Текст книги "Русская летопись для первоначального чтения"

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА XII
О княжении Юрия Долгорукого, Изяслава Давидовича и Ростислава Мстиславича

В 1154 году разболелся великий князь киевский Изяслав, честный, благоверный, христолюбивый и славный внук Владимира Мономаха, и плакалась по нем вся Русская земля, и все черные клобуки, как по царе и господине своем, или лучше сказать, как по отце; преставился он в воскресенье, на ночь, на Филиппов день [48]48
  Филиппов день – середина ноября.


[Закрыть], и погребли его в церкви св. Федора в монастыре отцовском. Дядя Вячеслав всех больше плакал по нем; он говорил: «Сынок! то мое было место, но пред богом нечего делать». В это время Ростислав пришел из Смоленска в Киев; все киевляне вышли с радостию к нему навстречу, все были ему рады – и Русская земля вся, и все черные клобуки. Ростислав вместе с Святославом Всеволодовичем поехали и поклонились отцу своему Вячеславу. Последний, увидав Ростислава, сильно обрадовался и сказал ему: «Сын! я уже стар, рядов всех не могу рядить; даю тебе их, как брат твой держал и рядил; ты меня имей отцом и честь на мне держи, а полк мой и дружину мою ты ряди». Ростислав поклонился дяде и сказал: «Очень рад, господин батюшка, буду держать тебя отцом господином, как и брат мой Изяслава держал тебя и в твоей воли был». Киевляне, с своей стороны, посадили Ростислава на столе киевском и сказали ему: «Как брат твой Изяслав честил Вячеслава, так и ты его чести, а до твоего живота Киев твой».

Скоро пришла весть к Ростиславу, что Глеб Юрьевич, со множеством половцев, идет к Переяславлю; Ростислав выступил в поход; когда же сын его Святослав успел отпровадить половцев, то он начал гадать с братьею своею, как бы пойти к Чернигову, на Изяслава Давидовича; после чего, не входя в Киев, стал со всеми полками у Вышгорода, сказавши дружине своей: «Нам надобно упредить Юрия, либо прогоним его, либо помиримся с ним». На другой день пригнали к Ростиславу из Киева с вестию: «Отец твой Вячеслав приказал долго жить». Ростислав удивился. «Как, – сказал он, – мы вчера поехали, он был здоров». Ему отвечали: «Ночью он пировал с дружиною и пошел спать здоров; но как лег, так уже больше не вставал, тут и бог по душу послал». Ростислав, услыхав это, бросил полки и погнал к Киеву; там плакался по отце своем и проводил его до гроба с честью великою, со множеством народа. После похорон Ростислав поехал на двор Ярославов, созвал бояр покойного князя, тиунов его и ключников и приказал принести перед себя все именье Вячеслава, платье, золото и серебро; когда же все снесли, он начал раздавать по монастырям, по церквам, по затворам и нищим и роздал все, а себе не взял ничего, только крест честной взял себе на благословение. Урядивши все, он поехал опять на ту сторону Днепра, к полкам своим. Приехавши в полк, Ростислав начал думать с племянниками, Святославом Всеволодичем и Мстиславом Изяславичем, и с боярами своими, как бы пойти к Чернигову. Но бояре отговаривали ему идти туда, они говорили: «Бог взял дядю твоего Вячеслава, а ты еще с людьми в Киеве не утвердился; ступай лучше в Киев, утвердись с людьми; тогда если и дядя Юрий придет на тебя, то годно тебе будет с ним мириться, помиришься, а не годно – начнешь войну». Но Ростислав не послушался их, а пошел на Изяслава Давидовича к Чернигову. Тот призвал на помощь половцев; Ростислав испугался и побежал в Смоленск. Киевляне, оставшись без князя, послали епископа Демьяна Коневского сказать Изяславу: «Ступай к нам в Киев, чтоб нас не взяли половцы; ты наш князь, приезжай скорей». Черниговский князь въехал в Киев и сел на столе. Но между тем Юрий Ростовский выступил в поход на Русь и приближался к волости Ростиславовой. Смоленский князь послал просить у него мира: «Батюшка! кланяюсь тебе, ты и прежде до меня добр был, и я до тебя, а теперь кланяюсь, ты мне дядя вместо отца». Юрий отвечал: «Правда, сынок, с Изяславом не мог я ужиться, а ты мне свой брат и сын», – и не помянувши злобы брата его, помирился с ним. Потом послал Юрий сказать Изяславу Давыдовичу: «Мне отчина Киев, а не тебе». Изяслав прислал к нему с молением и поклонами. «Разве я сам поехал в Киев? – велел он сказать, – киевляне посадили меня; не делай мне зла, а Киев твой». Юрий согласился на его просьбу; Изяслав мирно выехал из Киева, и ростовский князь вступил туда с торжеством. В 1158 году Изяслав Давыдович начал замышлять рать на Юрия, заключив союз с Ростиславом Мстиславичем и Мстиславом Изяслазичем; подготовил было и Святослава Ольговича встать вместе на Юрия, но тот отвечал: «Я крест целовал к Юрию: не могу без причины встать на него». В тот самый день, как Изяслав сбирался идти к Киеву, приехали к нему киевляне и сказали: «Ступай, князь, в Киев, Юрий умер». Изяслав прослезился и, подняв руки к небу, сказал: «Благословен еси, господи, что рассудил меня с ним смертию, а не кровопролитием». Юрий пировал у Петрила; в тот же день на ночь разболелся и, лежав пять дней, умер 15 мая, в среду на ночь, а на другой день в четверг похоронили его в монастыре св. Спаса. Много зла сотворилось в тот день: разграбили двор его Красный и другой двор его за Днепром, который сам называл раем, и двор Василька сына его разграбили также в городе; суздальцев перебили по городам и селам, именье их разграбили.

Изяслав Давыдович вошел в Киев 19 мая. В тот же год согласились все ростовцы, суздальцы и владимирцы, взяли Андрея, старшего сына Юриева, и посадили его на отцовском столе, в Ростове, Суздале и Владимире, потому что он был всеми любим за многие свои добродетели. По отце своем он сотворил великую память, церкви украсил и монастыри поставил.

В 1159 году один из князей полоцких, Рогволод Борисович, пошел от Святослава Ольговича искать себе волости с полками Святославовыми, потому что братья были злы до него, отняли у него волость и все имение. Приехав ко Слуцку, он начал пересылаться с дричанами [49]49
  Дричане – жители г. Друцка в Полоцком княжестве.


[Закрыть]. Дричане были рады ему и звали к себе, говоря: «Приезжай, князь, не мешкай, рады тебе: хотя б пришлось и с детьми биться за тебя, рады биться». И в самом деле выехало к нему навстречу больше трехсот лодок с дричанами и полочанами, и вошел он в город с великою честию; а Глеба Ростиславича, сына полоцкого князя, горожане друцкие выгнали вместе с дружиною. Глеб пошел к отцу, в Полоцк; здесь встал большой мятеж; многие хотели Рогволода; едва Ростислав успел установить людей, роздавши им много даров и приведши ко кресту, а сам пошел со всею братьею на Рогволода к Друцку. Рогволод затворился в городе, бились крепко, и много падали с обеих сторон, так что Ростислав принужден был помириться с Рогволодол! придал ему волости и возвратился домой в Полоцк. Но в том же году полочане совещали злой совет на князя своего Ростислава Глебовича и преступили крестное целование, что клялись ему: «Ты наш князь, и дай нам бог с тобой пожить», – они послали втайне к Рогволоду Борисовичу сказать ему: «Князь наш! согрешили мы пред богом и пред тобою, что встали на тебя без вины и именье твое и твоей дружины все разграбили, а самого выдали Глебовичам на великую муку; если ты позабудешь все то, что мы сделали тебе своим безумием и крест к нам поцелуешь, то мы твои люди, а ты наш князь; Ростислава же тебе выдадим, что хочешь с ним, то и делай». Рогволод поклялся им, что не будет помнить прежнего. Тогда полочане начали звать Ростислава лестию на братовщину [50]50
  Братовщина – складочный пир; обыкновенно складывались все прихожане на храмовые праздники.


[Закрыть]к св. Богородице, к старой, на Петров день [51]51
  Петров день – конец июня.


[Закрыть], чтоб там схватить его; он поехал, поддевши броню под платье, и не посмели схватить его. На другой день начали его звать опять: «Князь! приезжай к нам, у нас есть до тебя дело; ступай к нам в город», – потому что князь был в то время на Белчице. Ростислав отвечал послам: «Я у вас вчера был, что ж вы мне ничего не говорили, какое там у вас было дело до меня». Несмотря на то, однако, поехал в город. На дороге попался ему детский, который гнал из Полоцка: «Не езди, князь, вече на тебя в городе, дружину твою бьют и тебя хотят схватить». Ростислав воротился, собрал дружину на Белчице и пошел полком к брату Володарю в Минск, много наделавши зла волости Полоцкой, забирая скот и челядь. Полочане же послали за Рогволодом в Друцк; и вошел Рогволод в Полоцк в июле месяце, сел на столе отца и деда с великою честию, и рады были полочане. В том же году начал рать Изяслав Давидович на Ярослава Галицкого, ища волости двоюродному брату его, Ивану Ростиславичу, по прозванию Берладнику [52]52
  От города Берлада, в нынешней Бессарабии, куда стекался всякий сброд; там же и изгнанные князья находили убежище и удалую дружину.


[Закрыть]: присылали к Берладнику галичане, уговаривая его сесть на коня и ехать к ним; они говорили: «Только покажутся твои стяги, и мы отступим от Ярослава». Изяслав начал слать к брату Святославу Ольговичу и к Святославу Всеволодичу, зовя их с собою на Галич; объявлял и то, что хотят на него самого идти князья из Владимира Волынского. Святослав Ольгович отвечал ему: «Брат, кому ищешь волости, брату или сыну? лучше бы тебе не начинать первому; а что говоришь: хотят на меня поехать, так если поедут на тебя с похвальбою, то и бог будет за тебя, и я, и мои племянники». Изяслав не послушался брата и пошел из Киева. На дороге нагнал его посланный от Святослава опять с теми же речами: «Не велит тебе брат начинать рати, велит тебе воротиться». Изяслав с яростию отвечал ему: «Будь тебе ведомо, брат, не ворочусь, уж я пошел; а когда ты сам не идешь со мною и сына не пускаешь, то если, бог даст, успею в Галиче, тогда не жалуйся на меня, если поползешь из Чернигова к Новгороду (Северскому)». Святослава сильно оскорбили такие слова; он сказал: «Господи! виждь мое смирение: я о себе не заботился, не желая проливать кровь христианскую и губить свою отчину; взял я Чернигов с семью городами пустыми, сидят в них псари да половцы; а всю волость Черниговскую Изяслав держит с своим племянником; но и того ему мало, велит мне из Чернигова выйти, а крест ко мне целовал, что никогда не лишит меня этого города; пусть все рассудит бог и крест честной; а я, брат, для твоего же добра запрещаю тебе ходить, и чтобы тишина была в Русской земле». Изяслав был побежден и принужден бежать.

Тогда князья Мстислав, Владимир и Ярослав послали в Смоленск к Ростиславу, зовя его в Киев на стол, потому что и прежде целовали крест искать Киева для него. Ростислав отправил к ним двоих послов – от смольнян боярина, и от новгородцев другого, с такими словами: «Если меня зовете вправду с любовию, то я пойду в Киев на всей своей воле, чтоб вам иметь меня отцом себе вправду и ходить в моем послушаньн; а наперед всего объявляю вам: не хочу видеть Клима на столе митрополичьем, не взял он благословенье от св. Софии и от патриарха». Но Мстислав крепко заступался за Клима и говорил: «Не бывать Константину на митропольи, за то что проклинал моего отца». Долго спорили они между собою, Ростислав со Мстиславом, и были между ними крупные речи; наконец положили, что ни Климу, ни Константину не сидеть больше на столе митрополичьем, а привести нового митрополита из Царя-града.

В 1160 году пошел Ростислав, сын Мстиславов, из Смоленска в Киев, на стол; и вошел в Киев 12 апреля, на самое воскресение Христово; встретили его все люди и приняли с достохвальною честию; сел на столе деда своего и отца благоверный князь Ростислав, и была людям двойная радость – Воскресение Господне и княжеский въезд. В этом же году съехались Ростислав с Святославом Черниговским в Моравске, и был съезд их на великую любовь. Ростислав позвал к себе Святослава на обед, тот поехал к нему без всякого извета; и была в тот день между ними большая радость и дары многие, Ростислав дарил Святослава соболями, горностаями, черными куницами, песцами, белыми волками и рыбьими зубьями [53]53
  «…дарил… рыбьими зубьями» – здесь имеется в виду «рыбей моржов зуб», т. е. клыки моржа, шедшие на разные поделки. Ценился наравне со слоновой костью.


[Закрыть]. На другой день позвал Святослав Ростислава к себе на обед, и веселились больше вчерашнего дня: подарил Святослав Ростиславу барса и двух коней борзых с коваными седлами; и, так попировавши и обдарившись, разъехались по домам.

В 1168 году пошел Ростислав к Новгороду, потому что новгородцы нехорошо жили с сыном его Святославом. За 300 верст до Смоленска начали встречать его лучшие мужи смоленские, потом встретили его внуки, потом сын Роман и епископ Мануил, и мало не весь город вышел к нему навстречу: все сильно обрадовались его приходу и поднесли ему множество даров. Из Смоленска пошел он в Торопец, оттуда и послал к сыну Святославу в Новгород, веля ему ехать к себе навстречу в Луки, потому что Ростислав уже чувствовал себя дурно и потому не поехал в Новгород, и имел свидание в Луках с сыном и новгородцами; новгородцы целовали крест Ростиславу на том, что иметь сына его князем у себя, а иного князя не искать; и много даров взял великий князь у сына и у новгородцев. Из Лук возвратился он в Смоленск. Сестра его Рогнеда, видя, что брат сильно изнемогает, начала просить его остаться в Смоленске. Он отвечал ей: «Не могу здесь лечь, повезите меня в Киев; если бог возьмет меня на пути, то положите меня в отцовском монастыре, у св. Федора: если же бог возвратит мне здоровье, то постригусь в Печерском монастыре». Будучи при последнем издыхании, он сказал своему духовнику, священнику Семену: «Ты отдашь ответ богу в том, что запретил мне постричься». Часто говаривал он печерскому игумену Поликарпу: «Тогда еще запала мне в голову мысль о постриженьи, когда пришла из Чернигова весть о смерти Святослава Ольговича». С тех пор он всегда, бывало, говаривал игумену: «Поставь мне, игумен, добрую келью; боюсь напрасной смерти». У Ростислава был еще и другой добрый обычай: в великий пост, каждую субботу и воскресенье, сажал он у себя за обедом по двенадцати чернецов, тринадцатый был игумен Поликарп; он кормил их и домой отпускал не с пустыми руками; сам же приобщался каждую неделю и тогда, бывало, так заливается слезами, так вздыхает и стонет, что и другие, глядя на него, начнут плакать. Великую любовь имел он к святой богородице и к св. отцу Феодосию и так разговаривал часто с Поликарпом: «Хотел бы я освободиться от маловременного и суетного света сего и мимотекущего и многомятежного жития сего, о чем и прежде поминал тебе». На это Поликарп обыкновенно отвечал ему: «Вам бог велел правду творить на этом свете, вправду суд судить и в крестном целовании стоять». Ростислав возражал: «Отец! княжение и мир не может без греха быть, а я уже пожил немало на этом свете; а теперь хотелось бы мне поревновать правоверным царям, которые пострадали и приняли возмездие ^от господа бога своего, святым мученикам, пролившим кровь свою и восприявшим венцы нетленные, святым отцам, удручившим тело свое постом, и узким, тесным путем ходившим, и принявшим царство небесное; слышал я слово царя Константина: если бы ведал, как честен лик иноческий, как прямо восходят чернецы с ангелами к престолу господню, то снял бы венец и багряницу». Тогда говорил ему игумен: «Если хочешь этого, князь, то да будет воля божия». Ростислав отвечал: «Подожду еще немного: у меня есть кой-какие дела». На дороге из Смоленска, в селе Зарубе, преставился Ростислав в молитве и слезах и положен был в Киеве, в Федоровском монастыре.

ГЛАВА XIII
О взятии Киева войсками Андрея Боголюбского, о войне этого князя с Ростиславичами и о смерти его

В 1169 году, по смерти Ростислава, послали за Мстиславом Изяславичем, племянником покойного, братья его – Владимир Мстиславич, Рюрик и Давыд Ростиславичи, и киевляне с черными клобуками от себя послали за ним же. Урядившись с братьею, дружиною и киевлянами, Мстислав сел на столе киевском. В 1170 году пришла Мстиславу Изяславичу добрая мысль о Русской земле; хотел он ей добра всем сердцем и, созвавши братью свою на думу, так говорил им: «Братья! пожалейте о Русской земле и о своей отчине и дедине, что половцы каждый год уводят христиан в свои вежи; беспрестанно клянутся нам в соблюдении мира и беспрестанно преступают клятву, а теперь уже отнимают у нас Греческий путь и Соляной Залозный [54]54
  Греческий путь – или путь из варяг в греки – водный торговый путь, связывавший Северную Русь, Прибалтику и Скандинавию с Византией; Соляной Залозный – юго-восточный торговый путь, связывал Поднепровье с Азовским и Черным морями и Тмутараканским княжеством.


[Закрыть]; хорошо было бы нам, братья, призвав на помощь бота и святую богородицу, поискать пути отцовского и дедовского и чести своей». Угодна была речь его и богу, и всей братье, и дружинам их. Они сказали: «Бог тебе помоги, брат, за такую мысль, а нам дай бог за христиан и за Русскую землю головы свои сложить и к мученикам быть причтенным». Все князья соединились и выступили из Киева; шли девять дней, взяли половецкие вежи по реке Угле и по Снопороду, а самих половцев настигнули у Черного Леса, притиснули к нему и перебили, а иных руками перехватали, всех же христиан, отполонивши, пустили на свободу. В это время в Суздале княжил Андрей Юрьевич, и не лежало у него на сердце ко Мстиславу. Тогда же новгородцы прислали к Мстиславу, прося у него сына его Рюрика в князья себе; Мстислав отпустил к ним сына; отсюда пошла вражда на Мстислава от всей братьи; все начали сноситься между собою, утвердились крестным целованием идти на великого князя. Зимою выслал против него князь Андрей Юрьевич полки ростовские, владимирские и суздальские с сыном своим Мстиславом, одиннадцатью другими князьями и воеводою Борисом Жидиславичем. Они оступили Киев; Мстислав затворился в городе, и была брань крепкая отовсюду. Три дня уже бились, Мстислав начал изнемогать, берендеи и торки изменили ему, дружина начала говорить: «Что, князь, стоишь? ступай из города, нам их не перемочь». Мстислав выехал во Владимир, и Киев был взят 8 марта 1171 года. Целые два дня грабили город, Подолье и Гору, и монастыри, и св. Софию, и Десятинную Богородицу: не было помилования ни кому ни откуда; церкви горели, христиан убивали, других вязали, жен вели в плен, разлучая силою от мужей, младенцы рыдали, смотря на матерей своих; взяли именья множество, из церквей побрали иконы, книги, ризы и колокола, все вынесли смольняне, суздальцы и черниговцы; зажжен был монастырь печерский погаными, но бог молитвами св. богородицы соблюл его от такой беды; и были в Киеве у всех людей стон и скорбь неутешная и слезы непрестанные. Все это случилось грех ради наших.

Мстислав Андреевич посадил дядю своего Глеба на столе киевском, а сам пошел в Суздаль к отцу своему Андрею, с великою честию и славою. В 1173 году умер Глеб; его место занял Владимир Мстиславич, но Андрею Суздальскому не любо было это; несколько раз присылал он ко Владимиру, веля ему идти из Киева, куда посылал Романа Ростиславича из Смоленска. В следующем 1174 году умер Владимир; Роман сел в Киеве, и была радость воем людям. Но скоро Андрей начал обвинять Ростиславичей; он прислал к ним мечника своего Михна с такими речами: «Выдайте мне Григорья Хотовича, и Степанца, и Алексея Святославича: они уморили брата моего Глеба и враги всем нам». Ростиславичи не послушались его и отпустили от себя Григорья. Тогда Андрей велел сказать Роману: «Ты не ходишь в моей воле с братьею своею, так ступай же из Киева, а Давыд пусть идет из Вышгорода, а Мстислав из Белгорода; у вас есть Смоленск, тем и делитесь, как хотите». Ростиславичи сильно опечалились, что Андрей отнимает у них Русскую землю, а брату своему Михаиле дает Киев. Роман Ростиславич выехал из Киева, но другие братья его – Рюрик, Давыд и Мстислав – послали сказать Андрею: «Брат! мы назвали тебя отцом, крест целовали тебе и стоим в крестном целовании, желая тебе добра; но вот ты теперь брата нашего Романа вывел из Киева, а нам путь кажешь из Русской земли, без нашей вины; но за всеми бог и сила крестная». Андрей не дал им ответа; тогда Ростиславичи въехали ночью в Киев, схватили Всеволода Юрьевича, брата Андреева, с дружиною и отдали город брату своему Рюрику. Черниговские князья обрадовались вражде и начали подучать Андрея на Ростиславичей; они послали сказать ему: «Кто тебе враг, тот и нам, а мы с тобою готовы». Андрей принял совет их, исполнился высокоумья, разгорделся, надеясь на множество войска, разжегся гневом и послал опять мечника Михна сказать Ростиславичам: «Не ходите в моей воле, так ступай ты, Рюрик, в Смоленск к брату, в свою отчину; а ты, Давыд, ступай в Берлад, не велю тебе быть в Русской земле; а тебе, Мстислав, также не велю быть в Русской земле: от тебя-то все и сталось». Мстислав от юности привык не бояться никого, кроме одного бога: он велел остричь Андрееву послу голову и бороду и отослал назад с такими словами: «Ступай к князю своему и скажи ему: до сих пор мы держали тебя как отца; но если ты прислал ко мне с такими речами, не как к князю, но как к подручнику и простому человеку, то делай, что замыслил, а бог сделает по-своему». Андрей, услыхав это от Михна, побледнел, взострился на рать и скоро был готов. Он послал собирать все свои войска: ростиславцев, суздальцев, владимирцев, переяславцев, белозерцев, муромцев, новгородцев и рязанцев; начел пятьдесят тысяч войска и послал с ним сына своего Юрия да Бориса Жидиславича воеводою, приказав им: «Рюрика и Давида выгоните из отчины их, а Мстиславу не делайте никакого зла, только приведите ко мне». Андрей князь умник был во всех делах и доблестен; но погубил смысл свой невоздержанием, распалился гневом и испустил такие похвальбы; а перед богом гордость постыдна и мерзка: ведь она от дьявола. Но мы на прежнее возвратимся. Так вот и пошло войско Андреево; когда шло оно мимо Смоленска, то Роман, князь тамошний, отпустил с ним сына своего и полки поневоле: не хотелось ему вооружаться на братью, да делать было нечего: он сам находился тогда в руках Андрея, который приказал и полоцким князьям пойти всем, и туровским, и пинским, и городенским.

Соединившись еще с Олыговичами и другими разными князьями, войска Андреевы переправились через Днепр и вошли в Киев. Ростиславичи же не затворились в Киеве, но пошли в свои города: Рюрик затворился в Белгороде, Мстислав в Вышгороде с Давыдовым полком, а сам Давыд поехал в Галич к Ярославу за помощью. Войска Андреевы приблизились к Вышгороду; всех князей было более двадцати; Мстислав не испугался, въехал в неприятельские полки и потоптал их; было тогда смятение большое, и стоны, и клики, и голоса какие-то дикие: слышался лом копейный, звук оружейный; от множества пыли не распознать было ни конника, ни пешца. Бились крепко и разошлись; много было раненых, мало мертвых. Это был один бой на первый день: бился Мстислав со Всеволодом, с Игорем и с другими младшими людьми; потом пришли все силы, оступили весь город и приступали к нему всякий день; Мстиславовы полки, выходя из города, бились так же крепко, и много было в них побито и поранено добрых людей; враги стояли около города девять недель. В это время пришел Ярослав Луцкий [55]55
  Ярослав Изяславич, сын великого князя Изяслава Мстиславича.


[Закрыть]на Ростиславичей же, со всею Волынскою землею, ища себе старшинства у Ольговичей; но Ольговичи не уступили ему Киева; тогда он сослался с Ростиславичами, урядился с ними о Киеве, отступил от Ольговичей и пошел на помощь Рюрику к Белгороду. Князья, союзники Андреевы, видя это, испугались; они говорили: «Вот как они совокупятся на нас с галичанами и с черными клобуками; то что нам будет, делать?» В полках их началось смятение, и, не дождавшись совета, все ударились бежать чрез Днепр, и множество перетонуло. Мстислав, видя это, похвалил бога и погнался за ними; дружина его ударилась на стан неприятельский и набрала множество пленных. Мстислав много утер пота с дружиною своею и немало показал мужества с мужами своими. Так возвратилась вся сила Андрея, князя Суздальского: совокупил он всю землю, и войску не было числа, пришли с высокомыслием, отошли в домы свои со смирением. Ростиславичи положили на Ярославе старшинство и дали ему Киев.

Вошел Ярослав в Киев и стал на столе дедовском и отцовском. Тогда Святослав Черниговский начал слать к нему с жалобою: «Помяни первый ряд, на чем ты целовал крест; ты говорил: сяду ли я в Киеве, то я тебя наделю, а сядешь ты в Киеве, то ты меня надели; теперь ты сел право ли, криво ли, я не разбираю; только надели меня». Ярослав отвечал ему: «Зачем тебе наша отчина? тебе этой стороны не надобно». Святослав послал сказать на это: «Я не угрин и не лях; но мы все одного деда внуки, и сколько тебе до него, столько же и мне; если ты не стоишь в первом ряду, то твоя воля». Сказав это, он совокупился с братьею и поехал врасплох к Киеву. Ярослав, не успевши соединиться с братьею и не смея затвориться в Киеве один, бежал в Луцк, а Святослав въехал в Киев, захватил жену, сына Ярославова, дружину и все имение и отправился с добычею в Чернигов. Ярослав, слыша, что Киев стоит без князя, пограбленный Ольговичами, приехал опять туда и в сердцах замыслил тяготу киевлянам; он сказал им: «Подвели вы на меня Святослава, так теперь промышляйте, чем выкупить княгиню и сына». Граждане не умели ничего отвечать ему; тогда он наложил пеню на весь Киев, на игуменов и попов, чернецов и черниц, на латину [56]56
  Иностранцев католического исповедания.


[Закрыть]и гостей, даже на затворников, одним словом, на всех киевлян. В то же время Ростиславичи послали к князю Андрею с просьбою, чтоб позволил брату их Роману княжить в Киеве. Андрей отвечал им: «Подождите немного, я послал к своей братье в Русь; как мне будет весть от них, тогда дам ответ».

В 1175 году убит был великий князь Андрей Суздальский, сын Юрия, внук Владимира Мономаха. Был у него любимый слуга Яким, который, услыхав, что князь велел казнить брата его, начал советоваться с подобными себе злыми советниками, как Иуда с жидами, и начали говорить: «Нынче того казнил, а нас завтра; так промыслим-ка над этим князем», – и уговорились убить его в ночь. Когда ночь наступила, они пошли с оружием к спальне княжеской; на дороге охватил их ужас, и они побежали назад из сеней, зашли в медушу [57]57
  Погреб собственно для медов.


[Закрыть]и напились вина; понапившись и поободрившись, пошли опять в сени. Начальниками убийства были Петр, Кучков зять, Анбал Ясин ключник, Яким Кучкович, а всех убийц числом двадцать, которые собирались на совет в тот день, у Петра, Кучкова зятя. Когда они подошли в другой раз к спальне, то один, ставши у дверей, начал кликать князя: «Господине! Господине!» Князь закричал: «Кто там?» Тот же самый отвечал ему: «Прокопий». Князь узнал по голосу и закричал: «Какой Прокопий, вовсе не Прокопий!» Тогда убийцы начали бить в двери и силою их выломали. Андрей вскочил, хотел схватить меч, но меча уже не было: Анбал ключник днем припрятал его; а меч то был св. Бориса. Между тем двое убийц вскочили в спальню и бросились на князя: тот подмял одного под себя, остальные убийцы подумали в темноте, что это князь упал, и начали добивать своего же брата; потом узнали ошибку и стали бороться с Андреем, который имел силу необыкновенную: секли его мечами и копьями, а он все был на ногах и кричал им: «Горе вам, нечестивцы! какое я вам зло сделал; если прольете кровь мою на земле, то бог отомстит вам за мой хлеб». Наконец убийцы подумали, что уже покончили с князем и, схвативши своего раненого, пошли вон с трепетом; тогда Андрей опять вскочил на ноги и со стоном и воплями пошел под сени. Убийцы, услыхав его голос, опять воротились на прежнее место, и, не найдя там князя, перепугались, и начали кричать друг другу: «Давайте искать его поскорее: пропали мы, если он от нас ускользнет». Зажгли свечи и отыскали его по кровавому следу. Он сидел за всходным столпом. Петр первый бросился на него и отсек правую руку; князь взглянул на небо, сказал: «Господи! в руце твои предаю дух мой» – и скончался. Это было в субботу, на ночь.

На другой день, в воскресенье, на память 12 апостолов. [58]58
  «…на Память 12 апостолов» – церковный праздник в конце июня.


[Закрыть], убийцы нашли и закололи Прокопья, любимца княжеского; оттуда пошли на сени, вынули золото, каменье дорогое, жемчуг и всякое узорочье, поклали все на лошадей и отослали еще до рассвета; а сами, побравши княжеское оружие, начали набирать себе единомышленников, говоря: «Что если да на нас приедет дружина владимирская?» Собравши полк, послали сказать владимирцам: «Что вы на нас замышляете? мы хотим с вами покончить миром; ведь не наша была одна дума, были в ней и из вас кой-кто». Владимирцы отвечали: «Кто был с вами в думе, тот и оставайся с вами, а нам ненадобно». Тогда злоумышленники рассеялись на грабеж, так что страшно было смотреть, Между тем пришел на место убийства Кузьма Киевлянин и начал спрашивать, где убит господин. Ему отвечали: «Лежит там выволочен в огороде; только ты не смей брать его, все согласились выбросить его псам; если кто примется за него, тот нам враг, и его убьем». Тогда Кузьма начал плакать над телом: «Господин мой! Как это ты не почуял, что идут к тебе скверные и нечестивые враги, и как тебе не удалось победить их, когда прежде побеждал полки поганых болгар?» Увидав ключника Анбала, Кузьма обратился к нему: «Анбал, вражий сын! сбрось ковер, либо что-нибудь, чем прикрыть господина нашего». Анбал отвечал: «Ступай прочь, мы хотим выбросить его псам». «Ах ты, еретик, – закричал Кузьма, – выбросить псам? помнишь ли ты, жид, в каком ты платье пришел сюда? теперь ты в бархате стоишь, а князь нагой лежит; пожалуйста, скинь что-нибудь», Ключник сбросил ковер и сукно, в которое Кузьма завернул тело и понес в церковь. Здесь на просьбу свою, чтоб отперли церковные двери, он получил ответ: «Брось его здесь в притворе, охота тебе с ним носиться». Кузьма опять начал плакаться: «Уже и рабы тебя, господина своего, знать не хотят; бывало придет ли гость какой из Царя-града, или из иных стран русских, или латинин, или какой-нибудь другой христианин, даже поганин какой если придет, князь сейчас скажет: поведите его в церковь, в ризницу, пусть видят истинное христианство и крестятся; так и случалось: болгары и жиды и всякая погань, видя славу божию и украшение церковное, крестились и теперь горько плачут по тебе, а эти и в церкви не велят положить». Поплакавши, положил тело в притворе, прикрыв сукном; так лежало оно два дня и две ночи. На третий день пришел козмо-демьянский игумен Арсений и сказал: «Долго ли нам смотреть на старших игуменов и долго ли этому князю лежать так? отомкните божницу, я отпою над ним, и положим его в гроб; когда перестанет эта злоба, тогда придут из Владимира и понесут его туда». Так и сделал Арсений вместе с крилошанами [59]59
  Крилошане – младшие священнослужители.


[Закрыть]боголюбскими.

Между тем граждане боголюбские пограбили дом княжеский и работников, пришедших к делу, золото и серебро, платье и ткани, бесчисленное множество всякого имения; пограбили домы посадников и тиунов княжеских, детских и мечников перебили, не понимая, что где закон, там и обид много; грабители приходили из сел. Начался было грабеж и во Владимире, но там духовенство начало ходить по городу с иконою Богородицы, и грабеж утих. На шестой день, в пятницу, владимирцы сказали игумену Феодулу и Луке демественнику [60]60
  Демественник – церковный певчий, исполнитель т. н. демественного пения – церковного пения по большим праздникам.


[Закрыть]в церкви св. Богородицы: «Нарядите носильщиков пойти взять князя и господина своего Андрея», – а Микулице сказали: «Собери всех попов; облачившись в ризы, выдьте перед серебряные ворота с иконою Богородицы, тут и дождитесь князя». Феодул и сделал так; взявши крилошан соборных и граждан, поехали они в Боголюбов, взяли тело Андреево и повезли во Владимир с честию и плачем великим. Как только завидели стяг [61]61
  В похоронных процессиях княжеских перед гробом несли знамя (стяг) покойного и вели коня его.


[Закрыть], выступивший от Боголюбого, то люди не могли удержаться, все начали вопить, ничего не видали от слез, и далеко был слышен вопль их. Все плакали и говорили: «Ужели ты в Киев поехал, господин наш, в ту церковь, теми золотыми воротами, что послал делать на великом дворе Ярославовом, говоря: хочу создать церковь такую же, как и ворота эти золотые, да будет память всему отечеству моему?» И так плакался по нем весь город.