Текст книги "Лебеди Кассиды (сборник)"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Часть вторая. ПАРЯЩИЕ В БЕСКОНЕЧНОСТИ

КАССИДА. СТРОГОВ АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ,

РУКОВОДИТЕЛЬ ЭКСПЕРТНОЙ ГРУППЫ СОВЕТА ООН

Светило уходило за горизонт. По темному небу еще бежали изумрудные сполохи, льдинистыми глыбами редко тянулись облака, а в черном зените уже высветились яркие звезды, и горы черно обрисовались острыми горбами на фоне непостижимого заката.

Было тепло. Худов, напросившийся с нами, неторопливо и бесцельно обламывал подобранную с земли веточку. За спиной у меня кто-то переговаривался негромко, срываясь на свистящий шепот.

Меня тронули за локоть. Я обернулся. Рядом стоял новый руководитель группы Укон-Кассида Витольд Зеньковский.

– Ну что? – спросил он. – Будем сниматься? Сегодня они, видимо, уже не прилетят.

Я посмотрел на небо. Небо было пустым.

– Пожалуй, – согласился я. – Дайте команду на посты. Пусть спускаются к ручью.

Дебюсси поднялся с короткого крыла лидера и потянулся.

– Не везет, – с сожалением констатировал он. Худов тоже встал, отбрасывая изломанную веточку.

– Ну, что? – звучно спросил он, но договорить не успел. От ручья кто-то сипло прошептал:

– Тише! Кажется, они летят! Все застыли.

– Показалось! – выждав некоторое время, вздохнул Зеньковский.

Говорил он, однако, шепотом.

В воздухе послышался еще далекий шум, и над чернеющими горами мелькнуло голубовато светящееся пятнышко. За ним еще… еще… и еще… Воздух наполнился басовитым гудением. К пещере планировали светящиеся в полутьме птицы.

Люди торопливо прятались в заросли.

– Смотрите! – Зеньковский вновь схватил меня за локоть.

– Мы же договаривались…

– На пещеру смотрите! – перебил меня Витольд.

Я обернулся. В сгустившихся сумерках входа в пещеру не было видно, но там, где он находился, светился неяркий желтый шар. Словно рядом с пещерой зажгли уличный осветитель. Откуда он взялся, Днем мы тщательно осмотрели пещеру и ее окрестности и ничего, кроме гигантских стреловидных перьев, не обнаружили.

Лебеди меж тем начали исчезать во тьме. Издалека это выглядело так, словно в темноте плыли голубые фонарики и неожиданно гасли, натыкаясь на невидимую преграду.

Последняя птица исчезла в пещере. Таинственный шар у входа в пещеру погас.

– Пятнадцать, – негромко сказали от ручья.

– Съемку вели? – спросил Зеньковский.

– Все нормально, Витас! – отозвались от ручья. Осыпаясь, зашуршали камни. К нам спускался техник центра связи Кассиды Сухорученко.

– Фонит, – сказал он. – Только что было чисто, а теперь там фон как в реакторе корабля. Данные уже обрабатывает «Гном».

– Аппаратура работает? – уточнил Зеньковский. Сухорученко показал большой палец.

– Снимаемся? – обратился ко мне Зеньковский. Я согласно кивнул.

– Никого оставлять не будем?

– Зачем? – возразил я. – Аппаратура работает. Давайте по плану.

Через час группа была в Поселке. На горизонте в сером сумраке высвечивалась гигантская сияющая звезда – там находился один из городов Кассиды.

Мы с Зеньковским стояли у лидера. Небо заволокли облака. Моросил мелкий дождь.

– Свет видели? – спросил Зеньковский. – Да.

– Мощный источник. Но можно ли сделать вывод о его искусственном происхождении?

– Можно, – согласился я. – Можно, но не нужно. Пошли, посмотрим передачу.

– Антон, – Зеньковский шагал рядом, энергично двигая длинными руками. – А вы лично верите в возможность контакта?

– Сначала надо убедиться в разумности Симбиотов, – возразил я.

– Контакт предполагает внешнее или внутреннее сходство, – сказал Зеньковский. – Но сходства нет. Я думаю, что контакт невозможен.

– Мы с вами в положении древних проповедников, – усмехнулся я. – Их знание о боге зависело от богатства фантазии.

– Наши стоят, – вдруг сказал уконовец. Мы подошли к стоящим людям.

– Что случилось? – спросил Зеньковский. – Аппаратура не в порядке?

Из дверей шагнул Сухорученко, держа руки в карманах.

– Аппаратура в порядке, – ответил он уныло. – А изображения нет. Такое вот получается кино.

Некоторое время все молчали.

– Что будем делать? – снова заговорил Зеньковский.

– По домам расходиться, – отозвался я. – Утром будем разбираться. На свежую голову.

– Точно, – вмешался в разговор капитан Худов. – У меня штурман был. Так у него все самые умные мысли появлялись после хорошего сна.

Люди начали расходиться.

Некоторое время мы с Зеньковским в одиночестве стояли под дождем.

– Не везет, – вслух подумал тот и вздохнул.

– Не огорчайся, – сказал я. – Частная неудача – еще не провал всего дела. Завтра начнем все сначала. Нам ведь к этому не привыкать, Витольд?

КАССИДА.

ДЖОРДЖ ПАТРИК КЕЛЛЕН, АСТРОБИОЛОГ

Неделю мы изучали свежие материалы местного Укона. За день до нашего прилета на Кассиду случилось несчастье. Отстраненный от работы Альберт Ашкенази по разрешению Совета Кассиды вылетел на хозяйственный спутник. Угнав со спутника орбитальный лидер, Ашкенази погнался за Стаей и исчез. Лидер обнаружили на третий день. Ашкенази в нем не было. В зарослях поисковики нашли мертвого Прыгуна. Убит он был из разрядника. Разрядник валялся рядом с Прыгуном. Тут же был обнаружен комбинезон Ашкенази. Владельца комбинезона поисковая группа не нашла. Рядом было озеро, поэтому решили, что Ашкенази утонул. Не исключалась возможность нападения на Ашкенази. Применение Альбертом разрядника и найденный мертвый Прыгун давали основания для такого вывода. Правда, случаев нападения Симбиотов на людей не было, но ведь и люди не нападали на этих существ до удачной охоты Тарнье. Даже звери на Земле редко нападают на человека, чаще они это делают в порядке самозащиты. То, что тела погибшего Ашкенази поисковики не нашли, никому не казалось удивительным – подводный рельеф озера изобиловал трещинами, а в самом озере водились прожорливые рыбки, которых по праву называют водяными санитарами Кассиды.

На Кассиде мы находились с единственной целью: нам предстояло решить вопрос о разумности Симбиотов. Разумны они – и человечеству предстоит эвакуировать земные поселения с планеты, нет – и земляне получали свободу действий на Кассиде.

Климов и Шаталов сидели на анализе сообщений о Симбиотах, изучали материалы исследований убитого Симбиота и занимались расшифровкой наблюдений Симбиотов со СКАНов. От них пока ничего не поступило.

Мы тоже пытались организовать наблюдение за Симбиотами. И вскоре обнаружили новое гнездовье. Это была пещера в горной системе Цандера. Пещеру нашпиговали разнообразной аппаратурой, и что же? Наблюдения не удались. Во второй раз Прыгуны уничтожили установленную аппаратуру. Почему они это сделали? Вряд ли они понимали, чему служат металлические коробки, установленные в пещере! Правда, это могло быть и проявлением недовольства вмешательства землян в дела Симбиотов. Живите сами и не мешайте жить другим. Я думаю, человечеству тоже было бы неприятно узнать, что оно стало объектом изучения для иного разумного сообщества. Но с другой стороны, мне казалось, что мы и Симбиоты совершенно несовместимы в смысле биологии и социума. Что общего у человечества и, скажем, муравейника? Хотя, может быть, наши осмысленные действия кажутся полной бессмыслицей муравьиному сообществу. И наоборот – действия муравьев, которые мы склонны объяснять рефлексами, на деле имеют куда более серьезные корни, нежели мы полагаем. Ведь что такое Разум? Где взять его емкое определение? И что для Разума главное? Способность живого существа совершать нецелесообразные поступки? Или способность использовать свойства окружающего мира без разрушения этого мира? Тяга к знаниям? А что, собственно говоря, есть знания? Я где-то читал, что Разум – это медленно формирующийся инстинкт. Высказывалась такая точка зрения. И значит, мы находимся на пути к истинной разумности.

Вот мы встретились с вероятным разумным партнером. Как определить степень его разумности? Способностью к контакту? А не порочно ли это в самой своей сути – навязывать психологию человечества иному разумному сообществу?

Время шло, а однозначного ответа на поставленные перед нами вопросы не было.

На Золотой планете было легче. О разумности построивших ее существ гадать не приходилось. Гадали о природе Разума, о его технических возможностях, научном потенциале. Для этого брали конкретный предмет и на основе его характеристик и выявленных свойств судили о назначении. Не всегда верно, конечно. Но это было легче, потому что человечество имело дело не с разумом, а с его материальными следами. Отрогов там себя показал с наилучшей стороны. Эвристик он сильный, его уход из астроархеологии многие восприняли с недоумением. Чего стоила его догадка о Черном Стержне как о вариаторе постоянной Планка?! В результате на Меркурии уже построен такой вариатор, появилась отрасль новофизики, даже термин специальный ввели – изменения Строгова. Все человеческие представления о Вселенной летят ко всем чертям. Может, это и есть основное свойство Разума: изучая известные явления, объединять их и делать парадоксальные выводы?

Мысленно я постоянно возвращался к Симбиотам. Ранее мне казалось нереальным обнаружить иную цивилизацию на пятнадцатый год колонизации планеты. Но теперь моя уверенность была поколеблена, еще не имея веских доказательств; я хребтом чувствовал, что человечеству придется уходить с Кассиды. В случае разумности Симбиотов люди не имели морального права продолжать колонизацию плалеты. В истории человечества много примеров, когда ради собственной выгоды завоеватели физически истребляли целые народы. Земная история построена на костях, но теперь мы достаточно умны и гуманны, чтобы предотвратить возможную трагедию даже ценой собственных неудобств.

Я не сомневался, что в случае положительного ответа о разумности Симбиотов человечество покинет Кассиду, объявив ее планетой Контакта, как это было сделано на Амфитере и Нереиде. Но ответить на этот вопрос только еще предстояло, и это значило, что каждый из нашей группы в определенной мере отвечал за судьбу Кассиды, нес свою долю ответственности перед земным человечеством за судьбу Симбиотов.

КАССИДА. АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ХУДОВ,

ВЫПУСКНИК АКАДЕМИИ СПЕЙСЕРОВ,

КОМАНДИР КРЕЙСЕРА «САМАТЛОР».

НАУЧНО-ПРОМЫШЛЕННЫЕ МАРСИАНЕ.

В ПОРЯДКЕ ЭКСПРОМТА

Просто помешались люди на контактах. И что больше всего раздражает, так это те розовые мечты, которые с ними связывают. Вот найдем цивилизацию, чей научный и технический потенциалы превышают земной, и… даешь большой скачок! В старину модно было говорить про марсиан, теперь же по всей Галактике шарят.

Ну, предположим. Предположим, что контакт состоялся. Поутихли первые восторги, послабее стали дружеские похлопывания ладонями да щупальцами. Остыл пыл первых удивлений: ах, у вас третий глаз на подбородке? Уши на затылке? В крови гемоглобин вместо хлорофилла? Поутихли изумления, что у землян нос между глаз, а не как у всех порядочных людей посредине темени шишкообразно выступает. Привыкли друг к другу, как в свое время к космическим полетам привыкли. И встал, наконец, вопрос: а что же дальше?

Моральная сторона ясна: полное, как говорится, удовлетворение – правы ученые, зря мракобесы Джордано Бруно на костре спалили. Не одиноки мы во Вселенной! Ну, хорошо. Заклеймили позером мракобесов. Дальше-то что?

Даешь знания!

Опыт сравнительной анатомии. Инопланетный нос возвышается над теменем и морщится от незнакомой вони благоухающих роз. Ему, носу марсианскому, стократ приятнее запах сернокислого аммония, слегка сдобренный сероводородом. Ну, ладно, бог с ним, с носом! А вы видите в темноте? А почему у вас нет ресниц, а вместо них меховые щеточки? А почему у вас вместо костяного грудочного панциря в наличии ребра разнокалиберные и ненадежно-хрупкие? Ах, приспособление к природным условиям?! Интересно…

А дети у вас как рождаются: по любви или почкуетесь потихоньку? Вырастил втихомолку яйцеклетку, вынянчил ее в маточном кармане, шлепнул чадо любовно по юношеским лиловым ягодицам, и пускай гуляет, набирается жизненного опыта. А у вас разве не так? М-да… Интересно!

Разобрались с биологией. Все изучили. Тугоухость марсианскую лечить научились.

Дальше-то что?

Желательно, конечно, обсудить морально-этические проблемы. Только вот как их обсуждать? У нас, землян, главное – не вызреть раньше времени, волнуют нас вопросы воспитания и половой зрелости, кричим о культивации любви и уважения к противоположному полу и к сожителям по родной планете. А ему, марсианину, это неинтересно. Он своим детям и папа и мама. Ему тревожно одно: вынянчиваешь яйцеклетку, так не кичись, не вывешивай ее на маточный карман, может, и ничего еще не выйдет, напрасно только обнадежишь общество преждевременными заверениями, а там глядишь: мальчика-то и не было, скисло будущее разумное существо, в бродило ушло, растворилось в углекислотной среде.

Вот тебе и вся сравнительная этика. Все равно, что спорить с крокодилом о любви.

Иные кинутся в искусство. А как же – опыт культуры иного разума! Даешь познания! Познавай на здоровье. Ты ему, марсианину, Данаю прекрасную на картине Рембрандта тычешь, Пушкина цитируешь, Баха и Моцарта на музыкальных инструментах воспроизводишь, а он, марсианин, удивляется. Ему Даная прекрасная до лампочки, поскольку однополое он существо. Чувств она в нем никаких не вызывает. Бах и Моцарт ему и вовсе ни к чему, его затылочная перепонка на диапазонах ультразвука сигналы воспринимает. Пушкин, правда, хорош, да вопросов много возникает: а крестьянин – это кто? а дровни – это что? а лошадка – это как: фауна или флора? Скучно ему, вот марсианин и тянет тебя в обонятельницу отдохнуть, вдохнуть там перекисшего ангидрида пополам с сероводородным ветерком. И удивляется он, что в обонятельнице ты сразу зеленеешь, а мгновением позже в глубокий обморок падаешь. Навещает он тебя в больнице и радуется, что искусство его родной планеты на тебя неизгладимое впечатление произвело.

Славненько поговорили!

И остается одно: толкать научно-технический прогресс, приспосабливая чужие достижения к своим нуждам. Они, марсиане, нас в космической технике перегнали. Лепи, значит, космические корабли по марсианскому подобию. Мелочи только вроде щелочных противоперегрузочных ванн убирай. А уберешь их, так окажется, что никто из землян перегрузок марсианских стерпеть не может. Готовились звезды оседлать, а вместо этого – мементум мори!

Или со временем. Тут у марсиан совсем просто впал в спячку – и лети, не старея, от галактики к галактике. Только спиральку на животе подкрути, подверни, до нужного оборота требуемого столетия. Но мы-то, земляне, как бы свои пупки ни крутили, в анабиоз не впадем. Твори, значит, самостоятельно.

А как же обмен научно-технической информацией? И на что нам она, если мы ею воспользоваться не можем?

Ладно, предположим, что щелочные ванны нам тоже пригодятся. Может быть, в них конечности регенерируются. Оторвало тебе, к примеру, руку – беги к ванне, суй туда обрубок, а через час здоровой рукой подкову гнешь, пальцем в кнопку субциклотрона тычешь. Возможно, что и в пупоспирали марсианской разберемся, в анабиоз впадать научимся.

Но – сами! Сами!

Так что нам марсиане и их миллионнолетний опыт развития? А мы им – что? Одичавшие мамонты на бетонном шоссе?

От звезды до звезды, от галактики до галактики не один день добираться. Пока они к нам или мы к ним, у них вообще все бессмертные ходят, звезды гасят, вселенной разбегаться не дают.

А мы – отставшие в развитии, задавленные своей техникой – на что мы им?

И вот теперь экспертная группа Совета ООН Федерации колесит по Кассиде, потенциальные братья по разуму носятся в стратосфере на гиперзвуке, не обращая внимания на попытки землян завязать с ними контакт. Над всей этой суматохой сияет изумрудное солнце, а ночами безглазо и страшно смеется звездный клоун с красной горошиной Антареса в петлице. Одним словом, никакого порядка.

В контакт с Симбиотами мне не верилось. Слишком далеки от нас они были. Непонятные существа, гнезда постоянного – и то не имеют. А как разумному без дома прожить?

И тут меня осенила странная мысль. Можно сказать, сумасшедшая мысль. Я связался с кораблем. Марека на месте не было, и пришлось ждать, когда

Бортовой Мозг найдет второго пилота. Конечно же, Долинский сидел в теплой компании и рассказывал анекдоты.

Прекрасная была компания, если судить по взрывам хохота, доносящимся до меня.

– Развлекаешься? – спросил я, когда лицо Марека обрисовалось передо мной. – Есть дело, дружок.

– Когда? – Марек не скрывал своего неудовольствия.

– Сейчас, – объяснил я. – Через полчаса я жду тебя на «Саматлоре».

– Что-нибудь серьезное?

– Посмотрим, – сказал я неопределенно и отключился.

КАССИДА.

АНТОН НИКОЛАЕВИЧ СТРОГОВ

С утра прилетел Басиан и порадовал сообщением, что обнаружено гнездовье Лебедей. Удивительные все-таки это были Существа! Для гнездовий ими всегда выбираются труднодоступные места, и поселяются они там на пять-шесть дней. Новая Стая может заселить гнездовье другой, но чтобы Стая вернулась к своему старому гнездовью, мы еще не отмечали.

Еще было много неясного, но я уже мысленно проигрывал будущую эвакуацию землян с Кассиды. Грандиозную картину рисовало воображение. Требовались сотни транспортных кораблей, чтобы вывезти с планеты оборудование и демонтировать города. Я был уверен, что на Кассиде мы столкнулись с не похожим на земной, но Разумом. И больше всего меня убеждало в этом то, что Симбиоты не проявляют настороженности или испуга, встречаясь с землянами в небе планеты. Животные испугались бы, проявили агрессивность или любопытство. Это естественно – ведь земляне и их техника не вписываются в привычную им обстановку. Отсутствие реакции убеждало меня в разумности Сим-биотов более всего. Мелкие детали укрепляли эту уверенность.

Плохо укладывалась в общую картину история с Ашкенази. Почему обычно инертные Симбиоты напали на него? В этом крылась какая-то загадка. Но почему мы должны считать, что Симбиоты напали на бывшего руководителя местного Укона? Логичнее было предположить, что это он напал на Симбиотов. Скорее

всего мы никогда не узнаем, какие цели он при этом преследовал.

В рассуждениях моих была определенная логика. Но я вспомнил, как на Золотой планете группа Шерера изучала огромное круглое помещение, постепенно склоняясь к мысли, что помещение предназначено для совещаний и совершения каких-то ритуальных действий. Однако в логике рассуждений крылась будущая трагедия. «Актовый зал» оказался на самом деле сбросом энергонакопителя, уже до предела заряженного, и группа вошла в зал как раз накануне сброса. Все погибли, и служба индивидуальной безопасности несколько недель проводила обследование исследуемых участков, не подпуская к ним ученых.

Опасно подгонять изучаемое явление под свои логические построения; человеческая логика удивительно гибка и выстраивает факты в желаемой последовательности, а это не всегда приводит к истине.

Перед вылетом к гнездовью я зашел к председателю Совета Кассиды Исиро Мацуоки, по прозвищу Большой Папа. Прозвище родилось на Кассиде, и я не мог понять, почему маленький хрупкий японец получил столь неподходящее ему прозвище. В ходе совместной работы я убедился, что Мацуоки всегда в курсе происходящего, обо всем позаботится, во всех необходимых случаях примет решение, и в самом деле он был как большой заботливый отец.

Идя по коридору, я вдруг понял, что мне мешало согласиться с собственными выводами о Симбиотах. Эта мысль возникла у меня еще на Земле при изучении материалов Укона, но тогда я не заострил на ней своего внимания.

Почему земляне встретили Симбиотов лишь спустя тридцать лет после высадки на Кассиде?

КАССИДА. ПРИЕМЫШ СИМБИОТОВ

– Идут, – Зеньковский опустил бинокль. – Сейчас покажутся над гребнем.

В сиреневых сумерках его лицо казалось серым, а тени делали глаза невероятно огромными.

Над изумрудной полоской снежных вершин горели первые звезды. Чуть ниже их показались светлые точки, и вскоре над зарослями цветозара стремительно пронеслись огромные птицы, планируя к пещере, у входа в которую уже повис желтый шар.

– Все, – спокойна сказал после некоторого времени Зеньковский. – Последние прошли.

Они поднялись к пещере. В горле першило от принятых таблеток антирада. У входа в пещеру Зеньковский присел, молча увлекая товарища за собой. При свете фонарика Строгое увидел, что земля испещрена следами, поразительно напоминающими отпечатки человеческих рук.

Зеньковский поднялся и бесшумно последовал дальше. Отрогов шел за ним. Что-то с шумом рванулось у них из-под ног в темноту. Люди замерли. Из смутно чернеющих зарослей донеслось мяуканье пантозавра – травоядного двуногого ящера величиной с кошку, имеющего раскидистые костяные рога на плоской голове. Люди облегченно вздохнули.

У входа в пещеру Отрогов обернулся. Роща у ручья была невидима в сгустившихся сумерках, и только светились желтые точки работающего энергонакопителя лидера. Небо стало совсем черным, и прямо против пещеры повисло яркое созвездие Феникса. В небе чуть ниже созвездия плыли сразу четыре мигающие звездочки СКАНов.

Зеньковский уже скрылся в пещере. Отрогов последовал за ним.

В пещере было тепло. Под ногами то и дело попадались мелкие камни. Антон вспомнил рассказ художника. История Реснера теперь повторялась с ним.

Пещера была огромной. Она отражала шорохами каждое движение. В высоте плыло странное розовое марево или скорее тончайшая кисея с розовыми вкраплениями в виде стремительных витков. Отрогов услышал исходящее из глубины пещеры странное басовитое гудение, прерываемое тяжелыми вздохами, словно невидимый великан сидел в пещере, уныло тянул однообразную мелодию и время от времени тоскливо вздыхал. Сверху неслось шуршание, как будто под сводами пещеры носились гигантские стрекозы. Отрогов снова вспомнил рассказ художника.

Люди углубились в басовито урчащую пустоту пещеры. Зеньковский поднял руку, и Отрогов остановился. Пещера обрывалась огромной площадкой, на которой сидели Лебеди. Огромные птицы были чем-то похожи на поисковые ракеты; они застыли на площадке, раскинув в стороны крылья, и казались скорее механизмами, нежели живыми существами.

На краю площадки белыми тягучими пузырями вздувалась какая-то масса. Пузыри лопались, масса с глухим вздохом опадала и начинала вспухать снова. Рядом с пузырящейся массой суетились маленькие фигурки, которые при максимальном увеличении оказались Поыгунами. Прыгуны суетились около непонятного сооружения, напоминающего пространственную башню Системы Космосвязи. Сооружение имело эластичное провисающее покрытие и покачивалось от суетливых движений Прыгунов, которые то и дело забегали в овальное отверстие в основании башенки. Сооружение казалось живым существом, оно пульсировало, то и дело меняя свой цвет. Строгова что-то насторожило. Еще не осознавая причин своей внезапной тревоги, он повел биноклем вдоль края площадки и остановился взглядом на странном безволосом существе, которое держало в лапах круглый голубой предмет размером с небольшой арбуз.

Некоторое время Строгое недоуменно разглядывал это странное существо, пока не понял, что он смотрит на человека. Сделав это открытие, Строгое похолодел. Несомненно это был человек. Плотный, высокий, с лысым блестящим черепом и голой, лишенной растительности кожей, он наклонялся и передавал Прыгунам круглые шары, которые катал из тягучей массы. Прыгуны относили шары в башенку.

Строгое толкнул Зеньковского, указывая ему на человека. Витольд качнул головой, давая понять, что он видит, а в следующее мгновение жесткая рука Зеньковского больно сжала его руку:

– Это же Ашкенази! – изумленно сказал Витольд, – Это Альберт Ашкенази!

КАССИДА. АНРИ КЛОД ДЕБЮССИ,

СОТРУДНИК ЦЕНТРАЛЬНОГО БЮРО

КОСМОЮНЕСКО ПО ИЗУЧЕНИЮ ВНЕЗАПНЫХ

ОБЪЕКТОВ ИСКУССТВЕННОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ

Человек, включенный в симбиотическое содружество! Это не могло быть случайностью. И, конечно же, это не говорило о разумности Симбиотов. Вместе с тем то, что Строгое и Зеньковский наблюдали в пещере, говорило как раз о разуме этих непостижимых существ.

С утра мы собрались в кабинете Большого Папы.

– Это Разум, – убежденно сказал Строгое. – Сложное симбиотическое содружество, механизм и биология которого нам пока неясны. Социология этих существ тем более не знакома. Я прошу обратить внимание на следующее тревожное обстоятельство: за последние два года численность Симбиотов сократилась на сорок процентов. Следовательно, деятельность землян на Кассиде неблагоприятно сказывается на ее биосфере. Экспертная группа предлагает прекратить хозяйственную деятельность на планете, ликвидировать земные поселения и объявить Кассиду планетой контакта. Сформировать из специалистов Кассиды первичную контакторскую группу, которая в дальнейшем будет усилена специалистами Федерации.

– Это звучит, как ультиматум, – сказал кто-то из хозяйственников.

– Возможно, – холодно согласился Отрогов. – Но нужно помнить, что мы имеем дело с чуждым нам Разумом. Это их планета.

– А как все-таки быть с Ашкенази? – спросил Зеньковский. – Мы же не можем оставить его одного в беде?

Строгое промолчал.

Из-за стола поднялся Исиро Мацуоки.

– А что нам скажет мой заместитель, отвечающий за безопасность землян на Кассиде?

Его заместитель Оскар Крон откашлялся.

– Минуточку, – сказал Строгов. – Я хочу сообщить, что наши соображения по данному вопросу переданы на Землю, и всем нам остается дождаться решения Совета ООН. Мы высказались за создание зоны контакта на Кассиде.

Оскар Крон подошел к окну. Шторы медленно поползли вверх, и в кабинет хлынули изумрудные лучи утреннего солнца.

– Двадцать лет, – ни к кому не обращаясь, сказал Крон. – Двадцать лет работы псу под хвост. Почему? Жили же мы раньше: они – себе, мы – себе! Никто никому не мешал. Почему мы должны искать новую линию поведения? Почему мы должны ломать налаженное производство, срывать с места шесть миллионов человек, гнать через пространство тысячи кораблей? Неужели нет решения, приемлемого для обеих сторон? Почему мы должны уступать?

Некоторое время все сидели молча. Мацуоки подошел к товарищу и стал смотреть, как просыпается за окном чужой мир.

– Потому что это их планета, – сказал он. – Мы здесь гости, а они хозяева.

Крон вышел из кабинета, и его никто не останавливал.

– Что мы можем предпринять в отношении Ашкенази? – спросил Большой Папа.

– Скорее всего – ничего, – жестко сказал Строгое. – Он уже не наш, а их. Неизвестно, чем закончится это вмешательство. Я думаю, что мы должны оставить его в покое. Иначе мы можем повредить чужим. Я даже склонен предполагать, что такое вмешательство будет опасным и для самого Ашкенази.

Собравшиеся за столом люди подавленно молчали. Вокруг расстилался чужой мир, светило чужое солнце, нас окружала чужая жизнь. Мы все думали об Ашкенази. Чем мы могли помочь ему? Да и нуждался ли он в нашей помощи?

КАССИДА. ПОПЫТКА ДЕЙСТВИЯ

Стая вылетела.

Из черного зева пещеры взметались в небо серебристые стремительные тела.

– Он идет последним! – крикнул Зеньковский.

– Восемь… девять… – невозмутимо считал Строгое.

– Есть! – крикнули от лидера.

Мгновенно вспыхнули мощные прожекторы, высвечивая вылетающую из пещеры птицу. Окутанная невидимым силовым полем, птица рухнула на скалы. Лебедь лежал, широко раскинув короткие крылья, и был похож на стремительный летательный аппарат. С левой стороны упавшего Лебедя кто-то зашевелился.

– Прыгун? – спросил кто-то рядом со Строговым.

– Ашкенази, – отозвался Зеньковский, опуская бинокль.

Да, рядом с Лебедем стоял Ашкенази. В бинокль было видно его отекшее багровое лицо, искаженное болезненной судорогой. Ашкенази был гол. От лысого черепа отходили темные эластичные трубки или сосуды, скрывающиеся в теле Лебедя.

Ашкенази сделал несколько неуверенных шагов, вытягивая перед собой руки, он был похож в эти мгновения на слепого. Послышалось уже знакомое Строгову басовитое гудение. Между ладонями вытянутых рук Ашкенази появилось едва заметное багровое свечение, изредка разрываемое маленькими юркими молниями. Ловчая сеть силового поля прижимала его к земле, но

Ашкенази выпрямился, и из рук его в стоящий в роще лидер ударила длинная ветвистая молния. У машины кто-то закричал. На месте лидера полыхнуло пламя пожара. Силовой ловушки больше не существовало, ведь она питалась от установки лидера.

Мгновение Отрогов разглядывал бушующее пламя. Когда он взглянул туда, где лежал упавший Лебедь, Ашкенази рядом с птицей не было. Лебедь стремительно рванулся вперед, раскидывая крылья, и оторвался от земли.

– Ушел, – хрипло и расстроено сказал Зеньковский.

– Натворил он нам бед, – отозвался Строгое, глядя на пылающую машину.

Секунду спустя они уже бежали к роще, где у горящих обломков машины тревожно перекликались люди.

КАССИДА. ПОДГОТОВКА К ЭВАКУАЦИИ

Работы были прекращены повсеместно. Пролетая над поселками, Строгое видел замершие механизмы, опустевшие дома, замершие эскалаторы шахт. Шел демонтаж оборудования. Люди работали деловито, но без особого азарта. Это чувствовалось сразу.

Не обошлось и без столкновений. Прибыв на рудник-фабрику удобрений, Строгое увидел, что комплекс продолжает работать. Директора комплекса Строгов нашел на рабочем месте.

– Почему не прекращаете работы? – гневно обрушился Строгое на директора.

– А почему мы должны их прекращать? – отозвался тот, поворачиваясь от селектора к инспектору.

– Совет ООН принял решение прекратить хозяйственную деятельность на Кассиде!

– Знаю! – хмуро сказал директор. – А вы знаете, что наш комплекс дает сто тонн удобрений в час? Вы знаете, что мы снабжаем удобрениями половину планет Федерации? С прекращением работ ставится под вопрос будущий урожай Федерации. Это разумно?

– Вам известно, что на планете обнаружены разумные существа'

Директор пожал плечами.

– Ну и что? Наша деятельность не угрожает их существованию. Комплексу уже восемь лет. За это время Лебеди ни разу не появлялись в нашем районе.

– Кассида – не колония, – жестко проговорил Строгов. – Это их родина, и мы должны блюсти интересы хозяев.

– Прекрасно, – сказал директор. – Мы берем свое. А они пусть себе живут.

– Мы не колонизаторы, – возразил инспектор. – Земля не может жить за счет других. Вы грабите чужую жизнь!

Директор строптиво пожал плечами.

– Я отстраняю вас от работы, – вскипел инспектор. – Соберите администрацию!

– А я ею уже не командую, – насмешливо сказал директор. – Вы меня отстранили.

Строгов подсел к селектору.

– Администрации комплекса немедленно собраться в кабинете директора, – объявил он. – Повторяю: администрации комплекса немедленно собраться в кабинете директора!

Директор комплекса хмуро смотрел на него.

– Вы рубите сук, на котором мы все сидим, – тихо сказал директор.

– Может быть, – отозвался Строгов. – Но я твердо убежден, что нельзя рубить дерево, на котором живут другие.