Текст книги "Заградотряд Его Величества. «Развалинами Лондона удовлетворен!»"
Автор книги: Сергей Шкенёв
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 7
Солдат любой армии всегда должен быть привычен к трудностям и неудобствам войны, но никогда не верьте тому, кто станет вас убеждать, что настоящий солдат когда-нибудь откажется от удобств и комфорта. Хотя бы минимального комфорта, как раз такого, какой может обеспечить маленький английский городок, в данную минуту занимаемый французскими войсками.
Черт побери, до чего же приятно ощущать себя победителем! Такого чувства французы не испытывали давно, с тех самых пор, как несчастливая судьба потащила их императора в бескрайние русские леса. Правда, тех, кто в полной мере ощутил негостеприимный характер царя Павла Петровича, осталось совсем немного, но восторг и воодушевление ветеранов передались даже не нюхавшим пороху новобранцам.
Праздник! Житель Франции в достаточной мере легкомыслен, чтобы устроить веселье по самому пустячному поводу, а тут вдруг образовался такой великолепный случай – занятие крупного по европейским меркам города. Три с половиной тысячи жителей!
И взлетали в воздух шапки, и слышались крики:
– Императору слава! Франции слава! Героям слава!
Возмущенные вопли выкидываемых из домов местных жителей совсем не различимы на этом фоне. И потом, кто в столь серьезный момент будет учитывать мнение каких-то там англичан? Живы остались – так пусть благодарят за это русских офицеров, пообещавших вздернуть любого замеченного в притеснении мирного населения. Но подготовка квартир к постою вроде как не считается притеснением?
Жак Лепаж в глубине души чувствовал какую-то неправильность происходящего, поэтому старался исполнять порученное дело вежливо, используя невеликий запас знакомых английских слов. Только вчера произведенный в сержанты прямо из рядовых, он получил редкое в нынешние времена право на ношение сабли и вовсю ее использовал, вразумляя ударами ножен увлекающихся подчиненных.
– Улыбайтесь, ублюдки! Мы воюем с армией, а не с народом!
После атаки силами батальона на Нортумберлендский полк, последующего за ней стремительного бегства и вынужденного удара по позициям британских ракетных батарей в голове у француза что-то сдвинулось. Да так сдвинулось, что и сам не мог пока определить, в лучшую или худшую сторону произошли эти изменения. Появилось непонятное желание доказать этим чертовым русским союзникам, что солдаты Великой Франции тоже умеют побеждать, сражаться и умирать с честью. Ведь что есть жизнь? Она всего лишь дорога в будущее, и даже последний подонок может завершить ее красиво. Всего-то нужно – умереть с пользой для империи и императора.
Единственный вопрос… для какой их двух империй и для какого из двух императоров?
– Пошевеливайся, каналья!
В понимании Лепажа, это слово вовсе не являлось ругательством. Выселяемый из дома англиканский священник достоин более крепких эпитетов, но внутреннее чувство заставляло сдерживаться – стыдно завидовать человеку, освобождающему квартиру под Ставку самого Наполеона. Нехорошо это…
– Ты долго еще будешь возиться, сержант? – недовольный голос императорского адъютанта подстегнул рвение Жака. – Его Величество будет здесь через пять минут.
Разумеется, Наполеон так быстро не приехал, и появился только через три часа. Злой и взъерошенный, он напоминал кота, вместо ожидаемой миски со сливками получившего веником промеж ушей. Что же так опечалило императора всех французов? Неужели сопровождающий его русский генерал-майор Тучков принес недобрые известия?
Это так и осталось тайной для широкой публики, но впоследствии в своих мемуарах капитан Воробьицкий с подробностями описал произошедший неприятный разговор и воспоследовавшие за ним события.
– Это чудовищно, господин генерал! – почти кричал Бонапарт, мечущийся по комнате, отведенной под императорский кабинет. – Это неслыханно!
– Что именно, Ваше Величество? – Не далее как сегодня утром Тучков получил почту из Санкт-Петербурга и потому был невозмутим и спокоен. – Не изволите ли пояснить свою мысль?
По лицу французского императора пробежала судорога:
– Вы приказали расстреливать моих солдат! – Укоризна в голосе Наполеона смогла бы заставить раскаяться самого закоренелого грешника. – Им стреляли в спину!
– Вас неправильно информировали, Ваше Величество. А вот было ли искажение действительности случайным или злонамеренным, мы обязательно выясним. И сделаем соответствующие выводы, разумеется.
– Хотите сказать, что по моим солдатам никто не стрелял?
– Это почему же? Конечно, стреляли. Но не в спину, как утверждают некоторые недобросовестные источники, а в лицо.
– Есть разница?
– Разумеется! Удирающим от англичан трусам в спину может попасть исключительно английская пуля, и никакая другая. Или вы находите что-то дурное в пресечении паники и принуждении войск к победе?
Да, Наполеон находил дурное, но вслух только выкрикнул:
– В том же Бобруйском полку уцелела едва ли четверть!
Тучков пожал плечами:
– Британцы отчаянно сопротивлялись. Они вообще хорошие вояки, Ваше Величество. Тем выше слава и ценнее победа.
– Гвардия… моя гвардия… это она гибла на английских штыках…
– Сочувствую, Ваше Величество, и скорблю вместе с вами. Гвардия, которая бежит с поля боя и которую приходится возвращать в битву силой, является позором для любого государства. Да, я искренне сочувствую.
Император побледнел от почти ничем не прикрытой насмешки и опять промолчал. Говорить пока не о чем – Франция раздавлена и унижена, и видимость равенства в вынужденном союзе давно никого не обманывает. Даже англичане в своих газетах пишут о русском нашествии и почти не упоминают французские войска. Все понимают, кто на самом деле дергает за ниточки, привязанные к кукле, именуемой императором Наполеоном Бонапартом. И в тех же газетах делают столь прозрачные намеки…
– Я сам поведу армию в бой, месье генерал-майор! Хотя бы гвардию!
– Исключено, Ваше Величество. Государь Павел Петрович не представляет будущего Французской империи без лучшего в ее истории правителя, и любая угроза вашей жизни ставит под сомнение само существование Франции как государства. Империя – это вы, Ваше Величество!
– Тем не менее я настаиваю! – Император вышел из себя настолько, что ударил кулаком по столу. – Это моя армия!
– Никто не спорит, – кивнул Тучков, отодвигая подальше чернильницу. – Да вы присядьте, Ваше Величество, и постарайтесь посмотреть на проблему с другой стороны.
– У меня нет проблем, господин генерал-майор! – Наполеон дрожащей от гнева и возмущения рукой налил вина из стеклянного графина и выпил. – Да, никаких! Кроме вас!
Командир красногвардейской дивизии с досадой поморщился. Истерика Бонапарта не только противоречила полученным инструкциям, но и вредила далеко идущим планам Александра Христофоровича Бенкендорфа. И если бы его одного! Сам Тучков прекрасно понимал, что французский император по сути своей является символом и знаменем армии, и без него та превратится в неорганизованную массу, способную лишь на пошлые грабежи. Да и то ровно до тех пор, пока опомнившиеся англичане не наведут порядок.
– Ваше Величество, я непременно доложу в Санкт-Петербург о ваших пожеланиях, и ответ придет никак не позже двух недель. Нужно только подождать, и все образуется.
– Да идите вы к черту со своим Петербургом, господин генерал-майор! – Император со злостью швырнул пустой стакан на пол и ушел сам, на прощание громко хлопнув дверью.
– Не начудил бы чего проклятый корсиканец, – заметил капитан Воробьицкий.
– Пустое, – отмахнулся Тучков. – Сейчас любое его действие играет нам на руку.
Жак Лепаж с удобствами расположился на кухне, отданной под караульное помещение. Казаки и калмыки лейб-конвоя еще не прибыли, и он никому не собирался уступать занятые позиции. Во-первых, здесь огромная плита, дающая совсем нелишнее в дурном английском климате тепло, а во-вторых, именно тут будут готовить обед самому императору, и наверняка охраняющему Его Величество взводу что-нибудь перепадет. А командиру – в особенности.
Не верите, будто новоиспеченный сержант может занимать офицерскую должность? Это вы зря, господа хорошие! Сам лейтенант Самохин час назад объявил о повышении, а месье капитан Воробьицкий завизировал приказ. Можно было, конечно, обойтись и без бюрократии, но так солиднее – теперь ни единая сволочь не вздумает усомниться. Бумага с двуглавым русским орлом очень дисциплинирует!
– Сержант?
От звуков знакомого голоса пробежали по спине крупные мурашки, и как-то сами собой исчезли из головы глупые мечты о собственном домике где-нибудь в богатой и загадочной России.
– Сержант Жак Лепаж, Ваше Императорское Величество!
– Помню тебя, – во взгляде императора вспыхнула искорка интереса. – Ты был со мной под Бобруйском, не так ли?
– А еще у Маренго, под Веной, Прагой и в Каире.
– Похвально. – Наполеон посмотрел на подскочившего Жака снизу вверх. – Будешь сопровождать меня на рекогносцировке, сержант.
– Но я в карауле, Ваше Величество.
– Замечательно, и в чем же цель караула?
– Охранять вас, Ваше Величество.
– Так что же мешает делать это во время небольшой прогулки? Приказам не противоречит, я так понимаю.
– Да, но месье лейтенант Самохин…
– Ты ставишь какого-то лейтенанта выше своего императора, сержант?
– Никак нет, Ваше Императорское Величество, но если мы дождемся прибытия конвоя, то поездка станет намного безопаснее.
– Идиот! – раздраженно бросил Наполеон. – Немедленно собирайся, иначе те же самые конвойные казаки повесят тебя по моей просьбе… то есть по моему приказу. Черт побери, как же измельчала гвардия! Нет уже настоящих «старых ворчунов».
Лепажу вдруг стало стыдно и обидно одновременно. Ведь и в самом деле, о каком лейтенанте Самохине может идти речь, если приказывает сам император Франции?
– Ну что, сержант? – с пониманием и участием, будто сумел прочитать мысли, произнес Наполеон. – Ты видишь впереди свой Аркольский мост?
– Так точно, Ваше Величество!
– Называй меня попросту – сир.
– Да, сир!
– А теперь принеси мне плащ и седлай коней.
– Где их взять, сир?
– Где угодно, сержант! Но сделай это незаметно – пусть результаты нашей рекогносцировки станут сюрпризом для русских друзей.
И скоро душа Жака ликовала и пела. Любой француз с радостью отдал бы половину жизни за внимание Великого Императора, но повезло только ему одному. Целый час в обществе самого Наполеона! Кому расскажи, и не поверит.
И тем не менее это так. Кони идут неторопливым шагом, и неспешная беседа заставляет забыть о времени:
– Так что же представляют из себя эти английские ракеты, сержант? Насколько серьезным оружием они являются?
Лепаж поспешил успокоить императора:
– Сущая нелепица, а не ракеты, сир. Отличаются от используемых русскими союзниками точно так же, как обезьяна отличается от человека. Вроде похожи, а на самом деле не то. Поначалу страшно было – летят, визжат, взрываются! Но летят недалеко и совсем не туда, куда нужно, а взрываются еще хуже.
Наполеон кивнул и надолго замолчал, рассуждая сам с собой о способности англичан быстро учиться. Если так дальше пойдет, если Британия продержится хотя бы год, то русских союзников может ждать неприятный сюрприз. Нет сомнений в результате этой войны, но ее итоги станут губительны для обоих участников. Значит, что? Значит, все преимущества получит третья сторона. Всего-то и нужно сделать – вывести из войны французскую армию.
– Вот только лорду Персивалю опасно верить…
– Да, сир! – откликнулся Лепаж. – Это вы о чем?
– О политике, сержант, исключительно о политике! – Император достал из кармана сюртука крохотный двуствольный пистолет и выстрелил Жаку в голову. – И она, как известно, требует жертв.
Известие о бегстве Бонапарта генерал-майор Тучков встретил со странным спокойствием. Улыбнулся капитану Воробьицкому, принесшему неприятные известия, и предложил:
– А ведь за это стоит выпить! Не открыть ли нам цимлянского, Павел Сергеевич?
Адъютант Наполеона посмотрел на генерала как на сумасшедшего:
– Сегодня праздник, Александр Андреевич?
– Разумеется! – Тучков улыбнулся, увидев сомнение в своем душевном здоровье, и поспешил пояснить: – Разве начало операции по освобождению Его Величества императора Франции из английского плена нельзя считать праздником? Павел Сергеевич, я вас не узнаю.
Воробьицкий принял наполненный дежурным сержантом бокал. Его уже не интересовал восхитительный вкус воспетого в стихах и прозе вина – капитан мыслями полностью ушел в работу. Требовалось немедленно разъяснить французам всю низость и коварство планов противника и воззвать к патриотическим чувствам подданных Наполеона. Стоит также обратить особое внимание на недопущение панических настроений и жестко пресекать любого вида пораженческие слухи.
Перестраховка, конечно… высочайший воинский дух французской армии поддерживается на должном уровне заградительными отрядами, а никак не пламенными речами или манифестами. И сообщение о пленении императора англичанами станет лишь дополнительным мотивом. Одним из мотивов, причем не самым главным.
– Вы позволите, Александр Андреевич? – Вошедший без стука и приглашения майор Толстой протянул командиру дивизии пакет. – Донесение от капитана Нечихаева.
– Уже майора.
– Вот как? Надо будет при случае поздравить с чином.
– А вот эта возможность, Федор Иванович, вам представится в самое ближайшее время.
– Одному?
– Вместе с батальоном, разумеется.
Нечихаев о будущей встрече не подозревал и, честно говоря, даже не задумывался о возвращении в расположение основных сил. Всю прошедшую неделю вообще было не до посторонних мыслей, слишком жаркая она выдалась. Не в смысле климата, а по случившимся событиям. Так вышло, что из дома маркиза де Бонжеленя им пришлось уходить в ту же ночь, не дожидаясь появления людей любезного герцога Роберта. Те попросту не успели – рекрутерская команда оказалась быстрее.
Вот им и не повезло. Арматор не горел желанием быть мобилизованным под знамена Его Величества Георга III и на требование проследовать под конвоем к месту сбора новобранцев ответил ударом шпаги.
И дальше все закрутилось стремительной каруселью – случайный выстрел умирающего английского солдата привлек внимание таких же точно команд, и буквально через полчаса тихая лондонская улица стала местом грандиозного сражения. Ночь вообще не самое лучшее время суток для ведения боя, и для любой армии, кроме русской, подобное столкновение становится фатальным. А тогда именно англичанам пришлось тяжко – уходившие по крышам гусары долго еще с нескрываемым удовольствием прислушивались к грохоту «дружественного огня» и заключали пари о потерях противоборствующих сторон. Впрочем, как утренние, так и вечерние газеты промолчали не только о результатах перестрелки, но и о самом факте ее наличия.
За неделю пришлось сменить четыре квартиры – в трех хозяева оказались столь подозрительными, что совсем было собрались сообщить властям о постояльцах, а из последней опять уносили ноги, прорываясь с боем. Чертовы рекрутерские команды явно задались целью поставить под ружье все мужское население Лондона и не оставили без внимания самые мерзкие трущобы, куда приличным людям и заглядывать не стоит. Или солдат Его Величества нельзя отнести к приличным людям?
– Может быть, избавимся от бумаг, месье? – Маркиз де Бонжелень уже не в первый раз за сегодняшнюю ночь предлагал уничтожить мешок с документами, весившими не менее полутора пудов. – После войны я оформлю новые, в сто раз лучше настоящих.
Мишка промолчал. Он устал объяснять французу, что голова самого арматора стоит гораздо меньше любого листочка из его тяжелого мешка. Расписки, купчие, векселя… В свое время Федор Иванович Толстой получил от императора Павла Петровича список земельных участков, предприятий и людей, подлежащих покупке всеми правдами и неправдами. Их принадлежность Российской империи может и не афишироваться, но в любом случае не должна вызывать сомнений у любого разумного человека. И сколько в том мешке полезного, начиная от закладных на верфи Портсмута и заканчивая аналогичными документами на половину Оркнейских островов с гаванью Скапа-Флоу.
– Мужайтесь, маркиз, мы почти пришли, – подбодрил Мишка. – Половина мили осталась, не больше.
– А что там?
– Скоро увидите.
Это убежище Нечихаеву рекомендовал все тот же Федор Иванович Толстой, по долгу службы изучивший Лондон вдоль и поперек, но он же посоветовал использовать его в самом крайнем случае, если вообще станет туго. Но вроде бы ситуация так и сложилась? Пожалуй…
И действительно, через несколько минут быстрого шага из темноты вынырнули массивные, окованные железными полосами ворота. Вынырнули не сами по себе – и справа и слева от них уходил в ночь высокий кирпичный забор, утыканный сверху заостренными штырями. Подробности удалось рассмотреть после того, как на требовательный стук приоткрылась крохотная калитка, и появился закутанный в плащ человек с фонарем. Очень немногословный человек.
– Кто?
– Здесь продается мебельный гарнитур мастера Гамбса и гобелен «Пастушка»? – вопросом на вопрос ответил Нечихаев.
Цесаревич Николай Павлович сжимал в кармане рубчатое яблоко гранаты и с интересом ожидал реакции на нелепую фразу командира. И она не замедлила последовать.
– Добро пожаловать, джентльмены!
Стражник, а кем еще мог быть человек с выпирающими под плащом рукоятями пистолетов, скрылся в калитке, чтобы тут же распахнуть створку ворот. Маркиз, стремящийся как можно скорее избавиться от надоевшей ноши, первым шагнул внутрь. Обернулся, удивленный открывшимся в свете выглянувшей луны зрелищем:
– Мы куда пришли, месье Нечихаев?
– Это казармы Тринадцатого Ярмутского стрелкового полка.
– Но позвольте! – опешил арматор, хорошо разбирающийся в структуре английской армии. – Такого полка в природе не существует!
– Ну как это не существует? Вот он, посмотрите!
Мысли об оставлении преступного промысла рано или поздно приходят в голову любому разбойнику, и немало джентльменов удачи закончили свои дни почтенными и уважаемыми членами общества. Да, некоторым не повезло сплясать свою последнюю джигу с конопляной вдовушкой, но при наличии определенной удачливости заработанные на большой дороге деньги вполне обеспечивают безбедную старость и уход в мир иной в собственной постели. Это естественное желание почти любого человека.
Полковник Эшли Бредфорд относил себя к исключениям. Ему нравился сам процесс лиходейства, а не его результаты, и порой налет на жалкую ферму приносил больше удовольствия, чем скучная вылазка в порт с захватом складов колониальных товаров. Для командира фальшивого полка в третьем поколении деньги играли меньшую роль, чем возможность пощекотать нервы и хоть немного развеять традиционный английский сплин.
Поэтому сэр Эшли с превеликой охотой откликнулся на предложение Федора Ивановича Толстого о совместных действиях, прозвучавшее несколько лет назад. Русский офицер высказывал столь интересные и увлекательные идеи, что вся прошлая жизнь стала казаться скучной, пресной и бездарно растраченной на мелочи.
А вообще полк был создан дедом нынешнего командира и поначалу специализировался на обучении, муштровке и последующей продаже солдат в армию Его Величества. Разумеется, данная воинская часть ни в каких списках не значилась, но тем не менее все были уверены в обратном. Покойный Джордж Бредфорд долго и успешно производил впечатление на высоких чинов из не менее высоких штабов, не забывая делиться прибылями, и передал сыну вполне преуспевающее предприятие.
Отец сэра Эшли пошел дальше – полк начал заниматься вымогательствами, похищениями с целью выкупа, принимал платное участие в спорах о наследстве, отметился в парочке колониальных войн… Скучно, в общем-то, жили.
А Бредфорд-младший получил предложение, от которого не смог отказаться. Ну кто же в здравом уме откажется от короны Англии?
Документ 7
Из речи премьер-министра Великобритании сэра Персиваля Спенсера в Парламенте.
«Оптика войны, то есть то, как вещи выглядят снаружи, имеет огромную значимость в длящейся не первый год необъявленной войне. В свете сверхчеловеческих жертв, на которые армия идет каждый день, будет естественно ожидать, что ни кто, находящийся вне службы, не станет отстаивать право игнорировать войну и ее требования. И это требует не только армия, но и подавляющая часть населения Соединенного Королевства.
Усердные подданные Его Величества вправе ожидать, что если они работают по шестнадцать, семнадцать, восемнадцать часов в день, то лодырь не будет стоять рядом с ними и считать их глупцами. Народ должен оставаться чистым и нетронутым во всей своей полноте. Ничто не должно нарушать эту картину. Отсюда возникает ряд мер, учитывающих оптику войны.
Так, например, мы распорядились закрыть все пабы и дешевые таверны. Я просто представить себе не могу, чтобы у людей, выполняющих свой долг перед общей победой, еще оставались силы и деньги на то, чтобы сидеть в местах такого рода. Отсюда я могу сделать только один вывод – что они относятся к своим обязанностям несерьезно. Мы закрыли эти заведения из-за того, что они стали для нас оскорбительными, и из-за того, что они нарушают картину войны. Мы ничего не имеем против развлечений как таковых. После войны мы с радостью станем придерживаться правила: „Живи и дай жить другим“. Однако во время войны лозунг должен быть таков, – „Сражайся и дай сражаться другим“!
Мы закрыли также дорогие ресторации и клубы, которые требуют ресурсов, далеко выходящих за разумные пределы. Вполне возможно, что кто-то считает, что во время войны самым важным является его желудок. Однако мы не можем принимать во внимание таких людей. На войне все, начиная с простого солдата и заканчивая фельдмаршалом, должны ограничить себя в еде. Я не думаю, что это слишком сложно и слишком трудно, особенно если оно соответствует самым основным законам общественного мышления. Когда закончится война, мы снова сможем стать гурманами. Сейчас же у нас есть дело и поважнее заботы о собственном желудке.
Бесчисленные дорогие салоны и лавки также закрыты. Нередко они попросту оскорбляли покупателя самим фактом своего существования. Там, как правило, и покупать-то было нечего, кроме разнообразных безделушек и прочих излишеств. Какая польза от лавок, в которых больше нечего покупать и которые лишь мешают своим работникам поступить на службу в армию? Это не оправданно – говорить, что открытый вид этих лавок производит благоприятное впечатление на народ. Народ впечатлит только победа!
Каждый захочет стать нашим другом, если мы выиграем войну. Если же мы ее проиграем, наших друзей можно будет пересчитать по пальцам одной руки. Мы положим конец этим иллюзиям. Мы хотим использовать этих, стоящих за пустыми прилавками, людей для защиты Соединенного Королевства с оружием в руках. Этот процесс уже идет полным ходом, и скоро он будет завершен. Разумеется, он повлияет на всю нашу жизнь. Мы следуем плану. Мы никого не хотим несправедливо обвинить или подставить их под жалобы и обвинения. Мы всего лишь делаем то, что необходимо. Но мы делаем это быстро и основательно.
Мы скорее походим несколько лет в изношенной одежде, нежели допустим, чтобы наш народ носил лохмотья столетиями. Какая польза сегодня от модных салонов? Они только отвлекают человеческие ресурсы от службы и войны. Какая польза от белошвеек и портных? В мирное время они замечательны, но во время войны они являются пустой тратой времени. Когда наши солдаты будут возвращаться с победой, наши женщины и девушки смогут поприветствовать их и без пышных нарядов!»