Текст книги "Отшельник (СИ)"

Автор книги: Сергей Шкенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Было хоть за что?

– Да за безделицу. Ливонского лыцаря убил.

– И всё?

– Да, и всё посольство тоже.

– Мощный дядька.

Дионисий гордо приосанился:

– Мы, Кутузовы, завсегда мощью славились.

– Кто? – перестроил Андрей Михайлович, решив, что неправильно расслышал.

– Так Кутузовы же. Дед был Кутузов по прозванию Голенище, отец Кутузов-Рукавица, дядя Кутузов-Совня.

– А ты?

– Молодой я ещё для прозвища. Не заслужил, – и следом огорчённый вздох.

– Какие твои годы! – подбодрил Самарин. – Заслужишь.

– Да, – кивнул Денис. – Буду Кутузов-Автомат.

– Бля…

– Так красиво же, разве нет?

Упомянутая пещера нашлась в пяти километрах от Нижнего Новгорода в одном из многочисленных оврагов, изрезавших поросший лесом высокий и крутой берег. Когда-то древний оползень обнажил известковое основание Дятловых гор, оставшееся от ещё более древнего моря, потом всё поросло кустами и деревьями и так и оставалось, пока лихой люд не оборудовал здесь своё логово. Довольно удобное и незаметное, с прикрытым дерниной массивным люком и выложенным из тёсаного камня сводом извилистого коридора, удобного для обороны. Наверняка имеется запасной выход, и даже не один, но Дионисий о нём не знал.

Лодку, мотор, и ящики перенесли за три приёма. Вообще-то таскал младший по званию и возрасту, а Андрей Михайлович с карабином в руках обеспечивал безопасность. Денис не возражал, но взамен попросил избавить его от возни с походным примусом, которого откровенно побаивался.

– Обойдёмся сухим пайком, – разочаровал его Самарин. – Иначе на запах вся округа сбежится.

– Запах богатства, – кивнул Дионисий.

За те дни, что прожил в Любимовке, он привык к специям и пряностям, и вид поллитровой банки с перцем уже не заставлял открывать рот в удивлении, но сейчас… Боярин прав – не испорченный кухней будущего человек учует запах готовящейся еды за версту, если не больше. А ходят здесь разные люди, и не придёт ли кому в голову мысль продать новость за пару серебряных акче?

Кстати, тот факт, что сказочное Беловодье оказалось вовсе не Беловодьем, Дионисий понял почти сразу, но это его не огорчило. Скорее, даже, наоборот. Легенды и предания говорят, будто в сказочной стране живут идеальные люди, не знающие голода, войн и болезней. Там львы едят ромашки и пасут овечек, а полноводные молочные реки величаво текут между кисельных берегов. Истинный рай, только без херувимов и серафимов. В мире будущего всё иначе.

Но если человек из будущего берёт в руки оружие и встаёт плечом к плечу против общего врага… Такое будущее нравится больше любого Беловодья. А ещё там есть железо – основа государства и его крепкий скелет.

Андрей Михайлович разломил на половинки колечко пахнущей чесноком краковской колбасы и развернул на коленях нарисованную от руки карту Нижнего Новгорода и ближайших окрестностей. Подвинул поближе светодиодный фонарик.

– Это у нас что?

– Церковь архангела Михаила.

– С колокольней! А это?

– Княжеские покои.

– Угу, – Самарин погрузился в размышления, не переставая работать челюстями, потом посмотрел на наручные часы. – Во сколько, говоришь, сейчас темнеет?

В город вошли в темноте, как и полагается уважающим себя диверсантам. Поначалу была мысль прикинуться местными и затесаться в толпу желающих успеть до закрытия ворот, но тогда возникало сразу две проблемы. Точнее, одна, так как с одеждой решается довольно просто – ждёшь на дороге любой из рыскающих туда-сюда дозоров, а потом застирываешь кровь в холодной воде. Здесь многие носят пёстрые халаты, и никого не удивить дырками или рваниной.

Так бы и поступили, если бы не груз. Ладно пошлину за ввоз редкого товара заставят платить, тут без вопросов, но хан Мухаммед объявил об ограничении торговли с вероломной Москвой, так что вероятна временная конфискация до полного выяснения обстоятельств. Хорошее название для откровенного ограбления!

Ночью, как ни странно, проще. Караул у Ивановской башни отчаянно демпинговал, и за два «вознесения» тверской чеканки пропустил припозднившихся путников.

(Примечание автора: Сюжет с полётом Александра Македонского на орлах был настолько популярен, что попал на монеты сразу нескольких княжеств)

Город не спал. Он чутко дремал, готовый в любое мгновение очнуться от тревожного забытья и вспыхнуть заревом пожаров, взорвать угрюмую тишину лязгом железа, залить сбегающие к Волге улочки своей и чухой кровью. Город не смирился. Город не простил. Город чего-то ждал.

И потому горели костры, освещающие насторожённые лица, играя бликами на бронях и шлемах. Нет доверия злому городу, где жители железные, а сердца у них каменные.

Пришлые тоже не лучше – дружинники князей Шуйских поглядывают вокруг хозяйским взглядом, будто каждому из них дан ярлык на Великое Княжение. Отрыжки шайтана, камнями побиваемого! Набрали ублюдков по степи, не умеющих отличить копейное древко от собственного зебба…

Собаки не лают. Почему любые захватчики в первую очередь рубят собак? Но сейчас это на руку.

Самарин проскользнул мимо караула незамеченным. Те смотрели на огонь, заворожённые замысловатым танцем языков пламени, а постреливающие поленья вовсе заглушили почти неслышные шаги по мощёной дубовыми плахами улице. Крылечко с резными перилами, пахнущее свежим деревом. Оно и нужно.

Теперь ящик с плеча. В густой тени не видно, как Андрей Михайлович копает ножом ямку, что-то делает, и пятится назад, разматывая за собой… верёвку? Дионисию с колокольни и не разглядеть даже в бинокль.

Скрипят ступеньки лестницы, и ствол автомата поворачивается в сторону тёмного провала. Чуть дребезжащий старческий голос успокаивающе и едва слышно предупредил:

– Это я.

С отцом Евлогием столкнулись нос к носу когда ломали нехитрый замок на двери в колокольню. Местный поп страдал бессонницей и смог разглядеть две неясные тени, а чувство ответственности взяло верх над страхом перед возможными татями. Ведь даже татары церкви не трогают, а какие-то… А ежели убьют, так на всё воля Божья.

– Что, и правда не трогают? – удивился Самарин.

– Так есть, – подтвердил отец Евлогий. – Говорят, будто на землях кесаря сарацины с туркой лютуют, но у нас нет такого.

– И дорого обходится спокойствие?

– По всякому.

Теперь вот престарелый поп пришёл к Дионисию со странной просьбой:

– Сыне, хочу смерть принять мученическую.

– Это не ко мне.

– Как в Писании сказано – за други своя.

– Зачем?

– Старый я. Так хоть память останется.

Вернувшийся с вылазки к княжеским покоям Самарин услышал последнюю фразу, но поначалу промолчал. Сел в сторонке, вытер рукавом выступившую испарину, и только тогда спросил:

– И сколько же тебе лет, старый?

– Седьмой десяток пошёл в аккурат на Троицу.

– Мафусаил, одним словом. А мне вот восьмой идёт.

Андрей Михайлович слегка лукавил, так как переход в прошлое скинул минимум вдвое от прожитых лет, но мысль батюшки о самопожертвовании ему не понравилась категорически.

– Боярам да князьям Господь счёт иначе ведёт! – священник перекрестился.

– И что ты предлагаешь?

План был простой и незамысловатый. Батюшке уже приходилось видеть огнестрельное оружие в действии, и по его уверениям из такой крохотной ручницы попасть с высокой колокольни в хана Махмудку невозможно. Поэтому он предлагал не тратить попусту драгоценный порох, и использовать его иначе. В будущем это назовут поясом шахида, а сейчас…

– Огниво только своё мне отдашь, – костлявый палец указал на зажигалку, которую Самарин крутил в руке. – Это же огниво, верно?

Андрею Михайловичу очень хотелось курить, что ещё больше портило настроение:

– Подвига тебе захотелось, старый чёрт? И нехрен креститься, будет тебе подвиг.

Глава 8

Старая истина, что нет хуже, чем ждать и догонять, не всегда верна. Если со вторым при определённых условиях можно согласиться, то первое неверно в корне. Ожидание, это возможность собраться с мыслями, вспомнить кое-что, сделать правильные выводы и составить планы на будущее. Только человек не умеющий работать, в том числе и над собой, не умеет ждать. Ленивый считает предоставленное жизнью свободное время привычным бездельем и страшно устаёт от него. Устаёт тоже привычно.

Самарин использовал ожидание для изучения города. Ему много раз приходилось бывать здесь в двадцать первом веке, и он помнил Кремль, помнил башни под зелёными шатровыми крышами, выставку военной техники у кремлёвской стены, помнил удачно сделанную ночную подсветку и всегда многолюдную в любое время суток площадь Минина. Сейчас Нижний Новгород совсем другой – маленький, деревянный, застроенный роскошными теремами в верхней своей части, и вросшими в землю курными избушками в подгорной половине. Внизу селится самая голытьба и кожемяки, чьи мастерские прилепились к стене с внешней стороны.

Нижняя часть города уже проснулась, и с колокольни хорошо виден копошащийся человеческий муравейник. Тысяч шесть жителей в городе? И пять из них там, под горой. Но никого даже угрозами не заставишь перебраться в многочисленные слободы. Вопрос статуса. Последний голодранец, добывающий пропитание неизвестным способом, смотрит свысока на вполне процветающего кузнеца с Ильинской слободы или мастеров-лодейников с Красной. Он – местная аристократия. Он коренной. Он не понаехавший.

Может быть, в других городах иначе. Здесь так было и будет. Каменные люди с железными сердцами…

Ну что, время? Самарин тихонько постучал по полу звонницы, и тотчас услышал такой же стук в ответ. Дионисий внизу, чтобы задержать незваных гостей, когда всё начнётся. Кстати, да прямо сейчас всё и начнётся, пока встающее над Волгой солнце слепит глаза и не позволяет разглядеть тонкую нитку полёвки.

Тяжёлый язык тихонько ударил в тёмную бронзу самого большого колокола… Бум-м-м… Ещё сильнее! Бум-м-м!

Звонницу церкви архангела Михаила дружно поддержали колокольни других храмов города. Бум-м-м… Это и есть подвиг отца Евлогия – не самопожертвование, но дело. Сейчас появятся любопытствующие зазвучавшим во внеурочный час перезвоном, и тогда…

Ждать пришлось долго, более получаса. Важные персоны не могут выскочить на крыльцо в одних подштанниках, чтобы обматерить виновников внезапного шума, прервавшего самый сладкий утренний сон. Пробуждение такие персон есть целый ритуал – им нужно одеться с помощью десятка слуг, потянуться, почесаться, пообещать удавить нерадивых и обезглавить нерасторопных… А потом величаво прошествовать. Именно прошествовать, ибо торопливость с суетливостью присущи только черни.

Андрей Михайлович хоть и матерился вполголоса, но в глубине души радовался строгой иерархии в принятии решений. Как же можно лезть куда-то без прямого приказа? В двадцать первом веке уже давно бы проявили инициативу и свернули звонарю морду на сторону.

Ага, вот и они. И кто в этой толпе хан Мухаммед? И наплевать.

– Дениска, жми!

Два килограмма тротила – это солидно. Когда следом прилетает пуля из карабина – это надёжно. А если хану Мухаммеду, оглушённому взрывом и забрызганному мозгами услужливо выбежавшего вперёд мурзы Белебея, втыкает нож в спину собственный телохранитель – это знак свыше.

– Руби их! – орёт какой-то дородный бородач в броне и шлеме, указывая кривой саблей на княжеские палаты. – Руби нехристей!

Наверное, в городе давно что-то готовилось, и звон колоколов, постепенно переходящий в тревожный набат, стал знаком, по которому на улицы выплеснулись толпы вооружённых людей. Человеческая волна быстро затопила площадь перед палатами, захлестнула орущего бородача в шлеме, растерявшихся от обилия целей лучников ханской охраны, и через недолгое время из узких окон взметнулось к небу жадное пламя разгорающегося пожара.

Куда стрелять? Где тут свои, а где враги?

В люке показалась каска-сфера с опущенным стеклом:

– Уходим, боярин? Тут всем не до нас.

Андрей Михайлович кивнул, подхватил карабин, но на половине пути к люку внезапно остановился, поражённый непониманием того, что нужно делать дальше. Как-то не задумывался. По дороге сюда казалось, что уничтожение хана автоматически решает все проблемы, и дальше всё само встаёт на свои места. Но вот хан убит… Самарин не давал стопроцентную гарантию, но за девяносто пять процентов успеха ручался. Дальше что?

– Уходим, боярин, – махнул рукой Дионисий.

– Да пошло оно всё к чёрту!

– Это про что?

Андрей Михайлович не ответил, молча пересчитывая скрипящие под ногами ступеньки. На двенадцатой сверху – прикрытая съёмной доской потайная ниша, уводящая в стену церкви и дальше в подземный ход. Как и любой город, Нижний Новгород славился подземельями, о большинстве которых давным давно забыли строители, но хорошо помнили те, кому это нужно. Отец Евлогий как раз их таких.

– Подожди, – Самарин опять остановился, и прислушался к шуму снизу, у запертой изнутри крепкой двери. – Кого-то бьют.

– Все бьют всех, – пожал плечами Дионисий, и добавил. – А как друг друга перережут, так и успокоятся.

Наверное, вернувшаяся на восьмом десятке лет молодость разбудила бесшабашное любопытство, или просто гуляющий в крови адреналин не давал спокойно уйти, но Самарин сбежал к двери, лязгнул засовом, и тут же получил две стрелы, влетевшие в открывшийся проём. Попав в бронежилет, стрелы бессильно упали на пол, а на них прямо под ноги спиной вперёд ввалился тот самый бородач, что призывал рубить нехристей. В его животе, пробив кольчугу, торчало толстое древко с деревянными пластинками оперения.

– Что за…

Справа из-за спины длинной очередью ударил автомат, отгоняя преследователей, и в две руки бородача затянули внутрь. В запертую дверь тут же глухо стукнули запоздавшие стрелы.

Дионисий злорадно ухмыльнулся:

– Ну что, князь Фёдор Юрьевич, помогли тебе твои татарове?

Раненый огрызнулся через силу хриплым голосом:

– Твоё ли дело, пёс худородный?

– Потом поговорите! – рявкнул Самарин. – Хватай его за ноги и потащили.

Подземный ход сделан с тщанием, но круто уходящие вниз кирпичные ступени явно не задумывались для переноски по ним смертельно раненых князей.

– Подожди, боярин, – попросил Самарина Дионисий, и поправил налобный светодиодный фонарик. – Сдохнет собака, а мы и расспросить не успеем.

– Кого собакой назвал, холоп? – плюнул сгустком крови бородач. – Не попался ты мне раньше… а жаль…

– Тоже жалею, что ты не на колу сдохнешь, Фёдор Юрьевич. Великий Князь бы тебя…

– А нету более твоего князя, холоп ты безродный! На Москве Шемяка крепко сидит, а Василия Васильевича поди вороны доедают.

– Врёшь! Шуйские завсегда бляжьим словом известны.

– Эка ты взбеленился, боярич Кутузов… Да толку от твоей злости…

– Говори, сучий потрох! – Дионисий пнул Шуйского в затянутый кольчугой бок. – Всё как есть говори!

Фёдор Юрьевич скрипнул зубами, пережидая вспышку боли, и оскалился в усмешке:

– И скажу. Перед смертью не блядословят. Удавил князь Димитрий твоего Василия вместе с его семейством. Как погоня побитая вернулась, так и послал грамотки с наказом в Углич да Чухлому верным людишкам.

– Врёшь! – опять крикнул Дионисий.

– Зато латиняне твои всегда правду говорят, да?

– Какие латиняне?

– Кто же ещё мог на Клязьме с огненным боем быть? И провались ты в ад, холоп!

Князь Шуйский вздрогнул и затих, но злорадная усмешка с его лица не пропала и после смерти.

– Выпей, легче станет, – Андрей Михайлович протянул плоскую карманную фляжку.

– Не нужно, – отказался Дионисий.

– Пей, кому говорят!

– Соврал же Шуйский… Ведь правда же, боярин?

– Я не за упокой князя предлагаю, – помотал головой Самарин и указал на бушующий за стенами пожар. – Город давай помянем.

Они выбрались из подземного хода в кузнице Ильинской слободы, куда уже докатилась война всех против всех. Хозяин мастерской при виде вылезающих их кучи древесного угля незваных гостей бросился с молотом в руке, получил прикладом по голове, и теперь приходил в себя на грязной лавке, не менее грязно ругаясь. Из расспросов выяснилось, что именно тут братья Шуйские укрывали своё войско, готовое к штурму Нижнего Новгорода. От Ильинки до стен доплюнуть можно, но разделяющая их мелководная Почайна обманчиво кажется преградой. Часть дружины во главе с Фёдором Юрьевичем успела войти в город по звону колоколов, вырезав караулы у ворот, а другая…

Другой части не повезло. Дружина Василия Юрьевича Шуйского, набранная из степных бродников, предпочла жирную синицу зубастому и хищному журавлю, принявшись грабить богатую Ильинскую слободу. Поначалу всё получилось, но кузнецы с молотобойцами сами по себе народ суровый, а потом за грабителей взялась подозрительно вовремя подоспевшая отборная тысяча ханского брата Касима. Скорее всего, он и сам что-то замышлял, подтянув войска поближе к городу, но случайно выступил в роли спасителя и миротворца. Такое тоже иногда случается.

Знакомство потомка Чингиз-хана с бывшим старшим прапорщиком не задалось как-то сразу. Недостаток взаимопонимания обошёлся Касиму в полтора десятка телохранителей и одного коня, погибшего от взрыва тротиловой шашки под брюхом.

– Коньяк, Дениска, штука полезная во всех отношениях, – Андрей Михайлович положил фляжку на наковальню и выстрелил в подозрительное шевеление за упавшим забором. – Помогать не помогает, но с ним легче переносить неприятности.

– Или он их притягивает.

– И такое мнение имеет право на жизнь, – согласился Самарин. – Неприятности, как и я, тоже любят коньяк.

– Когда нас тут подожгут, это утешит, – хмыкнул Дионисий.

– Побоятся поджигать.

Причиной такой уверенности Андрея Михайловича был сам царевич Касим, сидевший с очумелым видом и связанными руками у закопчённой стены старой кузницы. Дионисий вытащил его из-под убитого коня и притащил сюда в качестве почётного пленника и важного заложника, надеясь договориться о беспрепятственном отходе. Пока не получалось даже просто поговорить с ханскими телохранителями.

Самарин задумчиво посмотрел на фляжку, пересчитал оставшиеся патроны, перевёл взгляд на Касима, и неожиданно предложил:

– Слушай, хан, ты как насчёт коньяка?

Тот похлопал глазами и уточнил:

– Насчёт чего?

– Выпить, говорю, хочешь? Я понимаю, что нельзя тебе, но от всей души предлагаю.

– Воину в походе многое позволяется, – гордо ответил потомок Чингиза и протянул связанные руки. – Давай поговорим, боярин.

Нижний Новгород пострадал не так сильно, как показалось со стороны. К вечеру пожары утихли и стало ясно, что целенаправленно поджигались отдельно стоящие городские усадьбы, да и то не все, а те что победнее. Богатые дома подверглись вдумчивому разграблению, включая вынутую из оконных переплётов слюду и снятые с петель двери. Дорогие железные петли тоже унесли, безжалостно выдрав из косяков.

А вот от княжеских палат осталась куча дымящихся головешек, до сих пор пышущая жаром. Видимо, ни одну из сторон не устраивал вариант, по которому хан Мухаммед останется живым. Вот и подстраховались.

Сторон, желающих сменить власть в отдельно взятом городе, насчитывалось ровно четыре штуки. Первой был сам Андрей Михайлович и сопровождающий его Дионисий. Второй – братья Фёдор и Василий Шуйские, пытавшиеся решить проблему с ярлыком на Великое Княжение вооружённой рукой. Третьей – жители Нижнего Новгорода, теряющие прибыли из-за остановленной торговли по Волге и Оке. И последней – младший брат хана, вдруг захотевший стать старшим. Маловат ему показался Звенигород, отданный в придачу к выкупу за Василия Васильевича.

Люди Касима и остановили продолжающуюся вялую резню, после чего занялись уборкой трупов на площади между церковью архангела Михаила и бывшими княжескими палатами. На освободившемся месте поставили шатёр, куда с поклонами и витиеватой восточной вежливостью пригласили Самарина с Дионисием. Телохранители нового Казанского хана только покосились на оружие гостей, но оставить его у входа благоразумно не предложили.

– Идём?

– Что же не пойти, ежели со всем вежеством зовут?

Внутри шатра Касим помахал рукой и показал на подушки напротив себя:

– Присаживайтесь, сейчас принесут вино, а мы продолжим наш разговор. Я давно вас жду.

– Виделись двадцать минут назад, – Самарин демонстративно посмотрел на часы. – Не думаю, что успел соскучиться.

– У нас время меряют иначе, боярин Андрей, но я хотел сказать о другом. Я ждал тех, с кем можно поговорить о нашей общей беде.

– Ты о Шемяке, хан? – уточнил Дионисий.

– Нет, воин, совсем не о нём. Кто такой Шемяка? Он никто и звать его никак. Сегодня он есть, а завтра…

– Так о чём же?

– Турки! – выдохнул Касим. – Это ли не беда?

Дионисий подождал пока появившиеся слуги поставят на низенький столик немудрёное походное угощение, и возразил:

– Где мы, а где те турки? Что нам до них?

– Ты молод, воин, и поспешен в суждениях, – прищурился хан, бывший разве что на пару лет старше Дионисия. – Давай послушаем убелённого сединами мудрости человека.

Две пары глаз с ожиданием уставились на Андрея Михайловича, требуя немедленного ответа. Он усмехнулся и сам спросил:

– А тебе чем они насолили?

– Всем, – вернул усмешку Касим. – Султан возомнил себя единственным повелителем правоверных, и любую власть, кроме своей, считает личным оскорблением. Или думаете, мой отец по доброй воле оставил Крым и воевал за Казань?

– Именно так и думаю, – кивнул Андрей Михайлович. – Выжженные солнцем степи и солёная вода, вот главное богатство Крыма. От такого сбежишь куда угодно.

– Не буду спорить. Но ещё это торговые пути в Царьград и далее. От ромеев немного осталось, но скоро и то съедят. И что дальше?

– Ромеев не жалко, – влез с комментарием Дионисий.

– Мне тоже, – согласился Касим. – Только государства без торговли… Можно, конечно, выращивать пшеницу или разводить овец, но нам же нужно другое, верно?

– Персы?

– А кто сказал, что ненасытный Мурад и их не сожрёт?

– Ладно, – снова кивнул Андрей Михайлович. – От нас ты чего хочешь? Помощи? Так сам знаешь, что на Руси сейчас усобица.

– Но вы же люди Великого Князя Московского?

– Он, – Самарин показал пальцем на Дионисия. – Я же сам по себе боярин, свой собственный. Ещё за малолетним княжичем приглядываю, но это временно.

– Ходят слухи… – хан слегка замялся, подбирая нужные слова.

– Непроверенные слухи.

– Но если они верны… В таком случае я признаю Великим Князем Московским юного Иоанна Васильевича, взамен же хочу всего лишь не опасаться удара в спину.

– Собираешься воевать?

– Степь похожа на рыхлый комок овечьей шерсти, боярин. Её нужно объединять.

– А ты…

– Если не я, то кто?

– Понятно… А город?

– Из Нижнего Новгорода мы уйдём и не станем претендовать на земли.

– Граница?

– По Суре, как и прежде. Наёмников из Курмыша, неосмотрительно подаренного им покойным братом, тоже заберу. С мордовцами за Пьяной решайте сами.

– Заманчиво звучит, – ответил Самарин.

Предложение Касима его удивило, если не сказать больше. Совсем недавно корил себя за непродуманную и сумасбродную авантюру, и вот на тебе, в руки сам собой падает богатый и удобно расположенный город, у жителей которого до сих пор свербит в одном месте от желания напакостить победившей в борьбе за власть Москве. Неплохой плацдарм в споре с Шемякой.

– Всё ты правильно говоришь, Касим, – Андрей Михайлович сделал глоток вина, оказавшегося жуткой кислятиной. – Но никак не могу найти подвоха в твоих словах.

– А он есть? – фальшиво удивился хан.

– Его не может не быть.

– Ты прав, – Касим тоже приложился к кубку и скривился. – Как вы эту дрянь пьёте? Ну да ладно… Вот только то, что ты принимаешь за подвох, на самом деле предложение.

– Какое?

– Пусть Великий Князь Иван женится на моей дочери.

– Хм…

– Правда, у меня пока один сын, но это дело такое…

– И твои внуки будут править Русью?

– Неправильно понимаешь, боярин, – рассмеялся Касим. – Когда-нибудь сын Великого Князя Московского будет править Великой Степью.

– Но тебе это зачем?

С лица потомка Чингиз-хана пропала улыбка, и он стал казаться много старше своих лет:

– Иначе у нас нет будущего, боярин. Кто сейчас вспомнит про гуннов, хазар, половцев? Будущее там, где по земле прошлась соха землепашца. Ты был в Казани, боярин Андрей?

– Да как-то… – не говорить же, что четыре года прожил в одном из красивейших городов России?

– Вот именно! – неизвестно с чем согласился Касим. – У остальных ещё хуже. А я город мечтал построить. Представляешь, боярин, город моего имени?

– Касимов? – там Самарин тоже бывал неоднократно. – Хорошее имя для города.

Хан опять улыбнулся, на этот раз мечтательно:

– А в городе пушки льют… – и добавил невпопад. – Знаешь, я ведь хотел под руку Василия Васильевича пойти, но вот оно всё как повернулось.

Андрей Михайлович остановил дёрнувшегося было с замечанием Дионисия и показал кулак, призывая немного помолчать и не мешать Касиму изливать душу. А у того после двухсот граммов коньяка и кубка местной кислятины развязался язык. Сначала пошли жалобы на судьбу, заковыристая ругань в адрес султана, и в конце концов хан пришёл к мысли, что свадьбу ещё не рождённой дочери и Великого Князя Московского лучше всего отпраздновать в Царьграде. Или на его развалинах, что тоже вполне устроит.

– А потом Вильну сжечь, – буркнул тихонько Дионисий, но был услышан.

– Договорились, – мгновенно протрезвевший Касим протянул руку. – Я вам Вильно, а вы мне пушки.

– Где же мы их возьмём?

– Не знаю, но десятка три мне бы хватило.

Андрей Михайлович кинул на Дионисия недобрый взгляд и ответил максимально неопределённо:

– Обещать не будем, хан. Но мы подумаем над твоим вопросом.

Через четыре дня шесть тяжелогружёных ушкуев в сопровождении резиновой лодки вышли из Нижнего Новгорода вверх по Оке. Прежние владельцы этих корыт бесследно сгинули в недавней смуте, а груз считался безвозвратно загубленным пожаром. Правда, Самарин подозревал, что бесхозный товар поменял хозяина и вернулся на те же самые суда в качестве подарков, но от этого он не становился менее ценным.

При прощании Касим признался, что про пушки он неудачно пошутил, но пообещал вернуться к этой теме, когда ясачные вогулы и вотяки смогут найти медь в Каменном Поясе. Пока жа просил подумать над возможностью наладить регулярные поставки хлеба в обмен на воск, войлок, кожи и выделанные овечьи шкуры. Пока же подарки – это просто подарки без всяких условий и обязательств.

Взамен он получил бронежилет, две зажигалки, пять толовых шашек с детонаторами, и благословление отца Евлогия, уцелевшего в побоище и приглашённого личным духовником к малолетнему Великому Князю.

Священник Самарину понравился несмотря на суицидальные наклонности, и он рассчитывал, что поп не развалится по дороге от старости. Тимофея, то есть уже Ивана Васильевича, должно воспитывать в традиционных ценностях, а то уже поползли слухи про каких-то латынян, намеревающихся отдать Русь Римскому Папе через близость к престолу. Недоброй памяти Гришка Отрепьев примерно за это и поплатился в своё время.

Кстати, когда отец Евлогий окропил надувную лодку святой водой и та не исчезла в смрадном дыму, вопросов не задавал. Мало ли какую махину изобретут в заморских землях? Если господь допускает её существование, то и людям пользоваться не греховно.

Вообще-то Андрей Михайлович не собирался показывать технику двадцать первого века, но Дионисий убедил блеснуть богатством и морально отомстить за глупую шутку с пушками. В принципе, верно. Пусть видят, что не голодранцы какие, из милости признанные равными, а вполне обеспеченные люди, владеющие восьмым чудом света.

Самарин проводил исчезающий за поворотом Оки город и вдруг рассмеялся:

– Слушай, Дениска, а если нам сюда посадницей Полину Дмитриевну определить?

– Не примут бабу.

– Ты так думаешь?

– Ну, вообще-то… – слегка смутился Дионисий. – Но побойся бога, боярин! Город и без того пострадал, а тут ещё это наказание.

– Лишь бы согласилась.

– Свят-свят-свят…