Текст книги "Дрянь"

Автор книги: Сергей Устинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Скрипя покрышками, «москвич» влетел на пандус, по которому заезжают машины «скорой помощи» в больницу Склифосовского.

* * *

Мукасей с Глазковым сидели, не глядя друг на друга, в приемном покое. Глазков вытянул ногу с протезом и оперся на палку. Мукасей поднялся, подошел к окну и прижался лбом к стеклу, за которым серел ранний рассвет.

Электрические часы на стене дрогнули, стрелка переместилась: 3.46.

Когда вышел врач, молодой парень с усталыми глазами, в зеленой операционной униформе, Мукасей резко повернулся к нему и все понял: тот глядел в сторону. Но Мукасей продолжал смотреть на него в упор, и врач сказал:

– Она... не рассчитала дозу. Это бывает... у них. От нас практически ничего не зависело...

* * *

В том краю, откуда недавно приехал блондин, полуденное солнце било из зенита в упор. Все живое попряталось в укрытие. Две лохматые псины, лежавшие в тени, только хвостами вяло шевельнули, когда мимо них по извилистой улочке, бегущей в гору, поднимая иссушенную веками кокандскую пыль, рыча на первой передаче, взобрался «уазик» с государственным номером. Машина остановилась у ажурной калитки в глухой стене из песчаника, густо увитой плющом. Дверца открылась, и на солнце показался сверкающий сапог. Чуть погодя второй. Грузный мужчина тяжело сполз на подножку и спрыгнул в пыль. В сапоги были заправлены светлые брюки. На белом как снег пиджаке – депутатский значок и орден Ленина. Круглое лицо его с мелкими капельками пота было нахмурено.

Во внутреннем дворе большого дома, в тени сплошного шатра из зеленых насаждений все дышало свежестью и прохладой. Посреди двора из центра круглого бассейна бил фонтанчик. Хозяин, стройный черноволосый красавец лет сорока, с двумя сыновьями лет по десять-двенадцать, развлекался тем, что кормил мясом хищных рыбок, извивавшихся по каменистому дну водоема.

По песчаной дорожке проскрипели шаги. Хозяин повернулся к гостю. Приветствовал его по-узбекски:

– А, Назарбек, проходи.

Глянул искоса на сыновей – их как ветром сдуло. Мужчины сели напротив друг друга.

– Какие новости привез?

– Хороших нет, – отдуваясь, ответил Назарбек. – Только что с совещания в исполкоме. Помнишь, в прошлом году над полями летал вертолет? Теперь всегда так будет. Фотографируют сверху и фотографии везут прямо в Ташкент... – Он значительно ткнул пальцем вверх и добавил уныло: – А с ними не договоришься...

Хозяин встревожился, но виду не подал. Заметил небрежно, поигрывая стаканом в пальцах:

– Над горами летать вертолету трудно, в наши ущелья он и подавно не сунется. А пока ему хватит дураков здесь, на равнине.

– Тебе легко говорить, Фархат, – вздохнул Назарбек, – ты ничем не рискуешь. А плантации на угодьях моего колхоза.

– Я ничем не рискую? – нахмурился хозяин. – Как у тебя только язык поворачивается говорить такое? Если на твоих полях найдут мак, ты скажешь: ничего не знаю, сам вырос. Ну, оштрафуют тебя. А с меня не это... – Фархат небрежно ткнул пальцем в сторону ордена, – с меня это снимут, – он похлопал себя ладонью по крепкой шее и жестко спросил, переходя к делу: – Когда головки дозреют?

– С того поля, которое пониже, уже все собрали, ты сам знаешь. А в высокогорье созреет дней через пять. Только хорошо бы нам не держать товар долго у себя, – с тревогой добавил Назарбек. – Ты нашел покупателей?

– Покупателей... – усмехнулся одними губами Фархат. И неожиданно произнес по-русски: – Больше народу, меньше кислороду, так, кажется? У меня есть покупатель. Один. Мой старый знакомый. От него уже был гонец, забрал пробную порцию. Я ему передал, что предлагаю взять все сразу, оптом.

– Все сразу? – ахнул Назарбек.

– Да, – кивнул Фархат. – Лучше рискнуть один раз, но по-крупному, чем на ерунде погореть.

Назарбек был явно встревожен.

– Все сразу... А он надежный человек, этот твой покупатель?

– Мы с ним не родственники, – усмехнулся Фархат, объясняя этим все. – Поэтому, когда будем передавать товар, нужны будут люди.

– Люди есть... – погруженный в какие-то мысли, пробормотал Назарбек. – А как ты хочешь все сразу передать?

– Ты возишь в Москву продукты на ярмарку?

Назарбек кивнул.

– Вот и хорошо. Твое дело – дать машину с шофером... Зарема! – крикнул он в дом. – Принеси фрукты!

Когда жена поставила на стол вазу с персиками, Фархат уже кончил излагать свой план.

– Опасно, – вздохнул осторожный Назарбек. – И трудно!

– Без труда не вытащишь рыбку из пруда, так? – твердо выговаривая русские слова, с усмешкой спросил Фархат.

* * *

Скрипело по кладбищенской дорожке тележное колесо. Замирало, когда возница лениво трогал вожжи и соскакивал на землю, чтобы подобрать мусор. К свисту птиц, к шелесту ветра в листве прибавился новый звук: легко стучали о крышку гроба комья глины.

Один из могильщиков сидел поодаль, прислонившись к стволу дерева. Другой, голый по пояс, в потеках пота на грязной груди, стоял рядом с могилой, опираясь на черенок лопаты, и негромко напутствовал:

– Правой рукой, три раза, пожалуйста...

Мукасей и Глазков стояли по другую сторону могилы. Молча наклонилась и бросила ком пучеглазая толстуха-соседка. За ней шли две пухлые девицы, похожие друг на друга скорбным выражением лиц, одноклассницы Алисы или подруги детства. И тогда по эту сторону могилы остался только один человек: худая как жердь женщина неопределенного возраста, с ссохшимся маленьким личиком, в немыслимом допотопном костюмчике, с черным газовым шарфиком на тощей жилистой шее. Она стояла с закрытыми глазами, сжав на груди детские кулачки, раскачиваясь легонько из стороны в сторону. Могильщики подождали еще чуть-чуть, переглянулись и, поплевав на руки, вонзили сверкающие штыки в рыжую глину.

К воротам кладбища подъехали две машины с заляпанными грязью номерами – «волга» и «жигули». Одновременно открылись дверцы, вылезли человек шесть-семь, среди них блондин, спортсмен и Шпак с огромным синяком в пол-лица. И первое, что блондин увидел, от чего в изумлении поднял брови, был разбитый зад глазковского «москвича».

Приехавшие, разбившись на группки по два-три человека, пошли по дорожке кладбища.

Глазков вдруг напрягся и, не поворачивая головы, толкнул Мукасея в бок. Между деревьями было видно, как за близкой оградой проехала милицейская машина. Мукасей пригнулся и нырнул в кусты. А милицейская машина притормозила у ворот, из нее вышли пожилой майор и женщина, в руках у них были цветы. Машина тут же отъехала, майор и его спутница побрели в другую сторону кладбища.

И тут спрятавшийся за большой плоский памятник Мукасей увидел идущих по дорожке Шпака, блондина и спортсмена. Навстречу им, к выходу, двигались немногие, хоронившие Алису. Последним ковылял Глазков. Вдруг остановилась, в ужасе раскрыв глаза и прижав к груди маленькие кулачки, наркоманка в черном газовом шарфике. А потом Мукасею все закрыла подъехавшая телега.

Тяжело спрыгнул на землю возница в сером халате, потащил за собой вилы, принялся нагружать мусор, собранный в кучу при дороге. Пофыркивала лошадь, отгоняя мух. Прямо над головой у Мукасея пела какая-то птица. Возница боком взгромоздился на телегу, заскрипело колесо. Дорожка была пуста. Мукасей подождал еще немного и осторожно выбрался из кустов. Сделал несколько легких шагов и остановился как вкопанный. Поперек дорожки валялась палка Глазкова.

Самого Глазкова он увидел секундой позже. Тот лежал в проходе между двумя оградами лицом вверх с открытыми глазами. На рубашке с левой стороны проступало красное пятно. Бабочка-капустница порхала над ним и наконец безбоязненно села на щеку. Еще не веря, Мукасей опустился рядом с Глазковым на колени.

В траве блеснула связка ключей, выпавшая у него из кармана. Мукасей поднял ее (ключи легонько звякнули) и только в этот момент понял, что Глазков мертв. Он вскочил на ноги и побежал, из-под подошв его брызгами летели песок и гравий. Он выбежал на площадь перед кладбищенскими воротами и увидел сразу: пропыленный рейсовый автобус, отъезжающий с остановки, в окне которого мелькнула пучеглазая соседка, покосившийся глазковский «москвич» с распоротыми шинами, а больше ничего. Ни «волги», ни «жигулей» не было.

* * *

Повернулся ключ в замке, отъехал изнутри мощный засов, тяжелая стальная дверь осторожно подалась, и Мукасей проник в мастерскую Глазкова. В мастерской было темно, только сквозь высокие подвальные окна проникал далекий отсвет уличных фонарей. Мукасей задвинул засов и замер, прислушиваясь. Потом на цыпочках подошел к оконным проемам и, повозившись немного, поднял металлические жалюзи, закрыл ставни, опустил решетку – все образцы продукции кооператива «Голем».

Было тихо и теперь уже совсем темно. Мукасей долго шарил в темноте, пока не включил маленькую лампочку над верстаком. Огляделся в раздумье. Тихонько выдвинул один ящик с инструментами, другой. Достал ножовку, напильник, поискал на стеллажах, нашел какую-то трубку, зажал ее в тисках, принялся осторожно пилить. Потом он что-то сверлил, обтачивал, даже приваривал какие-то детали небольшим сварочным аппаратом. И, наконец, в руках у него оказалось нечто вроде примитивного арбалета: стальная пластинка наподобие рессоры натягивала стальную проволоку, в ложе из полураспиленной трубки ложилась дюралевая стрела с заостренным наконечником.

Прицелился – стрела с треском вонзилась в дверной косяк, расщепив его надвое. Мукасею пришлось сильно раскачать ее, чтобы вытащить обратно. И тут за окнами прошелестели шины, мазнуло по жалюзи светом фар. Мукасей прыгнул к лампе, погасил ее и замер. Хлопнули на улице дверцы машины. Тишина. Кто-то завозился у двери, примериваясь к замку, но недолго. Снова тишина.

Спортсмен, а с ним еще кто-то поднялись наверх из подвала. Блондин ждал их возле машины.

– Там дверь стальная и замок хитрый, – хмуро доложил спортсмен.

– На хитрый замок надо чем-нибудь с винтом, – хмыкнул блондин, зажигая фонарик. Его луч прошелся по углубленным в ямы подвальным окнам. – Изнутри заперто. Гадом буду, он там! У тебя ведро есть? А шланг?

* * *

Прильнув к щели в жалюзи, Мукасей видел, как темная фигура наклонилась к баку машины, слышал, как ударила струя бензина о дно ведра.

– Тьфу, падла, наглотался! – сказал человек злобно, отплевываясь.

– Хватит, полное, – ответил другой. – Щас он у нас наглотается.

Блондин поднял с земли камень и швырнул его вниз, в окно. Зазвенели стекла.

* * *

Мукасей отпрянул. Он слышал, как льется из ведра бензин в яму, как струйки стекают на подоконник, на пол... До него донеслось: «Если он, сука, там, сейчас выскочит как миленький!» И сверху кинули спичку.

Деревянный пол загорелся сразу. Мукасей вскочил было на верстак, но увидел, что это не спасет его: огонь распространялся быстро, дым лез в горло. Тогда он соскочил и бросился к стеллажу. С огромным трудом отодвинул его сантиметров на десять, потом еще, еще... Протиснулся между ним и стеной, уперся ногами, нажал. Лицо его исказилось от напряжения. И стеллаж медленно накренился, а потом упал, придавив огонь. Но ненадолго. Языки пламени стали прорываться и сквозь него. Зато на открывшейся стене Мукасей увидел забранный решеткой люк вентиляции. Подхватил табуретку, сбил с нее пламя какой-то тряпкой. Не найдя под рукой ничего другого, арбалетом подцепил решетку, нажал, выворотил ее с корнем...

– Плесни-ка еще, – приказал блондин спортсмену.

Тот плеснул. Пламя разгорелось.

– Или он спекся, или там его нет. Делаем ноги.

«Волга» блондина затормозила возле тротуара. Он прихватил сумку с переднего сиденья, запер машину и вошел в подъезд. Насвистывая, взбежал на второй этаж, открыл ключом дверь. Шагнул в комнату и остановился на пороге.

В кресле напротив входа сидел Мукасей, грязный, с лицом, выпачканным сажей, и целился из арбалета прямо блондину в грудь. Распахнутая дверь на балкон объясняла, как он попал в квартиру.

– Не делай никаких движений, которые могут тебе повредить, – сказал Мукасей. – Эта штука пробивает насквозь сорокамиллиметровую доску. Понял?

– Понял, – вяло ответил блондин.

– Молодец. Сними сумку. Положили на пол. Осторожно. Медленно.

Блондин повиновался. Мукасей кивнул в сторону обеденного стола:

– Сядь за стол. Руки положи сверху. Вот так.

* * *

Не спуская с блондина глаз, он обошел его, поднял сумку, вернулся и сел по другую сторону стола. Все время глядя на блондина, расстегнул на сумке «молнию», опрокинул ее над столом. Высыпались несколько пачек денег, штук пять баночек из-под вазелина, портмоне. Мукасей подковырнул крышку одной из баночек, понюхал, покачал головой. Вывернул портмоне. Несколько купюр, мелочь, железнодорожный билет. Мукасей взял билет, рассмотрел его.

– Едешь сегодня в Ташкент?

Блондин дернул плечами: дескать, чего отвечать.

– Один?

– Один. – Он всего на мгновение помедлил с ответом, но Мукасей это промедление уловил. Подтолкнул к нему через стол открытую баночку с опиумом.

– Ешь. – И угрожающе приподнял арбалет.

– Да ты что, рехнулся? Я же сдохну!

– А ты и так сдохнешь, – пообещал Мукасей, направляя арбалет блондину в лоб. – Жри, гадина! За маму... за папу... Ложечку тебе принести? За Алису! За Костю Глазкова, которого ты, гад, зарезал!

– Не резал я никого! – взвизгнул блондин. На лбу у него выступил мелкий пот. – Чего ты хочешь?

– Сколько вас едет? – сжав губы, спросил Мукасей.

– Четверо...

– В одном купе?

– Да... В двух соседних... СВ...

– За этим? – Мукасей показал подбородком на баночки.

Блондин судорожно сглотнул, кивнул.

– А почему на поезде? Почему самолетом не летят? Блондин молчал.

– У них что, оружие? Да? А где у тебя? Встать! – заорал Мукасей, сам поднимаясь. – Встать! Руки за голову!

Блондин медленно вставал, медленно поднимал руки. И вдруг резко рванул край стола, опрокидывая его на Мукасея, сунул руку под мышку, выдернул пистолет. Они выстрелили практически одновременно. Стрела Мукасея вошла блондину в лоб над переносицей. Блондин врезался спиной в сервант, и долго еще сыпались на пол хрустальные рюмки, бокалы, фарфоровые чашки.

...Минут через пятнадцать Мукасей на кухне закончил перевязывать себе руку, зубами перегрыз край бинта, найденного в одном из ящиков. Вернулся в комнату, взял из руки убитого пистолет. Опустился на корточки, нашел железнодорожный билет. Разгладил его аккуратно и положил в карман.

* * *

«Уазик» с председателем колхоза Назарбеком пылил по горной дороге, натужно взбирался на кручу. На повороте он обогнал группу туристов с рюкзаками, те морщились и махали руками, отгоняя поднятую машиной пыль, весело смеялись.

А «уазик» забирался в заоблачные дали и наконец остановился на поляне возле небольшого деревянного домика, из которого навстречу Назарбеку вышли две личности бандитского вида, в застиранных рубахах навыпуск, в тюбетейках, один с карабином в руке. Назарбек поздоровался с ними легким взмахом ладони, они почтительно посторонились, пропуская его в дом.

В это время туристы, которых обогнала машина, остановились на перепутье, выбирая маршрут.

– С той стороны мы не обогнем, – убеждал спутников плечистый парень в кепке с козырьком, – я в прошлом году пробовал: сплошные обрывы, ущелья, тропка узенькая, иногда совсем прерывается. Очень опасно.

– Зато, наверное, красота оттуда... – мечтательно протянула маленькая девушка.

– Что, совсем нет дороги? – поинтересовался второй парень, видимо дружок девушки, судя по тому, как заботливо поправлял он ремни ее рюкзака.

– Да не то чтобы совсем, – пожал плечами первый. – Я ж говорю: очень опасно.

– Юрочка, ну давай попробуем! – загорелась маленькая туристка. – Ну, будет опасно, так вернемся!

– Давай, – согласился Юра и предложил остальным: – Мы с этой стороны, вы с той, встречаемся в долине. Кто позже придет, готовит ужин, заметано?

Они вышли на гребень скалы и вдруг внизу, на дне широкого ущелья, увидели поле с бледно-розовыми цветами.

– Смотри, люди, – удивилась девушка. Она приложила руки ко рту рупором: – Эй, лю-уди-и-и!

* * *

Назарбек дремал в тени на берегу ручейка. Те двое, что встречали его, работали: специальными ножичками собирали в целлофановые пакеты застывшее молочко со стенок коробочек мака. Услышав крик девушки, они, пригнувшись, бросились к кустам и схватились за карабины.

– Стой! – по-узбекски приказал им проснувшийся Назарбек. – Без стрельбы!

Бандиты ловко, цепляясь за кусты, принялись карабкаться вверх по склону.

* * *

Юра, кажется, что-то понял. Он дернул подругу за руку, лицо его напряглось.

– Молчи! – пробормотал он. – А ну, давай отсюда сматываться.

– Что случилось! – тревожно спросила она.

– Потом объясню! – на ходу бросил он.

Они побежали вверх по узкой, еле заметной тропке над кручей, он пропустил ее вперед, поддерживал сзади, помогал. А когда на секунду остановился, прислушиваясь, снизу донесся хруст камней под ногами. А вот и две тени мелькнули между валунами метрах в тридцати ниже.

Парень и девушка выскочили на гребень. Открылся вид на окрестные горы. Далеко внизу можно было различить, как идет по соседнему склону основная группа туристов. Сзади из-за камня показалась голова первого из преследователей.

– Бросай рюкзак! – крикнул парень подруге, кинув в пропасть свой, и, увидев, что она медлит в испуге, стал сдирать у нее с плеч ремень. – Беги, ну же, беги!

Бандиты приближались. Девушка увидела в их руках ножи, ахнула и побежала. Парень поискал глазами, поднял острый камень, сказал:

– Уходите, мы никому ничего не скажем.

Двое молча приближались. Он сжал губы, бросил камень и не попал. Один кинулся ему под ноги, свалил, второй двумя руками, как молотом, ударил по затылку. Парень еще попытался встать, поднялся на четвереньки, но тут же страшный удар ногой отбросил его с гребня, и он покатился вниз в облаке пыли и камней. Тело подпрыгивало на уступах и летело дальше вдоль почти отвесного склона.

Девушка, тяжело дыша, то и дело в ужасе оглядываясь, прыгала с камня на камень. Двое догоняли. Перед ней открылась расщелина метра два шириной. Она остановилась, балансируя на краю, боясь прыгнуть. За валуном показалась голова преследователя, и девушка заплакала. Она прыгнула, не дотянула до края, уцепилась было за кусты, но сорвалась, полетела вниз.

* * *

Услышав далекий грохот, руководитель группы, тот, что был в кепке, тревожно оглянулся. По склону тянулся пылевой след камнепада.

* * *

На вечернем перроне у входа в спальный вагон рядом с проводником стояли трое: подтянутый пожилой мужчина – Виктор Михайлович, спортсмен и еще один, маленький крепыш.

– Две минуты, – нервно сказал Виктор Михайлович, взглянув на часы. – Что-то случилось.

– Дома нет, я два раза ездил, – заметил крепыш. – Но дверь не опечатана.

– Тьфу на тебя! – в сердцах воскликнул Виктор Михайлович.

– Скорый поезд Москва – Ташкент отправляется с третьего пути, – сообщил репродуктор. – Отъезжающих просят занять свои места, провожающих – выйти из вагонов.

– Заходите, – сказал проводник, – сейчас поедем.

* * *

С грохотом ходила под ногами вагонная площадка. Мукасей стоял в темноте в переходе между двумя вагонами и курил, пуская дым к сереющему небу, мелькавшему узкой полосой над головой. Бжих-бах, вжих-бах – зыбкие, как пароходная палуба в шторм, ходили туда-сюда стальные плиты. Чтобы не упасть, Мукасей держался за какой-то шланг.

Хлопнула, как выстрел, дверь в тамбур, держась друг за друга, проскочила, шатаясь, веселая парочка... Снова пушечно хлопнула дверь... В третий раз ее открыли аккуратно. Человек в железнодорожной форме остановился, посветил фонариком. Спросил настороженно:

– Гражданин, из какого вагона? Билет есть у вас?

– А... Да... Вот! – Мукасей достал из кармана билет.

Железнодорожник осветил билет, потом будто невзначай махнул лучом фонаря по лицу Мукасея.

– Пройдите в тамбур. Здесь нельзя стоять.

И, еще раз глянув с подозрением, пошел дальше.

Снова стукнула железная дверь. В переход вошел спортсмен, нагруженный бутылками боржоми. Мукасей отпрянул, успел отвернуться. А спортсмен хлопнул за собой дверью, открыл следующую, попал из межвагонного грохота в относительную тишину, прошел половину вагона – и остановился, пораженный внезапным подозрением. Осторожно поставил бутылки на коврик, повернул обратно. Осторожно открыл дверь в тамбур, еще более осторожно – сперва чуть-чуть, потом шире – дверь в переход. Распахнул настежь – никого.

* * *

Мукасей быстро шел по вагонам, почти бежал. Грохот – стук – ковровая тишина купейного, грохот – стук – свисающие в проход руки плацкартного, грохот – стук... Он едва успевал захлопнуть дверь тамбура, как с противоположной стороны появлялся спортсмен. В последнем вагоне, в последнем тамбуре это должно было кончиться.

Спиной к Мукасею неторопливо шел, вытирая большую лысую голову казенным вафельным полотенцем, толстый человек в пижаме.

– Извините, – сказал Мукасей, протискиваясь мимо него. Толстяк обернулся, прижавшись животом к стенке, пропустил Мукасея, рванул ручку двери и исчез в своем купе. А Мукасей сделал по инерции еще два шага, круто повернулся, прыгнул назад, отодвинул ту же дверь, шагнул через порог, задвинул дверь на место и привалился к ней спиной.

– Здрасьте, – сказал он, изо всех сил стараясь изобразить на лице радость от негаданной встречи. – Не узнали? – При этом он судорожно шарил пальцами у себя за спиной, нащупал рукоятку замка и повернул ее. В купе было полутемно, горел только ночник в изголовье нижней полки. На Мукасея удивленно и испуганно глядел давешний попутчик – «деда». Узнал, заулыбался, лицо его разгладилось. Приложил палец к губам, показав подбородком на спящего внука. Мальчишка лежал, разметав простыни, на соседней полке.

* * *

Спортсмен добрался до двери последнего тамбура и безуспешно дергал запертую дверь.

* * *

– Вот какое горе у нас, – тихо и скорбно рассказывал «деда» Мукасею. – Как приехали, на второй день пес и сбежал. Оглянуться не успели – сбежал, подлец. – «Деда» горестно качал большой головой и повторял: – Такое горе, такое горе... Этот рыдает, – он кивнул на внука, – я сам на валидоле. Даже на ВДНХ не пошли. Лучше в дома сидели, никуда не ездили...

Больше говорить стало не о чем, Мукасей поднялся. Вровень с его головой была пустая верхняя полка. Он похлопал по ней ладонью:

– А тут у вас что, никого?

– Пусто, – отозвался «деда».

– У меня соседи беспокойные, может, я у вас останусь? Не возражаете? А утром с проводником договоримся. А?

* * *

Поезд стоял у ташкентского перрона. Толкаясь чемоданами и сумками, пассажиры выдавливались из дверей, становились толпой, плывущей в направлении здания вокзала. В конце концов Мукасей остался в вагоне один. К нему заглянул проводник:

– Заснул? Приехали...

И начал выгребать из-под столика пустые бутылки. Мукасей неторопливо поднялся, вышел на пустеющую платформу.

* * *

Он стоял под часами на привокзальной площади, когда рядом остановился беленький «запорожец». Из машины выскочил худой смуглокожий молодой человек, бросился к Мукасею. Они обнялись.

– Ну? – напористо спросил Мукасей.

– Я все сделал, как ты велел, – с легким акцентом ответил тот, – чуть не в самое купе к ним влез. Потом проводил до выхода. Понимаешь, их встречали. Красная «шестерка», я номер записал. Не ташкентский номер, такие дела! Они выехали на трассу и ушли от меня, вот так. – Он с досадой взмахнул руками: – Что моя таратайка против них, такие дела!

У Мукасея застыло лицо. Он схватил молодого человека за рукав:

– Сайд, мне надо их догнать, понимаешь?

– Ничего я не понимаю, – пожал плечами Саид. И добавил с обидой: – Как я могу понимать, когда ты ничего не объясняешь, а только звонишь среди ночи, говоришь: «Сайд, сделай так...»

– Мне надо! – крикнул Мукасей так, что прохожие обернулись.

– Не кричи, – сказал Сайд. – Надо так надо. Садись в машину.

* * *

Они стояли на летном поле, вихрь от винтов вертолета рвал куртку на Мукасее, вздувал рубашку Сайда.

– Это свои ребята, афганцы, – перекрикивал шум двигателя Сайд. – Возят наших геологов. Сейчас летят в Бухару. Я договорился, они возьмут тебя с собой.

Мукасей махнул рукой в знак согласия и благодарности и пошел к вертолету.

– Так ты мне объяснишь, что происходит? – заорал ему вслед Сайд.

– Нет!

* * *

– Вон еще красненькая, – сказал пилот, вытягивая руку в направлении шоссе, тонкой нитью петляющего в горах. Вертолет чуть-чуть наклонил свой стеклянный нос и стал снижаться. Мукасей в очередной раз снял с задней стенки кабины тяжелый полевой бинокль. Он вибрировал в руках, изображение прыгало, наконец ему удалось поймать багажник красных «жигулей» и разглядеть номер.

– Они, – пробормотал он. – Они!

И в этот момент Мукасей увидел, как вспыхнули фонари, машина притормозила и, показав мигалкой, что поворачивает, действительно свернула направо, на какую-то боковую грунтовую дорогу, уходящую круто в горы.

– Куда это они? – в изумлении воскликнул Мукасей.

Вертолетчики переглянулись, один из них с сомнением покачал головой, но другой махнул рукой: дескать, давай уж до конца. И вертолет, сделав круг и набирая высоту, двинулся курсом, параллельным красным «жигулям».

* * *

– Куда это мы? – поинтересовался недовольно и подозрительно Виктор Михайлович. Его мотало и подбрасывало на ухабах. За машиной стелился шлейф пыли.

– Маленькая экскурсия, – откликнулся Фархат. – Здесь в горах такие виды... Хочу, чтобы вы знали: у меня от вас секретов нет. Друзья должны доверять друг другу, или я не прав?

Вдруг какие-то белые клочья ударили в лобовое стекло вертолета. Впереди стеной вставала полоса тумана, скрывая склоны гор, а вместе с ними и уходящую вверх грунтовую дорогу, по которой пылил красный автомобиль. Один из пилотов повернулся к Мукасею, удрученно развел руками:

– Придется поворачивать оглобли. Здесь это часто...

Мукасей напряженно думал.

– Можете высадить меня поближе к дороге?

– Если найдем площадку...

Вертолет стал снижаться.

* * *

Фархат вел за собой своих спутников по узкой, едва заметной в траве тропке. Остановились на краю обрыва, поросшего кустарником. Фархат поманил гостей поближе, раздвинул кусты.

– Смотрите!

Дно ущелья представляло собой большую поляну, поросшую фиолетовыми цветами.

– Это только одно поле. И не беспокойтесь, здесь никто, кроме пастухов, не ходит. А пастухи... молчаливые люди. – Фархат усмехнулся.

– И зачем ты нас сюда привез? – поинтересовался Виктор Михайлович.

Фархат тонко улыбнулся.

– В горных районах не все созрело. Чтобы собрать урожай, надо еще дня два. Если бы я вам об этом сказал, вы бы начали нервничать, так? – Он хитро прищурился. – А теперь все увидели своими глазами!

– Восточные хитрости, – недовольно бормотал Виктор Михайлович, когда пробирались по тропе обратно к машине.

* * *

Спрятавшись среди камней, Мукасей наблюдал, как красная «шестерка», поднимая тучу пыли, ползет мимо него вниз с горы. Проводив ее взглядом, он поднялся, отряхнул колени и двинулся по дороге вверх. Мукасей пробирался между скал, шел ущельями вдоль ручьев. Раза два встречал пастухов с отарами овец, но не выходил к ним, а, наоборот, прятался в кустах. Рыл по дорогам в земле какие-то коренья, обрывал с деревьев дикие ягоды. Когда стемнело, он нашел выемку в скале, небольшую пещеру, собрал хворост, развел костер. И заснул рядом, прямо на камнях.

* * *

Утром Мукасей снова пустился в свои поиски. Часа через два он оказался на развилке троп, где откололись тогда от группы парень с девушкой. Поколебавшись, свернул вправо и, пройдя по узкой тропке над обрывом, увидел ущелье, сине-зеленое поле отцветшего мака и людей, хлопотавших вокруг него. Несколько минут он молча рассматривал все это с застывшим, ничего – ни радости, ни злорадства – не выражающим лицом. Рассматривал, будто прикидывал объем работы, которую предстоит сделать. Потом осторожно двинулся по тропе вперед, взобрался повыше и залег среди камней.

Сверху он видел все как на ладони. Возле домика стоял «КамАЗ» с широко раскрытым задним бортом длинного прицепа. Тут же – «уазик» Назарбекова, красные «жигули» Фархата, еще какая-то «волга». Вокруг суетились человек десять. В огромной ступе, выдолбленной из коры целого дерева, двумя бревнами толкли по очереди маковые головки. Затем кокнар ссыпали в большие целлофановые мешки, перевязывали, относили в грузовик. Работа шла полным ходом, и когда солнце стало клониться к верхушкам гор на западе, все кончилось. Люди ушли в дом, предварительно заперев борт «КамАЗа». Наступила тишина.

Солнце припекало, а Мукасею некуда было спрятаться от него. На поляне ничего не происходило, он всматривался вниз до ряби перед глазами, веки его набрякли, губы пересохли, голова клонилась к камням.

В какой-то момент он не выдержал, отключился, а очнувшись, обнаружил, что кругом спустилась ночь.

Внизу один за другим зажигались огоньки фар, урчали моторы. Последним грозно вступил двигатель «КамАЗа». Мукасей вскочил и начал осторожно спускаться вниз.

Он не стал подбираться к поляне, а сразу занял позицию в кустах на изгибе дороги, ведущей вниз. Сначала проехала «волга», потом «уазик». Наконец появилась черепашья голова «КамАЗа». Пока, медленно проходя крутой поворот, он вытягивал свое длинное тело, Мукасей успел забраться между кабиной и кузовом еще до того, как сзади подоспели со своими фарами «жигули». Он ухватился за какую-то трубу, руками уперся спиной в борт, а ногами в стенку кабины. Трясло невероятно, пот заливал глаза, в рот набился песок. Но Мукасей держался. Главное – он ехал.

Уже слегка начало рассветать, зарозовели верхушки гор, когда машины свернули с дороги на большую поляну, окруженную неясно различимыми в полутьме скалами, и одна за другой полукругом остановились. Мукасей спрыгнул и, пригибаясь, отбежал в кусты, укрылся за валуном.

Вскоре на пустынной дороге с противоположной стороны показалась еще одна кавалькада машин. Съехав с дороги, они остановились на приличном расстоянии. У одной из них три раза зажглись, просигналив, фары дальнего света. Три фигуры на фоне сереющего неба приближались со стороны дороги. Две другие вышли им навстречу из глубины поляны.

Виктор Михайлович, маленький крепыш, спортсмен и Фархат с Назарбеком встретились посередине.

– Я смотрю, ваши люди добрались благополучно. С деньгами все в порядке? – улыбчиво, но жестко поинтересовался Фархат.

– В порядке, – заверил его Виктор Михайлович, – Пойдем, покажете, что у вас.

Они подошли к грузовику. Фархат отпер замок, откинул лесенку, зажег фонарь.

– Прошу.

Мукасей совсем близко от себя услышал глухие голоса. Потом вся компания вывалилась наружу.

– Пошли считать деньги, – довольным тоном сказал Виктор Михайлович.

* * *

Как бывает в горах, рассвело почти мгновенно. Уже можно было различить в одной из машин людей, склонившихся над большим чемоданом. Текли минуты.