Текст книги "Елабуга (СИ)"

Автор книги: Сергей Линник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 5

28 августа 1941 года

«…много ангелов святых…»

Андрей

Арзамас внезапно вынырнул из утренней дымки. Вот только что впереди расстилалась грунтовка с некошеными обочинами – и вдруг впереди вырос город, освещенный восходящим солнцем. Поражало огромное количество церковных куполов, рассыпанных по пространству.

На въезде в город они остановились возле пожилого милиционера, курившего на деревянной скамеечке у дороги. Скамеечку умудренный страж порядка явно принес собой, чтобы не бить ноги напрасно и не сидеть на траве. Рядом мялся молоденький красноармеец, вооруженный штыком без винтовки.

– Эвакуированные? – спросил милиционер, неспешно затянувшись. – Эко вас помотало, мокрые от росы все. Замерзли, наверное?

– Есть такое. Мы вечером хотели до города добраться, да не успели. Вот и пришлось заночевать в чистом поле.

– Вы сейчас вот так идите прямо до второго поворота, там налево два квартала еще и за углом баню увидите. – сказал он после проверки документов. – Скажете, что эвакуированные, там вам дадут помыться и покормят. А потом уже решат, куда вас девать.

– Да вот у девочки тут родственники где-то, мы туда сразу пойдем.

– Где хоть родственники живут, знаете?

– Калинина, семнадцать, – торопливо сказала Настя. От нетерпения она чуть притоптывала на месте.

– Далековато, конечно. Смотрите, вот сейчас прямо идете вон до той церквы с синим куполом, видите?

– Да.

– Возле церквы направо повернете, два квартала и налево, там спросите.

– Спасибо вам.

– Идите уж.

Арзамас удивил огромным количеством красивейшей деревянной резьбы – некоторые дома походили на иллюстрации к сказке. Хотелось остановиться и посмотреть, но, во-первых, они замерзли, поэтому останавливаться не стоило, а во-вторых, Настя просто тянула Андрея за собой, так что рассмотреть мастерство местных резчиков по дереву не очень-то и удавалось.

– Настя, а ты родственников этих знаешь? Бывала у них раньше?

– Нет, это какая-то родня тетиного мужа, я их даже не видела никогда. Тетя с ними списалась, они разрешили приехать. Но мы всё собирались-собирались, потом мама уехала с институтом своим, куда-то в особо секретное место, мне туда нельзя пока, вот и мы с тетей Дашей решили ехать.

– А папа твой где?

– Папа, он у Халхин-Гола… не вернулся. Нет моего папы теперь, – всхлипнула Настя.

– Прости, Настя, не хотел тебя расстраивать.

– Ничего, дядя Андрей, Вы же не знали. Мы уже с мамой привыкли, хотя папы нам сильно не хватает. А теперь эта война проклятая, из-за нее и мама уехала…

Улица Калинина нашлась после недолгих поисков. Дом под номером семнадцать, небольшой, недавно выкрашенный зеленой краской, украшенный резными наличниками, стоял в глубине двора, частично скрытый двумя яблонями.

– Хозяева! Есть кто дома?

Прошелестев в ветках, на землю упало, глухо стукнув, яблоко. Никто не показывался.

– Хозяева!

– Чего кричите, иду. Кто там в такую рань пришел? – к калитке подошла полная невысокая русоволосая женщина в ситцевом халате.

– Здравствуйте, я – Настя Трухачева. Я от поезда отстала, тетя Даша без меня уехала, но вот, дядя Андрей довез меня. Наконец-то я до вас добралась!

– Пошла вон отсюда, гадина, – прошипела женщина. Лицо ее внезапно исказилось гримасой ненависти и она пошла на Настю, отталкивая ее. – Дашку, дуру эту набитую, прямо в тот же вечер арестовали, как приехала. Что-то в поезде лишнее наговорила, скотина такая. Меня в энкаведе таскали, допрашивали, милиция тут вчерась цельный день толклась. Мотай отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели, одни неприятности от вашей семейки гадючьей. То не вспоминали, а тут, как припекло, приперлись, корми вас, дармоедов московских. Вон отсюда, кому сказала!

Вдруг она с силой оттолкнула онемевшую от таких слов Настю и девочка, не удержавшись на ногах, полетела к забору, где, лежа на земле, заплакала.

Андрей, стоявший в стороне, шагнул к скандальной тетке, ухватил ее за нос и, не отпуская, затолкал во двор. Из глаз ее полились слезы, она попыталась оттолкнуть от себя Андрея, но он тащил ее дальше.

– Ты что же творишь, крыса? Ты как могла на ребенка руку поднять? Тебе кто такое позволил? – сказав это, он оттолкнул ее и та, сделав пару шагов назад, рухнула под яблоню.

Еще не долетев до земли, она завопила:

– Ааааааааааааааааа! – и, упав, продолжила. – Люди, убивают! Бандиты убивают! Что же это творится?

Встав на четвереньки, она начала отползать в сторону. Из носа крупными каплями потекла кровь и женщина, поднявшись, размазала ее по лицу. Продолжая кричать о бандитах, она пошла к дому.

Андрей вернулся к Насте.

– Пойдем, Настя, нам тут, похоже, не рады.

Настя, рыдая, поднялась. Платье испачкалось, из ссадины на лбу текла кровь. Андрей, достав из кармана носовой платок, прижал его к ране.

– Вот беда. Погоди, сейчас найдем где обмыть тебя, потом рану обработаем.

Их позвала женщина из соседнего дома:

– Идите ко мне, приведете в порядок себя хоть немного.

– Спасибо.

– Это же надо, как девочку ударила Лидка. За что ж она ребенка-то?

Рана на лбу у Насти оказалась совсем не пустячной ссадиной, кровь текла, не переставая. «Надо бы шов накладывать, а то и два», – подумал Андрей, рассматривая Настин лоб. – «А то будет у девчонки шрам на самом видном месте».

– Где у вас больница здесь? Надо бы шов накладывать на рану.

Женщина заплакала, глядя на Настю.

– За что же тебе, девочка? Ой, боженьки, что ж это творится? Больница недалеко здесь, я покажу вам, как идти, – всхлипывая, женщина повела их на улицу. – Вот, возле церкви направо повернете, там и больница.

– Настя, ты как? Дойдешь до больницы? Голова не кружится? Не тошнит тебя?

– Нет, дядя Андрей, ничего, дойду. Что же теперь? Куда мне деваться? До мамы мне не добраться, тетю Дашу арестовали, ты меня теперь в детский дом отправишь?

– Не отправлю, Настенька, что-нибудь да придумаем.

Приемный покой больницы расположился в небольшом деревянном одноэтажном корпусе. Их встретил врач, худощавый молодой мужчина, назвавшийся Иохелем Моисеевичем Гляуберзонасом[4]4
  никаких фантазий, реально существовавший врач, 1913 года рождения, фигурирует в списке эвакуированных медработников, работающих в ведении Арзамасского райздрава.


[Закрыть] и разговаривавший с заметным прибалтийским акцентом.

– Я здесь уже дфа месяца, приехалл из Каунаса, чудом вырвались, когда немец уже в город входилл. Фамилию мою, конечно, и с третьего раза фыговорить не получается, так что можете зфать просто доктором. Здесь вот хирургом работаемм и на скорой дежурства есть. Дефочке, конечно, швы накладывать надо, один или дфа, один мало будъет, не обойдемся, шрам может быть потом некрасивый, а зачем такой красафице шрам?

Настя мужественно вытерпела неприятную процедуру, продлившуюся, впрочем, недолго и медсестра наклеивала ей салфетку на рану, щедро намазанную йодом и присыпанную стрептоцидом. Доктор пошел в больничный корпус. В этот момент дверь в приемный покой открылась и двое мужчин затащили третьего.

– Помогите, помирает человек!

– Сюда давайте, на кушетку! Что случилось? – спросила медсестра.

– Сидели, ели, он вдруг задыхаться начал, посинел весь.

Больной на кушетке еле дышал, лицо его посинело.

– Ой, что же делать, я сейчас доктора позову, – засуетилась медсестра.

– Так, ребята, а ну, посадите его, вот сюда, на краешек, и придерживайте, чтобы не упал.

– А ты кто?

– Тебе какая разница? Спасать друга вашего буду.

Андрей залез за спину судорожно пытавшегося вдохнуть мужчины, обнял его и, прижимая живот, резко стукнул того трижды между лопаток. Но легче ему не стало. Тогда Андрей резко, уже двумя руками, нажал ему на верх живота и изо рта у больного, как пробка от шампанского, вылетел какой-то комок, долетевший до вбегающего в приемный покой доктора.

Мужчина, только что задыхавшийся, вдохнул полной грудью и закашлялся.

– Ну что, дружище, как оно, на этом свете? – вылезая из-за спины приходящего в себя мужчины, спросил Андрей.

– Спасибо тебе, друг, я уже думал, конец мне, дышать-то нечем было.

– Ты на будущее постарайся жевать тщательнее и есть не спеша, тогда точно проживешь подольше.

Иохель Моисеевич, отчищающий халат от того, что вылетело изо рта у пострадавшего, спросил:

– А что это за прием такой интересный, нас такому не учили? Очень эффективно.

– Да я раньше на скорой работал, вот дружок мой, Андрей Геймлих, придумал такое[5]5
  Генри Геймлих опишет прием, примененный Андреем, лет через тридцать с лишним, а в описываемое время юный студент-медик еще грызет гранит науки.


[Закрыть].

– Вы знаете, надо обязательно об этом статью написать, ведь это очень интересный прием, а, главное, очень эффективный! Давайте я ваши данные запишу, чтобы указать в статье.

– Некто, решивший остаться неизвестным. Вы, Иохель Моисеевич, пишите от себя. Разработайте методы для положения стоя, лежа, подумайте, что делать с тучными пациентами, а про меня не надо, не стоит.

– Давайте, я вас отведу в отделение, там поедите, отдохнете, нельзя же так отпускать вас.

Марина

Утром с парохода до дома Марина еле дошла – ужасно болели ноги, хотелось засунуть их в горячую воду и держать там. После приезда сюда, в это кошмарное место, она и дня не могла без этого обойтись. Даже есть не хотелось. Зашла в свою комнату и без сил опустилась на кровать. Мура дома не было, он куда-то с утра ушел. Телеграмма, которую она отправила из Чистополя, лежала на подоконнике. Собрав последние силы, разделась и легла. Так и лежала с закрытыми глазами, пока не вернулся Мур.

Сын воспринял чистопольские новости как данное, спросил только, когда переезжать будут. Марина попросила несколько дней, чтобы отдохнуть от этой поездки, повторно она это перенести вряд ли смогла бы так скоро.

Андрей

После того как их покормили (Иохель расстарался, предлагал выпить вина, бутылка которого нашлась у него в кабинете, но Андрей отказался), Настя, утомленная утренними событиями, задремала. Доктор уложил ее на диванчик у себя в кабинете, укрыл принесенным одеялом и Настя сладко проспала несколько часов. Проснулась и пожаловалась на то, что ее знобит. Измерение температуры дало тридцать восемь градусов с хвостиком и, естественно, никто дальше никуда не поехал.

«Гомеопатическое мироздание держит оборону[6]6
  конечно же, АБС, «За миллиард лет до конца света».


[Закрыть]», – грустно пошутил про себя Андрей, скармливая Насте таблетку азитромицина.

Одежду их, в итоге, постирали, выгладили, потом еще кормили, а Иохиль до утра записывал за Андреем все, что тот мог вспомнить про скорую, реанимацию и все остальное, что еще удалось припомнить про медицину, пока Андрей не отрубился прямо в приемном покое, на той же кушетке, где утром выбил наружу кусок еды из оставшегося неизвестным работяги – оказалось, что в горячке, последовавшей за его чудесным спасением, никто не записал, как того зовут.

Засыпая, Андрей вспомнил про обещание Иохиля отправить их в Казань на больничном транспорте и подумал, что наступило уже двадцать девятое августа. Оставалось три дня и шестьсот с лишним километров.

Глава 6

29 августа 1941 года

«Здесь для шуток не место, я возьму под ружье»

Андрей

Как и обещал Иохиль (называйте по имени и на «ты», как жаль, что вы уезжаете, мне с вами рядом сразу легче жить стало, будто я вас всю жизнь знаю), наутро поехали в Казань. Водитель, высокий седой поляк, которого звали Адам Геронимович, познакомился с ними перед самым выездом.

– А мені сказали, що зі мною попутники будуть. Залазьте в кузов, будемо їхати не поспішаючи. До вечора в Чебоксари доберемось, якщо бог дасть, а завтра вже і до Казані доїдемо.[7]7
  Фразы на языках, отличных от русского, уже встречались. Будут, возможно, и далее. Перевод не привожу, оно вроде и так понятно, кому хочется, гуглопереводчик в помощь.


[Закрыть]

– А Вы на каком языке это сказали? – спросила Настя, прижимающая подаренную ей доктором книгу сказок Андерсена, которую она не выпускала из рук с того момента, как увидела.

– Українською. Можу ще польською, німецькою та угорською, але ти, доню, навряд чи що зрозумієш.

Настя засмеялась:

– Надеюсь, меня Вы понимаете.

– Розумію, донечко, все розумію, тільки сказати не можу. Старий вже.

Впрочем, кроме этого за целый день от Адама Геронимовича они почти ничего не услышали. Поездка прошла даже скучно: кроме остановки на обед, запомнилась только коротким выездом к Волге, после которого дорога от реки снова свернула и Андрей с Настей смотрели из-под тента на однообразный пейзаж, давно их утомивший.

Настя пыталась читать, но машину трясло так, что ей удалось посмотреть только картинки. Андрей все никак не мог решиться начать давно назревавший разговор, но Настя сама не стала отмалчиваться:

– Дядя Андрей, а что со мной дальше будет? Куда мне деваться? Ты доедешь до своей Елабуги, поможешь этой Марине Ивановне, а потом? Куда ты потом поедешь? У меня ведь, кроме тебя и нет никого теперь. Ты мне поможешь найти мою маму?

Андрей и сам до сих пор не думал, а что будет потом, после тридцать первого? Сначала все было просто: надо вернуться в Москву, а там Михаил Николаевич и возвращение домой. Но сейчас – сейчас появилась Настя и Андрей не мог просто так от нее отмахнуться. За эти дни, пока она рядом, он уже привык в первую очередь думать о девочке и мысли, что с ней делать дальше, его очень беспокоили.

– Настя, потом я вернусь в Москву. Наверное, тебе лучше вернуться со мной, раз с Арзамасом так нехорошо вышло. Лето кончается, тебе надо в школу, наверное. В Москве я тебе что-нибудь устрою, одна ты не останешься. Найду, кто будет за тобой присматривать.

– А ты, дядя Андрей? С тобой нельзя?

– Возможно, мне придется уехать и я не смогу тебя с собой взять.

– На войну? Ты на фронт уйдешь? Немцев бить?

– Нет, Настенька, не на фронт. Так выходит, что это не моя война. Мне туда нельзя. Но тебя я не оставлю, это я обещаю.

– Так ты, наверное, разведчик, дядя Андрей? Я никому не скажу, я понимаю, что это тайна. Вон как ты ловко того фашиста в лесу прибил!

– Настя, о том, что было в лесу, нельзя говорить никому. Совсем никому. Кто я, тебе знать нельзя. Сама сказала, что это тайна. Так что разговоры об этом закончим раз и навсегда. Понятно?

– Да. Честное пионерское, дядя Андрей, никому ни слова! Могила!

– Надеюсь, обойдемся без могил. Но, Настя, ты должна запомнить: по дороге может случиться всякое, возможно, мне придется и с советскими людьми драться и даже стреляться. Ты не должна ничему удивляться и делать только то, что я скажу, что бы там другие не говорили. Я – твой командир и ты слушаешься только меня. Понятно?

– Понятно. Как в рассказе «Честное слово»?[8]8
  Рассказ Л. Пантелеева «Честное слово» был впервые опубликован в июньском номере журнала «Костер» и Настя вполне могла его прочитать.


[Закрыть]

– Как в рассказе «Честное слово».

– Договорились.

И тут впереди что-то хлопнуло, машина резко остановилась, хлопнула водительская дверь и из кабины, ругаясь, вылез Адам.

– Что там, Адам Геронимович?

– Радіатор лопнув, витекло все за хвилину. Тепер треба шукати, де лагодити його. Приїхали.

– Надолго? – спросила Настя.

– Я буду чекати, коли хтось відтягне мене на ремонт. А ви йдіть, Чебоксари, ось вони, – он махнул в сторону.

Чебоксары и вправду начинались через каких-то сто метров. И Андрей с Настей, собрав свои пожитки, опять отправились пешком в очередной город.

Марина

Ночь прошла почти без сна – ноги не давали покоя. Ножная ванна (если так можно назвать таз с горячей водой, которую время от времени подливал Мур) помогла ненадолго. С утра, позавтракав (даже не запомнила, что и ела) долго разговаривали с сыном, когда переедут в Чистополь и решили – завтра. Мур, обрадованный новостями, пошел к друзьям, которых завелось у него здесь без числа, а Марина, закутав ноги кусками старой серой шали, сидела без движения на кровати, пытаясь отвлечься от грызущей и не дающей ни секунды отдыха от себя, боли. Хозяева ушли куда-то, благословенная тишина прерывалась только редкими голосами женщин, идущих к портомойне[9]9
  Сейчас там музей «Портомойня», кто будет в Елабуге, может зайти и купить кусочек мыла, сваренного по старинным рецептам.


[Закрыть] на стирку.

Ближе к полудню в дом зашла девушка, Нина, как она представилась. Дом будто сразу заполнился ею, сколько энергии от нее исходило:

– Здравствуйте, я Нина Броведовская, мы с мамой из Пскова приехали на днях в Чистополь. Ой, а я ведь вас на пароходе видела, я же недалеко от Вас сидела! Мне сказали, что вы уезжаете отсюда, а я хочу с мамой из Чистополя сюда переехать. Там совершенно невозможно найти ни квартиру, ни работу. Мне бы маму устроить, сама то я ненадолго, я ведь буквально месяц назад успела закончить фельдшерские курсы, я на фронт обязательно уйду, а маму хочу устроить, чтобы ей спокойно было. А Вы учительница, так же? – всё это она вывалила на Марину почти без пауз, но никакого раздражения, такого привычного уже в последнее время, как ни странно, не вызвала. Марине понравилась эта девочка, ее уверенность и задор.

– Вы присаживайтесь, Нина, не стойте. Не обращайте внимания на мой вид, – Марина показала на свои ноги, – мне нездоровится что-то. Да, мы с сыном уезжаем, в Чистополь. Здесь ужасные люди, да и жить здесь гораздо труднее, чем в Чистополе. С жильем мы определились уже, а работать… сына устроим учеником токаря, я пойду судомойкой в столовую союза писателей. Как-нибудь устроимся, не то что здесь.

– И фронт – это не для девочки. Война – это грязь и ужас, это настоящий ад, и смерть на фронте – еще не самое страшное из того, что может случиться. Тем более, – добавила Марина, – что у вас есть мама. У меня – сын, он тоже все время куда-нибудь рвется. Он вот хочет вернуться в Москву, это мой родной город, но сейчас я его ненавижу… Вы счастливая, у вас есть мама. Берегите ее. А я одна…

– Но ведь у вас сын? – возразила Нина с недоумением.

– Это совсем другое, – ответила Марина. – Важно, чтобы рядом был кто-то старше вас – или тот, с кем вы вместе росли, с кем связывают общие воспоминания. Когда теряешь таких людей, уже некому сказать: «А помнишь?..» Это все равно что утратить свое прошлое, – еще страшнее, чем умереть.

Андрей

– Куда пойдем, дядя Андрей?

– Искать будем, где переночевать. Завтра будем думать, как дальше ехать. На сегодня хватит.

Бога они, наверное, рассмешили, потом что планы он им поменял. Разминувшись с Настей буквально на пару сантиметров, мимо пронеслась эмка. Затормозив метров через пятьдесят, машина остановилась. Андрей, пока родная сестра американского «форда» тормозила, на месте не стоял и быстро пошел к чувашским лихачам. Дверь эмки только начала открываться, как он закричал:

– Ты что, придурок, не видишь, куда едешь? Права купил, а на ездить денег не хватило?

Дверь, наконец, открылась и Андрей понял, что, наверное, погорячился. Из эмки вылез лейтенант госбезопасности, брюнет лет тридцати, одетый в новую отутюженную форму.

– Ты что сказал? Ты хоть понял, на кого ты кричать вздумал? Да это машина самого министра госбезопасности! А ну ко мне, бегом! Сейчас в управление поедем, там разберутся, кто ты такой! Думаю, лет десять тебе на размышления обеспечат, потому что сдается мне, что ты немецкий шпион!

Лейтенанта явно несло. Обидеть сотрудника НКВД, едущего в машине самого министра, не смел, по его мнению, никто. По крайней мере, не этот мужик лет сорока в мятом костюме с рюкзаком за спиной.

– Я кому сказал, бегом! Или десятки мало? Так я и побольше могу обеспечить!

Но уже после первых мгновений после того, как Андрей увидел, кто чуть не сбил Настю, он вошел в состояние куража, когда понятно, что всё получится как надо – и пройдет всё легко и без затей.

Поэтому с точки зрения гебешника произошло что-то странное: мужик вместо того, чтобы начать просить прощения, подошел вплотную к лейтенанту и почти без размаха ударил его сначала в солнечное сплетение, а потом, когда лейтенант, сгибаясь, приоткрыл рот в попытке найти внезапно пропавший воздух, добавил в челюсть, отчеготот, сложившись в позу эмбриона, тут же прилег возле задней двери.

– Ты что творишь? – Из водительской двери полез гебешный старшина. – Да тебя теперь… – он наклонился к своему пассажиру, но не успел сделать ничего: в затылок ему уперлось что-то круглое и железное. Проверять, что же это такое, водитель не стал и резких телодвижений не делал.

– Ну-ка, старшина, на колени становись, ремешок снимай и из карманов всё вынимай. Только медленно.

Лейтенант открыл глаза и попытался подняться.

– Не спеши, дорогой, не спеши. Сейчас и до тебя очередь дойдет.

– Ты…

– Помолчи, дружище, видишь, вот эта штука, она стрелять может. И я не хочу попортить твою молодую красивую голову, а то потом и фуражку не на чем носить будет.

Водитель в это время освободил карманы.

– Сапоги снимай и штаны расстегивай. На заднее сиденье бросай. А сам на переднее садись, на правое.

Лейтенант избавился от содержимого карманов и обуви и в расстегнутых брюках тоже сел вперед, пропустив водителя на его место.

– Бензина много в баке?

– Полный почти, литров пятьдесят точно будет.

– Это на сколько же хватит?

– Километров на триста с лишним.

– Вот и хорошо. Настя, иди сюда, нас вот эти добрые дяди подвезут сейчас!

Забрались на заднее сиденье – Настя за водителем, Андрей за лейтенантом. Настю заметно потряхивало. Андрей прижал ее к себе свободной рукой.

Чебоксары кончились быстро. Черная эмка без каких-либо задержек пролетела город и выехала на юг. Минут через двадцать подал голос лейтенант:

– Ты понимаешь, что тебя потом искать будут? И найдут. Что потом?

– Хорошо, что ты хоть про шпиона песню забыл. Кто меня искать будет? Вот представь себе, как ты об этом докладывать начальнику своему, министру будешь, дескать, меня, такого бравого лейтенанта госбезопасности вместе с машиной и водителем захватили мужик с маленькой девочкой и сняли штаны. Этот, – Андрей кивнул на водителя, – в лучшем случае на фронт первым же поездом, а ты… даже не знаю. Ну ладно, министр покричит, простит. Но потом ты как служить будешь? Через пару лет мужик из этой сказки исчезнет, останется одна девочка, а к снятым штанам и подштанники добавятся. Представил?

Лейтенант помолчал минуту, потом спросил:

– И что ты предлагаешь?

– Мы доедем до Казани, там я вас высажу из машины, проеду дальше километров десять, машину с вашими вещами брошу и мы пойдем дальше. А вы часа через два найдете свою эмку и к утру на службу успеете. А где всю ночь гуляли, без меня придумаете. Расстанемся и забудем друг друга. Я на вас зла не держу, да и вы на меня обижаться не должны, первые начали. Понятно?

Лейтенант кивнул головой.

– Как через Волгу перебраться? – спросил Андрей у водителя.

– До Верхнего Услона, а там там на пароме. Мост только железнодорожный в Зеленодольске.

– Значит, километров за двадцать до Верхнего Услона останавливаемся.

Доехали быстро, часа за три. На дороге все чаще попадались машины, как навстречу, так и попутно, но эмка их обгоняла без труда.

– Отсюда до Услона километров двадцать и будет, – хмуро сказал старшина, останавливаясь на обочине. – Машину, если можно, возле Нижнего Услона оставьте. Документы хоть наши отдайте, а то ведь остановят, проблем не оберешься.

Андрей отдал гебешникам документы и они с Настей поехали дальше. Километров через десять, прямо у указателя поворота на Нижний Услон машину, как и обещали, бросили.

Но до Верхнего Услона они не дошли. Дорога была забита машинами, очередь, по словам водителей, кучковавшихся на обочине, растянулась километра на три. Переправа с нагрузкой не справлялась. Попасть на паром просто так не стоило и мечтать.