Текст книги "Сказки пещерных людей – 1"

Автор книги: Сергей Алхутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Сергей Михайлович Алхутов
Сказки пещерных людей – 1

Жил-был человек, и было у него два сына-спелеолога. Оба статные, красивые, тренированные, и умом, и техникой, и тактикой, и всем вышли. То есть вообще-то их было трое, но о третьем ни говорить, ни писать нельзя, так что двое их было. Двое, поняли?

И вот как-то собрались два брата-спелеолога в дальнюю экспедицию. Приходят к отцу и говорят:

– Отец, есть в мире страна Антарктида, а в той стране стоит гора Эребус, а под той горой глубокая пещера. Мы хотим в неё спуститься. Что тебе оттуда привезти?

Отец отвечает:

– Знаю я ту пещеру. Есть в ней большой зал, а посреди зала свисает с потолка большой сталактит. С того сталактита вода капает, редко-редко. Как один раз капнет, так родится в мире великий и страшный злодей, и чем больше тот сталактит вырастает, тем страшнее рождаются злодеи. Вы тот сталактит отколите и мне привезите, пусть не будут больше в мире рождаться великие и страшные злодеи. Только у того, кто сталактит охраняет, никакую часть тела не отнимайте и с собой не берите.

Дали сыновья отцу зарок привезти сталактит и поехали в экспедицию.

Долго ли, коротко ли – приехали братья-спелеологи на вокзал и садятся в поезд. А проводник стоит у входа в вагон, смотрит билеты, смотрит паспорта и говорит братьям:

– Не буду вас сажать. У вас обоих в билетах фамилия другая, значит, билеты не ваши.

Один брат поспокойнее – он говорит проводнику:

– Что ж ты, дурья башка, не видишь, это не другая фамилия, а с ошибкой, всего в одной букве. Мы как из экспедиции вернёмся – кассира накажем примерно, а сейчас нам недосуг, надо в Антарктиду ехать.

А другой брат, что погорячее, достаёт из рюкзака скальный молоток и метит убить проводника.

Проводник и говорит:

– Не убивайте меня, я вам ещё пригожусь. А билеты в другой раз проверяйте, не отходя от кассы.

Не стал тот брат, что погорячее, проводника убивать, а тот, что поспокойнее, и бранить его перестал. Сели в поезд и поехали.

Ехали-ехали – и доехали до самого моря.

Доехали до моря – и хотят сесть на корабль. А таможенник стоит у входа на посадку, читает декларацию и говорит им:

– У вас в декларации записано: газ в баллонах для горелки везёте. Не положено из нашей страны газ вывозить. Оставляйте его у меня на таможне, я его продам как конфискат.

Тот брат, что поспокойнее, говорит ему:

– Ты что ж, дурья башка, не понимаешь? Как мы в пещере без газа? Чай-кофе нам на карбидной лампе кипятить, что ли? Не пустишь правым путём, мы баллоны из декларации вычеркнем, и как будто нет их, провезём контрабандой, а у тебя будут неприятности.

А другой брат, что погорячее, достаёт из рюкзака скальный молоток и метит убить таможенника.

Таможенник и говорит:

– Не убивайте меня, я вам ещё пригожусь. Взятку только дайте и везите что угодно, хоть нефть.

Не стал тот брат, что погорячее, таможенника убивать, а тот, что поспокойнее, и бранить его перестал. Дали ему взятку и сели на корабль.

Долго ли, коротко они плыли – и доплыли до самой Антарктиды. Сели на вездеход и поехали к горе Эребус.

Едут они, едут, и вдруг пингвин им дорогу переходит. Идёт, значит, вразвалочку.

Тот брат, что поспокойнее, за рулём сидит. Крутанул он руль вправо, крутанул влево, чтобы пингвина объехать, тут другой брат-то головой и ударился. Осерчал горячий брат, достал из рюкзака скальный молоток, вылез из вездехода, догнал пингвина и убил.

Пингвин только клюв открыл и говорит человечьим голосом:

– Будет вам беда!

Сказал, на живот перевернулся, клювом в лёд воткнулся – и умер.

Садится горячий брат в вездеход, а спокойный ну его укорять:

– Что же ты сделал, брат! Проводник да таможенник – те вроде как власть, на них руку поднимать не зазорно. А пингвин – птица беззащитная, клюнуть толком не может. Зачем ты его убил? Убил бы лучше меня.

Другой отвечает:

– Эка невидаль – пингвина в Антарктиде убил! Ещё навылупляются. Ты-то, братец, чай, когда тараканов дома травил, об охране природы не думал, а где они теперь? – по всей стране, поди, пропали, добрые люди уж пугаются, конца света ждут. Не дыши так часто, озоновую дыру в небе продышишь. Дави на газ, мы с тобой мир от злодеев избавлять едем, и думать тут – только зазря эхо гонять между ушами.

Закручинился спокойный брат, а делать нечего – им с горячим в пещере, может, месяц, может, два вдвоём быть, друг другу помогать, от смерти спасать, тут ссориться нельзя. Нажал на газ – и поехали.

Ехали они, ехали – и доехали до самой горы Эребус. Гора вся льдом покрыта, потому что Антарктида. Забрались почти на самый верх и видят во льду широкую трещину. Вбурили братья в лёд пару ледобуров, повесили верёвку и спустились в трещину, на самое дно. Переложили вещи из рюкзаков в трансы. Нашли на дне трещины вход в пещеру, вход узкий-узкий, вползли, трансы за собой втащили. Включили фонарики налобные – да и спускаться поползли. Спустились по узенькому ходу, должно быть, метров на десять, сели отдохнуть, свет выключили. Кругом тепло, ноль градусов, лёд тает, вода капает, и ничего им, кроме водокапа да дыхания своего, больше не слышно. Послушали братья водокап, послушали, как сами дышат, включили обратно фонарики и дальше поползли.

День ползут, два ползут, неделю ползут. Поесть-поспать остановятся – и дальше ползут. Долго ползут, в общем. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

И вот прошло по часам две недели. Известное дело, в пещере время только по часам мерить и можно. А в Антарктиде и того пуще – даже наверху по солнышку мало что поймёшь, зимой не восходит, летом не заходит. Одно слово – заполярье.

Так вот, стало быть, две недели по часам прошло. И вот на самом исходе второй недели вползают братья в зал – не в зал, а так, в грот.

Вползают и видят: посреди грота свисает с потолка большой сталактит. Под сталактитом озеро – много, видать, накапало, пока добрые люди на свете живут, много, стало быть, и злодеев народилось. Посреди озера торчит навстречь сталактиту сталагмит, получается вроде острова. А на сталагмите сидит Дурачок. Сидит и слюни пускает.

Тот брат, что поспокойнее, говорит Дурачку:

– Ты, что ли, сталактит охраняешь? Отдавай добром, а мы тебя не тронем.

А тот брат, что погорячее, достаёт из транса скальный молоток и метит убить Дурачка.

Молчит Дурачок, только слюни с его рта быстрее закапали. Может, озеро то и не от капель злых набралось, а от слюны Дурачковой? Никому это не ведомо, а братьям и подавно. Глядят братья – озеро вроде как прибывает, из берегов выходит. Решил, видать, Дурачок их вместе с собой утопить.

А аквалангов-то братья с собой не взяли, на входе в пещеру оставили.

Что делать?

Вдруг, откуда ни возьмись, из хода, которым братья проползали, бьёт свет, шумит-гремит железо. Оглянулись братья и видят – выползает из хода тот проводник, что в билетах у них ошибку вычитал. Выползает, встаёт в рост и говорит:

– Чему вас только учат, спортсмены? Дикую природу покорить умеете, а культуре совсем не обучены.

Зашёл проводник по пояс в озеро, влево шагнул, вправо шагнул, что-то будто бы нащупал ногой – да и нажал. И вода убывать стала, а вскоре и совсем спала. Остался только сталагмит, а на нём дурачок сидит. Сидит, слюни пускает, да уже без толку.

Проводник говорит братьям:

– Завтра с Дурачком, может, сладите, а сегодня спать пора. Свежее бельё, чай, кофе, кому во сколько подниматься, предупреждаем заранее. Верёвки на ночь бухтуем, горелку гасим, вещи не разбрасываем. По приборам глубина сто сорок метров ниже уровня льда. Будете брать сталактит – сталагмит берегите, не убережёте – плохо будет.

Достал из транса два новых спальных мешка, подарил братьям, старые забрал – и был таков.

Легли братья спать, и спали они сном крепким, беспробудным, а как пришла пора пробуждаться, так и пробудились. Словом, всё чином да рядом. Пробудились, позавтракали и пошли Дурачка воевать.

Подходят к месту, на котором Дурачок сидит, глядь – а он сопли из носа пускает, аж пузыри набухают да лопаются, только брызги летят.

Тот брат, что поспокойнее, говорит:

– Опять, что ли, сталактит охраняешь? Отдавай добром, а мы тебя не тронем.

А тот брат, что погорячее, полез уже в транс за скальным молотком, чтобы Дурачка им убить. А коль отдаст им Дурачок сталактит добром – так надо же тот сталактит чем-то от потолка отколоть, правда?

А только не открывается у горячего брата транс – завязочки все соплями Дурачковыми покрылись да слиплись.

Хотел, было, горячий брат своими руками Дурачка удушить, да не тут-то было: и сам к полу прилип, не подойти. Стоит на месте, стоит рядом брат его спокойный, с места сдвинуться не могут.

Хотел, было, спокойный брат что-то Дурачку сказать, да не вышло – и губы уже слиплись. А затем и ноздри у обоих слипаться стали – дышат тяжело, не ровён час, задохнутся тут, никакие спасатели не помогут. Чуют – смерть им приходит.

Как вдруг за спиной у братьев шумит-гремит железом, тени по стенам грота заплясали. Встаёт за ними в полный рост таможенник, что баллоны с газом выпускать из страны не хотел. Встаёт – да как рявкнет:

– Что это у меня тут за безобразие творится? Таможня на экспорт соплей из носа добро не давала! Ну-ка подобрать и сдать под опись обратно в нос, не то конфискую, а самого под арест!

Испугался Дурачок, сопли подобрал, сидит, не шевелится.

Достаёт таможенник из транса своего канистру и говорит братьям:

– Это средство для очистки. Конфискат. Зажмурьтесь покрепче.

Зажмурились братья, веки слепили. Таможенник их из канистры окатил, и стали братья чистыми-чистыми.

Подходит таможенник к Дурачку, достаёт из транса пузырёк махонький, суёт ему в нос да на крышку давит. Чихнул Дурачок раз, чихнул другой – а соплей-то как не бывало!

– Это – таможенник братьям говорит, – средство от насморка. Тайная разработка. Хотели шпионы образец вместе с рецептом за границу увезти, да задержали мы их.

Говорит он так – а сам берёт канистру и остатки из неё прямо на Дурачка выливает. И стал Дурачок чистым-чистым.

Молвит таможенник:

– Ну вот, противник ваш, как я погляжу, ни слюнями, ни соплями теперь не исходит, чистый-чистый стал. Прежде он был мерзкий, поэтому служил злу, а теперь, глядишь, будет глупость на вашей стороне, коли справитесь. А всё потому, что зло должно быть противным, а добро привлекательным. А то ещё в народе говорят: добро должно быть с дураками. Завтра сталактит заберёте, только сталагмит берегите, а сейчас – отбой, всем спать, таможня закрывается и никого никуда не пускает.

Сказал, мелок из кармана достал, провёл меж братьями и Дурачком черту на полу, прямо по глине – и был таков.

Легли братья спать, и спали они сном крепким, беспробудным, а как пришла пора пробуждаться, так и пробудились. Словом, всё чином да рядом. Пробудились, позавтракали и пошли с Дурачком ладить.

А Дурачок как увидел их – и ну бросаться да ногтями царапать. Братья давай бежать от него, а далеко ли по гроту убежишь? Ну, тут пришлось им тут на пару ладить.

Спокойный брат поотстал, Дурачок на него набросился, ногтями царапает. А горячий брат тем временем достал из транса скальный молоток – да и убил Дурачка.

Откололи братья сталактит от потолка, грохнулся он о сталагмит, сталагмит и раскололся. Ну, да чего жалеть о том, что сделано? Сунули сталактит в транс, как могли, и поползли обратно. День ползут, два ползут, неделю ползут. Поесть-поспать остановятся – и дальше ползут. Долго ползут, в общем. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Прошло по часам две недели – и выползают братья наружу. Поднялись по верёвке, вещи подняли, оглядываются назад, на гору Эребус – а из горы дым валит, камни чёрные летят.

Тот брат, что погорячее, говорит:

– Не пойму, как такое быть может. Эребус гора не простая, вулкан, по всему видать, да и в книгах пишут. Должна быть лава, гранит, базальт. А тут пещера, а где пещера, там белый камень известняк либо гипс. Так не бывает, чтобы пещера под вулканом была.

Тот, что поспокойнее, отвечает:

– Так мы с тобой где?

– Где-где, в Антарктиде, знамо дело, – горячий брат говорит.

– Да я не про то, дурья ты башка, – отвечает ему спокойный, – Мы же в сказке с тобой! Тут всё может случиться.

Ну всё – не всё, а случается с братьями недоброе, да такое недоброе, что не во всякой сказке приключиться может. Ползёт на них с горы Эребус чёрная туча, а кто в эту тучу попал, тот сгорел и задохнулся. Лёд, опять же, от жары напружился да треснул, и оказались братья-спелеологи меж трещин на островке ледовом, так что на другую сторону не перебраться. Чуют, конец им настал. И тот брат, что поспокойнее, на лёд ложится, глаза закрыл.

– Ну, – говорит, – помирать, так спокойно, и на тот свет идти – так покойником, а не привидением. Ложись, брат, побудь спокойным хоть минутку перед смертью.

А горячий брат ему и отвечает:

– И кто же из нас дурья башка? Да за минутку эту можно не только спасение придумать, но и спастись. Думай, брат, думай. Пришла пора эхо между ушами гонять, а того лучше – глазами глядеть.

Спокойный брат глаза открыл, оглядывается вокруг и говорит:

– Вон, верёвка ещё висит, спускаемся вниз и в пещеру лезем, там безопасно.

Спустились братья по верёвке, залезли в пещеру, сидят, не знают, что дальше будет. Час сидят, два сидят, тут горячий брат и говорит:

– Полезай-ка, брат, наверх, погляди, не прошла ли чёрная туча.

Спокойный брат из пещеры вылез, глядь – туча прошла, верёвку сожгла, лёд чёрный весь, а больше ничего не видно. Спустился в пещеру и говорит горячему:

– Так, мол, и так, брат, туча прошла, верёвку сожгла, лёд чёрный весь, а больше ничего не видно. Доставай кошки да якоря ледовые, будем заниматься ледолазанием, зря, что ли, с собой железо везли?

Достали братья кошки, достали якоря ледовые, вылезли из пещеры да по ледяной стенке полезли. Лезут, лезут – и вылезли наверх. Глядь – опять они на островке, а с горы Эребус на них лава язычком ползёт, змейкой огненной, медленно ползёт, но верно.

Однако где спасение один раз своими глазами нашёл, там второй раз уж и не страшно. Спокойный брат оглянулся вокруг и говорит:

– Спускаемся обратно в трещину да по дну её пойдём, и пока не упрёмся, наверх подниматься не будем.

Вбурили братья в лёд пару ледобуров, повесили другую верёвку и спустились опять в трещину, на самое дно. Идут по дну, кругом черно, чёрный лёд слева да справа чуть не до небес высится, под ногами чёрный камень ортоклаз валяется. Долго ли, коротко ли – это как посмотреть, по часам минут пять, должно быть, а по чутью целая вечность, – упёрлись братья в стену чёрного льда, трещина сужается, ходу нет, слева лёд, справа лёд, сверху лёд. Достали кошки, надели, взяли в руки якоря ледовые да наверх полезли.

Вылезают наверх, на гору Эребус оглядываются – обогнали они змейку огненную. Глядь вперёд – впереди ледовое поле, а прямо перед ними пингвины стоят полукругом. Один, самый большой, выходит вперёд и говорит человечьим голосом:

– Ну, коль выбрались – идите за нами. Вездеход ваш вулканической бомбой накрылся, в трещину провалился, без нас вам отсюда не выбраться. И сбежать не пытайтесь – нас много.

Делать нечего, пошли братья за пингвинами. Приводят их пингвины в ледяное ущелье, а самый большой пингвин и говорит:

– Отдавайте нам свои вещи, а сами тут сидите. Без вещей ваших мы дорогу и сами не найдём, и вам показать не сможем. Да помните, что нас много, будете что плохое делать – вся Антарктида тут соберётся, будет вам беда.

Отдали братья свои трансы, сами на льду сидят, мёрзнут. Встанут, попляшут – согреются, садятся – опять холодно, да ведь век плясать не будешь, ногам отдых нужен.

Долго ли, коротко ли, приносят им пингвины рыбу и говорят:

– Покушайте, гости дорогие, а как покушаете – спать ложитесь, уже самое время.

Покушали братья сырой рыбы, покрутились, повертелись и говорят пингвинам:

– Нам бы спальные мешки наши, холодно без них.

Самый большой пингвин отвечает:

– Мы без спальных мешков спим, и вы привыкайте. Как это у вас в народе говорят? – в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Делать нечего. Покрутились братья ещё, повертелись, сунули ноги один другому под куртки пуховые да уснули. Плохо спится, конечно. Пока ночевали, не раз поплясать вставали, а плясками ночь не скоротаешь. В общем, не выспались, а так – одна морока им была.

Утром приходит к ним самый большой пингвин и говорит:

– Ищем дорогу, пока не нашли, будете у нас жить, может, день, может, месяц. Рыбу вам пёстренький носить будет, пока сами ловить не научитесь.

А братьям уж и сказать-то в ответ нечего. Шутка ли – вчера, кажется, только из пещеры вышли, от вулкана убежали, едва живы остались, а тут тебе рыба сырая да сон на холоду. Поневоле говорить разучишься. Тут бы думать не разучиться. А думать смерть как надо – не век же у пингвинов вековать, да и верить ли им, что отпустят?

Ждал самый большой пингвин от братьев ответа, ждал, не дождался да и ушёл восвояси. Время прошло – приносит им рыбу пингвин маленький такой, пёстренький. Кинул на лёд – и был таков. Пожевали братья рыбы, поплясали да опять спать легли. А что ещё делать-то?

Так и повелось: поспят братья, попляшут, опять поспят, опять попляшут, как время, должно быть, к тому придёт, принесёт им пёстренький рыбы, поедят, опять попляшут и снова спят. Ничего им больше не делается на холоду-то. Руки-ноги бы не отморозить да ума не лишиться, а уж бежать-то и не помышляют.

Долго ли, коротко ли, может, неделя прошла, может, две, приносит им пёстренький рыбы, а сам не уходит. Поели братья, им бы в пляс пуститься, чтобы не замёрзнуть, а видят: чего-то пёстренький от них хочет.

Говорит им пёстренький:

– Не мог я прежде вам того сказать – и время выбрать для такого надо, да и к вам приглядеться. Теперь время пришло, да и вас вижу: вы те самые люди. Расскажу вам всё как есть. Тот сталактит, что вы самому большому пингвину отдали, непростой, а прозывают его у нас Пингвиний Нос. Понесли его подручные самого большого нашего пингвина к Отцу Всех Пингвинов на опознание. Коли уж и Отец подтвердит, что это Пингвиний Нос, то будет у всех пингвинов большой праздник, а вас на том празднике свяжут да со льдины в воду столкнут. А коли Отец не подтвердит, то пошлют вас снова в ту пещеру, пока Пингвиний Нос не найдёте. А как найдёте да принесёте – я уже сказывал, что с вами сделают. Есть у пингвинов предание, и сказано в том предании, что придут из-за океана люди, чтобы Пингвиний Нос из-под земли добыть. А как добудут, да как пингвины его у людей отнимут, так будет всем пингвинам счастливая доля, вся земля замёрзнет, и по всей земле станут одни пингвины да рыба, да ещё рыбий корм. А знак этим людям такой: одного пингвина они молотком убьют, а потом пойдут на гору Эребус. Вы, стало быть, те самые люди и есть. А пингвинам на это другой был знак: меж ними уговорено, что кого люди под горой Эребус молотком убьют, тот чтобы на живот повернулся да клювом в лёд воткнулся. Как его такого живые пингвины найдут, так и узнают, что сбылось предание. Ну, стало быть, и узнали.

Тот брат, что погорячее, и спрашивает:

– А тебе-то что за счастье нам это рассказывать?

Отвечает ему пёстренький:

– О том тоже сказывать долго, так что всего не скажу. Давно дело было. Тогда пингвины знали правду. А уж потом потеряли они правду, и стало у них это предание, а править пингвинами стал Отец. А правда в том, что не надо пингвинам Пингвиний Нос у себя оставлять, а надо тех людей вместе с ним отпустить восвояси, а куда они Пингвиний Нос привезут, оттуда он к себе холод из Антарктиды и притянет. Тогда-то вся земля и замёрзнет, тогда-то и будет всем пингвинам счастливая доля, и не будет больше править Отец, а править станем советом. А ежели Пингвиний Нос у пингвинов останется, как же он холод-то из Антарктиды притянуть сможет, а? Как, я вас спрашиваю?

Слушают братья пёстренького – вроде, разумно говорит. Тогда спрашивает у него тот брат, что погорячее:

– А что ж нам делать-то теперь?

Отвечает ему пёстренький:

– Мы поможем вам бежать. Мы, которые правду помним, хоть и в прислуге ходим, зато нас много. А ещё вот что знайте: обманул вас самый большой пингвин про вездеход, цел он, стоит, вас дожидается.

Тот брат, что поспокойнее, пёстренькому говорит:

– Бежать-то вы нам поможете, а только куда ж мы без Носа вашего? И вам надо, чтобы мы его увезли, и нам надо того же, да разве ж его не у Отца Всех Пингвинов оставят?

Отвечает ему пёстренький:

– Кабы Пингвиний Нос у Отца Всех Пингвинов оставался, мы бы по другому придумали. А только говорено у пингвинов, что хранить Пингвиний Нос будет тот, кто у людей его отнял. Вроде как Отец своих любимцев отмечает да приближает.

И ещё горячий брат у пёстренького спрашивает:

– А вот непонятно мне: чего бы вам самим этот Нос из-под земли не достать?

Отвечает ему пёстренький:

– Не умеем мы. Наше дело – в воду нырять да рыбу ловить. Ваши, поди, тоже не всё сами могут – вам, говорят, свиньи из-под земли шампиньоны достают. Правда, что такое шампиньоны да кто такие свиньи, то мне неведомо. А только так все пингвины говорят. Ну да ладно, мне с вами больше нельзя. Как среди рыбы, что я вам ношу, будет одна без головы, а другая без хвоста, так и бегите. Куда безголовая хвостом покажет, там ваши вещи спрятаны, охраняют их, а куда бесхвостая головой, там ваш вездеход, никто его не охраняет. Глядите в оба да не поминайте лихом.

И уж уходить собирается, да спрашивает его спокойный брат:

– А если это не Пингвиний Нос окажется, тогда как мы убежим?

Оборотился к нему пёстренький и отвечает:

– Это Пингвиний Нос. Все пингвины Отца слушаются, без него ничего знать не могут, а мы правду от самой правды знаем, нам спрос не нужен.

Сказал – и ушёл.

День проходит, другой проходит, на третий глядят братья на рыбу, что им пёстренький принёс, – а одна рыбина без головы, другая без хвоста. Схватили они всю целую рыбу в охапку да бросились, куда безголовая хвостом показывает. Бегут, бегут, глядь – пингвин на бугре стоит, по сторонам глядит, а под бугром дыра – не дыра, а вроде пещерка ледовая. Легли на лёд да за льдинку спрятались, чтобы не видно их было пингвину.

Тот брат, что погорячее, хвать – а молотка-то скального нету! И правильно – он с вещами под бугром лежит. А спокойный брат и говорит:

– Не торопись, тут хитростью брать надо. Я пингвина от пещерки уведу, потом обратно приведу, а ты тем временем вещи забери.

Сказал, из-за льдинки вышел да на бугор идёт, значит, вразвалочку. Идёт – и говорит пингвину:

– Не понимаю, как ты на месте можешь стоять. Мы вот который день пляшем, чтобы не замёрзнуть, и плясать-то уже не помогает, вишь – я и гулять начал, чтобы согреться.

Отвечает ему пингвин:

– Жиру у меня много, вот и тепло мне.

Спокойный брат ему:

– А я тогда другого не понимаю – как вы нырять можете? Коли жиру много, так всплывать сразу должны.

Пингвин спрашивает:

– Тебе зачем?

Отвечает ему спокойный брат:

– Нам самый большой пингвин сказал: пёстренький нам рыбу будет носить, пока ловить не научимся. Вот брат-то мой кушает, я свою долю рыбы взял да учиться пошёл. Дай, думаю, покидаю рыбу в воду, может, обратно ловчее поймать её будет, коли один раз уже поймана. Только мне учитель нужен хороший. Ты вряд ли сгодишься – вот, отчего вы не всплываете, и то объяснить не можешь, чего ж с тебя взять? Только и можешь столбом стоять. Пойду я, пожалуй. Не помощник ты мне в выполнении воли самого большого пингвина.

И уходит будто бы. А пингвин ему вслед кричит:

– Эй, зря ты меня обижаешь. Коли самый большой пингвин сказал, научу тебя, так и быть. Я ведь надзирателем за ловлей был, больше других в этом деле смыслю.

Спокойный брат идёт, не останавливаясь, да молвит, не оборачиваясь:

– Ну, научи, коль можешь.

Пингвин с места сорвался, догнал спокойного брата. Смотрит горячий брат – скрылись они двое за льдиной. Подошёл он к пещерке, достал вещи да снова за льдинкой своей спрятался.

А спокойный брат тем временем заводит пингвина за льдину и вдруг хлоп себя по лбу, будто спохватился о чём:

– Слушай, – говорит, – у меня ведь жира нету! Не учитель ты мне рыбу ловить; ежели я, как ты, нырять буду, камнем на дно пойду. Надо мне по другому, как люди ловят. Не держи зла – глупый я, а на дураков не обижаются. На вот, рыбу мою возьми, да разойдёмся миром.

Бросает рыбу на лёд и уходит.

Пока пингвин рыбу за рыбой на бугор таскал, братья уж вернулись туда, где ночи коротали. Вернулись – и по второй рыбе, куда она, бесхвостая, головой кажет, пошли.

Долго ли, коротко ли, дошли братья прямиком до вездехода, и никакой погони за ними не было. Завели вездеход, включили рацию, вызвали корабль да поехали себе туда, где на сушу антарктическую высаживались. Доехали, сели на корабль да в каюту спать пошли, а корабль домой их повёз.

День спят, два спят, на третий просыпаются сами не свои, будто и не они это вовсе. Глядь – сидит у них в каюте человек в белом, на лице повязка, на руках перчатки, сам худой-худой, бледный, почти зелёный, будто болеет чем.

Говорит им человек:

– Все на корабле умерли, остались только вы да я, да и я помру скоро. Отчего вас зараза не взяла, мне неведомо. Кабы не спали вы, может, успел бы то изведать. Успел я только найти, откуда она взялась. А взялась она, – спокойному брату говорит, – из кармана твоего, а в кармане был ноготь, не твой ноготь, не брата твоего, а непонятно чей. Где ты его взял?

Спокойный брат молвит:

– Дурачок меня в пещере царапал – от него, должно быть, и осталось.

А горячий ему:

– Говорил нам отец: никакую часть тела у того, кто сталактит охраняет, не отнимать да с собой не брать. Мы, вроде, не отнимали, да взяли. Половину наказа отцовского, стало быть, не выполнили.

Человек в белом им говорит:

– Ноготь я в ящик спрятал, отчёт на большую землю послал, а корабль этот огнём сожгут. А прежде пришлют за вами вертолёт, спустят с него два инкубатора, полезайте туда и ящик с ногтём возьмите. Иначе и вас огнём сжечь придётся. Коли изучит тот ноготь главный лекарь всей земли, коли поймёт он, как с его силой заразной сладить можно, то выпустят вас из инкубаторов. Иначе век вам в них вековать. Да ещё скажу: как помру – не хороните меня.

Сказал, ящик с ногтём на стол поставил – и помер.

Взяли братья ящик с ногтём, вышли на палубу зелёную, ждут вертолёта. Долго ли, коротко ли, прилетает за ними вертолёт, спускают к ним на тросах два инкубатора. Влезли братья в инкубаторы, вертолётчики инкубаторы огнём обдали да в вертолёт подняли. Унёс их вертолёт на другой корабль, а корабль тот – на большую землю.

И вот стоят инкубаторы у главного лекаря всей земли, сидят в них братья, томятся, вроде живы – а будто не живут вовсе. Главный лекарь время от времени зайдёт, опыты на них поставит – вот и вся им потеха. В общем, почти как у пингвинов в плену.

Долго ли, коротко ли томились, и вот как-то говорит им главный лекарь всей земли:

– Пришла вам весточка от отца.

Обрадовались братья, открывают письмо, а в нём написано: “Дурьи вы бошки, это не тот сталактит. Говорил я вам: есть в пещере большой зал. А были вы, должно быть, в небольшом гроте, где охранник сидел, и ниже не пошли. В гроте озеро, у озера на дне дырка, вам в ту дырку надо было, дырка та – глубокий колодец, а на дне его большой зал и есть. То, что вы прислали, называется Пингвиний Нос, и будет теперь на земле великий холод, коли Парниковый Камень никто из-под земли не вынет. Лечитесь, там, может, встретимся, идиоты”.

Пригорюнились братья, да делать нечего – надо теперь ждать, когда главный лекарь всей земли все опыты на них поставит да вакцину от заразы выдумает. А как дождутся – так надо в другую экспедицию ехать, добывать для людей Парниковый Камень. Иначе ведь и отец родной не признает.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, а уж когда дело делаешь не сам, а сам ты этого дела предмет, и того дольше. Знай сиди да жди, что там за тебя решат. В общем, поставил главный лекарь всей земли на братьях-спелеологах все свои опыты, выдумал вакцину да и отпустил их восвояси. Идут братья к выходу из лекарева дома, плутают коридорами и беседы беседуют о том, где бы им вызнать про тот Парниковый Камень да как бы сразу за ним и отправиться.

Беседуют, выходят от главного лекаря, глядь – а их отец встречает. Не ожидали.

Обнимает их отец и говорит:

– Живите у меня дома, отдыхать вам надо да сил набираться. Да не удивляйтесь так, что я в свои объятия вас принял. Не зря же в народе говорят: добро должно быть с дураками.

А братья и отвечают:

– Вот как славно всё сложилось. Нам теперь только кассира примерно наказать осталось – и сказке конец. Спасибо тебе, папа. Вот только что ещё непонятно: от чего же, ты пишешь, нам лечиться надо, коли мы здоровы, и зараза нас не берёт?