Текст книги "Светлячок"

Автор книги: Сергей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Мартьянов Сергей Николаевич
Светлячок

Сергей Николаевич МАРТЬЯНОВ

СВЕТЛЯЧОК

Рассказ

1

Получив назначение, капитан Бугров в тот же день выехал к месту службы. Если бы его воля, он бы вообще не появлялся в Управлении. Не очень-то приятно рассказывать людям о своей злосчастной истории, ловить на себе то сочувствующие, то осуждающие взгляды. Кроме того, Бугрова предупредили, что речка, на которой стоит застава, не сегодня-завтра могла выйти из берегов: в горах начались осенние ливни. А дорога предстоит дальняя, с пересадками – сначала ночь в поезде, потом триста километров на попутной машине, а дальше от штаба отряда до заставы еще шестьдесят километров вдоль речки, по грязному ухабистому проселку. Словом, лучше поторопиться.

Напутствие было не из веселых, но капитан привык к этому. И все же сейчас он с облегчением подумал: хорошо, что он одинок и все его имущество убирается в два чемодана и полевую сумку. А то бы было мороки...

На вокзал он приехал за полчаса до отхода поезда и сразу забрался в вагон. Попутчиками по купе оказались муж, жена и сынишка – белокурый мальчик с бледным, капризным лицом. Он исподлобья посматривал на капитана и сосредоточенно болтал ногой.

– Как тебя зовут? – спросил Бугров, когда поезд тронулся.

– Вова, – ответил мальчик.

– А сколько тебе лет?

– Восемь.

– Так... И куда ты едешь?

– Я еду с папой и мамой, – с достоинством сказал Вова и перестал болтать ногой.

Больше Бугров не знал, что нужно спрашивать у мальчика восьми лет, а тот не счел нужным продолжать беседу. "Таинственные существа эти дети, поморщился Бугров и тут же подумал: – Если бы у нас с Елизаветой был ребенок, может быть, все было бы по-другому".

Проснулся он рано. Осторожно спустился с полки, собрал вещи и вынес их в коридор.

Мелкий нудный дождик полосовал степь. Не на чем было остановиться взгляду. Низкое хмурое небо, бурая мокрая земля, тощие кусты пырея. На телеграфных столбах, нахохлившись, сидели вороны. Изредка проплывали глинобитные мазанки с плоскими крышами или одинокие юрты, возле которых топтались промокшие под дождем овцы.

Да-а, это тебе не Тянь-Шанские горы с их стройными елями, с ручьями и водопадами! Там хоть и трудно дышать на высоте трех тысяч метров, хоть и донимали обвалы и оползни, зато красиво.

Бугрову рассказали о новой заставе в самых общих чертах. Ближайший населенный пункт в семи километрах, участок ровный, нарушения границы бывают часто. По дисциплине и боевой подготовке застава на хорошем счету в отряде.

Капитан не очень-то расспрашивал о людях, с которыми ему предстояло работать. Какая разница, с кем он будет служить? Гораздо важнее, что с прошлым все покончено... Так ему казалось в его состоянии.

Поезд подходил к станции. Бугров подхватил чемоданы и двинулся к выходу. По дощатой платформе хлестал дождь. Бугров развернул плащ-палатку и надел поверх шинели. Следовало бы узнать, как и на чем можно добраться до отряда, но капитан не любил спрашивать об этом и сразу направился на привокзальную площадь: "Оттуда наверняка уеду".

Тускло поблескивала мокрая мостовая. Над поселком возвышался элеватор, и низкие домишки с их плоскими крышами казались ниже своего роста. Сквозь широкие пустынные улочки виднелась все та же бурая степь в сетке дождя.

Неподалеку от Бугрова, на землю поставила чемодан и мешок девушка, видимо тоже сошедшая с поезда. Она зябко поежилась в своем легком пальтишке и украдкой посмотрела на капитана. Больше никто не присоединялся к ним. Не проезжала ни одна машина. Девушка терпеливо ждала, нахохлившись, как птица.

Вскоре из-за поворота тяжело вывернула грузовая машина, проехала мимо них и резко затормозила. Из кабины высунулся шофер – солдат в зеленой фуражке.

– Анюта, ты? – удивленно крикнул он и перевел взгляд на Бугрова.

Девушка смутилась и ничего не ответила. Капитан шагнул к машине.

– Из отряда? – спросил он строго.

– Так точно, – не сразу ответил шофер, поглядывая то на него, то на Анюту.

– Когда выезжаете?

– Да вот, еду...

– Меня подвезете?

– Садитесь...

Шофер был не очень вежлив, он больше смотрел на девушку.

Капитан поставил чемоданы в кузов и шагнул к кабине. Анюта продолжала стоять возле дверцы, растерянно поглядывая на обоих.

– А вам, девушка, куда? – спросил Бугров. – Может и вас подвезти?

– Это уж моя забота, товарищ капитан, – обронил шофер и вылез из кабины. – Мы сейчас, обождите минуточку.

Они отошли в сторонку. Девушка смущенно смотрела себе под ноги и что-то объясняла, а шофер вдруг посуровел и засунул руки в карманы замасленных брюк. Потом они вернулись к машине. Шофер молча закинул вещи Анюты в кузов, молча залез в кабину и, не обращаясь ни к кому в отдельности, сказал хмуро:

– Ну, поехали...

Бугрову ничего не оставалось, как полезть в кузов. Под брезентом коробились какие-то ящики и мешки. Бугров устроился на них, лицом к заднему борту, и натянул на фуражку капюшон плаща.

За поселком машину остановил пожилой казах с красным флажком в руке. На нем тоже был плащ с капюшоном.

– Эй, вылезай, граждане! – крикнул он. – Потопчись немного ногами.

– Зачем? – спросил Бугров.

– Как зачем? Разве не знаешь? Карантин. Эпидемия ящура. Давай потопчись.

Казах улыбался, показывая белые зубы.

Бугров, Анюта и шофер старательно потоптались на обочине дороги, усыпанной опилками. Опилки были смочены каким-то желтым раствором.

– Так, так... Хорошо топчись, чтобы не занести дальше заразу, приговаривал казах.

Шофер взглянул на Анюту и угрюмо заметил:

– Вот бы выдумали такое лекарство, чтобы люди потоптались по нему и оставили после себя разные там болячки...

– Какие болячки? – не понял Бугров.

– Ну, бюрократизм, например, подхалимаж, подлость всякую! – пояснил шофер с неожиданной силой и заключил: – Так нет же, не выдумают...

Анюта покраснела.

– Данилов, не надо, – сказала она тихо.

– А-а, ладно уж! – махнул рукой шофер. – Тихоня...

"О чем это они?" – удивился Бугров и впервые внимательно посмотрел на девушку. Бледное чистое лицо, только у носа, чуть вздернутого и маленького, слегка золотились веснушки; неяркие, спокойно очерченные губы, глаза большие, серые, внимательные. А в общем ничего особенного. И впрямь тихоня. Бугров запахнул полы плаща. "Знаем мы этих тихонь! В таком вот тихом омуте черти водятся".

Они поехали дальше и было слышно, как в кабине бубнили два голоса один громкий, другой потише. "Не хватало еще, чтобы в кювет заехали", поморщился капитан.

Ему вспомнились зеленоватые наглые глаза Елизаветы, ее подкрашенные ресницы, ее пухлые яркие губы. "А может, вы сами виноваты, товарищ Бугров, что все так получилось?" – осторожно спрашивал генерал, и это было самым обидным. Нет, они с Елизаветой были слишком разные люди! Сколько раз он упрашивал ее: "Ну, займись чем-нибудь, разве на заставе мало дел?" Она только кривила губы и сонно потягивалась на диване. Сядет у окна и тупо смотрит целыми днями на вершины гор, на низкие облака. "Пропади она пропадом, твоя граница!" – вот и все. А он мокнул под дождем, проваливался по грудь в сугробы; он не знал ни дня, ни часу отдыха, потому что граница была его жизнью. Как можно не любить эту жизнь? Нет, они были слишком разные люди. Бугров смотрел на убегающую вспять дорогу и радовался, что старое больше никогда не вернется.

Машина не сползала в кювет и не виляла, она ходко бежала по ровному шоссе, рассекая колесами мелкие лужи. Дождь хлестал по капюшону, с боков задувал ветер, степь уходила все назад и назад, погружаясь в серую промозглую мглу. И чередой уходили телеграфные столбы, кусты джингиля, пучки желтой травы.

Только раз за день пути шофер остановил машину у придорожной чайной. Ели молча. На бледном лице Анюты блуждала виноватая улыбка, шофер бросал на нее короткие взгляды.

– Вы к нам в отряд, товарищ капитан? – спросил он, расправившись с дунганской лапшой.

– Да.

– На постоянно или в командировку?

– Начальником заставы.

Они еще помолчали.

– А на какую заставу? – поинтересовался шофер.

– На девятую.

– Ой, верно?! – воскликнула Анюта и переглянулась с шофером.

– Верно. А что?

Девушка снова, теперь уже умоляюще, посмотрела на Данилова.

– Ладно, я скажу! – махнул тот рукой и, понизив голос, доверительно обратился к Бугрову: – Вот ведь какая история у нас получилась с Анютой, товарищ капитан. Вот послушайте...

– Меня не интересуют ваши личные истории, – сухо перебил его Бугров. Заметив, что солдат натужно задышал и заморгал глазами, он добавил: – Если это не касается службы, – и поднялся со стула.

Уже из кузова он увидел, как Данилов что-то горячо, вполголоса доказывал Анюте, а та отмахивалась от него и старалась не глядеть в сторону машины. Приблизившись, они замолчали. С резким стуком захлопнулась одна дверца, потом другая.

2

Весь следующий день Бугров ходил из кабинета в кабинет, представлялся начальнику и выслушивал инструкции. Наконец он попросил разрешения вечером же, не мешкая, выехать на заставу.

– Да, да, поторапливайтесь, капитан, – сказал ему начальник штаба, пожилой сухопарый подполковник. – Не исключена возможность, что в районе девятой заставы начнется наводнение. Машина, высланная оттуда за вами, прибыла благополучно, но никто не знает, что может случиться ночью. Кстати, захватите с собой дочь прачки, – добавил подполковник.

– Какой прачки?

– Той, что работает на вашей заставе, Евдокии Федоровны Прибытковой, – спокойно объяснил подполковник, глянув при этом в свой кондуит. – У нее, как и у всякой матери, существуют дети, в частности взрослая дочь, и вот эта дочь возвращается на заставу.

Бугрова осенила смутная догадка.

– А почему и откуда она возвращается?

– Видите ли, капитан, это длинная история. Дочь Прибытковой, ее зовут Анной, – подполковник снова заглянул в кондуит, – да, Анной, раньше жила с матерью на девятой заставе, а полгода назад вышла замуж за одного нашего пограничника, который демобилизовался и увез ее с собой на родину. Но, видимо, брак был неудачен, и молодые люди разошлись. Вот вкратце и все.

"Черт знает что! – думал Бугров, выходя от подполковника. – Дожди, речка... А тут еще разведенная дочь прачки". Конечно, это была та самая Анюта-тихоня. "Тихоня"... Он-то видел, как с ней заигрывал шофер Данилов. Особа, наверное, еще почище Елизаветы. И теперь она будет жить на заставе. Не девка, не замужняя... Теперь только смотри да смотри за солдатами.

Да, у машины его поджидала вчерашняя попутчица. Рядом с ней стояли три солдата (в одном из них Бугров узнал Данилова) и о чем-то оживленно беседовали. Солдаты улыбались ей, а один даже похлопывал ее по плечу.

При приближении капитана все четверо почтительно смолкли, а тот, который хлопал по плечу, долговязый и чернобровый, представился:

– Водитель машины с девятой заставы ефрейтор Буханько! Разрешите отправляться!

Бугров кивнул. Солдат с автоматом за спиной легко вскочил в кузов и принял вещи капитана и Прибытковой.

– И вы в кузов, – сухо приказал ей Бугров.

Если бы можно было, он не посадил бы ее даже в кузов, а оставил здесь, во дворе, освещенном болтавшимся на ветру фонарем.

Солдат с автоматом подвинулся на скамейке, накрыл попутчицу своим плащом. Машина тронулась.

В свете фар сыпал мелкий частый дождик. Мокрые деревья возникали из ночной черноты и двумя шпалерами неслись навстречу. Не попадалось ни одной машины, ни одной повозки.

Бугров завел беседу с шофером. Тот отвечал сначала нехотя, недружелюбно, но потом разговорился и поведал Бугрову, что застава стоит на самом берегу речки, что кругом заросли камыша и что "наистрашнейшее зло" на границе – это комары. "Кусають, подлюки, до самых костей". Прошлой осенью вода залила казарму "аж до фундамента" и пришлось объявлять аврал, переселяться в баню, "шо стоить на бугорку". А вообще-то заставу заливает не каждый год, тут же успокоил Буханько, только вот с дорогой "дуже погано" – во время паводка на машине не проедешь и столбы связи, бывает, сносит. "Зато яка охота в наших краях! Фазаны аж на конюшню залетают, а от кабанов спасу нема, так и шугают, так и шугают по дозорной тропе".

– Вы часом не охотник? – спросил он в заключение.

– Охотник!

Бугров не был охотником, но ему понравилось, с какой влюбленностью рассказывал ефрейтор о заставе и не хотелось разочаровывать его. Что касается наводнений и прочих неприятностей, то это не пугало капитана. Чем труднее – тем интереснее, черт возьми! Разве не отрезало прошлой зимой его заставу снежным обвалом? Отрезало – от отряда, от всего белого света. И ничего, не пропали. А разве ему не приходилось падать вместе с конем в ледяную воду? И разве не он с двумя пограничниками преследовал нарушителя по таким местам, где не проходил ни один альпинист? Нет, трудностей он не боялся.

Но вот эта прачкина дочь! Голоса в кузове не умолкали – назойливые и беспечные, будто не стряслось с этой "тихоней" никакой беды, будто так и положено – развелись, ну и ладно... Капитан слишком хорошо знал, что значит присутствие молодой женщины на глухой, далекой заставе. Да еще такой, разведенной... Где гарантия, что не повторится история, которая случилась с Елизаветой? Сначала хандра, потом проклятия по адресу границы, потом... Бугров всю дорогу старался не вспоминать это "потом", но сейчас та ночь встала перед ним с потрясающей ясностью.

Он возвращался с поверки нарядов и, по обыкновению, позвонил с полпути на заставу: все ли в порядке? Но к телефону никто не подходил. Через несколько минут он позвонил еще раз – трубка молчала.

– Батрадзе? Алло, Батрадзе? – звал он дежурного, но тот не отвечал.

Монотонно и грозно рокотала Суук-су. Мрачно чернели скалы. Сыростью веяло из ущелий.

А тот, кому положено бодрствовать, не отзывался.

Бугров пришпорил коня и поскакал на заставу. Ветер свистел в ушах. Ни на шаг не отставал бешеный топот лошади коновода.

Что случилось? Уснул Батрадзе? Испортилась связь? Нападение на заставу? Нет, последнее предположение нелепо. И все-таки...

На галопе они влетели в ворота, на ходу соскочили с коней, и тут Бугров увидел, как с крыльца его квартиры в темноту шмыгнул сержант Батрадзе, пробежал через двор и скрылся в казарме. Все стало ясно. Коновод деликатно отвернулся и направился расседлывать лошадей.

Бугров вошел в квартиру, включил электрический фонарик. Нет, Елизавета не зажмурилась, не отвела взгляда, а смотрела насмешливо и вызывающе. Он толкнул ногой дверь, словно боясь запачкать руки, и вышел из дома, который уже перестал быть ему домом.

"Женщина без стыда, что пища без соли", – вспомнил Бугров восточную пословицу, прислушиваясь к разговору в кузове. Машина, свернув вправо, заныряла по грязным колдобинам. Откуда-то сбоку доносился шум воды. Буханько сосредоточенно поворачивал рулем и дергал за рычаг передач. Бугров подался к ветровому стеклу, всмотрелся в черноту ночи.

– Зараз вдоль границы поедем, – пояснил Буханько. – Слева от нас ричка. По ней и проходит граница.

– Угу, – промычал Бугров.

То, что случилось с ним, – это его личное дело. Как-нибудь перетерпит. Но он не допустит, нет, не допустит, чтобы на девятой заставе дежурные убегали в прачкин дом!

– Послушайте, ближайший населенный пункт от заставы в семи километрах, так? – резко спросил он шофера.

– Точно, поселок Интал.

– А что там есть, где можно работать?

– Шо есть? Пошта есть, животноводческая хверма есть. Да мы будемо проезжать через Интал, сами побачите, товарищ капитан, шо там есть.

"Ага, вот я ее и определю на ферму, пускай коров доит, – подумал Бугров. – Прямо и договорюсь, когда будем проезжать".

– А для чего вам, товарищ капитан? – нарушил молчание Буханько. Жинка приедет, чи ще кто?

– Никакой жены у меня нет. А вот эту вашу прачкину дочь нужно туда пристроить. Чтоб не болталась на заставе!

Буханько быстро взглянул на него, ожесточенно крутанул рулем, потом твердо произнес:

– Вы нашу Анюту не трогайте.

– Что-о? – Бугрову показалось, что он ослышался.

– Извините, товарищ капитан. Но нема за нею ни яких грехов.

– "Нема"... А почему ее муж выгнал?

– Не выгнал, сама ушла. Наша Анюта – молодец дивчина.

Такая оценка немного озадачила капитана, но он не хотел сдаваться:

– Почему же эта "молодец дивчина" разошлась с мужем?

– Потому и разошлась, что молодец!

– Как же это понимать? Муженек был пьяница, что ли?

– Не-е, – убежденно возразил Буханько. – Младший сержант Коробицин был непьющий парень. И ни яких таких грехов за ним не водилось. Веселый был, песни гарно спивал. Хлопец дай боже!

– Так почему же она ушла от него?

Буханько помолчал, выруливая из колдобины, потом сказал:

– Родичам не понравилась. Не такой невестки ждали. Прачкина дочь, бесприданница, да и университетов не кончала. Ну и мытарили...

– А что ж Коробицин?

Буханько вздохнул:

– Характеру не хватило. Это часто бывает – останется человек без своих боевых товарищей и сникнет, як помидор без колышка.

Он беспрерывно переключал скорости.

– А кто родители у Коробицина? – продолжал интересоваться Бугров.

– Батько якось великий деятель, а маты по хозяйству. Квартира велыка, телевизор, своя машина.

– Ага... значит, городские?

– Городские. У Куйбышеве живуть. Ни якого сравнения з нашим Инталом. А от – вернулась. Значит молодец дивчина. А як же? Анюта у нас молодец!

– Это еще ничего не значит, – упрямо заметил Бугров.

– Як же – ничего не значить! – горячо возразил Буханько. – Вернуться из города на заставу? Там же ж троллейбусы, театры, танцы каждый вечер... А тут шо? Комары и грязь. И никаких радостей. – Буханько вспомнил что-то и заключил: – А знову ходить на пошту до Интала пешком? Цэ шо-нибудь да значить!

– На почту? Зачем на почту?

– Ну, як зачем? Анюта там телефонисткой работала.

И Буханько рассказал, какой она была хорошей, старательной телефонисткой, сколько грязи перемесила, ходя до Интала, и как однажды, во время тревоги, целые сутки держала связь с отрядом.

Бугров слушал молча.

3

Дорога становилась все хуже и хуже. В лощинке машина забуксовала. Мотор ревел, как зверь в капкане, но машина не двигалась ни взад, ни вперед.

– Толкнуть придется, – со вздохом сказал Буханько.

Они вылезли и сразу по щиколотку увязли в густой, липкой, как смола, грязи.

– Анатолий! Давай толкани, – позвал шофер.

– А я? – поднялась Анюта.

– А ты сиди.

Вдвоем с Анатолием Бугров долго толкал машину. Мотор охрип от стараний, из-под колес летели ошметки глины, а машина оседала все глубже. Буханько заглушил мотор, вылез из кабины, в черной степи стало тихо, как на кладбище.

– Федя, а если травы нарезать? – посоветовала из кузова Анюта.

Она соскочила на землю и пошла к обочине дороги; все последовали ее примеру. Высокая, крепкая, как проволока, трава поддавалась трудно и резала пальцы. Анюта обернула руку платком, Анатолий прихватывал траву краем шинели. Сыпал мелкий частый дождь.

– Ноги не промочили, Прибыткова? – спросил Бугров командирским тоном.

– Ничего, спасибо, – ответила Анюта.

– А как сами? Может, плащ возьмете?

– Спасибо...

– Берите, берите! – повторил он грубовато и протянул ей плащ-накидку.

Анюта снова поблагодарила, надела плащ, впервые приветливо посмотрела на Бугрова.

Он отступил на шаг, сказал, отвернувшись в сторону:

– Что вы все спасибо, да спасибо! Простудитесь, потом отвечай за вас.

– Она не простудится! – заверил Анатолий. – Она такая...

– Ну, ладно! – перебил Бугров. – Давайте толкать.

Они принялись толкать машину, все вместе, в задний борт. Капитан громко командовал:

– Раз, два, взяли!.. Еще взяли!..

И свершилось чудо – машина вырвалась из ямы.

– Ура-а! – закричала Анюта и побежала к грузовику, путаясь в полах плаща.

"Девчонка еще, совсем девчонка", – улыбнулся Бугров.

– Садитесь в кабину, а я на ваше место, – сказал он.

– Ой, что вы? Спасибо!

– Садитесь, садитесь, чего там.

Она отдала плащ и юркнула в кабину, а Бугров сел к Анатолию. Кренясь с боку на бок, машина медленно ползла по раскисшей дороге. Где-то слева, в темноте, шумела вода. Мимо шагали столбы сигнальной линии. В одном месте свет фар выхватил подножье наблюдательной вышки. Рядом уже начинался Китай.

Подъехал всадник, взмахом руки остановил машину.

– Свои, – негромко отозвался Анатолий: – С девятки.

Всадник внимательно посмотрел на Бугрова, нагнулся с седла, заглянул в кабину. Звякнуло оружие.

– Двигай, – разрешил дозорный.

– Слухай, як там дорога дальше? – спросил у него Буханько.

– Проедете. Только у Кривой балки поосторожнее. – Солдат нагнулся еще ниже. – А кого это ты везешь в кабине?.. Постой, постой, неужели Анюта Прибыткова?

– Я самая, – отозвалась она.

– Чудеса! Ну, привет.

Бугров нетерпеливо поднялся с сиденья, и дозорный, отдав честь, отъехал от машины. Через минуту он исчез в темноте.

– С соседней заставы, – пояснил Анатолий, поймав вопросительный взгляд капитана.

– И знает вашу Анюту?

– Ее все знают...

– Вон как. Больно она у вас знаменита.

Последние слова Бугров произнес просто так, из упрямства, чтобы как-то оправдаться в своих глазах за прежнюю неприязнь к Анюте.

Машина затормозила перед глубокой балкой, в которой журчала вода.

– Вот она, Кривая, – сообщил солдат.

И не успели они сообразить что-нибудь, как из кабины выскочила Анюта и бесстрашно побежала к балке.

– Я сейчас, только проверю! – донесся из темноты ее голос.

– Куда? Без сапог-то? Прибыткова! – закричал Бугров. – Вот чертова девка!..

Это прозвучало слишком восторженно, и он мысленно обругал себя. Но в следующую минуту сам спрыгнул на землю и, увязая в грязи, поспешил за Анютой.

– Дальше я пойду, – строго сказал он.

Но стоило Бугрову двинуться вниз, к бурлящему ручью, как Анюта тоже двинулась рядом.

– Я что сказал!

Анюта не отставала, только фыркнула негромко, как показалось Бугрову.

– Черт с вами, идите, – отступился он.

– Вы не сердитесь, я эти места хорошо знаю, в вы человек новый. Вон там у кустов должен быть брод.

Вместе они обследовали спуск и балку, вместе перешли ручей. Потом постояли рядом, дожидаясь машину. Лил дождь, в кустах шевелился ветер.

– Ну и погода... – пробормотал Бугров, переступая с ноги на ногу.

– Ничего, – отозвалась она.

– Здорово замерзли? – Бугров хотел погреть ее ладони в своих, но не решился. – Бить вас некому, – и вдруг доверительно спросил: – Обиделись на меня?

– За что же мне обижаться на вас? – тихо проговорила Анюта.

– Ну, как же... За чайную, за то, что сегодня не посадил вас в кабину.

– А-а... это все пустяки.

В глаза ударил свет фар.

Потом машина еще несколько раз застревала в грязи, и ее снова выталкивали.

– Давай, давай, братцы! – озорно кричал Бугров. – Вперед, братцы-казахстанцы!

Он старался вставать рядом с Анютой, вместе с ней упирался в задний борт. И приговаривал:

– А ну, поднажмем, Анюта!

– А вы молодец, Анюта!

Ему было легко с ней.

Но вот машина села на дифер.

– Все, загорать будем, – безнадежно сказал Буханько.

Неподалеку в темноте чернели какие-то строения, лаяли собаки, тускло светился одинокий огонек.

– Это же Интал, товарищи! – обрадованно сообщила Анюта.

Было решено, что капитан, Анюта и Анатолий пойдут в Интал и будут добираться до заставы верхом, а Буханько останется в машине дожидаться трактора.

4

Огонек горел в окне почты. Анюта вошла первой. За деревянным барьерчиком, у телефонного коммутатора, сидел молодой казах и клевал носом. При появлении людей он поднял голову, оглядел всех, вскочил с места и обрадованно шагнул навстречу Анюте:

– Ой-бой! Это ты, Анюта?! Вернулась?

– Как видишь, Сейджан.

– Совсем? К нам?

– Ну конечно. Вот принимай гостей, – Анюте было неловко, что Сейджан обращается только к ней одной и Бугров с удовлетворением отметил это.

Сейджан поздоровался со всеми за руку, пригласил за барьерчик. Убогое это было помещение. Саманные стены, низкий потолок, два обшарпанных стола, деревянный шкаф, коммутатор. Вот и вся почта.

Анюта глядела на все с таким видом, будто вернулась в отчий дом. Она даже прошлась по комнате и потрогала руками стены, шкаф, коммутатор.

Сейджан все время восторженно и недоуменно следил за Анютой и все хотел расспросить о чем-то, но не решался. Потом он помог Бугрову связаться по телефону с заставой. Старшина по фамилии Наумов доложил капитану, что на участке заставы происшествий нет, и обещал немедленно выслать верховых лошадей. Конечно, он тоже удивился и обрадовался возвращению Анюты и пустился в расспросы, но Бугров сказал:

– Вот приедете, тогда все и узнаете, товарищ Наумов.

Он разговаривал по телефону, а сам прислушивался к тому, как Анюта с пристрастием расспрашивала Сейджана о почтовых новостях, о здоровье его отца и матери, вспоминала какую-то Халиду, у которой полгода назад заболели глаза. Сейджан охотно отвечал ей, было видно, что он рад участливому слову и ему хорошо с ней. И это тоже отметил Бугров.

– Анюта, давайте сходим на ферму, договоримся насчет трактора, сказал он, повесив трубку.

Они вышли. Кромешный мрак подступал к самым дверям. Дождь все лил и лил, то усиливаясь с порывами ветра, то немного стихая. В окнах не светилось ни одного огонька.

– Не боитесь ехать верхом в такую погоду?

– А я привыкла. Чего бояться?

– Все-таки... Дождь, ветер, и вообще застава где-то у черта на куличках.

– Зато там ребята хорошие и мама. Я ведь выросла на границе.

– И троллейбусов нет, театров, танцев каждый вечер. Не то, что в Куйбышеве, – продолжал Бугров.

– Ну и что? Не в танцах счастье...

Бугров хотел спросить о самом главном и никак не мог. Некоторое время они шли молча. Капитан старательно светил фонариком, выбирая дорогу, подавая Анюте руку через лужи и колдобины.

Она заговорила первая:

– Вы вот, наверно, думаете, какая я решительная. Уехала из большого города в эдакую глушь. А никакая я не решительная. Мне очень жаль, что все так получилось. Думаете, здесь легко?

– Ничего я не думаю! – горячо подхватил Бугров, ободренный ее откровенностью. – Ничего не думаю, – и вдруг неожиданно для себя признался: – Я ведь тоже разошелся. Была жена и нет.

Анюта остановилась и внимательно посмотрела на него. Потом тихо спросила:

– А дети?

– Детей не было.

– То-то мне Федя Буханько сказал, что у вас никакой жены нет...

– А больше он вам ничего не сказал? – сконфуженно спросил Бугров.

Анюта махнула рукой:

– А-а, мало ли что... Я вас понимаю. И не будем об этом, ладно?

Она доверчиво дотронулась до его руки. И Бугров почувствовал облегчение и покой на душе. Будто в кромешной и тревожной тьме вдруг замерцал светлячок.

5

Уже подали лошадей, уже попрощались с Сейджаном, когда зазвонил телефон, и Сейджан объявил во всеуслышание:

– Стоп! Телеграмма на заставу пришла. Давай тихо.

Он приготовился записывать, но к нему подскочила Анюта и схватила трубку:

– Разреши мне, Сейджан. По старой памяти. Товарищи, минуточку!

Сейджан освободил место и все притихли. Обычно телеграммы передавались из районного центра по телефону и уже отсюда доставлялись адресатам.

– Алло! Маруся, это ты? – крикнула Анюта в трубку. – Давай твою телеграмму. Это я, Анюта.

Она послушала немного и повторила нетерпеливо:

– Ну да, это я, Анюта Прибыткова. Да, еду на заставу, к маме... Ладно, потом объясню. Передавай!

Лучше бы она не садилась на место Сейджана! И лучше бы они скорее уехали на заставу. То, что произошло в следующий момент, заставило Бугрова вздрогнуть.

– Мне телеграмма? Из Куйбышева? – растерянно переспросила Анюта, и глаза ее на секунду остановились на Бугрове. – От него? Ну, давай...

Торопливо, дрожащей рукой она записывала телеграмму. Иногда она повторяла или переспрашивала отдельные слова, и постепенно до сознания Бугрова дошел весь смысл этого короткого послания. Коробицин просил прощения, клялся, что не может жить без Анюты, и сообщал, что через неделю приедет за ней.

– Все? – спросила Анюта, но на том конце провода, видимо, ничего не ответили.

"Вот и все, вот и все", – звенело в ушах Бугрова и он шагнул к двери.

Но не ушел.

Анюта повесила трубку, поднялась с табуретки, сделала несколько шагов по комнате. Было слышно, как по стеклам барабанил дождь.

"Все или не все?" – с болью и надеждой думал Бугров, наблюдая, как на лице Анюты стремительно отражалась борьба чувств: и радость, и страх, и нерешительность, и опять радость, и опять страх. "Что же она решит?"

– Анюта, слушай Анюта! – заговорил Сейджан. – А ты забудь его, слушай, забудь. Верно, товарищ капитан?

– Пора ехать, – резко сказал Бугров и повернулся к выходу.

Что бы ни решила Анюта, пусть это будет потом, а сейчас надо ехать.

– Сейчас! – встрепенулась Анюта. – Пожалуйста, еще минуточку, я хочу ответить.

Бугров замер в ожидании.

Она устало переключила шнуры на коммутаторе, крутнула ручкой и крикнула в трубку:

– Алло, почта? Алло!..

На том конце провода не отвечали.

– Алло! Почта? Алло! – кричала Анюта и крутила ручкой. Но линия молчала.

Тогда у коммутатора стал возиться Сейджан.

– Молчит. Речка из берегов вышла, столбы повредила, – объявил он через несколько минут.

– По коням, – негромко распорядился Бугров.

Все вышли на улицу. Тревожно выли собаки. Сейджан стоял в освещенном прямоугольнике двери.

Всадники тронулись. Ночь окружала плотным кольцом, черная и колючая. Оборачиваясь назад, Бугров еще долго видел единственный огонек у двери, светящий им, как маяк. Но вот и он исчез.

Слева, во тьме, грохотала вода. Речка выходила из берегов, и нужно было спешить. Но вот вода захлюпала под копытами: дорогу уже заливало.

Лошадь под Анютой оступилась, и она крикнула на нее сердито и звонко:

– Но-о!.. Побалуй у меня!

Они двинулись дальше. Кони почувствовали приближение заставы и прибавили ходу. А Бугров думал: исчезнет или нет светлячок, повстречавшийся на его пути?