Текст книги "Счастливая несчастная жизнь. Сборник рассказов"

Автор книги: Сергей Монастырский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сергей Монастырский
Счастливая несчастная жизнь. Сборник рассказов

Как Савушкин мечтал стать великим и что из этого получилось

Сколько себя помнил, Коля Савушкин всегда хотел стать великим. Ну, не то, чтобы Эйнштейном, или например, Львом Толстым.

К сорока пяти годам он великим не стал, но мысль уже отравила все прожитые годы, отравляла и сейчас.

Теперь он несколько снизил планку и хотел простое – просто оставить после себя что-то заметное, ну, если не всему миру – детские грезы развеялись – ну хотя бы в памяти близкому ему кругу, или в какой-то узкой отрасли специалистов. Ну, просто чтобы самому понимать, что прожил жизнь не зря, не заурядно, и на могильном памятнике ему между годами рождения и смерти не просто стояла черточка.

В детстве, лет с восьми, начиная каждое первое сентября, он давал себе слово стать лучшим в классе, а в неурочное время получить звание чемпиона в институтских соревнованиях, записаться в секцию дзюдо и бить всех хулиганов во дворе, ну и так далее …

Для этого он первого сентября заводил личный дневник, тщательно выбирая в магазине блокнот покрасившее, торжественно записывал на первой странице свое имя и фамилию, но… К концу учебного года для всех так и оставался не раскрытым, в дневнике двойки и тройки, в намеченные кружки он сходил только раз, секция дзюдо неожиданно оказалась далеко и родители в такую даль не пускали, так что дворовые подвиги только снились по ночам.

В старших классах каждый новый год он, то есть первое января он непременно начинал с чистого листа. Буквально клал перед собой чистый лист и писал план на год: выучить два языка, записаться в секцию легкой атлетики, подать работу на математическую олимпиаду, сделать научное открытие, выбрав из интернета одну из перспективных задач, под которыми бьются лучшие умы человечества.

Нужно ли говорить, что и этот чистый лист так и оставался неисписанным.

В институте время от времени опять возникали эти тщетные замашки, потом они заглохли объективно – студенческая жизнь не давала особенно философствовать.

Девушки, мимолетные романы, летние путешествия с друзьями, студенческий театр, ну и прочее увлекательное время провождение давали ощущения новой жизни, ну а великим? Великим еще успеешь, стать потом, когда начнется настоящая профессиональная деятельность!

Деятельность началась.

Николай получил специальность архитектора и стал работать в крупном архитектурном бюро.

Стать великим, ну хотя бы среди профессионалов своего города или региона, и создать архитектурный шедевр, дело святое и вполне реальное.

Душа Николая пела! Вот где его место назначения, вот где он создаст нечто нетленное, на которое будут возить экскурсии, которое станет главным притягательным местом города, как Кельнский собор в невзрачном в целом городе Кельне!

И можно уходить на покой! Ведь главное дело своей жизни он совершил!

Хотя, зачем же на покой?! Он еще молод, к нему потянуться заказы из разных городов, а то и стран!

… Мысли его прервал голос начальника отдела:

– Савушкин! О чем мечтаешь? Где проработка фасада девятиэтажки на Чкалова?

– Иван Петрович, я тут одну концепцию придумал…. Савушкин начал вытаскивать ватман.

Иван Петрович онемел! На ватмане было действительно художественное произведение, так сказать, Рафаэль в архитектуре. Ну, может быть, с легким влиянием Кустодиева.

– Красиво – похвалил Иван Петрович, – Ну, а где девятиэтажка?

– Так вот же! … – Начал, было Савушкин.

Иван Петрович онемел снова. Потом он сел и задумался.

– Коля! – ласково сказал он, – когда я только вышел из института, я тоже хотел стать Микеланджело! Но за двадцать лет работы не случился, ни один заказчик, который бы сказал: « Сделайте мне красиво!» Нет! Заказчик говорил: «Сделайте мне быстро и дешево, главное, Коля, дешево! А это значит – прямая серая стена из силикатного кирпича…, ни одной выкрутасины и покрась их малярной краской, желательно разовой. Потому что розовая дешевле!

Савушкин знал эти дома. Он сам жил в таком, правда, в старом, в хрущевке, доставшейся от бабушки. И весь город был такой – серый, невзрачный.

Николай засунул ватман в стол и долгие годы не вспоминал.

… Встряхнулся он лишь однажды, когда их бюро поручили проработать проект реконструкции центральной части города.

Там еще сохранилось немалое число строений, а вернее, просто старых купеческих улиц, да и просто улиц с ветхими домами, рядом с которыми безобразно высились новостройки.

Бюро гудело, бюро бурлило, даже начальники отделов, как, например, и их Иван Петрович, будто проснулся от скучного долгого сна и вечерами они обсуждали идеи одну за другой.

Создали общую концепцию и для детальной проработки, а также разнообразия, раздали по одной – две улицы каждому.

… Состоялся градостроительный совет. Там было все городское руководство и все, кто имел хоть какое-то отношение к архитектуре.

Кипели страсти, профессионалы, в общем-то, благосклонно оценивали новации, краеведы боролись за сохранение старины, общественность восторгалась и гудела, глядя на этот город будущего.

В конце, слово взял мэр города.

Речь его была, как в известном анекдоте о рассказе старого партизана, который поведал, что «сначала мы выбили немцев из этого леса, потом они нас, потом снова мы, а потом пришел лесник и всех выгнал – и нас и немцев…»

Мэр выразился в том же духе.

– Я бы хотел жить в этом городе, нарисованном вами. Но денег нет. Из всего вами созданного … – Короче, из всего ими созданного в ближайшие двадцать-тридцать лет денег хватит на ремонт крыш, легкую покраску фасадов, и в ряде случаев – укладку плитки.

Ну, почти так.

… И Николай понял, что ничего великого в этом городе из его, в общем-то, творческой профессии не состоится.

Жить оставалось еще долго, но нужно было перестраиваться на обычную жизнь без претензий. Стало скучно.

Да и жизнь Савушкина до этого времени была обычная, и поскольку он мечтал о великом, а оно все не приходило, – то скучная.

К этому времени он успел жениться и через пятнадцать лет довольно не яркой обычной семейной жизни, недавно развелись.

Можно было, конечно, жить семейной жизнью и дальше, но мешала изъевшая его душу мысль, что все, что происходило в его жизни, должно быть феерически ярко, необыкновенно!

Но жена, после первых лет ослепленных влюбленностью, оказалось обыкновенной: Хорошей, но обыкновенной. И секс с ней – обыкновенный. Без вдохновения, что-ли.

– Коля, ты все уже? Ну, я встаю, мне еще постирать надо…

Детей у них не было. Бог не дал. И после участившихся в последние годы ссор и взаимных пререканий, они разошлись.

Квартиру Николай оставил жене, а сам арендовал хрущевку.

Жизнь стала еще посредсвенней.

Длинными одинокими ночами – случайные женщины в постели – не в счет, с ними душевная близость как-то не завязывалась, – Савушкин мучил себя мыслью, что вот сейчас жизнь окончательно проходит, а от него между датой рождения и датой смертью останется только черточка.

Если бы не это, то жизнь его вполне могла бы оказаться хорошей – все условия для этого были, но вот угораздило же его с детства отравиться мыслью, что у него какое-то особое предназначение на этой земле!

А оно не проявлялось!

… Никогда в жизни Николай не покупал лотерейных билетов.

А тут как-то у кассирши сдачи не было, и она уговорила его взять лотерейный билет.

Взял и забыл.

Спустя месяц коллега на работе, просматривал за утренним чаепитием свежую газету, сказал:

– Слышь, Коль! Везет же каким – то дуракам – пятьдесят миллионов выиграл.

Николай и внимания не обратил, но вечером что-то словно стукнуло в его голову. Он на всякий случай нашел в интернете итоги тиража и обалдел:

Дураком этим был он!

… До этого Савушкин мучился как стать великим. Об этом мгновенно было забыто. Теперь он мучился, как распорядиться этим богатством!

До сих пор все стратегические и тактические планы были только в пределах зарплаты. Там все было понятно и всегда не хватало.

А теперь-то на что не хватало, не только хватало, но и на что потратить основное даже не представлялось.

Значит так, решил Николай: первым делом нужно купить квартиру. Это, если даже двухкомнатную, а трехкомнатная ему точно не нужна, будет миллиона четыре.

Отдельно, мебель – ну, самое большое миллион.

Сменить старую раздолбленную машину – ну, два миллиона. Одеться нормально и всякие мелочи – еще полмиллиона.

Пять миллионов Николай решил подарить бывшей жене. Это ей за глаза. Тем более, что у нее уже новый муж.

– Не, мужа же чужого кормить!

Миллионов десять оставить на дальнейшую жизнь. И не понятно на что их тратить – работу бросать Николай не собирался, а если даже раз в год ездить в отпуск за границу – пять миллионов хватит за глаза!

Куда деть остальные тридцать с лишним миллионов Савушкин решительно не представлял!

Конечно, положить на книжку. Но тут же стало понятно, что зачастят просильщики – дальние родственники, друзья, знакомые – Коля, дай взаймы! Одолжи Коля!

Или просто: Помоги, Коля!

И никто, конечно, не вернет. А зачем возвращать – он же богач, миллионер!

Думая об этом ночами, Савушкин вконец измучился.

Выигрышные деньги мертвым грузом лежали на счете.

…Ладно, в конце концов, решил Николай, сначала нужно потратить на задуманное.

Первым делом он решил купить квартиру. Как архитектор, он, конечно, знал все стройки города. Но один микрорайон, о котором он раньше не мог и мечтать, запал ему в душу давно. Это был уже почти полностью построенный комплекс из пятнадцати жилых домов и с расположенным в середине общественным комплексом в спальном районе, окруженном березовым перелеском.

Это был как бы отдельный островок, немного оторванный от соседских жилых массивов.

Николай успел. В последнем, уже следующем доме ему досталось неплохая двушка на четвертом этаже.

***

Прошел год. Николай произвел все запланированные затраты, в том числе впервые в жизни проплыл на двенадцати палубном лайнере в средиземноморском круизе, компенсировав себе, таким образом, все непрожитое в предыдущие годы одним махом.

Эйфория от внезапно полученного богатства стала проходить.

Отложенные для себя десятки миллионов обеспечивали надежность в будущем, ну а настоящее опять потянулось серыми буднями.

Время от времени к нему вновь стал возвращаться комплекс бессмысленности его существования, комплекс чего-то недостигнутого, неопределенного, словом, все то, чем он страдал до истории с лотерейным билетом.

… Все изменилось одним воскресным выходным днем, в его уже новой квартире за парой кружек пива, которую они распивали с его другом коллегой.

На самом деле за всю жизнь это был его единственный друг, которому единственному он доверял тайну о своем счастливом билете.

Для остальных эти последние его приобретения были деньгами от продажи старинной московской квартиры его скончавшегося дяди.

Кто не верил, это было его дело.

… Да, – вздохнул друг, допивая вторую кружку и глядя в окно кухни на серые из силикатного кирпича, стены домов нового микрорайона, – раскрасить бы надо!

– Это ты строителям скажи! – привычно возразил Николай.

– Знаем мы этих строителей. – друг с очередным вздохом допил кружку.

Ночью Николай не спал.

Ему представлялись стены домов его микрорайона не покрашенными, а покрытыми живописной росписью пейзажа, сказочных сюжетов, сюжетов из звездных войн, словом, не стена, а настоящие художественные полотна.

Шедевр архитектурной мечты, который он не видел не только в своем городе, но и ни в каких других городах, включая иллюстрации в профессиональных журналах.

Сам все не сможет. Надо бы пригласить знакомых художников, дизайнеров…

Потом он зачем– то начал считать, во сколько это все может обойтись. Строительные леса, москитные сетки для укрытия стен во время работы, краска по кирпичу, защитное покрытие…. Да и ребятам – художникам что-то заплатить надо!

Домов пятнадцать штук, да еще общественный центр. В уме начал вычислять площади…

Получилось на круг не меньше тридцати миллионов. Н-да!

А потом вдруг с каким-то озарением понял – да это же он всерьез считает свои расходы!

Потому что сделать это можно только на его деньги.

И так же неожиданно понял, что дело жизни – это оно! Главное дело его жизни, то, что останется после него. Ну, если не вечно, как картины великих мастеров, то на долгие годы.

Вот те на! Ничего себе пиво попили!

Следующая резанувшая его мысль была: “Так это же я думаю о моих деньгах!”

К такому открытию он был как-то неподготовлен – деньги лежали на его счете – и, да! они были еще не нужны, но это были его деньги!

…. Дня три он мучился раздвоением личности: одна личность кричала ему – вот оно, дело твоей жизни, твой след в истории! Другая кричала: ты что, с ума сошел! Такие деньжищи! Оно тебе нужно!

Судьбу, как и положено, решил третейский судья – весенним вечером они сели с тем же другом за изрядным количеством бутылок пива.

Другу было легко – это были не его деньги.

– Суди сам, – говорил друг, – эти деньги все равно бездарно прогуляешь. На жизнь тебе хватит и зарплаты. На всякие радости – ты оставил десять миллионов! Это шерсть должна из ушей лезть, чтобы их потратить1 А остальное или профукаешь, или у тебя их раздербанют! Или, Коля, прямо скажу тебе – убьют тебя! Вот бандиты пронюхают, убьют!

– Ты им что -ли скажешь? – струхнув, спросил Савушкин.

– Дурак, ты Коля! – обиделся друг. – Тридцать миллионов в карман не спрячешь!

Но больше всего Николая грела мысль, что вот он, этот шанс! И память о своей жизни оставлена, и перестать мучиться!

Была, не была!

И Николай решился. Конечно, он был не так наивен, все-таки в этой области он был профессионал – знал, как такие дела делаются.

Первым делом пошел в управляющую компанию. Управляющий долго и молча слушал. Молча – потому что понял: перед ним сидит городской сумасшедший! А с сумасшедшим нужно быть осторожным – может и зарезать! Если что не по нему.

Спасение было в одной короткой фразе. И управляющий ее с осторожностью сказал:

– Денег нет!

И для убедительности добавил:

– Дворнику, и то нечем платить!

– Денег я не прошу! – не понимая, где находиться, пояснил Савушкин, – Не думайте, что я бредовую идею говорю. Я все просчитал – уложимся в тридцать миллионов…

Управляющий вжался в стул. И стал озираться по сторонам. Но в помещение домоуправления в этот час никого не было.

Пришлось немного откровенно рассказать обо всем. И даже показать некоторые эскизы в компьютерной графике.

– А что! – в конце рассказа облегченно вздохнул управляющий, – Дело конечно неслыханное, но мне нравится! Убытка никакого! Только чтобы все было, как положено, по договору!

– Само собой! – согласился Николай.

– Но главное не в этом, – управляющий поднял вверх указательный палец, – нужно согласие собственников квартир.

– А сколько их? – спросил Савушкин.

– Да больше двух тысяч, – вздохнул управляющий. И успокаивающе добавил:

– Но по уставу нужно две трети…

***

Наконец, с формальностями было покончено. К этому времени Николаю удалось привлечь к своему проекту пятерых художников – молодых ребят из немногочисленных заведений культуры своего города. Мало кто из них верил, на самом деле, в эту затею, но за пятьдесят тысяч, почему бы не постараться?

На большее Николай пока не замахивался. Распределил так – один подъезд – один художник. Со своим сюжетом.

Подъездов было пять. Обратную сторону дома и торцевые стены решили выполнять вместе, по общему сюжету.

Было начало мая, и потому всех объединяла одна тема – весна.

Пока рабочие городили леса, создали эскиз.

Николай взял отпуск.

Через месяц по всем стенам дома от первого до последнего пятого этажа цвели вишни, осыпали свои лепестки яблони, росла на пригорках молодая трава, гуляли между цветущими деревьями девушки, выгуливали собак, и дети ловили сочками майских жуков.

Дом был хорош! Когда художники убрали свои москитные сетки, и рабочие разобрали леса, вокруг него постоянно толпился народ. Не только местные, прослышав о чуде, приезжали специально из города.

Приехал и главный архитектор города. Он со свитой походил вокруг дома, поцокал языком. Потом отвел Савушкина в сторонку и почти ласково спросил:

– А кто разрешил?

– А что нужно было спрашивать? – делано удивился Николай.

– Ну, ты же архитектор! Не первый год проекты подписываешь!

– Сам подписываю, никого не спрашиваю….

– А как ты думаешь, для чего нужен главный архитектор?

В общем, потащил он Николая на выволочку к Мэру.

Мэр внимательно разглядывал фотографию дома.

– Красив, – наконец, сказал – И что, весь микрорайон таким будет?

– В том-то и идея, – начал Николай и рассказал о своих затеях.

– Молодец! – похвалил мэр. И процитировал Маяковского:

– Здесь будет город-сад!

– А в чем проблема? – спросил он главного

– Так ведь без согласования! –

– А ты бы не согласовал?

Главный внимательно посмотрел на мэра, видимо, чтобы не ошибиться с ответом, и как-то вяло пробурчал – Может быть и согласовал.

– Ну вот и согласовал! – констатировал мэр. И обратился к Николаю:

– Знаешь, что? Надо бы побольше сюжетов о наших достопримечательностях, может даже одну стену портретами знаменитых горожан!....

– Ну, это вы на доске почета рисуйте! – съязвил Николай.

– Ну, ты и хам! – удивился мэр, но удивился как-то одобрительно.

…. Художников не хватало. Вернее, можно было обойтись и этими силами, тем более, что прибавилось три человека. Но тогда работа растянулась бы на годы. А впереди зима.

И Николай бросил клич в соц.сетях.

Неожиданно это имело успех. Предложения от молодых ребят сыпались просто градом.

Тогда Савушкин организовал нечто вроде конкурса. Каждому кто обращался, предлагали прислать свой эскиз. На любую тему, в любом стиле. Стен-то хватало.

Через две недели Николай отобрал двадцать семь ребят. Николай обговорил об условиях, он оплачивал ночлег в городской гостинице. Тысячу рублей в день на еду. И все. Никакого гонорара! Сочтемся славой!

– Пойдет! – ответили авторы. Им казалось прикольной сама идея.

И то, что, как обещал Николай, их фамилии и подписи останутся под картинами.

Новый десант приступил к работе. Более интересного времени в жизни Николая не было. Стены домов расцветали разными красками. И живописными сюжетами. Ну, как водиться, были продолжением времена года. Один из домов стал осенью, другой зимой, третий – жарким и ярким летом. Был дом в Московском стиле, был в русском фольклорном, совсем оригинальный: по стенам которого слово «счастье» было написано на всех языках мира….

От новых идей не было отбоя. Появились международные дизайнеры, прослышавшие об этом чуде, и предлагавших свои услуги по оформлению газонов в стиле каждого дома, скульптуры, намеренные разместить свои оригинальные композиции, то на стенах домов, то на газонах…

Николай принимал все, но условие ставил одно:

– Пожалуйста, но бесплатно!

Совсем бесплатно все же не получалось, гонорары не получил никто, но материал для скульптурных композиций, землю и насаждения для газонов приходилось покупать.

Деньги, предусмотренные сметой, стремительно таяли.

– Ничего, – утешал Николая друг, – шедевр нужно довести до конца!

Пришлось залезть и в те десять миллионов, которые Савушкин оставил для себя.

Вскоре кончились и они.

Но за то – что это было за чудо!

На огромной поляне, окруженной березовым лесом, стоял сказочный город с цветными живописными домами, изумительным ландшафтным дизайном, необычными скульптурными композициями!

По дорожкам и улицам этого счастливого города ходили счастливые люди, темных тонов не было в этом счастливом городе.

Хотя никто не знает, что за жизнь идет за стенами этих ярких и непременно счастливых домов?! Но это уже от Савушкина не зависело.

И, потому на глухих торцевых стенах этих домов художники в виде веселых композиций изобразили сами себя, увековечив каждый именем и фамилией.

И, наконец, на первой глухой стене, открывавший вид на город, был изображен сам Савушкин. Под ним сверкая золотой краской, стояла подпись:

«Продюсер и автор идеи архитектор Николай Савушкин»

… Ребята разъехались. В этом дивном городе остались его жители. И среди них – Николай Савушкин.

Который с этих пор жил как все – на одну зарплату.

Жил, как все. И спал спокойно, как все. И не мучился больше бесконечными мыслями.

Возраст дожития

Андрею Николаевичу стукнуло семьдесят пять. Он этого, правда, привычно не заметил, поскольку уже пятьдесят лет его ни разу не отмечал.

Ну, так он себе придумал. Не хотел взрослеть, а потом уже стареть, а ведь отмечая день рождения, волей-неволей вспоминаешь, что стал на год старше.

А так – перевалил за этот день – и не заметил. К тому давно привыкли его друзья, коллеги по работе, и даже некоторые родственники, многие из которых и, правда, не знали, сколько лет Андрею, а потом все-таки Андрею Николаевичу – вспоминать все же какие-то границы расставлять.

Скажем, так – между сорока и пятидесятью, и так примерно дальше. Сам он до недавнего времени тоже слабо понимал, сколько ему лет – в паспорт его заставляли заглянуть лишь в каких-то случаях особой необходимости, или жена в сердцах, допустим, скажет – что ты скачешь, как молодой козел, тебе все же за пятьдесят! – Сам он себя чувствовал в последнее время где-то пятидесятилетним, соответственно так и жил.

Был он худ, строен, залысины, конечно, были, но и волос на голове оставалось достаточно.

И вдруг как обухом по голове – семьдесят пять! Ему никто этого не сказал. Понял сам.

И постарел после этого как-то внезапно. Нет, внешне он мало изменился, но само осознание этого убивало и старило его каждый день. Вернее, возвращало, наконец, к действительности, в которой он по возрасту оказался.

С работы он ушел, внезапно со стыдом поняв, что сделать это нужно было еще десять лет назад.

Директор института, где он заведовал лабораторией, подписав его заявление, как будто облегченно вздохнул.

И он стал привыкать к другой жизни. Никаких планов на нее он не делал, потому что вдруг понял, что жизнь, в сущности, прожита и так как он хотел бы прожить всю эту жизнь до конца, уже не получается.

Старый он.

Это совершенно естественно для человека его возраста, но новое для него состояние, он стал вдруг ощущать почти ежедневно.

Кассирша в магазине стала спрашивать у него пенсионное удостоверение. Для скуки. Наверное, спрашивала и раньше, но он это пропускал мимо своего сознания.

Как-то в торговом центре, увидев зеленый модно мятый летний пиджак и примеряя его, увидел в зеркале двух хохочущих молодых продавщиц. Он понял. Пиджак вернул на вешалку.

Лето только начиналось, не нужно было ждать отпуск – теперь вся жизнь отпуск – и он предложил жене давно обсуждаемое ими путешествие на автомобиле через Белоруссию в Прибалтику. Ехать не спеша, останавливаясь, где хочется и насколько хочется…

– Андрюша, – ответила жена, сделав долгую паузу и выбирая слова, чтобы его не обидеть – нам сколько лет?

– Причем тут возраст! – закипятился он.

– Ну, ты подумай, что мы будем делать, если в пути подскочит давление, или у тебя опять схватит сердце, или криз наступит. И уже мягче добавила: – Да и расстояние огромное, движение бешенное! Все же у тебя – реакция не та уже…

И Андрей Николаевич понял, что и это уже не его.

Ведь город летними днями был заполнен молодыми парнями и девчонками в коротеньких юбочках с соблазнительными ножками, которые держались за руки, целовались, неслись куда-то веселой гурьбой.

Особенно впечатлила его картина в аптеке, куда он зашел, естественно, за таблетками.

Парень с девушкой, держась за руки, медленно зашли в аптеку, купили презервативы, улыбнулись друг другу и вышли на знойную июньскую улицу и пошли дальше – держась за руки.

– И это уже не мое! – подумал Андрей Николаевич.

Дальше он стал замечать, что по телевизору, что в передачах, что в фильмах показывают только молодых, в крайнем случае, относительно молодых – лет до пятидесяти.

Город был заполнен молодыми, в автомобилях за рулем сидели молодые…

Люди его возраста куда-то исчези не только в городе, но судя по телевидению и даже по газетам и книгам, будто вымерли.

– А что ты хочешь? – сказала жена, когда он поделился этой мыслью, – знаешь, как наш возраст называет государство? Возраст дожития! То есть, сиди дома и доживай, или на даче.

– А вот за границей… – начал было кипятиться Андрей Николаевич…

– Так то, за границей! – оборвала жена.

И Андрей Николаевич смирился. Решил заняться тихими, доступными ему радостями.

Начал ездить на рыбалку. Но бросил после того, как в азарте из за упиравшейся и видимо очень большой рыбы, оступился и свалился с мостков. Прямо в одежде и при всей амуниции.

Молодые ребята, рыбачившие рядом, его вытащили и один из них совершенно беззлобно, но как-то серьезно сказал:

– Сидел бы ты, дед, дома. Не дай бог – утонешь!

В то лето рано пошла первая летняя волна грибов. И Андрей Николаевич стал ездить в лес.

Но как-то вечером жена, увидев, как он снимает одежду, чтобы идти в душ, вскрикнула:

– Андрюш! Что это там у тебя?!

Это был клещ. Пришлось ехать в травму, вытаскивать и сдавать на анализ.

Клещ оказался не заразным, но и с лесом было покончено.

– Потому что, «представляешь, Андрюш, если бы он был берлиозным! И к твоим болезням только этого не хватало!»

Жизнь сужалась.

Андрей Николаевич впал в депрессию. Он часами лежал на диване, ел, когда его позовут. Почти все время молчал и отвечал односложно и на не простые вопросы.

Жена повела его к врачу, знаменитому в их городе психиатору.

– Возрастная депрессия, – развел тот руками, – лечения нет. Куда-нибудь кривая приведет!

Кривая вывезла очень странно. Солнечным летним утром Андрей Николаевич проснулся совершенно бодрым и засобирался на работу.

Неожиданно на кухне его встретила незнакомая женщина, впрочем, что-то ему определенно напоминавшая.

– Вы кто? – спросил Андрей Николаевич.

– Андрюш! Что с тобой?! Я твоя жена!– Изумилась жена, присев от испуга на стул.

– У меня нет жены, – в свою очередь удивился Андрей Николаевич.

– Ничего себе! – уже поняв, что это шутка, оправилась от испуга жена. – Куда же она делась?

– Ну, я точно не помню, – засомневался Андрей Николаевич, кажется, мы развелись. Много лет назад.

Разговор начал принимать неприятный оборот. Видно было, что Андрей Николаевич не шутил.

Мелькнула смутная догадка, что наступает катастрофа. Может деменция, может … ну бывает так, что внезапно и сразу сходят с ума. Надо было вести себя осторожно.

– Андрей, а я кто?

– Не знаю, – честно ответил Андрей Николаевич, – и почему я, «Андрюш» и как вы попали в мою квартиру?!

Тут жена поняла, что нужно быть предельно тихой с больным, по крайней мере, до врача, и быстро сочинить какую-то легенду.

Ее охватил ужас от такого финала их жизни, но сейчас требовалось что-то предпринять.

– Я, Андрюш, начала она, подыскивая слова, – сестра твоей жены. У тебя, видимо, легкий провал в памяти, не беспокойся, так бывает!

– А у нее была сестра?

–Ну, да! Когда – то вы вместе приезжали ко мне в Краснодар, ты, наверное, забыл.

– А как ты здесь оказалась?

– Я приехала позавчера, ты же сам встречал меня на вокзале. Ты немножко заболел. Нет-нет, все порядке, но у тебя стали возникать провалы в памяти. Пока редко, но вот видишь, сегодня опять!

Сестра попросила меня присмотреть и приглядеть за тобой. Недолго. На недельку!

Андрей Николаевич был озадачен. Ничего этого он не помнил. Но не врет, же эта женщина! Да и сходство с женой все-таки есть – смутно понял он.

– Извини, конечно, но я действительно не помню, как тебя зовут?

– Оля – сказала жена.

Имя Андрею Николаевичу ничего не сказало.

– Ладно, – немного подумав, сказал он, – вечером разберемся. А сейчас я опаздываю на работу.

– А куда, – осторожно спросила Оля, – ты мне вчера рассказывал, что уволился с работы.

– С чего бы я уволился? – удивился Андрей Николаевич.

– По возрасту.

– По какому возрасту? Мне всего пятьдесят лет!

Тут жена поняла, что дело совсем плохо. Слезы выступили у нее на глазах, но она продолжала держаться. До врача.

– Ну, ты так сказал, может я что-то не поняла!

– Вот именно, не поняла! – рассердился Андрей Николаевич.

Андрей Николаевич пошел на работу. Но какой-то червь сомнения все же грыз его. Ну, не придумала же Ольга, что он рассказал ей про увольнение. Значит, увольнение было. Просто он забыл. Провал в памяти. Она из-за этой болезни и приехала.

Рассуждал он здраво. Ну, не совсем больной. Просто провал в памяти. И чтобы не выглядеть нелепо в лаборатории, пошел прямо к директору.

– Привет, Андрей! – мирно улыбнулся директор.

– Как вольная жизнь?

– Вольная? – переспросил Андрей Николаевич, – Значит, я и правда уволился?!

– Ну, посуровел директор – я тебя за руку не тянул, сам принес заявление!

– Слушай, – начал Андрей Николаевич, они давно были на «ты», все-таки двадцать лет вместе проработали, – Я не знаю, как это получилось. А назад нельзя?

– Ну, куда назад? – поднял брови директор, удивляясь этому странному разговору, – на твоем месте новый заведующий, я его, что выгнать должен!

– Знаешь, у меня, оказывается, провал в памяти, недавно узнал,– размышлял Андрей Николаевич,– видимо, в одном из провалов я и написал заявление. А так я вполне здоров, голова варит, идей у меня полно. Я молод, жизнь впереди большая! Ну, не могу я без дела! Можно же что-то придумать!

Странная эта беседа тянулась более часа. Странная она была для директора. Но видел – голова у Андрея Николаевича действительно варит, идей много – он был талантливый ученый.

Договорились так: Андрей Николаевич как уволился, так уволился. В штате он состоять не будет. Но по трудовому договору ему дают одну заказную разработку, для работы над которой требовался только компьютер с входом в институтскую сеть. Большой простор для различных идей.

На следующий день Ольга настояла пойти к врачу. Тому самому психиатру, который консультировал ее насчет депрессии.

– Никуда не пойду! – Отрезал Андрей, – я что, больной?!

– Андрей, у тебя встречаются провалы в памяти. Ты здоровый, но представь, если ты встретишься с другом и не вспомнишь, как его зовут! Что он о тебе подумает?

И Андрей Николаевич сдался.

Психиатр осторожно начал вокруг да около, а потом неожиданно спросил:

– Сколько вам лет?

– Пятьдесят, – спокойно ответил Андрей Николаевич.

– Вы точно знаете?

– Странный вопрос, – удивился Андрей Николаевич, – а вы точно знаете, сколько вам лет?!

– Знаю, – ответил психиатр.

– Ну, вот и я знаю! –

После разговора психиатр попросил Андрея Николаевича подождать в приемной.

– Такое бывает, – объяснил он жене Андрея Николаевича, – после острой депрессии голова в качестве спасения возвращается в тот период, когда ему было привычно и хорошо. То есть обманывает себя, а потом и верит в это.

– Это сумасшествие? – с испугом спросила жена.