Текст книги "Слова и смыслы. Мировоззрение и картина мира: ассоциативный словарь"

Автор книги: Сергей Белкин

(См. также Воздух.) Доказывать важность атмосферы нужды нет, а вот несколько не столько полезных, сколько занимательных сведений привести здесь можно.

Ну, например, сколько весит атмосфера? Физики определили: масса атмосферы примерно 5х10¹⁸ кг или 5 квинтиллионов килограммов. Состоит атмосфера из смеси газов, пыли, воды и пр. Больше всего в атмосфере азота: 75,5 %, на втором месте – кислород: 23 %.

Четкой верхней границы у атмосферы нет, концентрация газов с высотой падает, но формально отельные атомы наблюдаются на высотах в сотни километров, и их тоже считают атмосферой, ее самыми удаленными областями: термосфера (100 и более километров), в ней возникают полярные сияния, там же летают космические аппараты, и экзосфера – области, отдаленные от земли на 700 и более километров. С практической точки зрения – а она определяется, видимо, такими факторами, как способность человека дышать и способность самолетов летать, – атмосфера, пригодная для дыхания, завершается на высоте 5–6 км, хотя альпинисты и поднимаются на высоты более 7 км. А для полетов самолетов высоты свыше 20 км хоть и достижимы, но относятся к области предельных достижений.

Важным свойством атмосферы является ее способность поглощать опасное для жизни ультрафиолетовое излучение, исходящее от Солнца. Основную роль в этом поглощении играет так называемый озоновый слой, располагающийся на высотах 20–30 км. В этом слое содержится много молекул обычного кислорода O₂ и трехатомного кислорода O₃, называемого озоном. Именно эти молекулы поглощают наиболее опасные ультрафиолетовые лучи (с длиной волны от 100 до 280 нм).

И еще одним хочется поделиться: как возникла атмосфера? Ответ на это вопрос, который дает современная наука, мне показался неожиданным. На протяжении столетий наука давала на него и другие ответы. Самой, как мне казалось, устоявшейся, известной была гипотеза, согласно которой атмосфера формировалась вследствие вулканических процессов, происходивших на Земле в первые миллиарды лет ее существования: планета извергала из своих недр летучие вещества, они и образовали атмосферу. Но современная наука не могла считать эту гипотезу безупречной теорией из-за анализа состава атмосферы и тех газов, что производили вулканы: они не совпадали весьма существенно, и этим несовпадениям не находилось объяснения. Наиболее удовлетворительный ответ сегодня дает модель, согласно которой атмосферные газы возникали в ходе так называемой ударной газификации. Ударная газификация – это превращение твердых веществ в газообразные при и столкновении с Землей на скоростях в десятки километров в секунду: именно такие скорости набирали метеориты и прочие объекты, попадавшие в поле притяжения Земли в поздние периоды процесса ее формирования – примерно 4,5 миллиарда лет тому назад, – когда масса Земли была уже достаточно велика, чтобы с такой силой притягивать твердые объекты и удерживать газообразные.

А про загрязнение атмосферы, парниковый эффект, про круговорот воды в природе, облака и ветры, климат и даже про оптические эффекты, создаваемые атмосферой (закаты и восходы, радуги и гало – благодатная среда для романтически настроенного писателя), я здесь писать не буду. Оставлю на потом…

Б

Фамилия обязывает… Итак, белка. Не то чтобы «кстати», а просто так: напомню, что белка до революции писалась иначе: бѣлка. И фамилия наша тоже выглядела иначе: Бѣлкины. Фамилия эта из большой группы «звериных» фамилий: Волков, Медведев, Зайцев…

Существует несколько версий о происхождении таких фамилий. Наиболее обоснованным мне кажется предположение о том, что прежде – в дохристианскую эпоху – названия животных и птиц служили именами. А уж гораздо позднее, когда стала возникать надобность в родовой идентификации, из имени отца сотворялись фамилии: дети Лося стали зваться Лосевыми и т. д. А в связи с чем люди давали имена по названию животных и птиц? Тут тоже есть несколько версий. Согласно одной, это связано с тотемным животным, птицей или рыбой данного рода. Может, конечно, и так… Согласно другой, это связано со стремлением как-то описать желательные положительные характерные черты: силу – как у медведя, выносливость – как у коня или лошади… Или же «наградить» именем-прозвищем уже взрослого человека или взрослеющего юношу, подмечая то или иное сходство с животным или птицей. При этом использовались как отрицательные возможные черты поведения или характера, так и положительные. Например, ёжик – запасливый, домовитый. Это положительные характеристики. Он же – колючий, недоброжелательный. Или, скажем, волк. С одной стороны, он – сильный, смелый, осторожный, разумный. Это положительные черты. Но есть и отрицательные: кровожадный, жестокий, коварный, скрытный, опасный и т. д.

А что про белку? Положительное: запасливая, ловкая, проворная, осторожная, красивая… Отрицательные: суетливая…

В общем, все эти размышления довольно умозрительны. Маловероятно, мне кажется, чтобы родители своих детей называли, исходя из подобных мотиваций и «таблиц-характеристик». Уверен, что таблиц таких – ни на бумаге, ни в головах – не было в природе.

Но надо отметить, что давать имена, буквально совпадающие с наименованием животных и птиц – факт, распространенный у всех народов. Можно, для пущей важности, и к древнееврейским книгам обратиться. Там тоже полно людей со «звериными» именами: Арье – лев, Цви – олень, Зэев – волк и т. п. Кстати (тут, действительно, «кстати»), о якобы еврейском происхождении фамилии Белкин.

Цитирую Википедию.

1. Белкин – еврейская фамилия Белкин является матронимической – образована от уменьшительной формы женского имени Бейлэ (Бейлке). Этимологически родственна фамилиям Белкис, Белков, Белкинд, Белкер, Бейлис, Бейлин и ряду других.

2. Белкин – русская фамилия. Судя по родословным книгам, родоначальником Белкиных надо считать «дивного мужа Аманда Бассавала, честью маркграфа», выехавшего из Пруссии к великому князю Даниилу Александровичу в 1267 году. В крещении он назван был Василием и был наместником. Правнук этого Аманда, Пётр Бассавал, имел сына Алексея, прозванного Хвостом, от которого пошли Хвостовы. Алексей Петрович был боярином и в 1347 году ездил за невестой великого князя Симеона Иоанновича Гордого. 3 февраля 1357 года убит неизвестно кем на площади, находясь в должности московского тысяцкого. Правнук Алексея Петровича, Фёдор Борисович Отяй (родоначальник Отяевых), имел сына Ивана Белку, от которого и произошли Белкины. Один из Белкиных, Андрей Иванович, убит при взятии Казани 2 октября 1552 года, и имя его помещено в синодике Московского Успенского собора на вечное поминовение. Некоторые Белкины тоже были убиты в разных боях.

Обе версии в Википедии то появляются, то исчезают. Про еврейскость фамилии Белкин мне время от времени напоминают бдительные граждане: присылают соответствующую цитату из Википедии. Евреи присылают потому, что я им нравлюсь и они дают мне об этом знать: типа, мы понимаем, почему ты такой умный! Неевреи, которым я не нравлюсь, решают свою задачу, находя объяснение, почему я такой плохой: еврей потому что! Насчет этого прусского Аманда Бассавала ничего сказать не могу. Может, он кому-то и родственник, но вряд ли мне.

«Баня» – ласковое, приятное слово… В моей жизни было много бань, очень уж я любил их посещать. Впрочем, когда я стал жить в доме с горячей водой и всеми прочими удобствами, любовь как-то постепенно перешла из разряда привязанностей в разряд воспоминаний.

Моя первая баня – в Ярославле. Мы выходили из нашего дома на улице Гражданской (ныне – проспект Октября), шли направо до угла, пересекали Гражданскую и двигались по Мологской (теперь – ул. Победы) вдоль окон махорочной фабрики, за которыми были видны автоматы по набивке сигарет. Потом сворачивали налево внутрь застройки – там и была наша баня. Теперь ее нет, и что на ее месте стоит, точно сказать не могу. В общем, это где-то рядом с нынешней мечетью, но тогда, в первой половине 50-х годов, мечети не было. А баня – была. Теперь – наоборот: бани нет, а мечеть есть. А еще внутри этой застройки на пустошах люди сажали картошку. Проходя мимо нее, отец, обучая нас, своих деток, говорил: «Солянум туберозум». Ибо таково ботаническое название сей наиважнейшей для России культуры: Solanum tuberosum. Смутно припоминаю интерьеры и устройство бани. Хорошо помню лишь буфет, потому что в нем после бани отец мне покупал так называемую коврижку: два слоя из плотного пряничного теста, склеенные повидлом. Кажется, отец в этом буфете пил разливное пиво… Настоящее постижение, изучение бань и правил банного поведения началось позднее, в другом городе и в другом возрасте.

Итак, баня коммунальная, она же общественная.

Начинается поход в баню со сбора необходимых вещей. У меня в голове еще жива вбитая навечно формула со времен занятий в детской спортивной секции плавания: «мыло – мочалка – полотенце – плавки – шапочка». Да, еще и «пропуск». В баню из этого перечня надо было брать только мыло-мочалку-полотенце. Мыло я предпочитал кусковое. Все равно какое: «Земляничное», «Лесное», «Хвойное» или «Банное». В общем, какое оказывалось под рукой, то и брал. Существовало и так называемое жидкое мыло. Я его не любил, да и пользоваться им в общественной бане было неудобно, потому что оно было в стеклянном флаконе, а со стеклом входить в помывочную нельзя. Что касается шампуней для волос, то ими я иногда пользовался. Чаще других – «Яичным» в запечатанном в квадратную пластиковую упаковку примерно 3 на 3 см, которую надо было надорвать или надрезать. Я вскрывал ее зубами, и мне нисколько не мешало то, что при этом капелька шампуня попадала на губы и язык. Кроме названного, надо было взять чистое белье: трусы, носки, майку, рубашку. И обязательно – газету: ее подкладывали на пол в процессе одевания после мытья.

Придя в баню, надо было в большинстве случаев встать в очередь. Очереди бывали очень большими: в субботу – на час, два и более. Норма пребывания в общем отделении бани первого разряда была полтора часа. В бане второго разряда – один час. Вот и стоят люди, ждут, когда кто-то выйдет, освободит шкафчик, только тогда следующий зайдет. И зайдет он в раздевалку. В больших банях верхнюю одежду надо было сдавать в гардероб в вестибюле, в банях попроще верхнюю одежду снимали уже в общей раздевалке, помещая пальто в выделенный шкафчик. Раздевалки были устроены так: все помещение перегорожено рядами шкафчиков и скамеек, вдоль стен по периметру – тоже шкафчики и скамейки. Каждому посетителю отводился шкафчик и с полметра общей скамьи, примыкающей к шкафам. Если бы все приходили и уходили одновременно, уместиться было бы трудно, но чаще всего рядом с каждым было свободное место, так что умещались. Вдоль скамеек по полу были проложены деревянные настилы из реек, а остальной пол был покрыт плиткой. На ней оставались следы уличной грязи от вновь прибывших, поэтому банщик шваброй с тряпкой часто протирал пол. Шкафчики были деревянными, запирались на щеколду изнутри. Щеколду-шпингалет отпирал и запирал банщик. Для этого у него был крючок из толстой проволоки, наподобие небольшой кочерги. В дверце шкафчика имелось отверстие, в которое запускался крючок, достигал щеколды и поворотом сдвигал ее влево-вправо: закрыть-открыть. Без такого крючка дверца не открывалась: пальцами в дырку пролезть можно, но до щеколды не достанешь. Банщик проверял наличие билета и отводил к освободившемуся шкафчику. Билет стоил, кстати сказать, 15–17 копеек, в разных городах по-разному. Отдельная душевая кабина – 20 коп, номер с ванной – копеек 35–40.

Банщик обычно был в халате, в руках он держал свой крючок и по мере надобности открывал-закрывал шкафчики. В шкафчике была верхняя полка – для белья и принадлежностей, на задней стенке – крючки для одежды, дно шкафчика – обычно решетчатое – предназначалось для обуви. В помывочное отделение надо было еще взять с собой тазик. Тазики – кое-где их называли шайками – были сделаны из оцинкованного железа. В некоторых банях строго следили за использованием тазика для мытья ног – на них масляной краской писали «для ног» или просто «ноги». Но в большинстве бань этим пренебрегали. Тазики лежали прямо на шкафчике, туда же надо было класть их в конце, когда вернешься.

Раздевшись донага, взяв в руки мочалку, мыло и тазик, крикнув банщику: «Закрывай!», переходили в помывочное, «мыльное» отделение. Устроено оно было следующим образом. По всему пространству расставлены бетонные или каменные скамьи-столы размером, скажем, около двух с половиной метров сантиметров на семьдесят. Такая скамья-стол предназначалась для троих посетителей. Бывали скамьи и поменьше – на двоих. Войдя внутрь, надо было присмотреть себе свободное место. Это при заполненной до отказа бане сделать непросто. Бывало так, что человек уходил, освобождая место, а его сосед быстренько клал на освободившуюся поверхность стола-скамьи тазик или мочалку, чтобы захватить себе побольше пространства. Так что для вычисления свободных мест надо было обладать и навыком, и проницательностью, и наглостью, и сноровкой.

После захвата места надо было набрать в тазик кипятка и обмыть свою поверхность – «для дезинфекции». В разных местах помывочного отделения были оборудованы краны с горячей и холодной водой. Краны обычно были не в виде маховика, а в виде деревянной рукоятки, которую надо было поворачивать влево-вправо. Под кранами имелась тумба, на которую ставили тазик. Наполнив первый тазик кипятком, надо было донести его до своего места, не поскользнуться, никого не ошпарить. Цементный пол был мокрым, по нему текли потоки грязной мыльной воды, стекавшей с моющихся тел. Где-то в полу была решетка, куда все стекало. Худшим место в помывочном отделении было то, которое рядом с этой решеткой. Потому что решетка забивалась листьями от веников, и вода переставала стекать, образовывая большую грязно-мыльную лужу. В ней и приходилось стоять, пока либо сам не выдержишь и отыщешь что-нибудь типа швабры или метлы, либо банщик не придет и не соберет мусор, дав воде ход.

Эти экстремальные условия возникали не всегда, а только в дни и часы пик, когда баня действительно была заполнена до отказа. Обычно такое бывало по субботам и воскресеньям. А скажем, в понедельник с утра на все это пространство могло быть два-три человека.

Когда вы утвердились на своем месте, обмыли его, потом принесли второй тазик чистой воды, можно приниматься и за мытье. Тут у каждого были своя метода и свои привычки. Большинство приходило в баню – именно в это общее отделение, а не в отдельные душевые кабинки, которые тоже были в каждой бане, – из-за парного отделения. Парная – вот что привлекало, а не все те неудобства, о которых я до сих пор рассказывал.

Заход в парную у каждого был свой. Один считали, что это надо делать в первую очередь, до всякого мытья; другие считали, что разок с мылом надо пройтись, «чтобы поры открылись». Как бы то ни было, идем в парное отделение. Перевидал я их великое множество в разных городах. Большинство устроено так: большая печь, заслонку которой можно открыть и плеснуть в нее воды или какого-нибудь травяного настоя, а остальное пространство занимают полки. Чаще – деревянные, но видал я и цементные. Топится печь не из этого помещения, кочегарка и кочегар проникают в нее с другой стороны, с банным отделением не соединенным.

Описывать процесс паренья, с вениками и без, с натираниями и без, не буду. Это большая самостоятельная тема, написано об этом много и будет написано еще немало. Я тут пишу не о паренье и не о мытье, а о бане. Причем не о современных комфортабельных банях и саунах, а об уходящих в прошлое коммунальных банях советского быта.

Выйдя из парной, можно было окатить себя из шайки холодной водой, а можно было и под душ встать: тут же в мыльном отделении у стен всегда было несколько душевых. Их, правда, при заполненной бане не хватало, тут тоже образовывалась своя очередь.

После нескольких заходов в парную начиналось собственно мытье.

Я всякий раз вспоминаю фразу, прочитанную однажды моим батюшкой вслух из журнала «Крокодил». В нем был фельетон, посвященный сатирическому высмеиванию глупых тем диссертационных исследований. В качестве примера рассматривалась и цитировалась диссертация о мытье в русской бане. Вероятно, то, что я пишу «про баню», чем-то похоже на ту диссертацию. Итак, цитировалась фраза: «Мытье в русской бане обычно начинается с головы, затем следуют плечи, руки, туловище; мытье обычно завершается ногами». Почему это должно было вызывать смех – догадываюсь. Именно тогда вызывала хохот юмореска в исполнении Аркадия Райкина, в которой его персонаж – проходимец и аферист – вспоминает одну из своих жен словами: «Вот такая толстая (разводит руки в области задницы пошире) диссертация. Про что-то там в носу». Была, в общем, традиция над учеными подсмеиваться. Но к цитате про «мытье в русской бане» у меня нет претензий: все верно. Именно так и мылись. Намылил голову – смыл, ополаскивая из тазика или под душем. Намылил все тело, растер мочалкой – смыл.

Полутора часов вполне хватало и для парилки, и для мытья.

Ополоснувшись «начисто», возвращались в раздевалку, осторожно ступая по холодному цементному полу, обходя грязные следы от вновь прибывших. Дойдя до своего шкафчика надо крикнуть «Банщик!» или же позвать его по имени, если знакомы. Он откроет дверцу, проследит за возвратом тазика на свое место и уйдет. А нам надо достать газетку и постелить ее на деревянную решетку. Можно половину газетки использовать сейчас, пока мокрый, а вторую потом – когда вытрешься и надо будет надеть носки и стоять в них на чем-то сухом, пока не наденешь обувь.

Состояние после бани – особое. Что делать после бани, а чего не делать – большая, содержательная тема. В современных комфортабельных банях для этого есть все условия. Раньше тоже можно было предаться расслабляющему отдыху, что-то пить и закусывать. Но не в тот экстремальный день, о котором я вспоминаю, когда баня забита битком, а снаружи уже два часа стоят люди, которые тоже хотят помыться. Тут не до разносолов, надо одеться – и уходить. Вот в буфете – а при каждой бане был буфет – можно и пива выпить, и постоять…

А потом неспешно отправиться домой.

О чем важном я не рассказал, говоря о бане? О посетителях. Об их разговорах, ритуалах. И особенностях внешности. А это интересная тема, поскольку я застал особое, послевоенное поколение, среди которых было много увечных, со шрамами и культяшками вместо рук и ног. Еще одна тема – татуировки. Это были не современные «высокохудожественные» образы, изготовленные специальными инструментами в тату-салонах, а самодельные, в основном тюремные, наколки. Еще одна тема – сорта мыла, типы мочалок. А запахи! А общий туалет с дырой в цементном полу и слоем мочи, по которой пробирались босиком, ступая на пятки (банные тапочки появились гораздо позднее и выглядели сперва и как чудачество, и как элемент роскоши).

Расскажу и об этом, но как-нибудь в другой раз…

(См. также Демон, Дьявол, Сатана, Чёрт) Поскольку книга построена по алфавитному принципу, Бес оказался первым в ряду прочих бесовских сущностей. Но если знакомиться с этими понятиями во всей полноте, то лучше, наверное, начинать с Дьявола и Сатаны. Впрочем, можно с Беса, а потом добраться и остальных.

Бес отличается от черта, дьявола и прочих близких персонажей. Он вызывает в нашем сознании все-таки свой собственный образ и издает свое, так сказать, звучание. Есть, например, хорошее, веселое русское слово «беситься», то есть играть, шутить, валять дурака – и все в подвижной форме. Но нет слова «дьяволиться». А если появится, то с определенно негативным смыслом. Возможно, слово «бес» ко многим в жизни впервые приходит с глаголом беситься: «Дети, кончайте беситься!» И где-то вскоре появляется Пушкин с его «Сказкой о попе»: «…Вот из моря вылез старый Бес: "Зачем ты, Балда, к нам залез? "». А потом еще и это:

 
Бедненький бес
Под кобылу подлез,
Понатужился,
Понапружился,
Приподнял кобылу, два шага шагнул.
На третьем упал, ножки протянул.
А Балда ему: «Глупый ты бес,
Куда ж ты за нами полез?»
 

Бесы и бесёнки у Пушкина совсем не страшные, вполне приручаемые и побеждаемые. Причем не попом, то есть священнослужителем, а простым «работником Балдой»: «Бесенок оторопел, хвостик поджал, совсем присмирел…» Бесов у Пушкина мы встречаем и менее покладистых, даже опасных: «В поле бес нас водит, видно, и кружит по сторонам». Но в целом пушкинские бесы сродни скорее таким персонажам, как лешие и кикиморы с русалками, они не олицетворяют ни серьезную опасность, ни тем более мировое зло. Потому что бес существовал в славянской дохристианской мифологии именно в семействе и содружестве с остальными нечистыми духами. А вот с приходом христианства, с появлением «демона», «дьявола» – как падшего ангела, как средоточия мирового зла, – бес был приравнен к ним. Стало считаться, что бес – это как бы русский эквивалент демону-дьяволу. Пушкин же сохранял языческий дух в своей поэме, чего никак нельзя сказать о Достоевском. Его бесы и «Бесы» – это уже прямое и весьма политизированное обращение к христианской концепции добра и зла, единобожия и персонификации зла.

В дореформенной орфографии сию персону писали красиво: «бѣсъ». Бесы, существовавшие в дохристианской славянской мифологии, связывались с понятиями «вызывающий страх», «ужасный». Будучи злыми духами, дохристианские бесы естественным образом соединились со злыми духами христианства и стали в одних случаях просто синонимами слов «дьявол» или «демон», в других им было назначено стать слугами дьявола. Христианство, борясь с язычеством, обозвало бесами всех славянских богов – Велеса и прочих. При переводе Библии с греческого на славянский язык греческий «демон» (δαίμων – даймон) переведен как «бес». При переводе на английский – как «дьявол (devil). В Библии говорится, что бесы могут вселиться в человека и он становится «одержим бесами», описывается также, как Иисус Христос изгонял бесов. Слово «бешенство» – тоже от беса, как и глагол «бесить»…

Еще одно звучное слово: бестиарий. Но оно, строго говоря, происходит не от «беса», а от «бестии», то есть зверя: bestia – «зверь» на латыни. Бестиариями назывались книги по зоологии, в которых описывались различные реально существующие животные, птицы, рыбы, а также вымышленные существа: альвы, берегини, василиски, драконы, упыри, шишиги и множество прочих.

Ну, а читателю, увлекшемуся рассказом о бесах, желающему продолжить знакомство с нечистой силой, рекомендую перейти к главам о Дьяволе, Демоне, Сатане и Чёрте.