Текст книги "Труды и дни Прокурора Галактики"

Автор книги: Сергей Лукницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Вежливо поздоровавшись, я осведомилась о том, что привела незнакомца ко мне в кабинет. У меня, знаете, почему то и в мыслях не было, что мы можем быть знакомы, попробуйте отличить один кусок желе или растение от другого.

Юноша, буду называть его так, представился и сообщил, что он сын того существа, который некогда, много лет назад, навестил меня, меняя цвета. Отец рассказал ему, своему сыну, о существовании в этой части Галактики женщины, восприятие цветов которой похоже на его восприятие.

– И вот я вырос, – сказал юноша.

Я готова была рассмеяться, потому что теперь это было совершенно нелепо, я стала из девчонки дамой, у меня есть муж, я люблю его, и вдруг вот такая незадача, снова влюбленность, теперь уже мальчишки, да еще по наследству от папы-желе.

Право, я чуть не рассмеялась. Интересно, а как вы бы поступили на моем месте?

Видимо, улавливая мой игривый вид, юноша ( судя по перемежающимся цветам его спектра) был в смятении.

– Вы меня не так поняли, – сказал юноша, – меня прислал к вам отец поклониться, просто поклониться вам. Я вовсе на вас не претендую.

–Но тогда в чем же дело? – спросила я, видимо, не очень любезно.

Я расскажу вам, если у вас есть две минуты...

Конечно, ямилостиво разрешила. Откуда (я теперь думаю) во мне вдруг взялась эта неземная жестокость.

И вот эта история.

–Когда я был маленький, – начал он, – мы посетили с мамой вашу Землю, я тогда занемог, и мама купила мне какое-то лекарство, от которого мне немедленно стало лучше, и тут же на прилавке – это мне рассказал, уж когда я стал взрослым, отец – она увидела флакон, на котором был изображен мужчина с вашей Земли, видимо, красивый по вашим параметрам.

С этими словами он поставил на мой стол флакон с мутантами, которые в считанные минуты превращают любое космическое существо в жителя Земли. И особь мужского пола любого вида – в мужчину красивого, стройного, сильного и доброго. Так, во всяком случае, рекламировала фирма.

– И что же? – спросила я, все еще ничего не понимая.

– Моя мама любила отца, и она погибла от любви. Она знала, что он любит вас, она утащила этот флакон в аптеке и сама привезла ему этот флакон, чтобы он превратился в вам подобное существо. Она не могла поступить иначе...Вы знаете, на нашей планете веками пестовалась любовь, мы даже потеряли из-за этого тела. У нас остался только дух и чувство. Но вот нас поразила какая-то болезнь, и почти женщины, носители великого чувства, умерли. Мой отец нашел мою маму, будучи влюбленным в вас. Простите его.

Мне уже было не до забав.

–Вам, конечно, хочется знать о цели моего визита?

Я не мигая смотрела на растение.

–Я умею только любить, сама наша природа такова, что я умею это делать.

Я не удивилась, потому что некогда расследовала дело о гибели ракеты на почве любви растений.

–Я знаю, у вас скоро родится дочь, я уже люблю ее. Я прошу вас, отдайте ее мне.

Я широко раскрыла глаза.

–Я оставлю вам этот флакон; до момента, когда ваша дочь сможет быть женой, объясните ей все; вы найдете меняна этой радиоволне; если она будет согласна, я выпью этих мутантов и превращусь в человека, но любить ее буду так, как пестовалось веками на моей планете.

С этими словами юноша исчез.

Боже, насколько несовершенна наша Вселенная, ведь сегодня, когда мне грустно, я вспоминаю космическую жестокость судьбы и гибель Антона. И смотрю на дочь, взрослую семнадцатилетнюю особу, которая немного не такая, как мне хотелось бы...

Флакон с мутантами пылится на ее туалете.

Комиссар Марио

(Снова рассказ Селены)

За время работы Комиссаром юстиции мне приходилось расследовать необыкновенные дела. Особым образом в их ряду стоит дело об Астероиде Гипербол.

Он, как известно, находится в нашей галактике и занесен в каталог Гумбольдта под номером 5676.На этом астероиде, как сообщала электронная пресса, обычные разведывательные зонды, когда его только открыли, не обнаружили жизни, лишь много позже выяснилось, что жизнь там есть и протекает в весьма своеобразной форме. Она (чем сегодня удивишь Вселенную) полностью зависит от нашей, земной. Поэтому исследователи, а потом и космоплаватели, попытавшись приспособить этот астероид для нужд земной цивилизации, сплеча, по-земному, не ведая, что творят, активно принялись губить то, что на нем было посеяно вещественного и духовного.

Дело об этом астероиде поручили вести опытному Комиссару юстиции по имени Марио, высокому красивому человеку, передавшему мне свой опыт. В то время я была помощником, но выполняла, конечно, и серьезные поручения, от которых зависело следствие в целом.

Меня часто спрашивают: а против кого вы вели в данном случае дело, веди исследователи и космоплаватели не знали, что астероид обитаем, и тогда я отвечаю: мы вели его "не против кого", а по факту. И поучительность этого дела в том, что ...впрочем, все по порядку.

В современном космобусе мы прилетели на астероид (это уже было во время интенсивного изучения черных дыр) и первое, что увидели – это красноватую его поверхность с горизонтом, напоминающим земной. Я даже подумала, а не приземлились ли мы случайно где-нибудь в пустыне Сахара на Земле и не разыгрывает ли нас автопилот, столь мягко и быстро доставивший нас на этот астероид.

Датчики на панельке у левого обшлага своего супердаптационного (СД) костюма показывали, что на планете (так мне почему-то постоянно хочется назвать астероид из-за его величины) практически такая же, как на Земле, атмосфера, а следовательно, возможна жизнь. Приборы только подтвердили давно уже известные сообщения зондов, посланных сюда для установления пригодности этой на первый взгляд целины для расселения не в меру разросшейся земной цивилизации.

Зонд тогда же сообщил, что планета для жизни годится, ибо по странному стечению обстоятельств ее сутки были равны по длине земным, и гравитация, то есть притяжение на ней, такая же, как на Земле.

Я без боязни ступила на землю планеты. Красноватая поверхность ее была именно такого цвета, потому что такой ее делала красная трава. Это меня сразу насторожило.

Кстати, замечено, что некоторые открытия позапрошлого и прошлого веков в области химии, физики и естественных наук были сделаны не учеными, а следователями и комиссарами юстиции, увидевшими проблему тогда, когда все проходили мимо.

Я это говорю, потому что меня удивила красная трава. И еще я подумала: если красный цвет – это цвет (всем известно) противоположный зеленому, то не есть ли вся планета или астероид просто противоположность нашей Земли. Избавиться от этой, скорее всего глупой, а может быть, даже и крамольной мысли было невозможно, и свое расследование я начала под впечатлением именно этой версии.

Может быть, поэтому я стала изучать здесь не следы тех, кто уже успел потоптать неведомый мир, а сам этот мир. Я видела тонкую пленку СД костюма, ибо хотела, да и обязана была увидеть простым глазом то, что простым глазом увидеть невозможно.

Принцип действия такого костюма мне непонятен, но изобретен он был, конечно, гением. Он уже много десятилетий применяется для расследования всякого рода непонятных науке явлений:как-то привидений, леших, домовых, ибо дает возможность и точно установить измерение, где находится исследуемый объект, и время, и другие параметры, то есть такой костюм корректирует на осях координат все, что может быть необходимым для изучения, и уже преподносит вашему сознанию информацию, которую способен воспринять ваш мозг. Как аналогию могу привести вашу повседневную работу с компьютером. Вдруг он начинает капризничать и выдавать вам "unconversion". Вы же знаете, что делать.

Для тоже самого и сделали СД.

К примеру, попадая на другую планету, исследователи – геологи и географы, физики и химики, биологи и генетики – немедленно с помощью шести органов чувств исследуют все, что только можно исследовать, причем берут за основы своих исследований реально существующий, известный им мир. Иначе говоря, все то, что можно потрогать или ощутить: атмосферу, грунт, растения, животный мир.

Суперадаптационный костюм существует для нас – блюстителей закона, и никто не имеет права надевать его без разрешения Совета юстиции. Делается это в чисто гуманных целях, ибо нет на обозримом участке световых лет планеты где не было бы иного временного отсчета. Временные координаты Вселенной столь перепутаны, что я не открою вам особой тайны, если скажу: практически любая планета может похвастаться тем, что одновременно находится в центре Вселенной, и на краю ее, и в двух, трех, четырех или больше измерениях.

В разных измерениях, не видимых простым глазом и не воспринимаемых земным мозгом, исследователей ждет такой диковинный мир, что непостижимое увиденное может изменить психологию и нередко вызывает шок. Поэтому врачи также запрещают надевать суперадаптационные костюмы во время экскурсий на малоисследованные планеты. На экскурсиях земляне видят только то, что им позволяет видеть их земная природа. И слава Богу.

Прежде чем мне поручили вести дело по Астероиду Гипербол, мне пришлось пройти все медицинские формальности, причем в последнее время нас стали проверять даже галлюцигенными наркотиками. Все это делалось в точной модели космического корабля, который доставил нас на этот астероид.

Как будто бы мое состояние удовлетворило врачей. Я получила разрешение "исследовать психотронную оболочку астероида 5676"– так называлось путешествие в этом костюме, хотя. Строго говоря, для путешествия мне не надо было делать и лишнего шага.

И вот с некосмической, но с комической серьезностью на меня стали натягивать этот пластик с таким количеством всяческой электроники, что я диву давалась, как мог человек не только придумать, но и изготовить такую штуку.

Наконец, костюм был н меня надет. Вокруг меня суетились люди. Один из них протянул мне зеркало. Я взглянула в негопо привычке. Ничего себе видик! Похожа на древнего бога марсиан, каким он явился жителям Южной Америки двенадцать тысячелетий назад, если вспомнить знаменитое наскальное изображение. Совершенно никакого изящества.

Можно подумать, что я не женщина. Хотя, впрочем, некоторое отличие от мужчины у меня все же было. С каждой стороны моего костюма горела розовая лампа, подчеркивая мой пол, в то время как на костюме моего коллеги комиссара Марио такие же лампы горели синим цветом. И на том спасибо! Это, видимо, было сделано для того, чтобы неведомые духи иного измерения смогли сразу отличить во мне даму и выразить мне свою любезность тем, что съедят или напугают меня последней.

Как бы то ни было, но я была готова и ждала своего коллегу, пока и он привыкнет к своему новому обличию. Наконец, он тоже доложил о своей готовности.

Мы прошли на стартовую площадку. Нет, мы вовсе не собирались никуда взлетать, просто таков был порядок: переключать наши костюмы на восприятие иных миров следовало на безопасном от операторов расстоянии.

Как-то я полюбопытствовала, а будут ли нас видеть исследователи, когда мы окажемся в другом измерении. Оказалось, что будут, только не в нашем теперешнемвиде, а в виде бесформенных, но очень красивых золотых дымов.

Мне вспомнилось стихотворение старинного поэта:

И блуждают золотые дымы

В синих-синих вечерних кушах

Иль, как радостные пилигримы

Навещают еще живущих.

И мы отправились на старт. Легкая музыка известила нас, что превращение началось.

Мы оба напряглись, мы ждали чудовищного мира с драконами и чудесами, феями и лешими (кстати все духи из древних сказок – это вполне реальные существа иных измерений, по несовершенству своей техники часто попадающие к нам. (Когда-нибудь расскажу, как мы с дочерью, обнаружив у нас на квартире домового, долго думали, как его отправить обратно, в его стихию. И отправили. Но это когда-нибудь).

Мы не ожидали только увидеть будничной реальности.

И надо вам сказать, что она-то и напугала нас больше всего. Мы оказались в современном городе, совершенно таком, какой мы оставили на Земле и каких на Земле тысячи. Мы видели людей, таких же, как мы, и множество зданий. Трава была зеленой и обычной. Наши датчики еще раз подтвердили, что мы в мире, где хомо сапиенс нашего типа вполне могут существовать. Не сговариваясь, мы легко отстегнули наши гермошлемы.

Нам в легкие ворвался самый обычный воздух. Мы помогли друг другу снять эти проклятые костюмы, которые надевали четверть часа назад. Мы совершенно забыли о бдительности, потому что показалось нам, что мы на самом деле на Земле, по которой уже успели порядком соскучиться.

Мы самым безобразным образом нарушили инструкцию, которая запрещала на каких бы то ни было условиях расставаться с суперадаптационным костюмом.

Единственное, что могло бы нас реабилитировать в глазах начальника, это то, что мы сняли костюмы и рисковали жизнью в интересах следствия, поскольку к нам подходили уже люди – жители планеты и заговаривали с нами на нашем родном, земном языке.

Сперва мы оторопели и не могли ничего отвечать: звуки родного голоса завораживали. Мне, не знаю, как моему спутнику, тотчас же полезли в голову странные истории, фантастические рассказы, которые я когда-то в детстве читала, романа древних сочинителей, которые, между прочим, многое сделали для того, чтобы наша наука двигалась интенсивней, за что им и был поставлен памятник. Как бы то ни было – перед нами была совершенно будничная реальность.

Не знаю, как бы на моем месте поступил Шерлок Холмс или советник юстиции Нестеров (персонажи старинных детективов ), но мы с коллегой Марио поспешили жадно впитать в себя все, что могли преподнести нам наши новые друзья, и очень скоро стало ясно, что, как это ни прискорбно, мы не на Земле.

Мне, да вероятно, и Марио, показалось даже, что мы просто сошлис ума. Ведь прилетели же мы через несколько световых лет, ведь мерили же эти дурацкие костюмы, ведь видели же астероид и подлетали к нему, испытывали перегрузки и парили в невесомости.

Не может же быть так, что галлюцигенные таблетки, если грешить на них, дали нам с Марио одинаковый рецидив, нам – совершенно разным людям, разного возраста, уклада жизни и пола.

Нет так быть не могло. Но все же мы решили отправиться на поиски истины по проторенной дорожке – я попросила Марио помочь мне снова надеть суперадаптационный костюм и, когда это произошло, немедленно очутилась в мире, откуда я только что прибыла.

Я увидела поверхность чужой планеты, нашу ракету и возбужденные лица наших спутников землян.

Во избежание травм от случайного нашего появления из ниоткуда, вход на стартовую площадку всем участникам эксперимента был категорически воспрещен.

Меня не ждали так быстро обратно и потому, едва я превратилась из золотого дыма снова в Комиссара юстиции, удивила и даже, наверное, испугала всех. Но больше других удивилась сама. Планета снова была красноватой от травы, в воздухе метались золотистые дымы. На фоне заката мен оказалось даже, что я все еще вижу город.

Сбивчиво принялась рассказывать впечатления.

–А где Марио? – справедливо спросили меня.

Марио ,-я даже не подумала ,– здесь, вот он ,– я показала на дымок возле себя ,– с ним все в порядке, нам просто показалось, что мы на Земле.

–Нам тоже,– сказал руководитель группы,– прошу вас, немедленно верните сюда Марио.

Снова щелкнул рычажок, я снова увидела вполне земной индустриальный пейзаж. Рядом стоял без костюма Марио, который корчил мне рожи и не желал помочь снять этот проклятый костюм. Потом он подошел близко и серьезно сказал, чтобы я возвращалась в экспедицию, а что он будет изучать эту планету сам. Через год он даст о себе знать в этом же квадрате.

С этими словами он ушел с какими-то людьми, я ничего не могла поделать и поэтому возвратилась обратно в реальность одна.

Меня, как вы понимаете, встретили не особенно любезно, хотя бы потому, что никто не уполномочивал Марио оставаться здесь для изучения этой планеты...

Но я ведь не сторож начальнику моему, я его помощник...

По распоряжению Совета юстиции дело по астероиду Гипербол было прекращено из-за опасности расследования. Он был объявлен зоной CYBN. Что это значит, вы сами знаете.

А остальные вы помните, конечно, из электронных газет, которые сперва писали, неизвестно на какой информации основываясь, о том, что космическая экспедиция обнаружила во Вселенной сестру нашей Земли. Потом эти же газеты опровергли собственную информацию, а потом какой-то ученый усмотрел в этой статье вообще вредную направленность, и кто-то, уже третий, споря с ним, привели неопровержимые доводы того, что те антиземляне уже давно наблюдают за нами – землянами и потихоньку смеются над нами, потому что давно уже решили для себя проблемы добра и справедливости.

Год спустя мы отправились в экспедицию за Марио, хотя, как выразился один из ее членов, не стоило бы. В назначенном квадрате Марио не было, но зато было нечто другое, что заняло в то время весь научный мир не меньше, чем потеря одного из ведущих представителей следственной группы. Это было письмо.

Из письма стало ясно, что Марио не вернется. Письмо я постараюсь привести здесь полностью.

"Милые и родные мои Земляне ( с третьей планеты), – имелась в виду, конечно, Солнечная система. – Провидение дало мне возможность сообщить вам весьма серьезный и решительный факт, от которого зависит не только судьба Земли, но и Вселенной, и чудовищность его в том, что во Вселенной существует оружие значительно более страшное, чем то, которым располагают жители Земли, никак не могущие угомонить свои каннибальские наклонности. Это оружиевечность. Со смертью планеты не умирает сознание..."

Дальше шло многоточие, было много зачеркнуто, как будто Марио писал наспех. Но далее совершенно четким почерком было выведено: "...Все, что вы делаете на Земле, отражается на той планете, где я пожелал остаться. Каждое совершенное вами на Земле действие обращается в такое же противодействие на этой планете и ранит или одухотворяет того, кто его совершил".

Далее было смазано, но ведь и то, что прочитано, ясно, как день. И вот, что интересно, неужели во Вселенной,наконец, найдена тайная бухгалтерия нравственности? И если это так, то разве не решена этим проблема добра и зла?..

Вот такую историю об Астероиде Гипербол я позволила себе рассказать, и как-быто ни было, а, совершая нечто, я нет-нет, да и вспомню, а вдруг там, той какой-нибудь антиСелене больно оттого, что я здесь сделала что-то не так или не сделала вовсе.

Марио с нами нет. Он превратился в аккумулятор бытия, но иначе он не мог существовать. Я знаю: это его амплуа.

Малеевка, 1986

* Из сборника "Веселенькая справедливость" *

КОМАНДА ДВЕСТИ

(Записки эмигранта)

ГЛАВА 1. НУВОРИШИ

Наташка очень хорошая женщина.

Она очень красива и настолько умна, что все годы жизни с ней я прежде, чем что-то сказать, – сперва должен был двадцать раз провести языком по губам.

У нее была возможность стать умной. Я при всех властях говорил и писал, что хотел, был юристом и занимал весьма приличные должности, а она была дочерью крупного диссидента. Постоянный страх, пусть и придуманный, развил в ней осторожность. А не есть ли осторожность сестренка ума?

У нее огромные глаза, совершенно не регулируемые сознанием, оттого простаки, и я в том числе (в чем не раскаиваюсь), часто попадали в ее сети.

В самом деле, представьте себе, устремленную на вас длинноресничную наивность и негу, за которыми скрываются неженский ум, холодность и расчетливость мышления.

С такой женой мне было спокойно и беззаботно.

И вообще нам было спокойно и беззаботно, потому что мыбыли неплохо упакованы оба. У нее – обалденные бедра и такие же ноги, вальяжный папа, занявший в одночасье странный, но, по-моему, слишком большой пост в новом правительстве, диплом переводчика и квартира на Плющихе. У меня – два диплома, которые дают мне возможность курить Кент, иметь ровное настроение, и я – удачлив.

За годы супружеской жизни мы привыкли просыпаться одновременно. Хотя это был никакой не выходной день, мы не отказали себе в естественном желании супругов и, удовлетворив его, а потом, провалявшись еще часа два, как-то внезапно пришли к одному и тому же выводу: поскольку у нас нет никаких проблем, нам и не стоит жить вместе.

– Я согласна, – сказала она, потому что разговор по глупости начал я первым.

И сказала это так, как будто бы мы только что не отдавали друг другу наши тела, а сварливо ругались из-за непришитой пуговицы, поминая бесконечных родственников по обе стороны пола.

После разговора и без того хорошее весеннее настроение улучшилось еще, но, как человек, которому нужно всегда все конкретизировать, я задал неосторожный вопрос:

– Когда?

– Сегодня – сказала она приветливо.

Она не была юристом. Глупые ее подруги не разводились, поэтому она не знала, что процесс официального расторжения брака весьма длителен.

По закону для всех. Но не для меня. И не потому, что я такой нахал, что законам не подчиняюсь. Просто я возглавляю маленький, но весьма перспективный синдикат при Министерстве юстиции, с которого министр и его замы слишком много имеют за свою паршивую и дырявую крышу.

Поэтому, я думаю, министр мне не откажет в такой мелочи, как сокращение срока развода. К тому же детей у нас нет, а злоупотреблений с Наташкой мы оба не допускали.

Это было первое, почему министр не должен был отказать, но еще было второе, еще одно место моей службы, в котором я занимаю не последнее место, – издательский. От него зависит издание нескольких весьма опасных для министра юстиции газет. Он знает это.

Так что, как видите, ничего не изменилось. Приоритета личности как не было, так и нет, а все по-прежнему решают должности, связи и деньги.

Когда я позвонил министру, тут же из постели, по радиотелефону, он сразу же назначил время встречи, даже еще не зная, в чем суть моего вопроса.

Наташка одевалась так, как будто собиралась на собственную свадьбу. Она прекрасно понимала, что я не тот человек, который откладывает свои дела в долгий ящик, да и разговор с министром она слышала.

Пока она одевалась, я открыл холодильник и выпил стопочку коньяка, закусив хорошим сервилатом.

Я не боялся потом, после коньяка, садиться за руль, потому что вообще никогда ничего не боялся. Как говорили когда-то в милиции, еще до того, как я там служил: Накажут не за то, что совершил, а за то, что попался.

Да и какой гаишник откажется от бутылки двойного белого виски или от пачки сигарет, наконец, от сборника Чейза или Кирилла Павлова, от денег, в конце концов. Мелкую дребедень я всегда ношу с собой в багажникена случай.

Когда Наташка вышла из своего будуара, я посмотрел на нее и твердо решил: после развода я буду с удовольствием с ней встречаться. Кто же бросает насовсем такую шикарную, да еще знакомую женщину?

Папе ее, конечно, наш развод будет очень неприятен.

Этот козел поставил себе дома четыревертушки. Зачем? Кто ему звонит? Кому он нужен? Когда придут красные, его еще и шлепнут незаметно.

Он хотел и нам с Наташкой поставить дома вертушку, а то, говорит, вам трудно дозвониться. Но я наотрез отказался – пусть лучше его слушают в четыре уха, как они с тещей обсуждают очередную поездку за кордон. Думаю, очень интересно бывает узнать тем, кто слушает, сколько там, в Европе, стоят туфли, которые здесь в комке тянут на триста штук...

В общем, я оказался перед роскошно убранной Наташкой в халате и поспешил тоже привести себя в порядок.

Она принимала ванну, и вода еще не успела утечь вся, в нее я и бултыхнулся.

Вода приятно пахла ею и еще каким-то розовым маслом, которое нувориш-демократ, ее папаша, привез доченьке из очередной командировки, без которой, надо думать, Россия бы пропала.

Вечно я путаюсь в импортных душах. Вода пошла совсем не оттуда, откуда я ждал. Пришлось вымыть и голову. Вода из этого душа, имеющего двадцать трубок: с дырками, без дырок, с сетками и пр., вдруг побежала на пол. Но пол был устроен таким образом, что это его, мраморного, ничуть не смущало. Он, во-первых, был горячим, чтобы ножки дочери члена перестроечного правительства не замерзли, когда она выходит из ванной, а во-вторых, перфорированным, чтобы вода в нем не задерживалась, кроме того, снизу еще дула какая-то гадость, чтобы ноги побыстрее обсохли, пока ищешь полотенце. Что и говорить – хорошо придумано. Вспоминались строки Маяковского:

Себя разглядевши в зеркало вправленное,

В рубаху в чистую – влазь.

Влажу и думаю: – Очень правильная

Эта, наша советская власть.

Советской власти не было. Но зато открылась дверь, и вошла прислуга с чистой рубахой. Симпатичная такая девочка, может, прапорщица, но, во всяком случае, – не женщина, хотя я несколько раз про это намекал.

Не женщина, но функция.

Не поверю, что ее не волнует ладно скроенное раздетое мужское тело, но вышколена она хорошо, вошла в ванную, как будто бы в нейникого не было.

Дочка большого папы, Наташка, могла бы и сама принести мне рубашку, но не принесла, увы, – дитя перестройки.

По ее семейке создается впечатление, что диссиденты боролись не за справедливость, а за власть. И вот теперь, когда они ее получили, они сразу забыли про всех, не забыли только свои обиды.

Забыли они и про диалектику, про то, например, что диссидентом теперь становится весь народ. Их кредо: в застой мы жили плохо, пусть теперь они поживут так же. А кто они? Прапорщица? Или те, для кого открыли ночлежки в Москве? Или те, кого свозят в пункты голодных?

К Наташке я вышел уже денди. Вернее, антиденди. Денди меня в свою команду бы не приняли, потому что на мне все-таки были джинсы, куртка, рубашка, к тому же не хипповая, а белая. Я люблю белую рубашку.

И когда все было на мне надето и я был выбрит, высушен и облачен в штиблеты, я не отказал себе в удовольствии в очередной раз (и, может быть, последний) вызвать восхищение своей жены.

Я выбрал в шкафу самый нейтральный, а потому самый роскошный галстук и сделал то, что делал каждое утро у нее на глазах. Левой рукой я положил галстук на указательный и средний палей левой же руки так, чтобы широкий конец был немного длиннее, чем узкий, после чего одним легким движением завязал его и набросил на шею.

Я был готов.

А в ее глазах сегодня сверкало, как говаривал Лермонтов, не восхищение, но самое восхитительное бешенство вместо восторга.

Еще бы, теряет такого мужика. Из ООН приезжали и спрашивали, как я завязываю галстук. Пересу де Куэльеру понадобилось, по видимому, знать, как я это делаю. Он войска не мог ввести в Югославию, потому что у него был галстук неправильно завязан.

Мы вышли из квартиры, совершенно не заботясь, чтобы запереть дверь. В этом доме столько нянек, что было бы даже странно подумать, что они позволят нам забыть выключить видюшник или газ. Или запереть квартиру.

Некоторые детишки современных нуворишей только тем и развлекаются, что оставляют холодильник с распахнутой настежь дверцей или воду в ванне, плещущую через край, а то и блевотину перед входной дверью – чего уж там или прямо в постели. Придут с работы, а в квартире все уже убрано и все о`кей.

Я уверен, что и труп можно там не прибрать, и то уберут. Но, конечно, лучше труп бывшего партийного функционера. Потому что труп демократа наверняка потащат в музей революции или Мавзолей.

Мы с Наташкой спустились на первый этаж на лифте, хотя жили на втором, без лифта было никак нельзя, не дай Бог, ноги отсохнут у детей демократов, если они спустятся пешком – это ж такая даль.

У подъезда нас ожидали две Чайки. Никогда в жизни я на них не ездил, чем очень огорчал тестя, и тут проявил настойчивость. Наташку отправил договариваться с шоферами, чтобы они не только поскорее уехали, но еще и папе не рассказали, что мы своим ходом добираемся. Но ее уговоры не помогли. Две мои зеленые бумажки решили дело. Один уехал сразу, а второй нет, остался, наверное, потому, что был уже в офицерской должности и ему было что терять. И хорошо сделал, что не уехал, потому что мою шестерку собирал, видно, какой-то враг перестройки, и без того, чтоб не прикурить, я ее завести даже в весенний день не смог.

Прикурив от Чайкишестерку, мы с Наташкой, наконец, двинулись.

Мы – это двое молодых людей, которые, по мнению окружающих, подходили друг другу. В самом деле, если посмотреть на нас в зеркальную витрину, лучше частного магазина – она чище, мы с виду красивые, хорошо одетые, породистые.

Вторая Чайка пошла за нами. Я попытался оторваться, но не тут-то было: там за рулем сидел мальчик опытный.

– Я на тебе женился бы еще раз, – сказал я, – если б твой папа в то время, когда я был интеллектуальным милиционером, был не диссидентом, а тихим алкоголиком.

Мы ехали нервно. Скорости включались плохо, барахлил диск сцепления.

Все та же сволочь в Чайке не отставала и ехала за нами, более того, еще и слушала, чего мы такое болтаем в машине.

Видя шофера Чайки в зеркале заднего вида и даже разглядев в его ухе засунутую пулю передатчика, я принялся громко восторгаться действиями нового правительства, но потом мне это надоело, я вспомнил, что знакомые ребята привезли мне недавно из Стамбула, этого всемирного города шпионов, специальную трещотку. В салоне нашей машины ее не было слышно, но зато спутнику из Чайки досталось . Мало того, что он оглох от барабанного боя, он еще принужден был остановиться и потерять нас из виду, потому что на той же пленке, что и трещетка, был записан, только на другой скорости, чтобы не было заметно, какой-то гипнотический голос, вызывающий понос.

Мне показалось, что все удачно, ан нет!

Вдруг очередной, возникший, как гриб, гаишник забегал, заметался по проезжей части. Я понял, в чем тут дело. Он получил команду двести и побежал самолично включать красный сигнал с обеих сторон светофора сразу. Транспорт замер. Стало нестерпимо тихо. Наверное, ждали, что проедет какой-то друг народа.

Нет, оказывается. Искали меня, искал шофер той самой Чайки, что получил зеленую, но не уехал.

И, конечно же, не нашел, потому что гаишник тоже любил подарки.

И тут мне пришло в голову, что, может быть, каким-то образом папа-демократ узнал про наш с Наташкой утренний разговор и поэтому настырность хвоста – его рук дело?

ГЛАВА 2. БОЛВАНЫ

В министерство мы ехали без скандала. И чем ближе подъезжали к нему, тем забавнее становилось у меня на душе и печальней, видимо, на душе у Наташки.

Она уже достаточно ясно теперь осознала, что теряет квитанцию на мужа, и оттого, судя по ее глазам, придумывала всю дорогу, что бы этакое сказать мне с перцем, и, конечно, придумала. В этом проявился ее бабский склад ума, хотя мужское начало, все время спорящее в ней с женским, победило и на этот раз: утром данное слово развестись со мной не позволило ей отступать.