Текст книги "Проблемы маскировки в зимнем лесу (СИ)"

Автор книги: Сергей Леппе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 Мужики стояли у остановки, и видок у них был так себе – грязные, опухшие, глаза какие-то шальные. Никогда б у них ёлку не купил – точно же браконьеры, хорошо, если не в Лосином Острове спилили. Но коляска по вчерашнему снегу не хотела ехать от слова совсем. До нормального ёлочного базара я её не доволоку. Да и ребёнку не полезна такая тряска, не говоря уже о тех словах, которые я наверняка буду произносить в процессе.

  – Почём ёлки?

  – Обычные – по полторы, а вот эти – по пять. Особый сорт. Португальская сосна.

  – Мужики, вы что? Откуда в Португалии сосны? Да и не сосна это... – впрочем, выглядели они действительно неплохо: болотно-зелёный цвет, как у молодого крокодила, мясистые иголки. Пахли только слабовато.

  – Возьму за две, – сказал я.

  – Да ты что, мы их сами на базе по четыре брали!

  – Вот не надо мне про базу заливать. Португальская сосна, ёшкин кот. Если вы брали на базе, то вас ведь не затруднит выписать мне товарный чек?..

  Лица у мужиков посерели:

  – Тебе левую или правую? – ёлок особого сорта оставалось всего две. И они были совершенно одинаковые, словно с конвейера.

  – Левую, – сказал я и протянул деньги.

  ***

  Ребёнок спал крепко, и я оставил его в коляске, просто балкон открыл. Я нашёл ведро и сунул туда ёлку, настроил радионяню и ушёл за комп. За праздники надо было доделать отчёт, но вместо этого я тупил в интернете.

  Неожиданно приёмник радионяни включился, и оттуда раздался низкий булькающий стон.

  Я подскочил и помчался в комнату.

  Там всё было в порядке: Ванька спал, ёлка стояла в ведре, а балкон – открыт. «Наверное, с улицы», – подумал я и вернулся за компьютер. Буквально через минуту из рации опять раздалось:

  – Оооооох.

  Я встал и на цыпочках подкрался в комнату. Вместо ёлки в ведре стояла огромная болотно-зелёная голова. Огромная! Голова!

  И голова стонала.

  – Ты кто?.. – прошептал я.

  Голова удивлённо моргнула и превратилась в ёлку.

  Я подошёл и дотронулся до болотно-зелёных иголок. Они были твёрдые и мясистые.

  – Ты кто? Я тебя видел!

  Ёлка мелко затряслась и превратилась обратно в голову. У головы были большие грустные глаза, кожа как у дорогих туфель и широкие ноздри. Она была чем-то похожа на голову молодого крокодила – или, скорее, варана.

  И голова стонала.

  – Кто ты, и где твоё тело? – спросил я.

  – Мне тоже интересно, где моё тело. В последний раз я его видел в лесу, когда эти два алкаша отпилили все мои головы ржавой ножовкой. Какой позор! Ржавой ножовкой!

  – Все твои головы?!

  – Все три.

  – А сам-то ты кто? Змей Горыныч, что ли?

  – Эдик, – сказала голова и моргнула, – я бы протянул руку, но...

  – Саша, – представился я, – и что ты делал в лесу?

  – Я бы предпочёл об этом не распространяться, – сказал Эдик.

  – Ясно...

  Повисло неловкое молчание. Я всё пытался сообразить, о чем можно говорить с головой... не знаю кого. Змея? Ну, допустим, змея. И о чём с ней говорить?..

  – Скажи, – наконец придумал я вопрос, – а как ты справляешься без туловища?

  Эдик посмотрел на меня, как на ничтожество.

  – Очень плохо справляюсь, не видно что ли?! Ни поесть чего, ни... Кстати, ты можешь почесать мне затылок? Ужасно чешется.

  Я пожал плечами и поскрёб ногтями по его шершавой коже.

  – Левее. Ещё левее. Вот!..

  От удовольствия Эдик зажмурился. Наконец, он сказал:

  – Ну, всё. Хватит. Дырку прочешешь. Отвечая на твой вопрос: мы довольно долго можем прожить отдельно от тела. Такая у нас анатомическая особенность. Впрочем, «жизнью» я бы это не называл. Так, полужизнь. Четверть даже.

  Эдику опять стало себя очень жалко, и он застонал во весь голос.

  – Тише ты, ребёнка разбудишь, – сказал я.

  Голова посмотрела на меня с укоризной, но больше не стонала. Немного подумав, Эдик спросила:

  – А не подскажешь, Александр, сколько сейчас времени? Мне отсюда часов не видно.

  – Около двух.

  – Ну, супер... Всего десять часов осталось.

  – До Нового Года? Вы тоже празднуете?

  Эдик тяжело вздохнул:

  – До какого, блин, Нового Года? Жить мне десять часов осталось. У нас голова отдельно от тела может только до полуночи существовать. Такая у нас анатомическая особенность.

  – До полуночи?

  – Ну да.

  – А по какой временной зоне? По Гринвичу?

  – Нет, по Москве.

  – Почему – по Москве?..

  Эдик на секунду задумался:

  – Понятия не имею. Я бы сейчас плечами пожал, но мои плечи лежат где-то в Лосином Острове. Я надеюсь.

  Я представил, как вечером придёт жена. И мы сядем за стол. А рядом в ведре под бой курантов будет умирать трехголовый змей. Вернее, одноголовый. Вернее, бестелесный, хотя и это слово не вполне подходит.

  А потом, где-нибудь числа двадцатого, я отнесу этого змея, то есть голову, то есть ёлку, на помойку. К другим ёлкам. То есть головам. То есть нет, всё-таки ёлкам.

  – А зачем же ты ёлкой стал? – спросил я.

  – Это маскировка.

  – Так себе маскировочка. Особенно под Новый Год.

  – Да я уж и сам понял... – вздохнул Эдик.

  Я подошёл поближе и заглянул в ведро. Голова была отпилена криво и косо, но при этом не кровоточила.

  – Ты не мог бы отойти? – сказал Эдик, – ты меня смущаешь.

  – Я просто хотел понять, можно ли тебя обратно, как бы это назвать, озаглавить?.. Обглавить?.. Приголовить?..

  – Капитировать. На самом деле, мы это называем «капитировать». И да, это возможно. Нужно только отнести меня ко мне. В смысле головы к телу. Приставить и чиркнуть по ране моим указательным пальцем.

  Я вспомнил. Что-то похожее было в былинах.

  – А у тебя не может вместо одной головы две новых вырасти? – спросил я.

  – Александр, вы взрослый человек, а такие глупые вопросы задаёте. В голове же мозг. Вся информация в голове. Даже если вырастет новая – какая в ней будет польза? Она же даже говорить не будет уметь по началу. Это если на твой вопрос ответить более общо. А так – нет, не вырастает.

  И Эдик тяжело вздохнул.

  – А далеко идти-то? – спросил я.

  – В смысле?

  – В смысле, до твоего тела.

  – От ближнего к нам края леса – мы же к западу от Острова? – шагов пятьсот вглубь.

  – Пятьсот шагов?!

  – Пятьсот МОИХ шагов, – уточил Эдик и окинул меня взглядом, – думаю, за час дойдёшь.

  – Ладно, попробую тебе помочь, – сказал я и почти сразу пожалел. Как будто у меня других дел на Новый Год нет, как по лесу с отпиленной головой лазать, – Сейчас, только Ваньку с кем-нибудь оставлю.

  Я взял телефон и позвонил тещё. Она долго отнекивалась, говорила, что салаты нужно резать. Утку фаршировать.

  – Вы поймите, Вера Михайловна, у меня тут у друга проблемы серьёзные. Дело жизни и смерти, я бы даже сказал. Срочно нужно помочь.

  Теща не то, чтобы поверила, но согласилась приехать.

  – Минут через пятнадцать будет, – сказал я, повесив трубку, – если автобус быстро придёт.

  ***

  Я спрятал Эдика за мусоропроводом, чтобы не выносить при тёще ёлку из квартиры – она бы не поняла. И вот, ребёнка я сдал, надел валенки для рыбалки и вышел к Эдику.

  – Ну, пойдём.

  – Саша, я не хочу показаться неблагодарным, но мне бы хотелось, как бы помягче сказать...

  – Что?

  – Я как-то привязан к своим остальным двум головам. Не мог бы ты, чисто случайно...

  Я вздохнул.

  – Ладно, пойду их поищу. Никуда не уходи.

  – Очень смешно, – укоризненно посмотрел на меня Эдик.

  ***

  Ёлочных торговцев я нашёл в местном ОВД. Они сидели в обезьяннике и уже совсем не шальными глазами смотрели на мир.

  – Товарищ майор, отдай мне эту болотную ель, очень тебя прошу.

  – Ты что, очумел? Это ж вещдок!

  – Да жена утром увидела у них. Иди, говорит, и принеси мне именно такую ёлочку. А пока я собрался, вы их уже того...

  Майор и бровью не повёл.

  – Я тебе завтра хоть двадцать ёлок принесу. Хоть пятьдесят!

  – На что мне твои пятьдесят ёлок? Эти-то девать некуда. Уберёшь на склад, так там через неделю всё в иголках будет, выметать задолбаешься.

  – Ну, так что, майор? Я отблагодарю! – я полез в карман за кошельком.

  – Отставить! – майор резко посмотрел по сторонам, – ты мне это брось. Нужна ёлка – забирай. Я этих гоблинов всё равно отпускать собирался – сейчас как раз новогодний контингент попрёт, а они лучшие места заняли.

  – Спасибо, товарищ майор!..

  – Иди отсюда, не мозоль глаза.

  ***

  Минут двадцать я проторчал у ворот ОВД, когда, наконец, показались ёлочники.

  – Вы куда третью ель дели?

  – Мужик, какую третью ель? Ты о чём? Не видишь – без тебя тошно.

  – Португальскую, блин, сосну!

  – Уйди мужик, не до тебя сейчас. Говорил я тебе, Сеня. Ёлки – дерьмо собачье. А ты – быстрые деньги, быстрые деньги. И где твои быстрые деньги?.. Даже опохмелиться не на что.

  Я протянул им тысячную купюру. Тот, которого назвали Сеней, попытался её схватить. Я отдернул:

  – Где. Третья. Ёлка?

  – Продали, где. Бабе какой-то.

  – Ничего так тёлочка была, грудастая, – добавил его товарищ, – и не такое жлобьё, как ты. Без базара дала нам пятихатку.

  – Мужик, ты не томи. Даёшь денег – так дай. Я тебе покажу, куда она пошла. Идёт?

  Вообще, ходить с этими помятыми, вонючими браконьерами через весь район мне не очень хотелось. Я показал на снег:

  – Нарисуй.

  Сеня схватил какую-то палку и начал черкать по снегу. Нельзя сказать, что в нём умер художник. Художник к нему даже близко не подходил. Но по его кривым линиям и нестройным объяснениям выходило, что женщина с третьей головой пошла к белой двенадцатиэтажке на отшибе. То есть, к пятому дому.

  Ну что ж, попытка не пытка. Я отволок вторую голову к себе в подъезд и спрятал там же, где и Эдика, за мусоропровод. И побежал к пятому дому.

  Он действительно стоял на отшибе – вокруг только гаражи. То есть, женщина не могла пойти куда-нибудь ещё. И шанс, что обзвонив все квартиры, я найду третью голову, был.

  Я начал с самого верха, с восемьдесят четвёртой квартиры. Открыл заспанный дед с седой щетиной.

  – Простите, а вы не покупали ёлку около остановки?

  Дед без разговоров захлопнул передо мной дверь. Сомневаюсь, что у него может быть «ничего так тёлочка». Я пошёл дальше. Открыла измученная женщина с орущим младенцем на руках. Она смотрела на меня, как на врага. Я пробормотал:

  – Извините, ошибся адресом, – и поспешно ретировался.

  Так я и шёл от двери к двери, как какой-то сектант. Свидетель трехголового змея. «Здравствуйте, вы хотите поговорить о болотно-зелёной ёлке?».

  Короче говоря, третью голову я не нашёл. Сколько я не плёл жителям, что смертельно больная жена (прости, Люсенька) только о такой ёлке мечтала, что это её (не дай Бог) последний Новый Год. Безрезультатно. Ёлки нигде не было.

  Но это было не так уж плохо – по крайней мере, для меня. Это я понял, пока дотащил две остальные до Лосиного Острова. Ёлки, то есть головы, были тяжелые, тащить их было неудобно, они за всё цеплялись и путались под ногами.

  Третьей головы я бы просто не выдержал.

  ***

  Уже в лесу я обмотал ёлки бечёвкой и закинул за спину. Теперь главное – не нарваться на лесников, вряд ли они поверят, что я пошёл в лес со своими деревьями.

  Впрочем, едва я свернул с освещённой дороги, людей не стало вовсе, не говоря уже о лесниках. Ну, правда, что им, делать больше нечего вечером тридцать первого декабря? Сидят, поди, за столом. Колбасу жуют, водку по стаканам разливают. Один я как дурак по сугробам шастаю.

  – Альфред, дорогой мой, как я рад тебя видеть! – раздалось вдруг у меня за спиной. От неожиданности я сел в снег.

  – Не могу разделить твоей радости, Эдуард. Те часы, что я провёл без твой бесконечной трескотни, были лучшими часами моей жизни. И пусть они были бы последними.

  – Альфред, разве можно так говорить со своей родной головой? Чтобы сказала мамуля, если б услышала?

  – Она бы сказала: «Заткнись, Эдик».

  – Ой-ой-ой, вовсе она не так бы сказала.

  – А ещё добавила бы: «Зигмунд, укуси его, чтоб он заткнулся». А кстати, где старина Зигги?

  – Да, а где Зигги? Александр, где наша третья голова?

  Я с трудом вылез из рыхлого снега.

  – Понятия не имею, где ваш Зигмунд. Я его не нашёл.

  Из-за спины раздались два булькающих стона.

  – Бедный, бедный Зигги... Один, в незнакомом городе... Без рук, без ног...

  – Сам виноват, нечего было ёлкой становиться.

  – Это же ты предложил, Альфред?!

  – Я? Да я вообще не собирался в этот ваш Лосиный Остров. Я и лосей-то не люблю – они у меня в зубах застревают.

  – Да?! А кто говорил – «самое вкусное – в рогах»?

  – Заткнитесь вы уже оба, – не выдержал я, – лучше скажите, куда идти?

  – Какой ты грубый, Александр!..

  Я огрызнулся:

  – Если я вам не нравлюсь, я просто оставлю вас тут. Кто-нибудь другой вас донесёт. Меня всё равно уже дома ждут. Тёща наверняка уже курицу пожарила...

  – Нет-нет! Что вы, Александр, не знаю как по батюшке! Вы нас полностью устраиваете, и мы вам очень, очень благодарны. Да, Альфред?

  – Угу, – сказал Альфред.

  – Так куда идти?

  – Понятия не имею, – признался Эдик.

  – Зигги хорошо дорогу запоминает, его надо спросить, – вставил Альфред.

  – И всё же?

  – Кажется, на северо-восток... – предположил Эдик.

  ***

  Идти надо было на юг. Это мы уже потом выяснили, часа через два. Когда вдоволь покружили по тёмному холодному лесу.

  Пару раз, перелезая через густой бурелом, я падал и чудом ничего себе не ломал. Эдик и Альфред ругались всю дорогу и не могли договориться ни о чём, кроме того, что с Зигмундом было бы гораздо лучше.

  И вот часам к восьми вечера мы выбрались на тихую опушку. Лунный свет пробивался сквозь вершины деревьев, падал мягкий снег. Сказка, а не опушка.

  – Кажется, здесь, – сказал Эдик.

  – Угу, – наконец, согласился с ним Альфред.

  Я скинул их со спины и потянулся. Плечи дико ныли, а в валенках хлюпал подтаявший снег. Я его много туда нагрёб, по таким-то сугробам.

  Без труда я отыскал три свежих еловых пенька в самом центре опушки и прислонил к ним Эдика и Альфреда.

  – Ты всё перепутал, – сказал Эдик, – это не моя шея, а Альфреда.

  – А меня на шею старины Зигги поставил.

  Я исправил.

  – Так, и что теперь делать-то?

  – Ну я ж тебе говорил, нужно приставить головы к телу...

  – Вроде приставил. Скорее говори, а то отвалятся. Жалко, я скотч не взял.

  – Так вот, надо приставить головы и чиркнуть указательным пальцем...

  – Моим?!

  – Нет, конечно. Моим указательным пальцем десницы...

  – Чего?

  – Десницы, говорю. Правой руки. Указательным пальцем правой руки надо чиркнуть по ране. И головы прирастут.

  Я огляделся. Кругом серебрился ровный снежный покров.

  – И где мне теперь взять тот самый палец, чтобы им чиркнуть?

  – Где-то там, – сказал Эдик.

  – Под снегом, – добавил Альфред.

  ***

  Минут двадцать я рылся в снегу, потерял там варежку и обморозил пальцы, пока не нашёл какую-то корягу, уходящую глубоко под землю. Головы признали её тем самым пальцем.

  Из последних сил я доволок корягу до этих пеньков, чиркнул – насколько я понимал значение этого слова.

  И головы приросли.

  Ну, наконец-то.

  Я без сил упал на снег.

  Вскоре рядом со мной уселся двадцатиметровый змей с двумя головами и одной безвольно висящей шеей. Змей делал зарядку для уцелевших голов – вращал ими то по часовой, то против часовой стрелки.

  – Спасибо тебе, человек! – сказал, наконец, змей. Вернее, его голова Альфред.

  – Если что – обращайся, – ответил я, – может, вы меня хоть до дома подбросите? Вон у вас какие крылья...

  – Никак нельзя, – сказал Альфред.

  – Саш, мы, в самом деле, не можем. Нам нельзя отлучаться – вдруг Зигмунд справится как-нибудь сам? Найдёт какого-нибудь доброго человечка и так далее...

  – И мешка золота не будет?

  Змей развёл крыльями:

  – Какое золото?! Аванс только после праздников выплатят.

  Я вздохнул и засобирался домой. «Кстати, хорошо, что не будет мешка золота, – подумал я, – как бы я его допёр? Самому бы дойти».

  – Ну, будьте тогда. А то меня заждались уже.

  И змей помахал мне на прощанье огромным крылом так, что я чуть не улетел в кусты.

  ***

  Грязный, исцарапанный, весь в хвое и с красным от мороза лицом, я завалился, наконец, домой.

  Люська уже вернулась.

  – Так и знала, – сказала она, – что ты ёлку не купишь. Где ты, вообще, шлялся? Мама сказала, какой-то друг, какие-то проблемы... Ты пьян?

  Я помотал головой.

  – В общем, я купила ёлку утром. Мужики на остановке продавали. Бросила в гараже, вот, смотри!

  В углу стояла болотно-зелёная ель цвета молодого крокодила с мясистыми иголками.

  Зигмунд.

  Я сполз на пол и услышал громкий булькающий стон.

  Кажется, это стонал я.

   КОНЕЦ