Текст книги "Три дня Индиго"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава вторая

Гнездо, в котором жила Дарина, расположено в Гнездниковском переулке, в здании бывшего Министерства культуры. Название переулка совпало со словом «Гнездо» случайно, Дарина даже удивилась, когда я указал ей на этот факт. Просто Измененные предпочитали занимать под Гнезда большие здания, не слишком важные для людей.

Министерство культуры подошло идеально.

Его, кстати, так и не восстановили после Перемены. Я на днях узнавал, оказалось, что временный Департамент культуры вначале открыли при Министерстве сельского хозяйства, потому что там были свободные площади, потом быстренько перевели в Министерство просвещения, но вскоре учителя взбунтовались от избытка культуры, а сейчас присоединили к Министерству спорта – где департамент и по сей день замечательно работал.

Наверное, это что-то говорит о нашей культуре.

Снаружи Гнездо обросло «паутиной», из которой Измененные делают одежду и даже строят части Гнезда, а еще немного продают людям. Паутина не горит, не гниет, восстанавливается при повреждениях, самоочищается, а одежда из нее меняет размер вместе с хозяином. У меня есть трусы из паутинного шелка, я однажды в них ходил в поход на четыре дня.

Полицейских постов у Гнезда не было, Измененные этого не любят. Где-то наверняка стояла камера, но с тех пор как Инсек ужал для людей скорость передачи данных на расстоянии, все камеры стали стационарными, на флешках. Я вошел через главный вход и оказался в фойе, с его сумрачным (как во всем Гнезде) светом и наваленной повсюду мягкой рухлядью: ковры, подушки, матрасы, одеяла, мягкие кресла. Это Гнездо выглядело именно так, и я, увы, знал, по какой причине.

У дверей стояла стража – Измененный, мутировавший в охранника. Он или она (у стражи разница стиралась) походил на человека, но не так, как куколки или жницы. Выше ростом, лицо шире человеческого и одновременно заостренное, вытянутое, как у птицы. Глаза темные, радужка сливается со зрачком. Челюсть очень крупная, тоже выдающаяся вперед, руки длиннее, кисти массивнее. Из пальцев, я знал, в случае необходимости могут выдвинуться ядовитые когти. Ну и кожа – жесткая, в каких-то пупырышках, будто рябая.

Три недели назад это Гнездо было убито. Выжили жница Дарина и куколка Наська. Потом стали появляться новые Измененные, но они пока еще оставались куколками – почти неотличимыми от человеческих детей.

Стража была здесь гостем. Измененные редко переходят из Гнезда в Гнездо, разве что в стадии куколки. Но ситуация сложилась столь необычная, что в итоге помощь все-таки оказали – две жницы и четыре стражи временно поселились в этом Гнезде. Они уйдут, когда несколько куколок пройдут трансформацию и смогут занять их место.

– Привет, Же, – сказал я.

Когда стража была человеком, его или ее звали Евгением или Евгенией. Я не интересовался.

– Привет, – сказала стража. Помолчала и добавила: – Сейчас ночь. Ночью ходить по улицам опасно.

– Я осторожно хожу, – успокоил я Измененного.

Несмотря на устрашающий внешний вид и объем знаний (учились они очень быстро), все Измененные – дети или подростки. Первая мутация возможна в возрасте до четырнадцати-пятнадцати лет, Гнезда возникли восемь лет назад, так что самым старшим Измененным – двадцать три. Ну, допустим, двадцать четыре. В любом случае они младше меня.

А этой страже двухметрового роста могло быть и пять лет, и шесть. Не удивлюсь, если при этом она умеет решать в уме дифференциальные уравнения и знает кучу вещей, неизвестных мне. Но где-то в основе – она ребенок, мальчик или девочка дошкольного возраста. И твердо знает, что на ночных улицах страшно.

На самом деле куда страшнее то, что с ней сделали. Вот только выбора ни у нее, ни у ее родителей не было. На Изменение отдают смертельно больных детей, мутаген первой фазы исцеляет всё.

– Ты пришел к Дарине? – спросила стража с любопытством.

– Да.

– Я не могу тебя проводить, – стража беспокойно затопталась на месте. – Я дежурю у входа.

– Ничего страшного, – успокоил я. – Меня проводит Гнездо.

Обычному человеку, подошедшему к Гнезду слишком близко, становится неуютно. Это работает психологический щит, оберегающий Измененных. Но Гнездо не только создает щит, оно по сути своей разумно, в нем отпечаток сознания всех, кто был в нем изменен. С Гнездом можно общаться, оно может помочь… конечно, если ты свой.

Я был своим. Три недели назад Дарина призвала меня для защиты Гнезда. С тех пор Призыв был снят, но невидимая связь между мной и Гнездом осталась.

Полковник Лихачев, который работает в отделе «Экс», занимается пришельцами и многое о них знает, рассказывал, что некоторые призванные сходят после Призыва с ума, уходят в монастырь или ведут замкнутый образ жизни. Не могу понять, почему. Мне нравилось слышать Гнездо и общаться с ним. И уезжать на край света, чтобы молиться там Богу или жить охотой и собирательством, я не планировал.

Как по мне, Москва такой город, где тоже приходится непрерывно молиться и заниматься борьбой за пропитание.

«Здоро́во, – подумал я, обращаясь к Гнезду. – Ты как?»

Я слышал голос Гнезда как шум морских волн, иногда очень тихий, умиротворенный, иногда грозный, штормовой. И в этом шуме появлялись слова-образы, словно сотканные из шепота сотен голосов.

В общем, трудно объяснить, как это.

Гнездо ответило, что всё нормально. В нем есть жница и двенадцать куколок. И еще шесть гостей, стражи и жницы. Гости немного смущали Гнездо, но оно готово было их терпеть. Конечно, когда в Гнезде появится хранитель и мать – станет легче. Пока их работу (уж не знаю, в чем именно она заключалась) выполняло Гнездо. А еще Гнезду нравилось, что прошедший день был солнечным и сухим. Внутри Гнезда всегда влажно, но солнечный свет снаружи ему приятен.

Я внимательно выслушал Гнездо. Мне кажется, ему нравилось поговорить вот просто так, не с Измененным, а с человеком.

Потом я попросил проводить меня к Дарине и тут же понял, куда идти.

На самом деле она была в своей комнате. Большинство жниц любят уединение; у них есть какие-то комнаты, где раньше сидели люди, занимающиеся культурой.

Без остановки я, впрочем, к Дарине не дошел. На полпути на меня из коридора выскочила Наська – единственная куколка, уцелевшая при разгроме Гнезда. Молча, будто атакующий доберман, запрыгнула на меня со спины и повисла, словно рюкзак.

– А! – тихонько воскликнул я.

Наська точно так же тихо взвизгнула и от избытка чувств стукнула меня по голове. Шутя, конечно. А так куколки сильнее взрослого человека, могла бы и оглушить.

– Чего среди ночи? – требовательно спросила она.

– Дела, – сказал я, стряхивая ее и оборачиваясь. Куколки одеваются как попало, паутинные костюмы, как жницы или стражи, не носят, а одеждой, по-моему, меняются совершенно свободно. Внешний вид им, в общем-то, безразличен.

Вот на Наське сейчас были зимние ботинки (ужас, в теплом и влажном Гнезде!), шорты и толстый колючий свитер взрослого размера с горловиной (еще раз ужас).

– Знаю я ваши дела, – заявила Наська беззастенчиво.

– А ты чего не спишь?

– Мы утром поспим немного. У нас занятия.

Я вопросительно посмотрел на нее.

– Прятки на выживание. Кого найдут последним – тот молодец.

– Приз какой-нибудь получит?

Наська скорчила жалобное лицо.

– Да! Разрешат поесть немножко!

Поскольку я Наську знал, то на слезу меня не пробило.

– Ну беги тогда. Прячься.

– Ты жестокий и бессердечный! – заявила Наська, вытирая пальцем несуществующую слезинку. И унеслась по коридору.

Похоже, куколки и впрямь играли в прятки.

Я торопливо дошел до комнаты Дарины, открыл дверь и проскользнул внутрь. Стучать у Измененных было не принято.

Дарина лежала ногами к двери на матрасе, застеленном одеялом, и читала какую-то книжку. В ушах у нее были капельки наушников, рядом лежал плеер, подаренный мной неделю назад. Она очень смешно болтала в воздухе ногами в такт музыке, я невольно улыбнулся и постоял немного, глядя на нее.

Потом, как мог тихо, подкрался к ней (пол был покрыт в несколько слоев коврами и одеялами), присел и закрыл ей ладонями глаза.

Вообще-то дурацкий поступок. Жница может убить человека голыми руками.

Но я не боялся.

– Знала, что ты придешь, – сказала Дарина. Оттолкнула книжку, перевернулась на спину.

Я осторожно убрал ладони, посмотрел в ее сиреневые глаза и поцеловал. Вынул наушники. Из них едва слышно доносилась музыка – кто-то призывал порвать тишину, проклинать тьму и проклинать свет.

Мы целовались, пока песня не кончилась.

Потом я лег рядом и спросил:

– Гнездо сказало?

– Нет, я чувствовала, что ты придешь, – ответила Дарина.

Может быть, она и впрямь почувствовала. А может быть, хотела, чтобы я пришел.

– Дарина… – Я взял ее за руку. – Случилась странная история. Меня позвал к себе Продавец. Я только что из Комка.

– Так, – ее голос сразу посерьезнел. Она коснулась плеера, отключая его.

– Кто-то убил Продавца в Комке. Не в том, что рядом. На набережной. Продавец просит меня выяснить, кто это сделал.

– Не ввязывайся! – быстро сказала Дарина. – Максим! Это либо Прежние, либо Инсеки!

– Инсек один, и он сидит в своем корабле на Селене.

– Тогда Прежние. Тем более!

– Мне не надо ни с кем драться. Только выяснить, кто это сделал.

Дарина помолчала мгновение. Спросила:

– Что он тебе пообещал?

– Возвратный мутаген.

Теперь она замолчала надолго. Я приподнялся, посмотрел на жницу.

Дарина плакала.

– Ты не хочешь снова стать человеком? – спросил я.

Она прижалась лицом к моей груди. Прошептала:

– Хочу. Очень хочу. Но лучше я буду жницей, а ты живым.

– Дарина, я не буду рисковать. Это вроде частного расследования. Приду, посмотрю, попытаюсь понять.

– И тебя убьют!

– Кто?

– Не знаю. – Она села. – Максим…

Я молчал. Дарина безнадежно заглянула мне в глаза.

– Тебя не переубедить?

– Нет.

– Тогда рассказывай.

– Да нечего еще рассказывать, – вздохнул я. – Наш Продавец никаких деталей не раскрыл. Может, и сам не знает? Сказал, что Продавец на набережной был убит вечером, между девятью и одиннадцатью часами. Об этом никто не знает, ни полиция, ни власти. Комок закрыт, откроется только для меня. Я могу привлекать к расследованию тех, кто участвовал в истории с вашим Гнездом.

– То есть меня, Наську…

– Ни тебя, ни тем более Наську я привлекать не стану!

– А зря, кстати, – сказала Дарина. – Она прочитала, по-моему, все детективы на свете.

– А я прочитал несколько кулинарных книг. Только, кроме яичницы, ничего готовить не научился.

Дарина улыбнулась.

– Согласна… Хорошо. Тогда ты можешь привлечь деда Борю, Елену, Виталия, Василия, Милану, Лихачева.

– Зачем?

– Они умные люди, они многое знают. Елена – врач, Милана – биолог. Тебе разрешено осмотреть тело?

– Мне разрешено делать с ним всё, что угодно, – сказал я. – Только нельзя его выносить из Комка.

– Ну вот! Лихачев – полицейский и много лет занимается пришельцами. Да он на тебя молиться станет, если ты позволишь осмотреть Продавца! Елена и Милана проведут вскрытие…

Я поморщился.

– Если ты хочешь добиться результата, то придется это сделать, – сказала Дарина.

– Да… но… Наверное, да, – я вздохнул.

Никакого любопытства я не испытывал. Продавец как-то сказал, что они лишь на первый взгляд человекоподобны. Что он даже не гуманоид (хотя как это возможно, ведь гуманоид – это как раз существо, внешне напоминающее человека). Но похож он на человека или нет, красная у него кровь или зеленая, млекопитающее он или рептилия – ковыряться в мертвом теле я не хотел.

Что ж, значит, и впрямь – Елена… и Милана.

– Я не ревную, – напомнила Дарина.

– А зачем деда Борю, Василия, Виталия? – быстро сменил я тему.

– Сам решай, – сказала Дарина. – Но мне кажется, они очень обидятся, если ты их не позовешь.

– Обидятся, – признал я.

Приняв решение, Дарина больше не пыталась меня отговорить. Сев по-турецки, она уперлась руками в матрас, посмотрела в стену. Глаза ее затуманились, их сиреневый свет померк, только зрачок бился, будто она невероятно быстро считывала что-то с невидимого мне экрана.

С ней сейчас было Гнездо. Жница общалась с ним, запрашивая и получая информацию с невозможной для меня скоростью и свободой. Я сидел тихо, смотрел на нее и боялся прикоснуться, чтобы не вывести из транса.

Обычно Измененные не показывают чужим такие штуки. Но я чужим не был.

– Ничего… – выдохнула Дарина, обмякнув. – Информации по Продавцам очень мало, в основном – запросы и получение мутагенов и прочих товаров. Что-то есть для уровня хранителя и матери, но тоже немного. Информации по уязвимости, силе, происхождению, характеру отношений с Инсеками и людьми вообще нет.

Она виновато глянула на меня.

– Я ведь даже не знала, что Продавцы помогли Инсекам захватить Землю.

– Инсеку, – поправил я.

– Вот видишь. И этого я не знала! Я только жница. Учу куколок, помогаю в Гнезде. Может быть… если я пройду до хранителя…

Она не закончила.

– Нет! – сказал я. – А если я не справлюсь, и мы не получим возвратный мутаген?

– Если я стану хранителем, то могу и не захотеть вернуться, – тихо ответила Дарина. – Дело ведь не в том, что у меня глаза сделаются как у вареной рыбы. У меня в голове тоже всё переварится. Гнездо будет главным и единственным.

Я не стал спрашивать, но она ответила на незаданный вопрос:

– Сейчас главное – это ты.

Взяв ее за руку, я погладил пальцы. Кожа у жниц очень гладкая, будто тефлон. Но я привык. Мне даже нравится.

– Если бы у нас была стратег… – прошептала Дарина. – Даже идти бы никуда не понадобилось! Она бы подумала и сказала, кто убийца…

Но стратега на Земле больше не было. Высший увел ее с собой – и тем самым остановил надвигающуюся катастрофу. Мы были в шаге от нового Армагеддона, но тот не случился.

Я осторожно погладил жницу по спине, по обтягивающему комбинезону. Ткань мягко разошлась под пальцами, я коснулся кожи – такой же гладкой, но теплой.

– Максим! – строго произнесла Дарина.

Но мы оба знали, что если бы она не хотела, то комбинезон бы не раскрылся. Я осторожно начал стягивать ткань, Дарина вздохнула и легла на живот. Сказала капризно:

– Я собираюсь спать. Не знаю, что ты там надумал… но я непреклонна и уже сплю…

Я поцеловал ее между лопаток, жница вздохнула, замерла под моими губами. Несколько секунд лежала расслабленно, пока я спускался губами вдоль спины, потом перевернулась и воскликнула:

– Нечестно!

Глаза у нее смеялись и наливались сиреневым мерцанием. Я не останавливался, она задышала чаще, рывком присела и стала стаскивать с меня джинсы.

– Еще более нечестно… – прошептал я, почувствовав касание ее губ.

* * *

Конечно же, кончилось тем, что мы все-таки уснули вместе. Может быть, Дарина и не спала: когда я засыпал, она смотрела на меня и тихо-тихо гладила по щеке, когда проснулся – сразу встретил ее взгляд.

Было девять утра. У Дарины начинался ее обычный день в Гнезде. Она будет учить куколок, в чем бы эта учеба ни состояла. А мне пора приступать к своей неожиданной работе.

Я отказался от завтрака (хотя у Измененных на удивление хороший кофе). Деньги в кармане были, я собирался что-то съесть по пути. Дарина ушла куда-то в глубины Гнезда, я направился к выходу.

И обнаружил у выхода Наську, болтавшую со стражей.

Собственно говоря, мне хватило одного взгляда, чтобы всё понять. Куколка оделась как «приличный человеческий ребенок»: брючный костюмчик и школьного вида черные туфли.

А еще на голове у нее было серое кепи.

– Нет, – сказал я.

– Чего «нет»? – с вызовом спросила Наська.

– Вот это «нет»! – Я ткнул пальцем в кепи. – Трубку тоже взяла?

– Курить вредно.

– Ну и какой из тебя детектив, если без трубки? А еще ты меня очень огорчила! Подслушивать – фу!

– Я не подслушивала! – возмутилась Наська. – Мне Гнездо велело наблюдать за расследованием!

– Что?

Я мысленно потянулся к Гнезду. И получил ответ, на удивление твердый и уверенный.

Да, это Гнездо посылало со мной Наську. Не то чтобы наивно считало ее почерпнутые в детективах знания полезными. Но Гнездо хотело знать, что происходит. Дарина уйти не могла, а куколка – вполне.

Стража с любопытством смотрела на нас.

Что она вообще обо мне думает? Человек, призванный, живущий со жницей… Редкий экземпляр!

– Наська, я не могу тобой рисковать, – сказал я.

– Я не ребенок, я не человек вообще!

– Не важно!

– Меня убить труднее, чем тебя!

Это, конечно, было правдой.

– Нет, – сказал я. Мысленно обругал Гнездо, так, что оно растерянно притихло. – Ты остаешься, занимаешься учебой, получаешь свои пятерки с плюсом. Потом я непременно всё тебе расскажу и посоветуюсь. Считай, что ты детектив, а я твой помощник, который на месте всё изучает.

– Как Ниро Вулф и Арчи Гудвин?

– Кто? Да, наверное. Я твой Ниро Вулф.

Наська хихикнула.

– Вулф толстый как монах, сидит в кабинете. А бегает Гудвин.

– Прекрасно. Я Арчи Гудвин. Гудвин великий и ужасный. Иди, почитай «Волшебника Изумрудного города».

– Давно прочитала.

– Тогда в прятки поиграй!

– Ладно, – неожиданно согласилась Наська. – Так даже интереснее.

Я с подозрением посмотрел на нее, но Наська надулась и быстрым шагом ушла, уперев руки в бока.

– У нее избыток энергии, – пожаловался я страже. – Реактивная девчонка!

– Маленькая еще, – согласилась стража важно. – Ей же всего десять лет.

– А тебе? – не удержался я.

– Одиннадцать.

Вздохнув, я отсалютовал страже и вышел из Гнезда. Прикинул, как лучше добираться, и повернул к Тверской.

Ехать тут недолго, три станции. Выходя на Павелецкой, в неожиданно большой толпе, я уже выбросил Наську из головы.

И только увидев серое кепи чуть ниже на эскалаторе, понял, что зря.

Похоже, упомянуть игру в прятки было ошибкой.

Выкатившись наверх и обнаружив меня, стоящего с мрачным видом, Наська никакого раскаянья не проявила. Развела руками и спросила:

– Ну и что ты сделаешь?

Сделать я ничего не мог.

Силой потащить назад? Ну, во-первых, это вызвало бы подозрение окружающих. А во-вторых, если Наська упрется – я ее и с места не сдвину.

– Сяду и буду сидеть на скамейке, – сказал я.

Мимо шли люди, толкаясь и бормоча в мой адрес не слишком лестные эпитеты.

– Сяду рядом и буду ждать.

Я сдался.

– Только сегодня. Хорошо?

– Максим, ты самый-самый лучший! – выпалила Наська. – Не пожалеешь, зуб даю! Вот, держи!

Она полезла в карман и действительно вытащила оттуда зуб! Молочный. Видимо, зубные феи к Измененным летать боятся.

Вздохнув, я стал выбираться из метро. Наська вьюном пробиралась следом. Несколько здоровых мужиков, которых она мимолетно сдвинула с пути, растерянно смотрели вслед. Никто, конечно, и представить себе не мог, что куколка разгуливает по Москве, будто человеческий ребенок.

Глава третья

Накануне Перемены в Москве было меньше тысячи таксофонов. Стояли они в таких местах, что многие москвичи про них вообще не знали и уж тем более никогда не звонили. Зачем, если в кармане даже у ребенка или старика есть сотовый?

Но зато таксофоны были бесплатные.

Теперь сотовой связи нет, телефонные будки вернулись в города (говорят, какой-то древний завод на этом озолотился), но надо платить за звонок.

Я остановился у таксофона рядом с метро, вставил карточку в аппарат и набрал номер отдела «Экс». Хорошо помнить числа – это очень удобно, не нужно таскать с собой блокнот.

Их производители, кстати, тоже выиграли от Перемены.

Не знаю, сколько народа служит у Лихачева в подчинении, никогда там не был. Но вначале трубку взял мужчина с резким командным голосом, потом я добрался до какой-то юной девицы. И лишь потом мне позвали полковника.

Чутье у него имелось. Впрочем, после недавних событий я бы очень удивился, откажись он от встречи. Я сказал, что подожду у Комка на Шлюзовой набережной, полковник ответил: «Буду через пятнадцать минут», и в трубке запикал отбой.

– Полковнику никто не пишет, – сказала Наська, толкущаяся возле будки. – Полковнику все звонят.

У нее очень медленно шла первая фаза мутации, она несколько лет провела неподвижно. Лежала и читала книжки, их на удивление много оказалось в Министерстве культуры. Читала, похоже, всё что попало, не только детские книжки или детективы. Может, поэтому немного странная.

– Идем, – сказал я. – Подождем на месте.

На самом деле мне не хотелось дожидаться полковника. И когда мы дошагали до Комка, и я там никого не обнаружил, меня это порадовало.

В этом Комке я никогда не был. Он упал на уродливое невысокое здание, в котором размещался фитнес-клуб и какие-то государственные конторы. Кажется, даже почта, и это меня позабавило – на Мичуринской тоже «Почту России» накрыло падением Комка.

Может, Продавцам когда-то посылку не доставили?

Этот Комок был почти правильной формы, напоминал расплющенную каплю, или спелую фигу, ну или хинкали – если вы грузин… Прочие ассоциации я оставил за невоспитанной куколкой.

На моих глазах к дверям Комка подошла молодая женщина. Дернула ручку. Удивилась. Подергала еще. Пожала плечами и пошла навстречу нам, к метро.

Видимо, нечасто ей приходится продавать кристаллы, иначе удивилась бы сильнее. Серчеры знают, что Комки открыты всегда.

– А нас пустят? – шепотом спросила Наська.

– Меня пустят, – ответил я с уверенностью, которой не испытывал. Ночной разговор с Продавцом казался сейчас нереальным.

Мелькнула мысль: а не зайти ли самому, оставив Наську снаружи? Но если она уйдет и заблудится?

– Что именно тебе сказало Гнездо? – строго спросил я, когда мы подошли к дверям.

– Что свершилось ужасное злодеяние! – с готовностью ответила Наська. – Кто-то убил Продавца! И тебе надо выяснить, кто, – тогда друзья покойного дадут тебе кучу всякого добра!

– В целом верно, – признал я. – Ты не боишься увидеть мертвеца?

Наська ответила не сразу и на этот раз очень серьезно:

– Максим… Когда у нас Гнездо убили, я помогала Дарине тела носить. Только мне стражу или монаха тащить было тяжело, особенно если они остались целыми. Я носила куколок.

Она помолчала секунду.

– Своих подруг.

Черт. Меня как под дых ударили. Вот эта ее веселость и энергия – они порой заставляют забывать, что передо мной куколка. Которую родная мать отдала в детстве в Гнездо. Которая несколько лет лежала, пока мутаген боролся в ней с опухолью. Обычно на это не нужно много времени, но тут что-то пошло не так. Дарина говорила, что к ней редко заходили другие куколки – дети не очень-то умеют сочувствовать.

А потом, когда она все-таки поправилась и у нее появились друзья, их всех убили.

– Извини, – сказал я. – Глупость спросил.

– Ничего, – ответила куколка. – Это у всех бывает. Ты не бойся за меня, я не стану пищать. И ничего не буду хватать и лезть куда попало. Нас учат дисциплине.

– Вот в этом я сомневаюсь, – признался я.

Мы были уже перед дверью, а Лихачева еще не наблюдалось. Пробок в Москве нынче нет, слишком дорогой бензин, но ведь могло его что-то задержать?

– Зайдем, – решил я и взялся за ручку двери.

Дверь открылась легко. Комок действительно ждал моего появления.

Я вошел первым, огляделся.

Ну, всё как обычно. Глухая стойка прилавка из того же непонятного бугристого материала, что стены и потолок. За ней – метра два пространства, далее плотный занавес.

Прохладно.

– Эй! – позвал я. – Есть кто?

Все-таки я не был уверен, что Продавец мертв.

Тишина.

Наська попыталась высунуться вперед, я придержал ее за плечо.

– Можно войти? – снова позвал я.

Нет ответа.

– Пахнет, – сказала Наська.

– Чем? – Я насторожился. У куколок чувства развиты куда сильнее, чем у людей. – Кровь?

– Нет… химия какая-то. И озон.

Я принюхался. Да, пожалуй, слегка пахло грозой. Химических запахов я не ощущал.

– Хорошо, – решил я. – Стой пока тут.

И двинулся вперед.

Продавца я увидел, когда подошел к прилавку. Он лежал сразу за стойкой, вытянувшись в полный рост всей массивной тушей, замотанной в серые и песчано-коричневые тряпки. Из-под одежды, будто ноги, торчали толстые металлические штыри, с растопыренными, будто птичьи лапы, опорами. Под телом расплылась большая липкая лужа густо-синей жидкости.

– Что за… – сказал я и, опершись на стойку, перепрыгнул к Продавцу. Наклонился, посмотрел в проглядывающее сквозь ткань лицо. Глаза были закрыты, лицо казалось мертвым.

В общем, мертвым оно и было.

За спиной легонько стукнуло – я обернулся, обнаружил, что Наська стоит на прилавке. Похоже, запрыгнула прямо с пола.

– Мертвый, – сказала Наська. – Это он пахнет.

Да, теперь я чувствовал идущий от Продавца запах. Он не был неприятным, он вообще казался неживым, это был запах сгоревшей электроники и разлившейся химии.

– Вашу ж мать… – сказал я, глядя на торчащие из-под одеяний металлические «ноги». – Вы что, роботы?

– Это механическая жизнь! – прошептала Наська с явным восхищением. – Перед нами сломанный автопродавец!

Я осторожно приподнял подол одежды. Металлические ноги ожидаемо имели что-то вроде сустава в районе колена, а заканчивались в рифленом и явно металлическом цилиндре. Уже догадываясь, что увижу, я засучил Продавцу рукав. Кисть, на вид совершенно человеческая, в районе запястья была насажена на металлический стержень.

В общем, если бы ребенка попросили изобразить робота – он бы примерно так и нарисовал. Не хватало разве что носа-лампочки.

Наська спрыгнула ко мне, тоже наклонилась над телом (если, конечно, сломанную машину можно так называть). Протянула палец, потрогала разлитую синюю жидкость, прежде чем я успел ее остановить. Понюхала. Брезгливо поморщилась и вытерла об одежду Продавца. Сообщила:

– Это оно воняет.

Я тем временем обнаружил, что ткань на груди Продавца разрезана или прорвана. Развел края – и обнаружил тот же самый рифленый металл, только с узкой пробоиной, сантиметров десять-двенадцать длиной. Края пробоины торчали зазубринами, на них застыла синяя вязкая масса.

– Зарубили топором, – сказала Наська.

– Интересная версия, дорогой Холмс, – сказал я. – Но почему топором?

– Элементарно, Ватсон! – Наська взглядом указала в сторону. Я глянул. У края занавеса лежал топор. Деревянная ручка, клиновидное лезвие – самый обычный плотницкий топор. Даже не какое-нибудь экзотическое боевое оружие.

Как-то очень просто для всемогущих и самоуверенных Продавцов, нет?

Тюк топориком в грудь – робот-пришелец отбросил коньки и протянул грабли.

– Топор, – сказал я. – Мы же вроде не в Питере… Так, Наська. Говоришь, у вас дисциплина?

Наська быстро спрятала палец, которым собиралась потрогать пробоину, за спину.

– Ничего не трогать, – сказал я. – Иначе поедешь в Гнездо, я тебе гарантирую.

Кажется, она поняла, что я не шучу.

– У меня карточки на метро нет.

– Сюда же как-то просочилась? Пешком пойдешь в крайнем случае.

Наська огорченно кивнула. Что-то развернула в ладошке и забросила в рот.

– Ты что ешь? – воскликнул я.

– Конфетку!

– Где взяла?

Наська ткнула пальцем под стойку. Там была длинная полка, на ней одиноко стояла стеклянная вазочка с разноцветными леденцами в прозрачных фантиках.

– Тут! У всех Продавцов есть конфетки, они дают детям!

Я вспомнил, что при мне Продавцы и впрямь иногда угощали детей, притащивших лут или пришедших с родителями, леденцами. Криминала тут не было, они явно копировали земные обычаи.

– Все равно, нечего грязными руками… ты эту жижу трогала! – строго сказал я.

В дверь тихонько постучали, и нотацию пришлось прервать.

– Сиди и жди! – велел я. Перебрался через стойку, подошел к двери. Открыл.

И обнаружил мрачного Лихачева.

Полковник был в штатском, но пиджак оттопыривала кобура.

– Заходите, – сказал я.

– У меня кристаллов с собой нет, – заметил Лихачев.

– Ничего, тут и Продавца уже нет.

– Нет? – оживился полковник и быстро вошел. – А где он? И как ты узнал?

Похоже, Лихачев решил, что я обнаружил брошенный на произвол судьбы Комок. Удача, конечно, для начальника отдела «Экс». Продавцы были не меньшей загадкой, чем Инсеки или Измененные.

– Он тут, но его уже нет.

– Ясно, – Лихачев кивнул.

Быстрым шагом подошел к прилавку, глянул. Поморщился, увидев Наську, – та помахала ему рукой, опасливо улыбаясь. Похоже, к полицейскому она относилась с большим пиететом, чем ко мне. Потом Лихачев увидел металлические части и прямо-таки завопил:

– Робот! Гребаный робот!

– Сам в шоке, – согласился я.

Лихачев резко обернулся ко мне. Спросил:

– Кто-то еще знает?

– Дарина.

– Ну это понятно… Максим, что стряслось?

Я только приготовился рассказывать, как заговорила Наська:

– Мы на минуточку зашли! Это я виновата, я попросила Максима шоколадку мне купить! А Продавец себе вставлял батарейки, мы увидели, что он робот! И Продавец сказал, что теперь нас убьет! И пошел на меня, а Максим достал топор и…

Лихачев мгновенно успокоился, поднял руку, останавливая Наську:

– Ясно. То есть вы пришли, когда он был уже мертвый.

Наська, чей полет фантазии так грубо прервали, обиженно замолчала.

– Мне сказал Продавец из нашего Комка, который возле Гнезда, – пояснил я. – Что убили Продавца. И я должен расследовать.

– Должен? – удивился Лихачев.

– Он сделал предложение, от которого я не смог отказаться.

– Ясно, – Лихачев достал платок и вытер лицо. Шрам на щеке у него побагровел, видимо, от нервов. – Ладно, всё не так плохо, как я подумал. Ты имел право меня позвать?

– Да. Больше часа спорил, но договорился. Все, кто участвовал в истории с Прежними, могут мне помогать.

– Спасибо, – поблагодарил Лихачев. Настроение у него явно стремительно улучшалось. – Максим, я тебе говорил, что ты славный человек?

– Ага.

– Ну и повторить нелишне, – Лихачев крякнул, перебираясь через прилавок. Сказал Наське: – Брысь!

Куколка послушно отошла на пару шагов.

– Зачем девчонку привел?

– Гнездо настояло…

– Тоже ясно. Кого еще позвал?

– Никого.

– Телефонная будка метрах в ста от метро…

– Знаю.

Лихачев полез в карман, достал записную книжку. Полистал. Потом показал мне через прилавок.

– Вот телефон Елены. Тебе важен ее рабочий номер. Сегодня операций у нее нет, но она должна быть в отделении. Скажешь, что бумага от полиции придет, что она привлечена как эксперт. Запомнил?

Я кивнул.

Откуда он знает, что у меня хорошая память на числа?

Наверное, оттуда же, откуда рабочий график Елены Филипенко.

– Телефон Миланы знаешь?

– Зачем? – заупрямился я.

– Потому что перед нами инопланетная форма жизни. И нам нужен биолог.

– Она студентка. А это – робот!

– Надо удостовериться. Студентка тоже… лучше, чем ничего.

Он снова порылся в книжечке.

– Вот телефон деканата. Твоя… знакомая… должна быть на лекциях. В общем, пригласишь декана. Скажешь ему, что в сейфе лежит конверт от МВД. Пусть вскроет. Внутри будет еще один конверт, на нем написаны числа: тридцать два – восемь – пятьдесят четыре. После этого пусть вскроет второй и прочтет, что там сказано.

– И что?

– Там сказано, чтобы он выполнял распоряжения, отданные сотрудником по телефону. Пусть сажает Милану в машину и отправляет сюда!

– Давайте я просто скажу, что у нее заболела бабушка, – сказал я.