Текст книги "Больше чем деньги. Финансовая история человечества от Вавилона до Уолл-стрит"

Автор книги: Сергей Мошенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Первый «Великий крах»

Думузи-гамиль, Эa-насир и другие обитатели делового квартала Ура хорошо заработали на торговле и кредитных операциях во времена правления Рим-сина. Как обычно, ничто не предвещало приближения проблем – купцы думали, что будут богатеть и дальше, тем более что бизнес у них был хорошо налажен. Но тут произошло непредвиденное: в 1788 г. до н. э. Рим-син издал указ, объявивший все займы недействительными. Слишком многие в Уре с его развитой системой финансовых услуг погрязли в долгах, которые не могли вернуть. Рим-син, наверное, понимал, что купцы следовали за ветром его политики, в какую бы сторону он ни дул. А финансисты пытались сами влиять на события. Через своих должников они приобрели заметную экономическую власть в городе, которая стала беспокоить царя.

После такого указа должники, конечно же, ликовали. А вот для кредиторов это стало крахом самостоятельного финансового бизнеса, не зависящего от царя и храмов. От такого события они не могли себя застраховать – никакая диверсификация рисков не срабатывала, если отменялись все долги. И действительно, после 1788 г. количество операций по оказанию финансовых услуг резко сократилось и вся финансовая система древнего Ура, весьма продвинутая по тем временам, быстро пришла в упадок. Ур перестал быть процветающим портом, и вся его торговля сошла на нет. Оказалось, что не так с кредитом хорошо, как без него плохо.

Был ли Вавилон инновационным городом?

На первый взгляд кажется, что все эти вавилонские толстомордые бородатые цари и статуи тяжеловесных быков несовместимы с самим словом «инновации». Может, еще и потому, что для нас инновации привычно ассоциируются с демократией и свободой. Однако Вавилон для того времени был достаточно свободным городом. Недаром тогда говорили: «Даже собака свободна, когда она входит в Вавилон».

Инновации действительно невозможны без экономических свобод[16]16
  Как ни парадоксально, само слово «свобода» впервые употребили в документе именно в вавилонском обществе, далеко не демократичном. В Месопотамии под свободой понималось прежде всего освобождение от долгов. Царь должен был заботиться о народе, чтобы его не притесняли чиновники. По обычаю над царским дворцом в День справедливости зажигали факел, что означало очередную отмену долгов и освобождение рабов. Долги под процент упоминаются как нечто всем известное в одной из самых ранних надписей 2402 г. до н. э. В то время ростовщичество так расцвело, что многие оказались в долговой кабале. Урукагина, царь Лагаша, прославился тем, что издал указ о списании всех долгов, вернув жителям Лагаша свободу («амарги»).


[Закрыть], хотя бы минимальных. Основа этих свобод – право на собственность, появившееся больше трех тысяч лет назад в Вавилонии в своде законов Хаммурапи: в нем провозглашалось индивидуальное право на собственность, а ее владельцы защищались законом от кражи, мошенничества и нарушения контрактов. Это был первый полный по тем временам свод законов, созданный за полторы тысячи лет до Римской империи и римского права. Сама идея устройства общества, основанного на применяемом в судах письменном своде законов, стала не менее важным, чем кредит, вкладом Древнего Вавилона в представление о цивилизованной жизни. Как показала потом история, верховенство права или его отсутствие и определяет ту границу между богатыми и бедными странами, которую труднее всего преодолеть.

Когда мы соприкасаемся с другими культурами, особенно древними, возникает соблазн передавать их понятия с помощью привычных нам слов. Называть простейшие письменные долговые обязательства векселем, первые партнерства – акционерными компаниями, ну и тому подобное. На самом деле здесь нет полных совпадений – все эти инновации создавались на основании совсем других систем права и культурных традиций. Поэтому вавилонские долговые обязательства лишь напоминают вексель, а общества вавилонских купцов – привычные нам партнерства и компании. Не будем забывать об этом.

Если посмотреть на результат, на то, что было создано нового в Месопотамии, то эта древняя цивилизация оказывается одной из самых креативных. Началось все с первобытных селений земледельцев и скотоводов. Потом за две тысячи лет там появились большие города, империи, новые технологии, наука, искусство, литература и первый свод законов. Да и наиболее радикальные финансовые инновации – банки и кредит с его письменными долговыми обязательствами (как и сама идея капитала)[17]17
  Вавилоняне уже хорошо понимали главное свойство капитала – возможность приносить прибыль. Сумму, вложенную в дело, они называли «голова». Наше понятие «капитал», пришедшее через немецкий язык, тоже восходит к латинскому caput – голова.


[Закрыть] – возникли в Месопотамии, а не в столь же древнем и могущественном Египте[18]18
  В Древнем Египте займы под процент так и не получили распространения. Займы там чаще всего имели форму взаимной помощи соседям, были беспроцентными и встречались не так часто. А каких-либо данных о существовании там торгового кредита у нас нет. Долг вообще считался в Египте виной, почти преступлением, в то время как в Месопотамии – обычной частью жизни. Вся внешняя торговля Египта контролировалась государством, и, в отличие от Месопотамии, объединений купцов там не возникало.


[Закрыть]. Почему?

Главная причина, как обычно, была в менталитете. И в определяющей его географии. Жителей Месопотамии земной мир интересовал гораздо больше, чем египтян, для которых пребывание в нем было лишь кратким мгновением, подготовкой к вечной загробной жизни. Хотя богатство Египта общеизвестно, он был очень замкнутой страной, расположенной в долине Нила и окруженной безжизненными пустынями. А Месопотамия не имела четких границ, она была открыта другим народам и готова развивать торговые связи с ними.

В Месопотамии разливы рек вызывались непредсказуемыми и нерегулярными дождями. А в Египте все казалось вечным и неизменным: каждый день жаркое солнце, ночью – звезды. И даже разливы Нила, от которых зависело земледелие, происходили в одно и то же время. Эта неизменность осталась у египтян в крови. В Конституции 2014 г. сказано: «Египет – это дар Нила и дар египтян человечеству… место встречи различных культур и цивилизаций… вершина Африканского континента и Средиземноморья…»[19]19
  Цит. по кн.: Сапронова. 2014. С. 182.


[Закрыть]

Неизменность египетской жизни создала и неизменность власти. Фараон считался богом (в Месопотамии царь – просто «великим человеком»). Все решения зависели от его воли, а не от законов, как в Вавилонии. Какие дошедшие до нас инновации создал Древний Египет? Разве что пирамиды, привлекающие сегодня туристов. Все остальное – больше легенды и мифы о давно исчезнувшей и не очень понятной для нас культуре. А вот появившиеся в Месопотамии банки и кредит стали одним из краеугольных камней нашей финансовой цивилизации. Весь финансовый мир основан на умении перераспределять капитал, делать деньги из денег. Способность использовать это умение зависит от эпохи. В первобытном обществе охотников такое просто невозможно представить, в Месопотамии это умение научились ценить, а в современном мире оно стало одним из самых востребованных.

Казалось бы, финансовые инновации вавилонян, засыпанные песками пустыни, надолго оказались забытыми. Ведь саму цивилизацию Месопотамии даже при самой бурной фантазии никто не назовет предшественницей европейской. Может быть, наследие Вавилона как-то и повлияло на Арабский халифат, но явно не на Европу. Но в том, что касается финансов, не все так просто.

Иногда историю европейских финансов ведут от Древнего Рима, хотя, по сути, началась она в Венеции и других итальянских городах. В Средневековье идеи язычников-римлян надолго отбросили. Особенно то, что касалось кредита и банков, – христианам запрещали давать деньги в долг под проценты. Поэтому в Европе на протяжении веков финансами занимались евреи – это давно всем известно. Они и стали звеном, связавшим европейцев с Вавилоном. Еще со времен царя Соломона евреи тесно контактировали с вавилонянами, имея возможность приобщиться к инновациям (кстати, христианская Европа впервые узнала о Вавилоне именно из библейских текстов).

А в 2018 г. премьер-министру Израиля Биньямину Нетаньяху была передана во временное пользование вавилонская глиняная табличка – ей 2600 лет и там упоминается «Бенайя бен Нетаньяху». Это, конечно, не предок премьер-министра (фамилия его отца была Милейковский, и он приехал в Израиль из Польши), но сам факт такого упоминания показателен. Так что благодаря евреям дух вавилонского предпринимательства пережил это древнее и давно исчезнувшее царство, воплотившись в европейскую финансовую традицию через операции Ротшильдов, Эфрусси и многих других – вплоть до знаменитого сахарозаводчика Лазаря Бродского из Киева.

Глава 2
Эллинский мир

Города-государства

У меня есть маленькая арабская шкатулка из красного дерева, куда дети кладут монеты разных стран, где мы когда-то бывали. Нашлась там и греческая монета в 50 драхм. На одной стороне – профиль Гомера, на другой – надпись по-гречески «эллинская демократия» и древний парусный корабль. Наверное, корабль Одиссея. Когда я беру монету в руки, в душе появляются теплые чувства. Как что-то родное и близкое. Похожее ощущение возникало еще в детстве – когда читал о греческой цивилизации. «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. // Я список кораблей прочел до середины: // Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, // Что над Элладою когда-то поднялся» (О. Мандельштам). В детском воображении игравшие на арфах атлетические греки – точнее, эллины, как они сами себя называли, – казались мне свободными и оптимистичными. Как было на самом деле, я не знаю и сейчас. Да это и неважно.

В те годы детства, годы советской эпохи, я черпал свои представления об эллинском мире из книг – попасть на греческие острова у меня не было возможности. А когда такая возможность появилась, я увидел своими глазами и Эгейское море, и развалины древних городов. Среди этих развалин иногда кажется, что их история оборвалась внезапно, на полуслове. Хотя умом я понимаю, что она угасла плавно и спокойно, как естественно заканчивается достойно прожитая человеческая жизнь.

Эти города (по-гречески «полисы»), от самых больших до самых маленьких на далеких островах, строились по одному образцу: храм на холме, театр, в центре площадь для торговли и общих собраний. Все граждане (рабы к их числу, естественно, не относились) имели право принимать участие в этих собраниях, где голосованием решались важные для полиса вопросы.

Обычно на греческом острове находился один город в окружении мелких деревень, и этот город считался отдельным государством. Греческие города-государства объединялись в сетевую структуру, в которой отсутствовал центр. Разве что существовали самые большие полисы – например, всем известные Афины. Иногда полисы воевали между собой, но чаще мирно торговали, обмениваясь деньгами, товарами, людьми и новыми идеями. Вот так просто и в то же время совершенно был устроен эллинский мир – «ойкумена».

В островных городах-государствах зародилась античная демократия, ставшая на века примером для европейской цивилизации. Этим Древняя Греция совершенно не похожа на Египет или Вавилон. Греческая культура по самому своему духу была морской. А у тех, кто свободно торгует и путешествует на кораблях между островами, совсем другой менталитет.

Как и демократия, идея открытого миру торгового города-государства пережила века. Она снова возродилась в Венеции и других итальянских городах эпохи Возрождения, затем в Амстердаме, Лондоне и, наконец, в современных столицах капитала постиндустриальной эпохи.

«Ойкономия»

Личная свобода гражданина полиса для греков стала основой свободы предпринимательства. Гражданин участвовал в общих собраниях, голосовал на выборах правителя – вещи в Месопотамии в принципе невозможные, хотя и там свободы предпринимательства для купцов хватало. Так в полисах расцвела коммерция, и древние греки вошли в историю как народ торговый. А около 600 г. до н. э. они изобрели деньги в форме монет[20]20
  Первые монеты появились в Лидийском царстве (Западная Анатолия на территории современной Турции) – кусочки электрона (или, в другом варианте названия, электрума – сплава золота и серебра) с выбитыми на них надписями. Эпоха, когда распространились первые деньги, совпала со временем жизни создавших новые учения знаменитых мудрецов: Пифагора (ок. 570–490 до н. э.) в Греции, Будды (563–483 до н. э.) в Индии, Конфуция (551–479 до н. э.) в Китае. Видимо, это были такие же времена поисков и брожения умов, как 1970–1990-е гг., когда возникли изменившие нашу жизнь радикальные инновации – персональный компьютер, мобильный телефон, интернет.


[Закрыть], и денежное обращение распространилось сначала между их городами-государствами, а потом и среди других народов.

Однако в финансовых технологиях греки долго отставали от вавилонян. Нужны были века, чтобы гордые потомки Ахилла и Одиссея поняли: богатство можно получать не только путем завоеваний других городов и стран, но и благодаря предпринимательству, инвестициям и кредитам. К тому же при всей личной свободе граждан полисов их экономический кругозор обычно ограничивался торговлей с соседними островами – не более того.

Но вода камень точит, и время делает свое дело – даже при таком кругозоре сеть деловых и личных связей все больше расширялась, формируя совершенно новое экономическое пространство. Кульминация всего этого для греческого мира настала, конечно же, во времена завоеваний Александра Македонского – первой из известных нам волн глобализации, связавшей на время воедино множество стран и народов.

Кстати, именно деньги объединяли разные страны, помогая становлению империй и мировых религий[21]21
  Драгоценные металлы не были универсальным инструментом экономических связей: у одних народов ценилось золото, у других – серебро. У многих драгоценные металлы вообще не имели экономического значения, а роль денег выполняли, к примеру, морские раковины или, как в Центральной Америке, бобы какао. К тому же, когда за товары и услуги платили золотом или серебром по весу, как в Месопотамии, трудно было проверить, насколько качественные эти металлы. С появлением монет эту проблему в целом решили: цари, по указу которых чеканили монеты, были гарантами и качества металла, и веса. Это подтверждали надписи и символы на монетах. Когда к монетам появилось доверие, они распространились среди разных стран и народов.


[Закрыть]. С появлением денег не только завоеватели и религиозные пророки начали осваивать мир, но и купцы. А для них весь мир – это рынок, где любые народы могут быть покупателями товара. Появившиеся благодаря купцам и финансистам торговые империи оказались куда прочнее империй, создававшихся царями, потому что в основу легли не пустые политические лозунги типа «Мы хорошие – они плохие», а деньги. Это-то и дало возможность сотрудничать странам и народам, не имевшим до того никаких причин доверять друг другу: деньги оказались универсальной системой, базирующейся на доверии между людьми. Так деньги объединили весь мир, и появились первые признаки глобализации. Древнеримские динарии с профилем императора охотно принимали в Индии, хотя эта страна никак не зависела от Рима. Точно так же сегодня американские доллары берут в самых далеких уголках мира, непосредственно не связанных с Америкой.

Возникла целая культура денег – совершенно новое явление в истории. Во всех странах Древнего мира у большинства населения редко имелось в собственности золото или серебро в заметном количестве. Оно накапливалось в руках богатых или хранилось в храмах. А с появлением монет золото и серебро оказалось поделенным на маленькие кусочки одного веса. И попало в руки небогатых людей, далеких от состоятельной элиты (часто – как оплата наемным солдатам во время бесчисленных войн). Это привело к демократизации финансовых и торговых отношений, сделав их более доступными, и совершило переворот в сознании – самую настоящую финансовую революцию.

В эллинском мире вместе с культурой денег возникло экономическое мышление, заставившее греков направить свои мысли в финансовое русло[22]22
  Монеты долго имели хождение только у греков. Финикийцы, главные купцы и банкиры Древнего мира, еще пару веков после появления монет не считали нужным ими пользоваться. Их вполне устраивали привычные слитки драгоценных металлов и письменные долговые обязательства.


[Закрыть]. В трактате «Ойкономия» («Экономик») философа Ксенофонта (ок. 430 – ок. 355 до н. э.) появилось новое понятие – «экономика», иными словами «благоустроенное хозяйство». Тогда же были заложены основы торгового права. Впрочем, греков не очень интересовала систематизация права – они оставили все это римлянам. А главными инновациями эллинского мира стали сеть торговых городов-государств с их демократией и денежное обращение в форме монет.

Трапезиты и банкиры

На греческих островах существовало более тысячи полисов. Каждый из них выпускал собственные монеты, которые нужно было обменивать по текущему курсу. И на центральных площадях полисов в V в. до н. э. появились пункты обмена валюты – столики, за которыми сидели трапезиты[23]23
  Трапезит (или трапедзит) – «человек, сидящий за столом»: др.-греч. τράπεζα (произносилось «тра́педза») – стол. Трапезитов можно было встретить в 33 полисах, а в Афинах (где в IV в. до н. э. было уже 26 трапезитов) они занимали целый угол центральной площади.


[Закрыть]. Они занимались обменом денег, что требовало немалого опыта и знаний, ведь полисы выпускали свои монеты с разным содержанием золота и серебра. Шло время, трапезиты богатели, у них накапливались свободные капиталы, и они стали предлагать кредитные услуги (первой формой кредита стал морской заем[24]24
  Морской заем использовали для финансирования торговых путешествий. В то время они сопровождались немалым риском, поэтому и процентная ставка по такому займу достигала 30 %. Условием возвращения займа и получения процентов становилась доставка товара к месту назначения. Обеспечением займа являлся товар – его стоимость должна была превышать сумму займа (обычно в два раза). Ну а если корабль тонул, кредиторы лишались своих денег.


[Закрыть]). В Афинах кредитными услугами пользовалось 3 % населения (в средневековой Европе – около 6 %).

Вначале трапезиты давали в долг из собственных средств, а потом стали принимать у клиентов вклады, используя их для новых кредитов. Довольно долго это пытались запрещать, но время всегда берет свое, и богатейшие трапезиты стали превращаться в банкиров[25]25
  Кроме обмена монет и кредитных услуг, трапезиты выполняли функции посредников, свидетелей и поручителей при сделках, а также хранили у себя документы и ценности.


[Закрыть]. Власти полисов не контролировали деятельность трапезитов и банкиров. Это давало им полную свободу предпринимательства, но от возможных убытков они не были защищены. По слухам, легендарный мудрец Диоген Синопский, живший в бочке, сначала был менялой и ростовщиком. Потом он стал подделывать монеты, был пойман и то ли приговорен к изгнанию, то ли сам бежал из города, опасаясь наказания. После этого ему ничего не оставалось, кроме как стать свободным философом. Ростовщичеством занимался когда-то и другой знаменитый философ, Сократ.

Трапезиты нередко использовали в своих операциях письменные долговые обязательства – прототипы векселя – синграфы и хирографы, перешедшие затем в римскую финансовую систему[26]26
  Синграф составлялся в двух экземплярах в присутствии свидетелей, которые подписывали его после должника. Неудобство синграфа состояло в том, что свидетели знали подробности операции, а это часто нежелательно. Хирограф подписывал должник без свидетелей – так решили проблему анонимности. (Подробнее об этих документах см.: Мошенский. 2005. С. 39–47.)


[Закрыть]. Текст синграфа выглядел просто: «Такое-то лицо (имя) должно такому-то лицу (имя) такую-то сумму». В самом по себе этом документе не было ничего особенного – простая форма долгового обязательства. Но факт его распространения говорит о многом – и о периоде экономического роста, и об увеличении количества городов, их населения, а главное – о развитии финансовых услуг. Применение синграфов и хирографов означало, что рынки неплохо функционировали и что права собственности стали достаточно (для своего времени, конечно) защищенными, чтобы люди не только давали друг другу в долг деньги, но и доверяли таким документам. А еще это означало, что политические государственные структуры могли обеспечить и экономический рост, и защиту прав собственности.

А вот что-либо, сравнимое с акционерными компаниями, в греческих полисах так и не возникло – коммерческие объединения купцов оставались простыми товариществами. Еще не появились ни сама идея разделения на доли капитала, вложенного в коммерческие общества, ни тем более идея передачи этих долей другим участникам общества. Для всего этого необходима система права, гарантирующая сохранность собственности всех участников. А ее как раз и не было в греческих полисах, несмотря на их богатство и развитость финансовых услуг. Не пришло еще для этого время.

В следующем, III в. до н. э. деятельность трапезитов стала престижной. Прежде ими зачастую становились рабы[27]27
  Многие первые греческие банкиры когда-то были рабами, ведь свободные граждане полисов считали финансовые услуги недостойным для себя делом. Если раб осваивал ремесло трапезита и достигал успеха, ему давали свободу – символически «продавали» богу в храме, после чего он считался фактически свободным и мог заниматься финансовым бизнесом. Из известных афинских трапезитов лишь двое, возможно, были афинянами, 14 – иностранцами, 11 – отпущенными на волю рабами, а один – сыном раба, получившего свободу (Bogaert. 1968. Р. 331–375).


[Закрыть], теперь же – и состоятельные граждане полисов. Банкирам начали доверять больше, хотя случалось, конечно, всякое. Всегда оставался риск мошенничества не только со стороны банкира, но и со стороны клиента. Выяснить, кто прав, было непросто, и начинались дорогостоящие судебные процессы. Правда, в отличие от нынешних в полисах они не длились дольше месяца. Клиент в случае проигрыша терял только деньги, а банкир – репутацию честного человека, а часто вместе с ней он утрачивал и весь свой бизнес.

Случались и банкротства – в 377 и 371 гг. до н. э. одновременно разорились несколько банков. Банкиры Аристолох, Созином и Тимодем вынуждены были отдать все свои деньги на погашение долгов вкладчиков. Банкир Гераклид решил скрыться, что вызвало общее возмущение. Оставшееся его имущество все равно было распродано для погашения долгов. Демосфен почему-то считал, что причиной таких банкротств стали люди, которые, «пребывая в затруднительном положении, берут взаймы, считая, что им должны верить в силу их репутации, а разбогатев, не отдают долги и присваивают чужие деньги»[28]28
  Демосфен. Речи. XLIX. Против Тимофея о долге. 68.


[Закрыть]. На самом деле причины банкротств крылись не только в этом, но также в рискованных операциях самих банкиров. А вкладчики на собственном опыте поняли, для чего нужна, говоря современным языком, диверсификация рисков, и стали размещать вклады в нескольких разных банках.

Для повышения надежности своих операций банкиры начали делать записи о принятых вкладах, выданных кредитах и прочих движениях капиталов. Трапезиты «имеют обыкновение делать записи и о выдаче денег, и о назначении займа, и о вкладах… чтобы знать для подведения итогов о выданных и вложенных суммах»[29]29
  Как юридический свидетель в одном из судебных дел, Демосфен «вынес все записи и дал Фрасиериду возможность искать и выписывать все долги Тимофея» (Демосфен. Указ. соч. 5, 43).


[Закрыть], – говорил Демосфен в одной из своих речей в 362 г. до н. э.

Среди банкиров прославился Гермий из города Ассос в Малой Азии. Вначале он был рабом и личным секретарем банкира Эвбула, который пользовался столь большим влиянием, что фактически правил двумя полисами – Ассосом и Атарнеем. Гермий оказался способным, и Эвбул отправил его учиться в Афины. Когда Эвбул умер, Гермий стал его преемником во власти и унаследовал его банкирскую контору, сделавшись богатым и знаменитым. Он дружил с Платоном, Аристотелем[30]30
  Аристотель написал в его честь восторженное стихотворение («Сколий в честь Гирмия, тирана Атарнейского»), скептически воспринятое современниками – уж слишком автор расхваливал достоинства правителя-банкира, да еще и бывшего раба. Для свободных граждан это оказался явный перебор.


[Закрыть] и даже с македонским царем Филиппом II. Однако дружба с царем его и погубила – он участвовал в разработке планов войны с персами, но те победили, захватили Ассос и Атарней и казнили Гермия.

Пасион

Самым известным древнегреческим банкиром в IV в. до н. э. стал Пасион из Афин. Начинал он свою карьеру, будучи рабом трапезита Архестрата и работником его банкирской конторы. Архестрат даровал Пасиону свободу, а потом с согласия своего компаньона Антисфена передал и весь бизнес. Пасион к тому времени уже стал далеко не бедным, накопив 11 талантов[31]31
  Талант – денежная единица и единица массы, в разное время определявшаяся по-разному в количественном отношении. Во времена Пасиона – 25,5 кг серебра. Талант состоял из 6 тысяч драхм – афинских монет. Прожиточный минимум семьи в Афинах в то время составлял 1/3 драхмы в день, а бык стоил 5 драхм. По приблизительным оценкам, один талант соответствует примерно 1 млн современных долларов.


[Закрыть] (280,5 кг, примерно 11 млн долларов на современные деньги) серебра. Он арендовал банкирскую контору Архестрата, и дела быстро пошли вверх[32]32
  Его доходы составляли 1,5–2 таланта в год. Может, и немного для некоторых современных банкиров, но по тем временам это были огромные деньги.


[Закрыть], ведь Пасион славился своей честностью и порядочностью. Вскоре банкир начал давать деньги в долг Афинскому государству и завел влиятельных друзей среди знати, имея неограниченный кредит во всех греческих полисах.

О делах Пасиона мы узнаем из сохранившихся судебных речей. Одна из самых подробных – «Трапезитика» («Трапедзитик»; 393 до н. э.) Исократа. В этой речи он защищает интересы своего клиента – Сопеида, сына Сопея, доверенного лица боспорского царя Сатира I (407–387 до н. э.), с которым Афины поддерживали тесные связи. Истец (повествование в речи ведется от его лица) обвинял Пасиона в том, что тот присвоил его вклад[33]33
  «…Сделки с банкирами заключаются без свидетелей; поэтому и те, с кем они поступают несправедливо, неизбежно подвергаются опасности»; ведь у банкиров «много друзей, и денег в их руках много, да и их ремесло вселяет к ним доверие» – так начинал свою речь Исократ (Исократ. Речи. XVII. Трапедзитик. 1).


[Закрыть].

Сопеид, планировавший торговое путешествие в Боспорское царство, вложил большую сумму в банкирскую контору Пасиона. Однако вскоре боспорскому царю Сатиру написали донос на Сопея, и тот был схвачен. Сын тоже попал в немилость, и Сатир мог потребовать его выдачи. Тогда Сопеид пришел к Пасиону, чтобы пожаловаться на свои проблемы и забрать деньги. Банкир сразу понял ситуацию и предупредил, что дело может дойти до конфискации всего имущества. Поэтому лучше сделать вид, что у Сопеида не только нет денег, но и сам он весь в долгах. По совету банкира Сопеид в присутствии свидетелей отрицал, что имеет депозитный вклад, и все считали его должником Пасиона.

Вскоре выяснилось, что донос на отца истца ложный, царь Боспора признал, что неправ, и Сопей снова стал его доверенным лицом. Тогда сын и захотел получить у Пасиона свои деньги обратно. Но «…Пасион решил, что настал самый благоприятный для него случай», так как денег было много и из-за них «стоило забыть стыд»[34]34
  Там же. 8.


[Закрыть]. Сначала банкир заявил истцу, что не может отдать деньги, потому что у него их нет в наличии, потом стал публично отрицать сам факт депозитного вклада и спрятал единственного свидетеля – раба, бывшего в конторе, когда истец передавал деньги Пасиону[35]35
  «…Самое важное доказательство того, что Пасион захватил у меня деньги, по моему мнению, есть то, что он не захотел выдать для пытки раба, который знал о сделанном мною вкладе. А для сделок в меняльных лавках разве есть более веское доказательство, чем это?» – говорил истец (Там же. 53).


[Закрыть].

Неизвестно, кого судьи признали правым – истца или банкира. Однако Пасион и дальше процветал, оставив после своей смерти в 370 г. до н. э. двум сыновьям огромный по тем временам капитал – 39 талантов (994,5 кг, примерно 40 млн современных долларов) серебра. Банкирскую контору он завещал своему преемнику Формиону[36]36
  Формион в прошлом был рабом и помощником Пасиона. Как утверждал много лет спустя Демосфен в речи в защиту Формиона в другом судебном процессе, еще 50 талантов Пасион незадолго до смерти дал «в рост» другим трапезитам (Демосфен. Речи. XXXVI. В защиту Формиона. Встречный иск. 5). Так что общее состояние знаменитого банкира могло быть гораздо большим.


[Закрыть].

А вот знаменитый оратор Демосфен отзывался о Пасионе как о честном банкире. «Среди людей, занимающихся крупной торговлей и денежными операциями, удивительной находкой считается человек, который окажется одновременно предприимчивым и честным, а как раз эти качества Пасион получил не от своих хозяев… он сам был честен от рождения». А как известно, «доверие служит в денежных делах наилучшей опорой»[37]37
  Демосфен. Указ. соч. 44.


[Закрыть].

Кем же был Пасион – порядочным банкиром, славившимся своей честностью (как утверждает Демосфен)? Или ловким дельцом (каким он предстает в описании Исократа), пытавшимся при удобном случае присвоить деньги клиента? Сегодня в этом уже тяжело разобраться. Но история Пасиона – хорошая возможность хотя бы краем глаза заглянуть в мир древнегреческих трапезитов.