Текст книги "История России с древнейших времен. Том 5. Великий князь московский Иоанн III Васильевич и его время 1462–1505 гг."

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

И Рязань сохранила свою самостоятельность по имени только, потому что на самом деле беспрекословно подчинялась распоряжениям великого князя московского. Мы видели, что это подчинение началось еще при Василии Темном, который взял к себе на воспитание малолетнего рязанского князя Василия, а для управления Рязанью назначил своих наместников. В 1464 году Иоанн III отпустил молодого князя в Рязань, но Василий скоро возвратился в Москву для того, чтоб жениться здесь на сестре великокняжеской, Анне. В 1483 году он умер, оставя двоих сыновей, Ивана и Феодора, и в том же году первый, как великий князь рязанский, заключил договор с Иоанном московским и его родственниками: великий князь рязанский обязывается считать себя младшим братом Иоанна III и сына его и приравнивается к удельному московскому князю, Андрею Васильевичу; обязывается быть заодно на всех врагов Москвы и не сноситься с лиходеями ее князя; с великими князьями литовскими не заключать договоров, не ссылаться на лихо Москве; не отдаваться с землею к ним в зависимость. Теперь в договорах наших князей место ордынских отношений заступают отношения к служебным татарским царевичам, появившимся, как мы видели, со времен Темного. Великий князь рязанский обязывается, по примеру деда и отца, давать известное количество денег на содержание царевичей, но не должен заключать с ними договоров, ссылаться с ними ко вреду московского князя, должен жить с ними по договору последнего. Следовательно, татарские царевичи находятся в службе одного московского великого князя как князя всея Руси, его одного знают, с ним одним заключают договоры. Относительно князей мещерских рязанский князь обязывается не только не принимать их к себе, но даже отыскивать их без хитрости, если они побегут от Иоанна, и, отыскавши, выдать ему. В этом договоре встречаем новое определение границ Московского и Рязанского княжеств; как трудно было с точностью определить границы в придонских странах, видно из того, что Елец объявлен за Москвою, а места по реке Мече – в общем владении.

Мы видели, что у великого князя рязанского, Ивана, был младший брат, удельный князь Феодор; старший брат по благословению отцовскому получил Переяславль Рязанский, Ростиславль и Пронск; младший – Перевитск и Старую Рязань. В 1496 году оба брата заключили между собою договор, из которого мы видим, что в одно и то же время во всех русских княжествах отношения между князьями определялись точно так же, как и в Московском княжестве. Великий князь рязанский, который в договоре с Иоанном III приравнен к удельному московскому, в договоре со своим удельным, со своим младшим братом, требует, чтоб тот «его великое княжение держал честно и грозно без обиды», а сам обещается: «Мне, великому князю, тебя жаловать и заботиться мне (печаловаться) о тебе и о твоей отчине. И тебе подо мною великого княжения не хотеть, ни твоим детям под моими детьми». Доказательством, как ослабели родовые понятия и как, наоборот, усилились понятия об отдельной собственности, о произволе владельца распоряжаться своею собственностью, служит то, что рязанские князья считают необходимым внести в свой договор следующее условие: «Не будет у меня детей, и мне, великому князю, великим княжением благословить тебя, своего брата; а не будет у тебя детей, и тебе, моему брату, своей отчины не отдать никакою хитростью мимо меня, великого князя». В условии не было сказано, чтоб Феодору не отдавать своей отчины мимо детей старшего брата, и Феодор, переживши последнего и умирая бездетным, счел себя вправе отказать свой удел мимо племянника великому князю московскому. Старший брат, великий князь Иван, умер в 1500 году, оставя пятилетнего сына, именем также Ивана, под опекою матери и бабки. Каковы были тогдашние отношения Рязани к Москве в то время, видно из следующего наказа, данного Иоанном III Якову Телешову, который провожал через рязанские владения кафинского посла. Телешов должен был поклониться великой княгине рязанской Агриппине и сказать ей от великого князя московского: «Твоим людям служивым, боярам и детям боярским и сельским быть всем на моей службе; а торговым людям, лучшим, средним и черным, быть у тебя в городе; если же кто ослушается и пойдет на Дон, таких ты велела бы казнить, а не станешь казнить, так я велю их казнить и продавать».

Рязань, т. е. волости Переяславская, Ростиславльская и Пронская, благодаря родственным связям, малолетству князей и опеке княгинь, беспрекословно исполнявших приказы из Москвы, не была еще присоединена к Московскому княжеству при Иоанне III, который удовольствовался только присоединением Перевитска и Старой Рязани. Но в другом положении находилась Тверь: здесь был князь взрослый, привыкший к самостоятельности, ибо после Димитрия Донского тверские князья постоянно сохраняли равенство положения с московским; мы видели, в каких тесных родственных связях находился Иоанн III с тверскими князьями. В начале своего правления он заключил договор с шурином своим, князем Михаилом Борисовичем тверским, и в этом договоре нет ничего особенного против прежних; подобно отцу своему, Михаил обязался быть на Орду, немцев, поляков и Литву заодно с московским князем; мы видели, что он ревностно помогал ему даже и против Новгорода, несмотря на то что еще под 1476 годом встречаем известие об отъезде из Твери в Москву целой толпы бояр и детей боярских; конечно, по договору они имели право отъехать, но все же этого явления, занесенного по своей важности в летопись, мы не должны оставлять без внимания. Как бы то ни было, разрыва между Москвою и Тверью не видим до конца 1484 года; в это время в Москве узнали, что тверской князь начал держать дружбу с Казимиром литовским и женился на внуке последнего. Договор, заключенный между Михаилом и Казимиром, дошел до нас; в нем говорится, что Казимир будет помогать Михаилу везде, где тому понадобится, а Михаил обязывается, где будет близко, сам идти со всею силою на помощь королю и стоять с ним заодно против всех сторон, не исключая ни одной. Эти обязательства были явным нарушением обязательств, заключенных с московским князем, и потому последний объявил Михаилу войну. Москвичи попленили Тверскую область, взяли и сожгли города; Тверь не могла воевать одна с Москвою и при Димитрии Донском; понятно, почему она не могла выставить ей сопротивления при Иоанне III; литовская помощь не являлась, и Михаил принужден был отправить в Москву епископа с боярами бить челом о мире; Иоанн дал мир, потому что не любил ничего делать с одного раза, а приготовлял верный успех исподволь. Новый договор, заключенный между двумя великими князьями, сильно рознился от прежнего; в нем Михаил, подобно рязанскому князю, обязался иметь московского князя и сына его старшими братьями и приравнивался к удельному Андрею Васильевичу; обязался сложить крестное целование к Казимиру торжественно перед послом московским; вперед ни с Казимиром и ни с кем из его преемников не заключать мира и союза, не отправлять к ним послов без ведома и думы князей московских; если великий князь литовский пришлет с чем-нибудь к тверскому, то последний обязан дать знать об этом в Москву, обязан быть всегда на литовского князя заодно с московским; наконец, Иоанн вытребовал у Михаила следующее обязательство: «Если тебе надобно будет отправить послов в Орду, то послать тебе туда по думе с нами, великими князьями; а без нашей думы тебе в Орду не посылать».

Нарушение первого договора и обнаружение беспомощной слабости при заключении второго не могли заставить победителя уважать права побежденного, если мы даже и не предположим в Иоанне обдуманного намерения мало-помалу обессилить Тверь и привести ее к необходимости покориться. В тот же год (1485), говорит летописец, приехали из Твери служить великому князю московскому князь Андрей Микулинский и князь Осип Дорогобужский: Микулинскому Иоанн дал Дмитров, а Дорогобужскому – Ярославль. Тогда же приехали и бояре тверские служить к великому князю на Москву, не могши сносить обид от него, потому что много было обид им от великого князя, от бояр его и детей боярских при спорах о землях; если там, где межи сошлись с межами, обидят московские дети боярские, то пропало; а если тверичи обидят, то князь великий с бранью и с угрозами посылает к тверскому, ответам его веры не дает, суду быть не позволяет. В таких обстоятельствах Михаил опять завел сношения с Литвою; но гонец его был перехвачен, грамота доставлена в Москву, откуда скоро пришли в Тверь грозные, укорительные речи. Испуганный Михаил отправил владыку бить челом Иоанну, но тот не принял челобитья; приехал князь Михаил Холмской с челобитьем – этого Иоанн не пустил и на глаза и стал собирать войско. В августе выступил он на Тверь с сыном Иоанном, с братьями Андреем и Борисом, с князем Федором Бельским, с итальянским мастером Аристотелем, с пушками, тюфяками и пищалями. 8 сентября московское войско обступило Тверь, 10-го зажжены посады, 11-го приехали из Твери к великому князю в стан князья и бояре тверские, крамольники, как выражается летописец, и били челом в службу; Михаил Борисович ночью убежал в Литву, видя свое изнеможение, а Тверь присягнула Иоанну, который посадил в ней сына своего. В некоторых летописях прямо сказано, что Иоанн взял Тверь изменою боярскою; в других же находим известие, что главным крамольником был князь Михаил Холмской, которого после Иоанн сослал в заточение в Вологду за то, что, поцеловавши крест своему князю Михаилу, Холмской отступил от него. «Нехорошо верить тому, кто богу лжет», – сказал Иоанн при этом случае. Из семейства великокняжеского взята была в Твери мать Михайлова, у которой Иоанн допытывался, где казна сына ее; старая княгиня отвечала, что Михаил увез все с собою в Литву, но после служившие у нее женщины донесли, что она хочет отослать казну к сыну, и действительно нашли у нее много дорогих вещей, золота и серебра, за что великий князь заточил ее в Переяславль. О дальнейшей судьбе князя Михаила мы знаем, что он сначала оставался в Литве не более года и куда-то уезжал: в сентябре 1486 года посол Казимиров говорил Иоанну: «Тебе хорошо известно, что союзник наш, великий князь Михаил Борисович тверской, приехал к нам и мы его приняли. Бил он челом, чтоб мы ему помогли; мы хотели, чтоб он возвратил себе отчину без кровопролития, для чего и отправляли к тебе посла, как сам знаешь; но, посмотревши в договор, заключенный нами с отцом твоим, мы ему на вас помощи не дали, в хлебе же и соли не отказали: жил он у нас до тех пор, пока сам хотел, и, как в нашу землю добровольно приехал, так добровольно же мы его и отпустили». Но потом, через несколько лет, видим опять Михаила в Кракове; в 1505 году при пожаловании князю Василию Львовичу Глинскому имения Лососиной в Слонимском повете говорится, что это имение вместе с двумя другими селами – Белавичами и Гощовым – находилось прежде во владении князя Михаила Борисовича тверского; знаем также, что Михаил владел еще имением Печи-Хвосты на Волыни, в Луцком повете. В Несвижском замке показывают портрет молодой женщины в русском платье; предание говорит, что это – дочь изгнанника, князя тверского, вышедшая замуж за одного из Радзивиллов.

Кроме Твери при Иоанне III окончательно были присоединены княжества Ярославское и Ростовское; в 1463 году ярославские князья, сохранявшие до сих пор права владетельных, уступили свою отчину великому князю московскому; это дело уладил московский дьяк Алексей Полуехтович; в 1474 году два ростовских князя продали Иоанну III и остальную половину своего города.

ГЛАВА ВТОРАЯ
СОФИЯ ПАЛЕОЛОГ

Присоединение удела Верейского к Москве. – Отношение Иоанна III к родным братьям. – Второй брак Иоанна на Софии Палеолог. – Значение Софии. – Борьба между сыном и внуком Иоанновыми. – Судьба главных вельмож.

Мы видели, что один только Михаил Андреевич Верейский успел сохранить свой удел при Василии Темном. В начале княжения своего Иоанн III возобновил с ним договор на прежних основаниях; но в 1465 году видим уже другой договор, по которому Михаил должен был возвратить великому князю несколько волостей, пожалование Темного. И этим не удовольствовались: в том же году встречаем еще договор, в котором Верейский князь обязывается считать себя моложе всех братьев великокняжеских, даже самых младших. В 1482 году новый договор: Верейский князь уступает по смерти своей великому князю свою отчину Белоозеро. На все эти требования Михаил соглашался и не давал никакого предлога к присоединению Верейского удела. Скоро, однако, предлог отыскался – не со стороны самого Михаила, но со стороны сына его, Василия. Этот Василий был женат на греческой княжне, племяннице великой княгини Софии. София дала в приданое за нею вещи, принадлежавшие первой жене Иоанна III, Марии тверской; великий князь по случаю рождения внука Димитрия хотел подарить этими вещами невестку Елену и, узнав, что они переданы Верейскому князю, послал забрать у него все женино приданое, причем грозился посадить его в заключение вместе с женою; Василий, оскорбленный и напуганный, уехал в Литву. Тогда Иоанн отобрал у старика Михаила отчину его Верею за вину сына и в виде уже пожалования отдал ее опять, обязав Михаила следующим договором: «С сыном своим, князем Василием, не ссылаться тебе никакою хитростию; если пришлет к тебе он с какими речами, объявить их мне вправду по крестному целованию да выдать мне и того человека, кого пришлет. Что я, князь великий, пожаловал тебя своею отчиною Вереею, которую взял за вину у сына твоего, то держать тебе ее за собою до самой смерти; а после твоей смерти эта отчина отходит ко мне; мне же, великому князю, и моему сыну, которому дам эту твою отчину, поминать нам твою душу».

В 1485 году умер несчастный старик Михаил Верейский; в своей духовной он говорит: «Что моя отчина, чем меня благословил отец мой и я благословил, дал эту свою отчину господину и государювеликому князю Ивану Васильевичу всея Руси». Здесь в первый раз удельный князь называет великого государем.Не смея думать о сыне, не смея отказать волостей замужней дочери, несчастный Михаил умоляет в духовной: «Чтоб господин мой князь великий пожаловал, после моей смерти судов моих не посудил. А что мои люди, кого я пожаловал жалованием и деревнями: и государь бы мой, князь великий, после моей смерти жалованья моего нс порушил, чтоб мои люди после меня не заплакали и меня бы государь мой, князь великий, во всем том не положил, потому что тебе, государю моему, великому князю, приказано душу поминать и долги платить».

Когда дело было кончено, Верейский удел присоединен к Москве, великий князь позволил себе склониться на просьбы жены и сына и согласился принять бежавшего Василия Михайловича опять в Московское государство, но только на службу, в качестве служебного князя, не более; сын великого князя, Василий, писал к изгнаннику в 1493 году, что «отец наш князь великий тебя жалует, хочет твоей службы; и ты бы к отцу нашему поехал». Василий не поехал на такой зов, но, как видно, послал новую просьбу, выговаривая себе какое-то пожалование и обещаясь отдать все, что было дано его жене из казны великокняжеской; в 1495 году отправился в Литву грек Петр, который должен был сказать Василию от имени великого князя: «Присылал ты и твоя княгиня к моей великой княгине, к моим детям и к моим боярам бить челом, чтоб мне тебя пожаловать, нелюбье с сердца сложить и к себе тебя принять, а вы хотите отдать нам нашу казну, что у твоей княгини: так ты бы прислал ко мне список вещам, которые нам теперь хочешь отдать, и мы, посмотря по вашему исправлению, и жаловать вас хотим». Чем дело кончилось, неизвестно.

Но известна нам судьба родных братьев Иоанна III. Он жил с ними в мире до 1472 года, когда умер старший из них, Юрий, князь дмитровский, бездетным; в духовной он приказывает душу господарынематери своей, великой княгине да господину своему великому князю; он делит по родственникам, церквам, монастырям села, движимое имущество совершенно как частный человек, не говоря ничего об уделе своем – Дмитрове, Можайске, Серпухове. Причина такого молчания понятна: благословить поровну всех братьев значило разгневать великого князя; отказать все великому князю значило обидеть остальных братьев – и Юрий промолчал. Великий князь взял удел себе; братья рассердились; на этот раз дело кончилось, однако, перемирием: Иоанн отдал Борису Вышгород, взятый перед тем у Михаила Верейского, и Шопкову слободу; Андрею Меньшому вологодскому дал Тарусу; одному Андрею Большому не дал ничего сам; уже мать его, Мария, очень любившая Андрея, дала ему свою куплю, Романов-городок на Волге. После этого с двумя братьями – Андреем Углицким и Борисом Волоцким – заключены были договоры, в которых они обязались иметь не только самого Иоанна III, но и сына его, Иоанна Молодого, старшими братьями, держать Иоанна Молодого, так же как и отца его, по смерти последнего; не искать великого княжения ни под кем из детей Иоанна III; татарского царевича Даниара или какой другой царевич будет на его месте удельные князья обязываются содержать заодно с великим, и если последний захочет принять другого царевича в свою землю для своего и христианского дела, то удельные обязаны содержать и этого царевича; наконец, оба младших брата обязались не думать о выморочном уделе Юрия. Понятно, что эта сделка была не в пользу удельных: выморочная волость осталась за великим князем; они лишались твоего права, подтвердив клятвою обязательство не вступаться в нее, и, таким образом, давали старшему брату право на все выморочные области, какие будут вперед, ибо в договорах не сказано, что младшие братья получили известные волости вместо полостей Юрьевых, да и сами после, как увидим, объявили, что обюкены великим князем, который не поделился с ними уделом Юрия.

Так нарушено было одно право, которое считали за собою удельные; скоро было нарушено и другое. Право бояр, детей боярских и слуг вольных отъезжать от одного князя к другому подтверждалось еще во всех договорах между князьями, но оно могло оставаться ненарушимым только тогда, когда существовало несколько более или менее независимых княжеств; когда же все княжества поникли пред Московским, то переход бояр мог продолжаться только из первых в последнее. Каким образом младший брат, удельный, подчиненный князь, мог принять к себе боярина, навлекшего гнев великого князя, сохраняя по-прежнему свои родственные отношения, не возбуждая опасной вражды могущественного старшего брата? Опираясь на это несвоевременное уже теперь право, Андрей Углицкий и Борис Волоцкий снова вооружились против Иоанна III. В 1479 году великий князь отнял Великолуцкое наместничество у князя Ивана Оболенского-Лыка по жалобе жителей, обвинявших его в притеснениях: когда Иоанн привел окончательно Новгород в свою волю, то Лыко наехал на Луки и Ржеву, начал судить и рядить, брать пошлины и грабить, что хотел, то делал, владыке новгородскому и боярам не дал брать пошлин, все брал на себя, слуги его делали то же самое, и жители от таких грабежей разбежались по заграничью. Иоанн нарядил суд, и Оболенский должен был выплатить гражданам все, что взял у них неправдою, а иное, что великий князь и без суда велел ему платить; лучане обрадовались, видя, что великий князь взял их сторону, и стали уже прилыгать: где Оболенский взял мало, там они показывали много; Лыко вышел из терпения и отъехал от великого князя к брату его, Борису Волоцкому. Тогда Иоанн решился впервые торжественно нарушить старинное право отъезда: он послал на Волок одного из своих слуг с приказом схватить Оболенского середи двора княжеского, но Борис не допустил до этого; Иоанн вторично послал к брату с требованием выдачи отъезжика головою; Борис отвечал, что не выдаст, а кому до Оболенского дело, тому на него суд да исправа. Между тем Иоанн услыхал о смуте в Новгороде и поспешил туда; по некоторым известиям, из Новгорода уже он прислал приказ боровскому наместнику своему, Образцу, схватить тайно князя Ивана Лыко, где его ни отыщет, потому что село у него было в Боровской волости; действительно, Образец нашел его в этом селе, нечаянно напал на него, схватил и в оковах отвез в Москву. Князь Борис Васильевич, услыхав об этом, послал к брату Андрею Углицкому с жалобою на старшего брата: «Вот как он с нами поступает: нельзя уже никому отъехать к нам! Мы ему все молчали: брат Юрий умер – князю великому вся отчина его досталась, а нам подела не дал из нее; Новгород Великий с нами взял – ему все досталось, а нам жребия не дал из него; теперь, кто отъедет от него к нам, берет без суда, считает братью свою ниже бояр, а духовную отца своего забыл, как в ней приказано нам жить; забыл и договоры, заключенные с нами после смерти отцовской». Братья посоветовались и решили защищать свои права вооруженною рукою.

Но мы видели по другим известиям, что Андрей и Борис находились в тайных сношениях с новгородцами, замышлявшими восстание, что не могло быть после выступления Иоанна в Новгород; следовательно, принимая это известие, мы не можем согласиться, чтоб Иоанн послал уже из Новгорода грамоту к Образцу с приказом схватить Оболенского и что вследствие этого поступка оба брата переслались и вооружились против великого князя. Или сношения удельных князей, вообще недовольных старшим братом и преимущественно раздраженных попыткою Иоанна схватить Оболенского среди двора Борисова и потом требованием его выдачи, – или эти сношения происходили гораздо прежде и были в связи с приготовлением всеобщего движения против Москвы и со стороны Литвы, и со стороны татар, и захвачение Оболенского Образцом по приказу от великого князя из Новгорода служило для удельных только окончательным побуждением и предлогом к начатию неприязненных движений, причем очень может быть, что приказ об этом захвачении был прислан Иоанном из Новгорода уже тогда, когда он узнал о сношениях братьев с восставшими новгородцами, или если мы примем, что окончательное захвачение Оболенского только заставило впервые удельных князей вооружиться против старшего брата, и если при этом мы захотим держаться также известия о сношениях их с новгородцами, то должны будем предположить, что приказ о захвачении Оболенского был дан не из Новгорода, но перед отправлением великого князя туда. Как бы то ни было, великий князь, узнавши в начале 1480 года о неприязненных движениях братьев, поспешил из Новгорода в Москву. Приезд его очень обрадовал жителей, потому что сильный страх напал на всех, когда узнали о приготовлении удельных к усобице; все города были в осадах, и многие люди, бегая по лесам, мерзли от стужи. Между тем князь Борис Васильевич выехал из Волока к брату Андрею в Углич, и отсюда вместе двинулись ко Ржеву через Тверскую область. Великий князь послал к ним туда боярина уговаривать их не начинать усобицы; но братья не послушались и вышли изо Ржева с княгинями, детьми, боярами, лучшими детьми боярскими, направляя путь вверх по Волге к новгородским волостям; всего народу около них было тысяч двадцать. Великий князь опять послал уговаривать их, на этот раз уже духовное лицо, известного своей начитанностью, красноречием и энергиею владыку Вассиана Ростовского; Вассиан уже нашел князей в новгородских волостях, в Молвятицком погосте, на реке Поле, в 180 верстах от Новгорода. Владыке удалось уговорить их послать к великому князю бояр своих для переговоров, и они отправили в Москву двоих князей Оболенских, после чего, неизвестно, по какой причине, переменили путь, пошли к литовскому рубежу и остановились в Луках; тяжело было жителям тех областей, по которым двигались их толпы; многие плакали и рыдали, потому что все волости лежали пусты, ратники княжеские везде грабили и пленили, только мечами не секли. Ставши на Луках, Андрей и Борис послали к королю бить челом, чтоб их управил в обидах с великим князем и помогал; но Казимир отказал в помощи, только женам их дал Витебск на прожитие. Между тем в Москве шли переговоры: великий князь очень досадовал на мать, думая, что она заодно с младшими сыновьями по сильной привязанности своей к князю Андрею Васильевичу; нужно было прежде отвлечь от восстания этого любимца старой великой княгини, и вот Иоанн опять отправил к братьям Вассиана с двумя боярами сказать им: «Ступайте назад в свою отчину, а я вас во всем хочу жаловать»; но Андрею послы должны были предложить отдельно Калугу и Алексин; Андрей не согласился. Скоро, однако, бездействие Казимира и возвращение татарского отряда от русских границ без важных действий побудили князей снова начать переговоры с старшим братом; они послали к нему дьяков своих, мать также стала просить за них Иоанна, но теперь уже он отверг их просьбы.

В таком положении находились дела, когда псковичи, притесненные немцами и не видя помощи с востока, где великий князь был занят ближайшими делами, послали в Луки к князьям Андрею и Борису, чтоб оборонили город Псков. Третьего сентября приехали князья в Псков и пробыли здесь десять дней. Долго упрашивали их псковичи, чтоб отомстили поганым немцам за кровь христианскую, но князья отвечали: «Как нам пойти с вами в землю иноверную, когда у нас самих жены, дети, имение покинуты в чужой земле? Если согласитесь, чтоб наши жены жили здесь у вас, то мы ради оборонять ваш город». Псковичи были в большой печали, не зная, что делать: боялись они великого князя, потому что, кто хранит царского врага, тот враг царю; так и эти хотя братья ему, но супостаты. Долго думавши таким образом, псковичи наконец отказались принять жен Андрея и Бориса. «Сами, господари великие князья, знаете, – сказали они им, – не может один раб двум господарям работать, по евангельскому слову; так и мы не хотим двоим работать, но хотим одного господаря держаться, великого князя Ивана Васильевича, старшего брата вашего, а вам челом бьем: „Сами о своем добре и о нашем думайте, как бы нашему городу до конца не погибнуть“». Князья рассердились, выехали из Пскова и, ставши на Мелетове, распустили людей своих воевать по всем псковским волостям, и те повоевали все, как неверные, дома божии пограбили, жен и девиц посквернили и попленили, в дворах не оставили ни цыпленка, только огнем не жгли да оружием не секли, потому что никто им не противился. Псковичи после долгих просьб дали им 200 рублей да с околиц 15, чтоб только вышли от них в Новгородскую землю.

Между тем в Москве обстоятельства переменились, нашествие хана Золотой Орды Ахмата навело большой страх на великого князя, и младшие братья, воспользовавшись случаем, прислали сказать ему: «Если исправишься к нам, притеснять нас больше не будешь, а станешь держать нас как братьев, то мы придем к тебе на помощь». Иоанн обещал исполнить все их требования, и братья явились к нему с войсками на Угру, где он стоял против татар. Андрей получил Можайск, т. е. значительную часть выморочного удела Юриева; Борису даны были села, бывшие прежде за Василием Ярославичем Серпуховским. Великой княгине – матери, митрополиту Геронтию, владыкам – Вассиану Ростовскому и Филофею Пермскому, троицкому игумену Паисию и князю Михаилу Андреевичу Верейскому приписывается примирение братьев.

В ноябре 1480 ушел Ахмат, в феврале 1481 Иоанн заключил договор с братом Андреем Большим на прежних условиях; о Можайске говорится, что великий князь пожаловалего Андрею с волостями и селами, в отчину и удел, кроме тех сел и деревень, которые уже розданы боярам и детям боярским; впрочем, Андрей удерживает право суда и дани на этих селах по земле. Любопытна также новая форма старого условия об отношениях татарских: « Ордыведать и знать нам, великим князьям, а тебе Орд не знать; а если я в Ордыне дам, и мне у тебя не взять». Вместо единственного: Орда, теперь уже является множественное: Орды. Тогда же заключен договор и с Борисом Волоцким на тех же условиях; только в этом договоре не упоминается ни слова ни о каких новых пожалованиях великого князя, даже и о селах, о которых говорит летопись. Прежде, слыша о негодовании братьев, Иоанн дал волости Борису и Андрею Меньшому, не давши ничего Андрею Большому; теперь же дает Можайск последнему, не давая ничего Борису: братья были опасны в союзе друг с другом; когда же один, удовольствованный, отставал от союза, то другой один переставал быть опасным, и потому не нужно было тратить для него волостей. Но легко понять также, был ли Иоанн благодарен Андрею за то, что последний, воспользовавшись тяжелыми обстоятельствами, успел получить от него часть удела Юриева?

Через несколько месяцев умер бездетным четвертый брат – Андрей Меньшой, остававшийся на стороне старшего брата во время восстания средних; задолжав великому князю 30000 рублей за ордынские выходы, Андрей отказал ему весь свой удел, остальным же двум братьям дал только по селу. На этот раз Андрей Большой и Борис не могли выставить никаких требований; завещание собственника должно было иметь полную силу.

Гораздо больше влияния на отношения между старшим и младшими братьями имела смерть матери их, последовавшая в 1484 году, ибо этим событием разрывался самый крепкий узел между князьями: мы знаем, какую сильную защитницу имел Андрей Большой в матери, горячо его любившей. В 1486 году великий князь уже счел нужным заключить с братьями новые договоры, в которых они обязались не вступаться в принадлежавшие великому князю волости умерших братьев – Юрия и Андрея Меньшого, ни в удел Верейский, ни в области Новгородскую и Псковскую, ни в примысл великого князя – Тверь и Кашин; также не сноситься ни с Казимиром, ни с изгнанным великим князем тверским, ни с князьями или панами литовскими, ни с Новгородом, ни с Псковом. Обстоятельства заставляли предугадывать печальную развязку: Андрей боялся и видел в бегстве единственное средство спасения. В 1488 году боярин Андреев Образец объявил своему князю, бывшему тогда в Москве, что старший брат хочет схватить его. Андрей испугался, хотел уже тайно бежать из Москвы, но потом одумался и послал к могущественному тогда вельможе, князю Ивану Юрьевичу Патрикееву, с просьбой, чтоб тот доведался у великого князя, за что он хочет схватить его. Но Патрикеев отказался от этого опасного поручения; тогда Андрей сам пошел к старшему брату и рассказал ему все; Иоанн поклялся ему небом и землею и богом сильным, творцом всея твари, что у него и в мыслях не бывало ничего подобного. Начали искать, откуда пошел слух; оказалось, что великокняжеский сын боярский, Мунт Татищев, в шутку сказал об этом Образцу, а тот поверил и сказал князю Андрею, желая прислужиться, потому что прежде князь держал его в немилости. Татищеву Иоанн велел дать торговую казнь, хотел велеть даже отрезать ему язык, но митрополит упросил не делать этого. Для нас любопытно, впрочем, здесь то, что подобное известие уже могло быть тогда содержанием шутки и шутку могли принимать за правду. Года через два после этого (1491) Иоанн, узнав, что на союзника его, крымского хана Менгли-Гирея, идут татары с востока, выслал свои полки к нему на помощь; велел и братьям отправить также своих воевод, на что имел полное право по договорным грамотам. Борис послал свои полки вместе с великокняжескими, но Андрей не послал. Это было в мае, в сентябре Андрей приехал в Москву и был принят вечером очень почетно и ласково старшим братом. На другой день явился к нему посол с приглашением на обед к великому князю; Андрей поехал немедленно, чтоб ударить челом за честь; Иоанн принял его в комнате, называвшейся западней,посидел с ним, поговорил немного и вышел в другую комнату, повалушу,приказавши Андрею подождать, а боярам его идти в столовую гридню, но как скоро вошли туда, так были схвачены и разведены по разным местам. В то же время в западню к Андрею вошел князь Семен Ряполовский с многими другими князьями и боярами и, обливаясь слезами, едва мог промолвить Андрею: «Государь князь Андрей Васильевич! Пойман ты богом да государем великим князем Иваном Васильевичем всея Руси, братом твоим старшим». Андрей встал и отвечал: «Волен бог да государь, брат мой старший, князь великий Иван Васильевич; а суд мне с ним перед богом, что берет меня неповинно». С первого часа дня до вечерен сидел Андрей во дворце; потом свели его на казенный двор и приставили стражу из многих князей и бояр. В то же время послали в Углич схватить сыновей Андреевых, Ивана и Димитрия, которых посадили в железах в Переяславле, дочерей не тронули.