сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
*- в переводе с немецкого - "столица".
**- частично измененная речь из моей любимой малоизвестной игры Culpa Innata, которую я не устану всем рекламировать.
========== 3. Новая жизнь ==========
Из небольшой кожаной тетради, найденной Имперской Службой Безопасности в квартире семьи Штайвиц:
12 апреля
Хм, ну что ж, пусть это будет первая запись в моем «дневнике». Честно говоря, до недавнего времени я не умела ни читать, ни писать. Но случайным образом, протирая полки в кабинете Вилли, я заинтересовалась стоящими там книгами и, раскрыв одну из них, стала вглядываться в буквы на страницах. К своему изумлению, всего через полчаса я уже научилась читать и понимать абсолютно все, что было там написано, а к концу дня проглотила все книги в скромной библиотеке моего «отца» и научилась (правда, довольно коряво) выводить слова на бумаге. Должно быть, это одна из способностей, которыми меня наделили в Центре. Вилли и Хильде я об этом говорить не стала, они ведь явно этого не хотели, раз сами не стали меня учить.
К слову, узнав из одной из книжек, что в прежние времена воспитанные барышни всегда вели «дневники», куда записывали все свои чувства и переживания, я решила поступить так же. Не из сентиментальности или желания походить на них, а просто чтобы потренироваться в письме и вообще ощутить, как это все бывает. Словом, вот моя первая запись в этой тетради, которую я также нашла в дальнем углу кабинета Вилли.
Но уже поздно, меня клонит ко сну. Я и так пишу в темноте, под одеялом, чтобы не заметили «родители». Глаза мои видят прекрасно — должно быть, это еще одна сверхспособность. Что ж, спокойной ночи. Завтра, возможно, эта тетрадь пополнится новыми записями.
13 апреля
Ну что ж, как и обещала, пишу снова. Хочу рассказать, как теперь проходят мои дни и что вообще представляет из себя эта «новая жизнь». Каждое утро Вилли уходит на работу, в какой-то важный «департамент». Впрочем, занимает он там, судя по всему, довольно мелкую должность, иначе мы бы не жили в таком бедном квартале. Мы с Хильдой остаемся дома, причем обычно она сидит целыми днями у себя в спальне, бесконечно красится у зеркала или лежит в постели, говоря, что у нее «в висках ломит и в груди шумит». Сегодня, впрочем, сразу после ухода Вилли к ней зашел какой-то неприятный прилизанный мужчина, они с ним заперлись в комнате и не выходили оттуда с час. Чем они там занимались, я не знаю, да мне это не особо и интересно.
Мне же приходится следить за всем по дому: готовить, стирать, заниматься уборкой. Именно этому всему меня и обучали в Центре. Меня это не особо напрягает, но уже начинает наскучивать. В Центре я все время находилась в четырех стенах, теперь же, когда наконец вырвалась на свободу, все равно остаюсь взаперти, так как на мне теперь лежит забота обо всей квартире и семье. И, честно говоря, я даже не знаю, где мне было бы лучше.
По телевидению целыми днями показывают одно и то же: рекламы, развлекательные шоу, какие-то патриотические картины. А еще раз в час на экране появляется этот клоун со смешным прозвищем Фюрер и дребезжащим голоском начинает вещать что-то о «единстве нации», «подлинно арийской крови» и «стремлении вперед». Ума не приложу, как этот дерганый задохлик вообще смог стать в этом их Великом Рейхе царем и богом, которому все поклоняются. Но во время его речей все граждане Рейха обязаны стоять навытяжку, со вскинутой правой рукой (вне зависимости от того, правша ты или нет), слушать его слова, а в конце троекратно кричать «Зиг хайль». Я выдержала это только первые пять часов, а потом перестала, тем более что Хильде в эти моменты обычно не было до меня дела. Вместо этого я запиралась в кабинете и там, среди уютных каштановых стеллажей и обитых лакированным буком стен, где все так и дышало приятной стариной, в лучах проникавшего сквозь тонкие гардины мягкого солнечного света предавалась мечтаниям, перечитывая старинные пыльные тома.
14 апреля
Сегодня с Хильдой наконец-то вышли из дома и отправились в гости к каким-то ее знакомым. Жили они в паре кварталов от нашего дома, однако в строении более высоком и красивом, чем наше. По пути я старалась насладиться окружающей обстановкой, но мне мешало по-прежнему мерзко голубое небо (такое ощущение, будто бы его специально выкрасили какой-нибудь ядовитой краской!), поэтому я всю дорогу шла, уткнувшись взглядом в асфальт и ничего вокруг не видя.
Квартира у знакомых Хильды оказалась побольше нашей и куда более прилично обставленной. У герра и фрау, фамилии которых я не запомнила, было трое детей: двухлетний мальчик, восьмилетняя девочка и старший сын тринадцати лет. Из всей семейки Вольф, как звали последнего, оказался самым вялым и неразговорчивым; такое ощущение, что в жилах у него текла холодная синяя кровь, как у какой-нибудь амфибии. Но именно с ним меня почему-то все время оставляли наедине, именно на него старались обратить мое внимание, как будто бы это интересовало меня больше всего. Я поначалу пыталась с ним заговорить, но он отвечал мне настолько сонно и невпопад, что я прекратила всякие попытки растормошить славного отпрыска.
Когда мы возвращались домой, на улице к нам подлетел какой-то худощавый высоколобый парнишка в белой рубашке безо всяких пуговиц и застежек и коротких клетчатых штанишках и от имени каких-то Детей Ветхого Завета стал предлагать нам маленькую черную книжицу с крестом на обложке. «Узрите правду, фрау! — кричал он Хильде. — Уже несколько тысячелетий назад люди предрекали ту великую силу, что придет на нашу землю! Так давайте же во всем опираться на древнейших!» Хильда отмахнулась от него, угрожая вызвать силы Имперской Безопасности. Парень вроде бы отстал, но, когда Хильда отвернулась к витрине магазина, где красовалось новое модное платье, он по-тихому сунул мне в руки свою книжицу. Я тут же спрятала ее в карман передника, решив почитать дома и, если что, выбросить в мусорную корзину. Оставшуюся дорогу до дома я наслаждалась приятно овевавшим тело ветерком и небом, которое затянулось облачками и было уже не противным и отталкивающим, как раньше.
Дома я все-таки прочитала ту книжку и удивилась, когда это оказалась не обычная сектантская чушь, которую впаривали по телевидению, а действительно интересная и, судя по всему, довольно-таки древняя вещь. В самом ее начале говорилось о Еве — прародительнице всего человечества. Я вначале было подумала, что это та, в честь кого мне дали первое имя, но дальше не упоминалось ни о фюрере, ни об арийской расе, ни о других вещах, которые в нас вдалбливали, наоборот, это была глубокая и проникновенная философская притча о Добре и Зле. В душу мою впервые за все это время закралось сомнение: а так ли правдиво все то, что мне говорили до этого?
16 апреля
Уфф, ну наконец-то! Наконец-то добралась до дневника! Вчерашний день был настолько загружен, что даже возможности написать не было. Пришла домой уже под вечер и, упав на кровать без сил, тут же заснула. Весь день Хильда на пару с мужем, взявшим отгул, таскала меня чуть ли не по всем своим знакомым. И везде меня пытались свести с какими-то парнями, некоторые были моего возраста, другие чуть постарше, но было такое ощущение, что всех их прочили мне… как это называется… «в кавалеры». Или я ошибалась и то были просто невинные намеки?
Но сегодня день был в чем-то и радостным: к нам пришла сама доктор Магда. Вначале она поговорила о чем-то с «родителями» в гостиной (как я ни старалась подслушать разговор, все было бесполезно — должно быть, стены и дверь комнаты были специально сделаны звукоизолирующими), а потом уже перешла в мою комнату.
«Здравствуй, Алиса, — сказала она, входя и присаживаясь на край моей кровати. — Или предпочтешь, чтобы я называла тебя Евой, как прежде?»
«Как вам будет угодно, — смиренно ответила я. — Простите, а почему фрау Эльза не пришла? Мне казалось, вы обе хотите меня навестить».
«Она… не смогла, — после секундной заминки ответила фрау Магда, и я поняла, что она что-то недоговаривает. — У нее возникли… неприятности. Но не будем об этом. Как ты сама, как жизнь?»
Притворившись послушной девочкой, я выложила ей все начистоту. Она сидела, сосредоточенно кивая, пару раз даже пометила что-то в блокноте. Но к концу рассказа я не сдержалась и зарыдала в голос. Сквозь всхлипывания я стала спрашивать, за что же мне все это и почему я должна терпеть то, в чем совсем ничего не понимаю. Когда я утерла слезы с глаз, то увидела, что фрау Магда сидит и смотрит на меня взглядом, в котором не было ни капли жалости или сострадания.
«Ты должна выдержать это, моя девочка, — ответила она. — Просто выдержать, ничего не спрашивая. Такова твоя миссия. Такова миссия всех нас. Мы все не знаем, зачем живем, но рано или поздно приходим к высшей цели своего существования. Но перед этим, сама понимаешь, должны столкнуться с определенными трудностями. Ну все, милая, мне пора. Веди себя хорошо».
Она поднялась и, поцеловав меня в макушку, направилась к двери.
«А мне правда дали имя в честь великой Евы Браун?» — спросила я уже когда она была на самом пороге.
Доктор Магда удивленно обернулась.
«Ну конечно же, правда. А в чем дело?»
«Странно, — ответила я как можно более невинным голосом, — а мне казалось, была еще другая Ева… только она жила намного раньше».
Взгляд женщины стал холодным и строгим, и она пристально обвела им мою комнату, видимо, выискивая что-то запрещенное. Только ее попытки не увенчались успехом, потому как «Библию» (так называлась та самая книга с крестом) я убрала под матрас, куда бы просто так никто не додумался заглянуть. Поэтому фрау Магда со всей строгостью взглянула на меня.
«Ни о чем подобном я раньше не слышала. И тебе следует выкинуть эту ерунду из головы. Делай, что тебе предназначено, и все будет отлично».
Еще прежде, чем за ней захлопнулась дверь, я подумала: «А что же мне на самом деле предназначено?»
17 апреля
Сегодня (как я поняла, по просьбе фрау Магды) в гости к нам пришла какая-то расфуфыренная дама и с ней девочка моего возраста или чуть старше. Два рыжих хвостика, круглая озорная мордашка и бойкий взгляд выдавали в ней отчаянную оторву, плюющую на все правила. Пожалуй, за все мое время пребывания здесь это был единственный живой и искренний человек. Мы с Анной-Викторией (так ее звали) быстро разговорились у меня в комнате. Впрочем, отчаянной бунтаркой она оказалась лишь на первый взгляд. Быстро рассказав мне о своем тяжелом детстве, о деспотичной матери и безвольном отчиме, она подвела разговор к тому, чтобы поскорее выйти замуж, стать верной спутницей своему избранному и нарожать ему кучу детей. В этом, на ее взгляд, и заключалось истинное предназначение любой женщины в Рейхе.
«То, что нам говорят о Дети — Церковь — Кухня, это все ерунда, — добавила она. — Примерной матерью и истинной женщиной можно быть и занимаясь одним делом с мужчинами. Сколько таких великих женщин было во времена Священной войны! И какое могучее поколение они затем воспитали! Да взять хоть ту же Еву Браун!..»
Услышав ставшее мне ненавистным имя, я совсем перестала ее слушать. Однако в конце девчонка произнесла фразу, заставившую меня очнуться. Она сказала: «Я вот, например, мечтаю стать летчицей, чтобы воспарить в небо!» Заметив, как я вздрогнула, она тут же осеклась, как будто бы сказала что-то неприличное или страшное, и замолчала. Но я в этот момент поглядела в окно, за которым сияло ненавистное мне небо, и в голову мне внезапно пришла мысль… Но нет, она слишком безумна, чтобы записывать ее даже здесь.
18 апреля
Сегодня случилось нечто из ряда вон выходящее. После того как очередной Хильдин «любовник» ушел, я зашла к ней в комнату, чтобы позвать обедать. И увидела, что «мать», полураздетая, лежит на кровати, а на тумбочке рассыпан какой-то странный белый порошок. Хильда как раз приложила к нему свернутую в трубочку бумажку, другой конец которой был вставлен в ее левую ноздрю, и с шумом втянула в себя порошок. Всхлипнув, утерла нос и проделала то же самое со второй ноздрей. И лишь после этого, заметив, что я стою в дверях, взглянула на меня затуманенным взором.
«А-а, это ты… — Губы ее растянулись в блаженной улыбке, чего раньше никогда не было. — Маленькая Алиса… Алиса в стране чудес… «Выпей меня», «Съешь меня». — И она глупо захихикала. Я недоуменно уставилась на нее, но Хильда как будто бы этого не заметила.
«Так любила эту сказку в детстве, — продолжила она. — Такая наивная и в то же время странная… Потому я так и назвала тебя. А меня, знаешь ли, назвали в честь Брунхильды. Такая отчаянная, смелая была баба…»
Про эту Брунхильду я уже читала. В книге в самом дальнем углу библиотеки Вилли. Разница между ней и «матерью» была просто огромной.
«Хильда, — робко начала я, видя, что она лежит на спине, глядя в потолок отрешенным взглядом, и что-то бормочет себе под нос, — может, пойдем обедать? Я уже накрыла на стол».
«А? Ты еще здесь? — резко зыркнула она на меня, так что я даже отшатнулась. — Господи, за что мне все это? Зачем я вообще решилась взять на себя эту чертову обузу? День за днем делай одно и то же, служи на задних лапках перед этими психами…»
Я замерла, чувствуя, что под действием странного вещества Хильда вот-вот разболтает какую-то страшную тайну, которая и раскроет мне глаза на все происходящее. Но «мать» молчала, а я боялась переспросить, чтобы она чего не заподозрила. Внезапно из стоявшего в углу приемника донеслась музыка, и по моей спине пробежал холодок. Я уже слышала ее раньше! Но вот только где? Хильда вообще слушала музыку совсем нечасто, а в Центре я не могла ее слышать, иначе бы точно запомнила. Но мелодия была знакомая, я точно в этом уверена! Ее переливы давили на меня своей тоской и трагичностью и в то же время взывали к каким-то дремавшим глубоко внутри чувствам. Такое уже было один раз в Центре, но там мелодия была легкой и мечтательной, здесь же — совсем наоборот. Однако чувство было то же самое. Где я могла слышать их раньше?..
«Что это за музыка?» — с замиранием сердца спросила я у Хильды.
«А, это… — равнодушно бросила она. — Это «Реквием» Моцарта. Никогда не любила эту вещь, уныла до ужаса. Так ты сказала, обед на столе? Ладно, сейчас оденусь и приду».
Похоже, она уже отошла от странной вспышки, вызванной вдыханием порошка. Но я от странного чувства «дежавю» (я специально нашла это определение в справочнике) никак не могу избавиться. Неужели я и правда когда-то жила совсем другую жизнь?
Только что произошло нечто совсем странное. Я уже надеялась закрыть страничку на сегодня, но теперь пишу снова, пока ощущения еще свежи. Был уже поздний вечер, я сидела на подоконнике у раскрытого окна и с высоты сорок восьмого этажа любовалась прекрасным городским пейзажем, где в темноте вспыхивали и гасли прямоугольники окон на темных бетонных громадах, а в вышине блестели на черном полотне звезды, которые, хоть и не радовали глаз, но были всяко лучше дневного неба. Ночной ветерок приятно овевал мое разгоряченное дневной суматохой тело, и я, нагнувшись вперед, пыталась разглядеть снующие далеко внизу фигурки поздних прохожих и выглядящих игрушечными машин. Как вдруг, не рассчитав центр тяжести, я наклонилась слишком сильно и в следующую секунду, сорвавшись с подоконника, полетела вниз. Я еще даже не успела испугаться и вскрикнуть, как рука моя нащупала что-то твердое, а в следующий миг я повисла в воздухе. Нет, вру, не в воздухе — мои пальцы уцепились за крохотную трещину в стене, и я теперь висела, держась только за нее. Как это произошло, я и сама понять не могла. Внезапно увидев, что я вишу прямо напротив чужого окна, откуда на меня с изумлением смотрит какая-то голая парочка, я смущенно улыбнулась и попробовала подтянуться вверх. К своему удивлению, у меня это получилось, и я, цепляясь ногтями за малейшие выступы и выбоины, быстро поднялась наверх и вновь очутилась на своем подоконнике. Все было то же самое — тихий приятный вечер, мигающие огни и звезды, ветерок, разве что дух у меня теперь так и захватывало от «адреналина» (вот, вспомнила это слово). Неужели Центр наделил меня еще одной сверхспособностью? И последняя ли она в списке других? Как бы то ни было, теперь я понимаю, что чудом осталась жива и что, возможно, мне еще не раз предстоит открыть в себе новые грани. Хорошо ли это или нет — пока еще не знаю.
========== 4. День Победы ==========
Электротакси останавливается посреди дороги, замерев в нескончаемом потоке всевозможных мобилей, словно рыба, вмерзшая в лед реки. Все эти люди сегодня направляются на главную площадь Гауптштадта, где пройдет празднование Дня Победы, свершившегося ровно сто лет и по удивительной случайности совпавшего с днем рождения великого Адольфа Гитлера (не нынешнего, а самого первого, его прадеда). Как говорили многие, эта победа стала своеобразным подарком ему.
