а. Ты же знаешь, над ним тяготит эта проблема.

К о р е ц к и й.Над нами всеми тяготит эта проблема.

М а р и я П е т р о в н а. Ему тяжелей, чем другим. Он чувствует глубже и тоньше.

К о р е ц к и й.Не только у него есть душа.

М а р и я П е т р о в н а. Ольга с Владимиром могли быть поделикатней. Он узнал себя в аллегории.

К о р е ц к и й. Ничего, пусть посмотрится в зеркало!

М а р и я П е т р о в н а. Зеркало уж больно злое сегодня.

К о р е ц к и й(притягивает ее к себе). Маша, оставь его, умоляю, оставь! Ты же видишь, он не желает смотреть правде в глаза!

М а р и я П е т р о в н а(слабо обороняясь). Я прожила с ним семнадцать лет!

К о р е ц к и й.Он губит и себя, и всех вас!

М а р и я П е т р о в н а. Ему сорок два, и он все еще большой ребенок.

К о р е ц к и й(целуя ее). Маша, прошу тебя, сделай выбор! (Тянет ее за руку.)

М а р и я П е т р о в н а. Если бы это было так просто!

Уходят.

Появляется С а ш а, с интересом осматривает эстраду, на которой стоит стол с кипой бумаг, пером и склянкой чернил, потушенную свечу, брошенные рядом балахоны, лавровые венки и крылышки Муз.

С а ш а(опускаясь на стул, задумчиво). Я люблю, но никогда не буду ей обладать. Скоро я вообще ничем не смогу обладать. Мне сделают электрошок, и мама будет возить меня на коляске. oна будет жаловаться соседкам на рынке, и те будут ее за это жалеть. А меня обзывать маленьким идиотом. (Задумчиво, после паузы.) Я тоже птица, и тоже хочу улететь, только не знаю, куда.

Встает, и уходит.

Пляж пустой и залит лунным светом.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Двор дачи. Вблизи, на фасаде, полуобвалившаяся, поросшая травой, в овальной гипсовой раме надпись: «Голубка». На второй этаж ведет металлическая лестница, на нем балкон с несколькими проросшими деревьями. Фасад дачи старый, покрытый трещинами, кровля из жести, сбоку островерхая башенка. Во дворе большое миндальное дерево. Склон холма также порос деревьями и кустарником. Внизу видно море. Двор отгорожен от остального пространства решетчатыми воротами, в них калитка. Во дворе стол и несколькостульев; посередине, над обрывом, скамейка; справа флигель, возле него тоже скамейка.

Вечер.

За столом С п е р а н с к и й и Р и х т е р.

С п е р а н с к и й давно остыл, он добродушен, расслаблен, настроен на философский лад.

С п е р а н с к и й(разливая вино). Жизнь, Рихтер, прекрасна, а порой даже и удивительна. Причем настолько, что все мелочное и суетное внезапно исчезает куда-то, и взору открываются такие прекрасные дали, что дух захватывает от величия Божьего замысла. Мы, Рихтер, козявки и ничтожная тля перед грандиозностью мироздания, мы отжили свое и скоро уйдем. Мы допотопные монстры, ископаемые чудовища, уже давно спевшие свою последнюю песнь. Нам в спину дышат другие, молодые и рьяные, которые допоют то, что не допели мы, и допишут то, что мы только задумали.

Р и х т е р(прихлебывая вино). Но зачем же так мрачно? Зачем записывать себя в ископаемые?

С п е р а н с к и й. Потому, что это свершившийся факт. Я вот вспылил, обиделся на этого мальчика, вывевшего меня в своей пьесе эдаким идиотом. А ведь я и есть идиот, Рихтер! Мои поиски новых форм не что иное, как бессилие старости, которая боится рьяности молодых и устраивает по этому поводу безобразные сцены. А ведь будущее за ними, будущее за этим мальчиком, приставившим мне к носу беспощадное зеркало. Это он напишет супер-роман, попутно похитив мою дочь, и попутно же посмеявшись над моей немощью и бессилием.

Р и х т е р. Он всего лишь автор одной простенькой пьески. Быть может вашу дочь он и похитит, но насчет супер-романа еще ничего неизвестно. Вы еще молоды и полны сил, и вам еще многое по плечу.

С п е р а н с к и й. Нет, Рихтер, я глубокий старик. Внутри я весь выгорел и подернулся пеплом. Мы оба с тобой такие: колоссы на глиняных ногах. Как та империя, которая недавно рухнула, и к которой мы оба с тобой принадлежали.

Р и х т е р(возражая). Мы оба боролись против нее.

С п е р а н с к и й. Не возражай, Рихтер, это было все наносное: наша борьба, наши митинги, сборы подписей, речи и хождение на демонстрации. Мы рождены там, в недрах тысячелетней империи, мы такие же монстры, как и она. Произошла смена геологических эпох, Рихтер, сдвиг глубинных пластов, влекущий за собой землетрясения и катаклизмы. Наша эпоха безвозвратно ушла. Рождается новый день, чистый и светлый, и нам в этом дне места, увы, не будет!

Р и х т е р. Неужели не будет?

С п е р а н с к и й. Нет, друг мой, не будет. Мы люди заката, мы участники грандиозного катаклизма, положившего конец старому царству. Рождается царство новое, и жить в нем предстоит молодым: Владимиру, Ольге, этому бедному Саше, который в новом царствии обязательно встретит свой последний троллейбус. И, поверь, эта встреча будет прекрасна!

Р и х т е р. Неужели все так мрачно?

С п е р а н с к и й. И мрачно, и прекрасно одновременно! Мы присутствуем при финале замечательного спектакля, но этот спектакль закончился, зажегся яркий свет, отгремели аплодисменты, и пора уходить по домам. Но завтра начнется новый спектакль, новое, невиданное и неслыханное представление, билеты на которое, увы, нам уже не достанутся!

Р и х т е р. Вы в этом уверены?

С п е р а н с к и й. Да. Уверен. В этом спектакле все будет другое. Совсем не то, с чем жили мы. Потухнет свет, упадут тяжелые занавеси, и на сцене откроются такие потрясающие виды, которые затмят все, что было до этого. Чудесные здания, прекрасные города, чистые, одухотворенные лица, – вот, что будет там! Это будет мир без войн и насилия. Это будет идеальное общество, о котором веками мечтали лучшие умы человечества! Вот, Рихтер, вот (показывает на море), вот закат нашей с тобой жизни, вот этот занавес, который завтра поднимется для кого-то другого!

Стоят, обнявшись, со стаканами в руках, на краю утеса, и смотрят в сторону моря.

На втором этаже раздаются крики. На балконе появляется В а с и л и с а И в а н о в н а, она тащит за собой огромный тюк с вещами.

В а с и л и с а И в а н о в н а(стаскивая вещи по лестнице во двор). Все, хватит, сил моих больше нет! Не хочу жить в голубятне! Все жильцы давно съехали, остались одни полоумные. Ну эти-то (показывает на Р и х т е р а и С п е р а н с к о г о), эти понятно, что здесь делают. Им нужна глубина, они ее и получат. Пойдут рыбам на корм. Но что здесь делаю я, вот в чем вопрос? (Кричит.) Андронопуло! Андронопуло!

На балконе появляется А н д р о н о п у л о.

В а с и л и с а И в а н о в н а. Андронопуло, решено, съезжаем немедленно! Все уже съехали, съедем и мы. Тащи вещи вниз, что под руку подвернется, то и тащи! Нам еще жить и жить, нам рыбам на корм идти рано. (Проверяет содержимое тюка с вещами.)

А н д р о н о п у л о. Хорошо, Василиса Ивановна, съезжать, так съезжать!(Уходит с балкона в комнату.)

В а с и л и с а И в а н о в н а(кричит). Андронопуло!

А н д р о н о п у л о(выходит на балкон). Я здесь.

В а с и л и с а И в а н о в н а. Андронопуло, ты не знаешь, где Саша?

А н д р о н о п у л о(разводит руками). Не знаю, Василиса Ивановна. А мебель, Василиса Ивановна, пожалуй, через балкон не пройдет. Буфет, пожалуй, придется опускать из окна.

В а с и л и с а И в а н о в н а(кричит). Какой буфет, какое окно? Ты что, Андронопуло, совсем спятил? Вы что, хотите меня до судорог довести? Один буфет через окно хочет спускать, другой, наверное, опять ушел на остановку троллейбуса. Нет, Андронопуло, все отменяется. Завтра же едем в область к профессору, и пусть делает этому чокнутому электрошоковую терапию! Или я, или он, другого выхода нет! А вещи и буфет пусть пока подождут. (Затаскивает тюк с вещами обратно по лестнице вверх.)

А н д р о н о п у л о. Как скажите, Василиса Ивановна. А все же лучше съехать сегодня, а то все сваи прогнили, и дача висит неизвестно на чем.

Оба уходят внутрь дома.

С п е р а н с к и й и Р и х т е р, обнявшись, продолжают стоять на вершине утеса.

Во двор через калитку заходят В л а д и м и р и

О л ь г а.

О л ь г а. Папа, извини нас за нашу глупую выходку!

В л а д и м и р. Ей-Богу, это была невинная литературная шутка.

C п е р а н с к и й(оборачиваясь). Нет, нет, это была не шутка. Это, дети мои, было страшное зеркало, в которое вы заставили меня посмотреться. И правильно сделали, ибо в конце-концов приходит момент, когда человек должен увидеть свое собственное лицо. Многие, к сожалению, не делают этого никогда.

О л ь г а. Так ты прощаешь нас?

С п е р а н с к и й. Прощаю.

В л а д и м и р. И не сердитесь?

С п е р а н с к и й. И не сержусь.

Р и х т е р. Очень благородно, Сперанский, с твоей стороны, но сам я, как критик, хотел бы добавить, что пьеса ваша, молодой человек, слишком сыра. Собственно говоря, это не пьеса, а некая сцена, до пьесы ей еще расти и расти. С таким сырым материалом вам в Москве не пробиться. Может быть, вам лучше начать в провинции?

В л а д и м и р. Нет, все уже решено, скоро мы уезжаем. А что касается до достоинств пьесы, то я с вами полностью солидарен: это вовсе не пьеса, а некая сцена, и она, безусловно, слаба.

С п е р а н с к и й. Все, все, хватит литературных разборов! Все уже сказано, и ничего изменить уже невозможно. Летите, дети мои, летите, а мы пока полюбуемся на чудесный закат! (Опять обнимает Р и х т е р а, и увлекает его к обрыву.)

О л ь г а с В л а д и м и р о м исчезают.

Во двор заходит К о р е ц к и й.

К о р е ц к и й(решительно, С п е р а н с к о м у). Прошу прощения, я, может быть, не ко времени. Хотя, с другой стороны, как человек честный и благородный… Одним словом, я больше молчать не намерен, и вынужден изложить все обстоятельства дела. Поверьте, откладывать больше нельзя, все очень запуталось, и висит буквально на волоске. Ваша нерешительность и амбициозность… (С удивлением смотрит на С п е р а н с к о г о, не обращающего на него никакого внимания.) Впрочем, я вижу, что вам все равно. В таком случае я должен уйти. Но завтра я снова вернусь, и вам придется выслушать меня до конца.

Поворачивается, и уходит.

С п е р а н с к и й(с удивлением глядя на удаляющегося К о р е– ц к о г о). Ты не знаешь, что ему было нужно?

Р и х т е р.Должно быть, приходил с какой-нибудь бюрократической просьбой. У этих чиновников все очень официально.

Из дверей выходит М а р и я П е т р о в н а.

М а р и я П е т р о в н а.Мне показалось, здесь кто-то был?

С п е р а н с к и й. Нет, Маша, не было никого. Корецкий только заходил поздороваться.

М а р и я П е т р о в н а. Как странно, но вы с ним уже утром виделись.

Р и х т е р.У этих чиновников все не как у других. Возможно, он собирается о чем-то просить.

М а р и я П е т р о в н а(странно глядя на него). Вы так считаете?

Уходит вглубь дома.

Появляется молчаливый С а ш а, и, ни с кем не здороваясь, садится во дворе на скамейку, молча глядя прямо перед собой.

С п е р а н с к и й и Р и х т е р поворачиваются к обрыву, и, обнявшись, продолжают смотреть в сторону моря.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Утро. Двор дачи. На мощеном булыжником дворе, через который также пробивается трава, в тени, за столом, у раскрытой двери первого этажа, сидит С п е р а н с к и й, и пьет чай.

Снизу, со стороны моря, поднимается испачканный и взъерошенный А н д р о н о п у л о. Он, как всегда, слегка пьян.

А н д р о н о п у л о(удивленно разводит руками, обращаясь к С п е р а н с к о м у). Все сваи прогнили и превратились в труху, я нарочно сегодня еще раз смотрел. Меня Василиса Ивановна каждый день посылает смотреть. Она по утрам обязательно загадывает: упадет дача сегодня, или продержится до завтрашнего утра?

С п е р а н с к и й(отставляя в сторону чашку). Почему же вы не уезжаете отсюда? Все жильцы давно уже съехали, остались только две наши семьи.

А н д р о н о п у л о. Василиса Ивановна говорит, что не уедет отсюда из принципа. Она говорит, что пока не уедете вы, до тех пор не уедем и мы. Она уверена, что вы знаете какой-то секрет.

С п е р а н с к и й(удивленно). Секрет? А, впрочем, секрет действительно есть. Передайте Василисе Ивановне, что эта дача не упадет никогда. Даже если прогнили все сваи, и мы давно уже висим в воздухе неизвестно на чем. Дело в том, Андронопуло, что это не дача, а голубятня. А голубятни, мой друг, не падают никогда. Их специально строят повыше, чтобы их обитателям было легче взлетать. Впрочем, если вы все же боитесь, вам лучше съехать. Я бы на вашем месте съехал прямо сегодня.

А н д р о н о п у л о. Нет, Василиса Ивановна сегодня, пожалуй, не съедет. Теперь, когда Саше сделали электрошоковую терапию, и он не пойдет встречать свой последний троллейбус, она радуется, и не хочет съезжать раньше вас.

С п е р а н с к и й(рассеянно). А, ну это дело ее, это дело ее. Передайте Василисе Ивановне мой нижайший поклон и пожелание всех благ в ее нелегких педагогических хлопотах.

А н д р о н о п у л о. Обязательно передам, а заодно уж и про секрет расскажу.

Поднимается на второй этаж.

Во двор входит С а ш а. Голова у него забинтована.

С п е р а н с к и й. Что, друг мой, больно?

С а ш а. Сначала, когда прикрепили два провода и пропустили ток, было больно, а потом ничего, только голова немного кружилась.

С п е р а н с к и й. И как, помогло тебе это лечение?

С а ш а. Нет, по-моему, не помогло. Только зря выжгли десять процентов мозга, а так, по-моему, все осталось, как есть. Только голова немного кружится.

С п е р а н с к и й. Ты не переживай, у тебя осталось еще девяносто. Человеческий мозг вообще большая загадка. Мне иногда кажется, что он дан нам по очень большой ошибке. Люди и со ста процентами не знают, что делать, и куда их приложить. Большой мозг их тяготит. А другие, вообще не имея мозгов, делают поразительные успехи на разных поприщах. Так что ты с оставшимися девяносто можешь сделать неплохую карьеру. Только ты их больше не зли, и не ходи встречать этот свой последний троллейбус, а то они постепенно выжгут тебе весь мозг до конца. Некоторых любящих мамаш, мой друг, а также усердных профессоров не остановишь ничем. Они могут залечить человека до смерти.

С а ш а. Нет, я им не поддамся. Сегодня я опять пойду встречать свой троллейбус.

С п е р а н с к и й. Тогда послушай моего совета, и сделай это не сегодня, а завтра. Если послушаешься, то останешься со своими девяносто процентами, и сможешь жить дальше, как ни в чем ни бывало. Не лучше, и не хуже, чем остальные.

С а ш а. Хорошо, я пропущу один день. Все равно кружится голова и мелькают перед глазами белые точки.

С п е р а н с к и й. Это не точки, это птицы, мой друг. Мы ведь живем с тобой на голубятне, и видим в окно птиц, да синее небо.

С а ш а подходит к флигелю справа от дачи, опускается на скамейку, и неподвижно сидит, смотря прямо перед собой.

Во двор входит Р и х т е р, садится за стол напротив С п е р а н с к о г о.

Р и х т е р. Все готово. Я только что говорил по телефону с издательством. Они готовы составить договор на твой роман с моим предисловием. Это, безусловно, большая победа, и за нее стоит выпить.

С п е р а н с к и й. Ты так считаешь?

Р и х т е р.Безусловно. Они были заинтригованы твоим поиском новых форм, особенно когда я им все это растолковал. Договор непременно будет подписан, и в самое ближайшее время. (Кричит.) Мария Петровна! Мария Петровна!

Из дверей выходит М а р и я П е т р о в н а.

Р и х т е р. Вина и бокалы для меня и господина писателя! Сегодня особый день, Мария Петровна. Сегодня мы подводим черту под долгим периодом неудач. Сегодня мы прощаемся с длинным этапом, наполненным падениями и недолгими взлетами, закончившимся блистательным и несомненным успехом. Одним словом, Мария Петровна, мы пьем за новую книгу, пускай еще ненаписанную, но которая в ближайшее время появится на прилавках множества магазинов. За книгу, которая принесет нам баснословную прибыль!

М а р и я П е т р о в н а(удивленно). Вы это серьезно?

Р и х т е р. Серьезней не бывает, моя дорогая. Гулять, так гулять! Несите вино и бокалы.

М а р и я П е т р о в н а. Хорошо, сейчас принесу. (Уходит вглубь дома.)

С п е р а н с к и й(слегка морщась). Послушайте, Рихтер, вы хоть сами верите в то, что сказали?

Р и х т е р. Мне нельзя не верить, мой друг. Мы связаны с вами одной веревочкой, и нам теперь не развязаться до смерти. Десять лет я сообщал всему миру о вашем поиске новых форм, которые в конце-концов выльются в нечто потрясающее и фантастичное. Мне теперь отступать не с руки. Да и вы сами не далее, как вчера, разве не говорили мне о предчувствии, живущем в вас последнее время? О новом супер-романе, сродни твореньям Гомера или Шекспира, который непременно появится на этих брегах. Ибо там, где ступала нога Овидия, где закололся могущественный Митридат, где все овеяно запахом вечности и античности, такой супер-роман не появиться просто не может?

С п е р а н с к и й. Все правильно, только про Митридата я вам не говорил. Это из Пушкина.

Р и х т е р(нетерпеливо). Какая разница, что не говорили, и что это из Пушкина? Но ведь про супер-роман говорили определенно. Вот я и уговорил сегодня издательство на этот договор, и, между прочим, на вполне приличный аванс, который они нам сюда перечислят. Неужели я сделал что-то не так?

С п е р а н с к и й. Все так, мой друг, все правильно, но с одним небольшим уточнением. И про античность правильно, и про поиски, и про атмосферу, располагающую к писательству. Но почем вы знаете, что этот супер-роман напишу я, а не этот друг моей дочери, с которым она, даже не зарегистрировавшись, уезжает в Москву? Почем вы знаете, что это буду я, а не он?

Р и х т е р. Я слишком много вложил в вас, как критик, чтобы думать иначе. Я слишком много поставил на кон, чтобы дать другой лошади прийти к финишу первой.

Входит М а р и я П е т р о в н а с вином и бокалами. Разливает, а потомсадится за стол рядом с Р и х т е р о м и С п е р а н с к и м.

Р и х т е р(поднимает бокал). За успех!

С п е р а н с к и й. За успех!

М а р и я П е т р о в н а. За успех!

Пьют, некоторое время молчат.

Р и х т е р(после паузы). Теперь о том, о чем все так упорно молчат. Об этой чертовой даче, которая висит в воздухе уже много лет, и которую покинули все ее обитатели. Кроме вас и еще одной ненормальной семьи. Но они, разумеется, не в счет, они меня совершенно не интересуют. Меня интересуете вы, рискующие в любой момент стать пищей для рыб и морских каракатиц.

С п е р а н с к и й. О Господи, вы опять про свое! Неужели у вас нет темы получше? Поговорим, наконец, о погоде, или о видах на урожай в здешних злачных долинах. Все же приятней, чем об этих рыбах и каракатицах.

М а р и я П е т р о в н а. Мой муж не любит, когда поднимают эту неприятную тему.

Р и х т е р. Вы что, самоубийцы? Вам что, хочется умереть?

С п е р а н с к и й. Видите-ли, мой друг, большие темы приходят именно в критических ситуациях. Для того, кто стоит на краю, все видится гораздо глубже и гораздо масштабней. Я не напишу свой роман, если съеду отсюда.

М а р и я П е т р о в н а(загадочно). И, кроме того, на краю, над бездной, к человеку приходят новые чувства. Вспыхивают страсти, о которых раньше нельзя было даже мечтать.

С п е р а н с к и й. Вот видите, Рихтер, вы и получили ответ на свой сакраментальный вопрос. Мы висим на краю, и вынуждены висеть здесь до конца, потому что ни на каком другом месте не видно так глубоко и не вспыхивают такие сильные страсти.

Р и х т е р. Вы оба сумасшедшие, вас надо лечить!

С п е р а н с к и й.Вы хотите сделать нам электрошоковую терапию? Здесь вы тоже не оригинальны, мой друг, вас опередили наши соседи (кивает на С а ш у). Только ведь и электрошок, пожалуй, ничего вам не даст. Люди прекрасно живут и с оставшимися кусочками мозга, и их по-прежнему тянет встречать свой последний троллейбус.

Р и х т е р подавлен, и не знает, что отвечать.

Через ворота во двор входят В л а д и м и р и О л ь г а.

О л ь г а. Мама, завтра мы с Владимиром уезжаем.

М а р и я П е т р о в н а.Ну что ж, раз ты так решила… Надеюсь, Владимир тоже все обдумал и взвесил, и поведет себя в этой ситуации, как человек благородный.

О л ь г а. Пойми, мама, мы не можем больше здесь оставаться! Нас обоих душит провинциальная жизнь. Нам нужны новые горизонты и новые впечатления.

М а р и я П е т р о в н а. Новые горизонты и новые впечатления? Когда-то и я так говорила. Впрочем, это не важно. Да, решено, завтра же вы должны отсюда уехать! Лети, моя голубка, лети, и дай тебе Бог удачи в твоем первом полете!

О л ь г а. Мне это нравится: как голубка в ее первом полете!

Берет В л а д и м и р а за руку и вместе с ним выбегает на улицу.

Р и х т е р.Пожалуй, пойду и я. Еще раз зайду на почту, потом прогуляюсь по набережной, а вечером, как обычно, встречайте к ужину. (Уходит.)

Во двор через калитку входит К о р е ц к и й. Развязно подходит к столу, останавливается напротив С п е р а н с к о г о.

К о р е ц к и й(развязно). Прекрасная погода, не так ли, стоит для этого времени года? Я, впрочем, по совсем иному вопросу. Имею честь просить руку вашей жены!

С п е р а н с к и й. Что вы несете? Вы пьяны!

К о р е ц к и й(гордо поднимая голову). Нет, я не пьян, и я не несу. Вы, быть может, не знаете, но мы с Марией Петровной давно уже любим один другого. Проще говоря, мы с ней любовники, но хотели бы стать чем-то большим.

С п е р а н с к и й. Я не верю вам, вы лжете, Корецкий!

К о р е ц к и й. Вы не хотите смотреть правде в глаза. Вы обуяны грандиозными планами, а мы здесь, в провинции, извините, довольствуемся малым. Куда нам до ваших наполеоновских замыслов! Только бы ночь прожить, да день продержаться!

С п е р а н с к и й. Не ерничайте!

К о р е ц к и й.Я говорю о том, что давно всем известно: вы не обращаете на жену никакого внимания; вы эгоист, и должны ее отпустить. Я человек маленький, но, уверяю вас, со мной ей будет намного лучше.

С п е р а н с к и й.Вы клоун!

К о р е ц к и й(упрямо). Пусть так, пусть я клоун, но, вместе с тем, я ее тайный любовник. Она предпочла клоуна вам, и хотела бы пойти еще дальше, порвав с вами всяческие отношения.

С п е р а н с к и й. Маша, скажи, это правда? Правда ли то, что говорит это ничтожество?

К о р е ц к и й. Я не ничтожество, я человек! Не вашего, быть может, полета, и не вашей фантазии, но человек, который имеет в этом городе прочные корни. Вы здесь птица залетная, сегодня вы есть, а завтра, может быть, вообще исчезнете неизвестно куда, пойдете рыбам на корм, или курам на смех, смотря что первым случится. А Мария Петровна еще молода, ей еще жить и жить, так пусть хоть поживет по-человечески, а не как ваша прислуга!