Текст книги "Бытие и сознание"

Автор книги: Сергей Рубинштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Это явление отнюдь не объясняется упражнением просто как многократным повторением одних и тех же операций; самый эффект «упражнений» обусловлен тем, что при этом дифференцируются чувственные свойства, имеющие сигнальное значение для выполняемой деятельности, и их дифференцировка «подкрепляется» результатом регулируемой ими деятельности. Практика как бы моделирует образ вещей.

В ходе жизни и деятельности выступают то одни, то другие функциональные свойства вещей, и в связи с этим изменяется и значение сигнализирующих их чувственных качеств. Те, которые в данных условиях приобретают особое значение, выступают в восприятии на передний план (в силу распространения на них вторичного возбуждения от актуализации функциональных свойств, ими сигнализируемых). Восприятие других свойств вещи тем самым в силу отрицательной индукции тормозится: они как бы отступают на задний план. Восприятия этих заторможенных свойств в других условиях, когда сигнализируемые ими свойства по ходу жизни и деятельности приобретают особое значение, растормаживаются и в свою очередь в силу того же закона отрицательной индукции затормаживают восприятие свойств, прежде выступавших на первый план. Отсюда динамика, жизнь восприятия. Речь идет, таким образом, не о внешнем присоединении практики, практической деятельности людей к чувственному познанию, а о включении ее в самый процесс чувственного познания.

С изменением отношения человека к вещам, с перемещением по ходу жизни и деятельности центра тяжести с одних их свойств на другие, изменяется и само восприятие. Образ вещи моделируется по-новому. Восприятие, включенное в жизнь человека, живет и изменяется вместе с ним. Эта динамика восприятия как процесса не исключает его относительной устойчивости, соответствующей устойчивости вещей и их функций в системе общественной практики. Основное, обобщенное и стабилизированное значение вещи, которое она приобретает в системе общественной практики, фиксируется посредством слова. Посредством слова в восприятие человека включается обобщенное знание о предмете, сложившееся в результате общественной практики.

Действия человека как общественного существа являются актами, не только направленными на удовлетворение его индивидуальных, личных потребностей; они образуют общественную практику людей, определяемую потребностями и задачами общественной жизни. Поэтому речь должна идти не только о связи восприятия с индивидуальным поведением и особенностями данного человека, но, что особенно важно, и о зависимости его восприятия от общественной практики. Такая связь выступает в историческом развитии человеческого восприятия. К. Маркс особенно подчеркнул этот исторический аспект восприятия, которое изменяется в результате создания в процессе общественной практики новых предметов восприятия. «Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа, – писал Маркс, – развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз, – короче говоря, такие чувства, которые способны к человеческим наслаждениям и которые утверждают себя как человеческие сущностные силы… Образование пяти внешних чувств – это работа всей до сих пор протекшей всемирной истории» [ [139] . Характеристика любой познавательной деятельности включает в качестве завершающего звена определение ее жизненной роли. Так завершающая и решающая черта ощущения заключается в его сигнальной функции, в способности вызывать благодаря рефлекторной связи чувственного возбуждения с рабочими органами целесообразные реакции организма; в этом – «жизненный смысл» ощущения. Без этой действенной функции ощущение было бы ни к чему не нужным дубликатом отражаемого явления внешнего мира. Подобно этому, нельзя дать законченную психологическую характеристику восприятия, не раскрыв его «жизненного смысла», той роли, которую оно выполняет в жизни.

Давая устойчивый, расчлененный образ предметов и явлений окружающего, восприятие служит для различения условий действия и открывает, таким образом, возможность для действий, соответствующих этим условиям. Но восприятие выполняет не только эту осведомительную роль. Восприятие предметов, явлений объективной действительности участвует, как и ощущение, – только в других формах – в направлении и регулировании самих действий человека. Когда мы слышим телефонный звонок, мы не только анализируем качество этого звука, но и испытываем побуждение взять в руки и поднести к уху телефонную трубку. Не только чувство или желание, но и восприятие включается в число «идеальных побудительных сил» (Маркс – Энгельс), посредством которых реальные движущие причины, лежащие в материальной жизни, определяют поведение людей.

Всякий акт восприятия включен в жизнь человека и всякий предмет восприятия так или иначе связан с его потребностями и действиями, направленными на их удовлетворение. Каждый предмет, сделанный руками человека, имеет определенное назначение и в силу этого заключает в себе побуждение к соответствующим действиям. Вообще предметы, которые человек воспринимает и с которыми он вступает в практический, жизненный контакт, приобретают для него в ходе жизни определенное значение.

Психология восприятия должна учитывать специфичность объектов восприятия, жизненно важных для человека, а потому соответственно формирующих его чувствительность, откладывающихся в ней в виде специфических форм восприятия.

Можно продемонстрировать это положение, например, на слухе. Мы имеем в области слуха, в деятельности одного анализатора различные сферы – технического, тембрового слуха, слуха речевого (фонематического) и музыкального (по преимуществу звуковысотного). Это не просто многообразие слуховых явлений, а многообразие форм слуха, сложившихся под воздействием определенных предметных форм и сфер деятельности. Изучение таких конкретных форм восприятия составляет важнейшую задачу психологического исследования. Неверно думать, как это делают обычно, будто там, где начинается изучение восприятия звуков речи и музыки, начинается область какой-то специальной или прикладной психологии (психологии речи или музыки) и кончается область общего психологического исследования. В действительности здесь-то оно и приобретает содержательность. Именно на конкретном материале технического, речевого, музыкального слуха выявляются подлинно содержательные общие закономерности слуха. Строящаяся таким образом психология слухового и всякого вообще восприятия непосредственно входит в жизнь и приобретает подлинно жизненное значение.

Психология речевого, фонематического слуха, раскрывающая психологические закономерности его формирования в процессе речевого общения, приобретает практическое значение для обучения детей родному языку, для обучения детей и взрослых иностранному языку, для более успешного исправления недостатков речи в логопедической работе, для обучения дикторов, актеров и т. д. – вообще для овладения речью и, значит, возможности человеческого общения.

Психология музыкального слуха создает предпосылки для более успешного обучения музыке и формирования таким образом слуха, способного наслаждаться красотой музыки и в ритме, мелодии и гармонии звуков постигать всю динамику и полноту жизни человека и вселенной – ее то сдерживаемый враждебными силами, замедленный, то быстрый, поступательный ход, ее конфликты, бурные диссонансы и их гармоническое разрешение, ее мелодию, тот особый «лад», который характеризует каждую своеобразную, индивидуально яркую жизнь.

Подлинная психология восприятия должна раскрыть восприятие конкретных предметов, включенных в многообразную ткань человеческих отношений, складывающихся в ходе исторического развития общественной жизни. Построенная таким образом психология зрительного восприятия естественно и закономерно, в силу объективной логики вещей, а не в порядке внешнего приложения к чужеродной области подойдет к решению целого ряда таких практических вопросов, как, скажем, музейная экспозиция или архитектурное оформление зданий, отвечающие требованиям приемлемой для глаза соразмерности.

* * *

В заключение необходимо определить гносеологическое значение ощущения и восприятия как чувственного познания. Выше это было сделано лишь частично, в связи с одним, правда, основным положением, согласно которому объектом восприятия являются сами вещи, сама объективная реальность. Сейчас надо поставить этот вопрос шире.

Всякое познание исходит из чувственных, эмпирических данных, и только из них оно и может исходить. Но, начинаясь с них, познание затем переходит к отвлеченному мышлению. Объективная необходимость перехода к абстрактному мышлению диктуется невозможностью полностью разрешить задачи познания, оставаясь только в сфере чувственного. Каковы же его возможности и границы – пусть гибкие, подвижные?

В гносеологической литературе широко распространена та точка зрения, что чувственному познанию доступны только явления, а не сущность, только случайное, а не необходимое, только единичное, а не общее, только субъективное, а не объективное. В какой мере это действительно так?

Прежде всего: поскольку объектом ощущения и восприятия является объективная реальность, ясно, что в самом их объекте заключены и единичное и общее, и случайное и необходимое, и явление и сущность (т. е. существенное в явлениях). Ясна, далее, невозможность такого метафизического обособления друг от друга явления и сущности, единичного и общего, случайного и необходимого, которое предполагается отнесением к ощущению и восприятию только явления (в отрыве от сущности), только единичного (в отрыве от общего), только случайного (в отрыве от необходимого). Для того чтобы всесторонне рассмотреть и правильно решить этот вопрос, надо учесть следующие факты и соображения.

В ходе эволюции могли сформироваться и сформировались лишь приборы, приспособленные для регистрации раздражителей, существенных для жизни организма и его ориентировки в окружающей среде; поэтому ощущения, которые эти приборы дают под воздействием адекватных им раздражителей (точнее, раздражителей, для рецепции которых они адекватны), неизбежно отражают свойства среды, существенные для организма, такие, существенность которых проверена всем ходом эволюции. Таким образом, никак не приходится попросту относить к чувственному лишь несущественное, относя все существенное только к мышлению. Вернее будет говорить о разных уровнях познания существенного.

Аналогично обстоит дело и с проблемой единичного и общего. Вопреки широко распространенному представлению о том, что чувственное познание есть познание единичного, а не общего, на самом деле: а) единичное не определяется путем только непосредственного чувственного познания, б) вместе с тем чувственное познание не может не обладать той или иной степенью общности: уже животное, чувственное познание которого не было бы генерализированным, никак не могло бы приспособиться к изменяющимся условиям жизни. Естественно поэтому, что к числу основных процессов корковой деятельности анализаторов, в результате которой возникают ощущения, заодно с дифференцировкой – как показали исследования И. П. Павлова – принадлежит и генерализация раздражителей.

Таким образом, и здесь различие между ощущением и мышлением заключается не в том, что в первом вообще отсутствует обобщение (генерализация), что всякое обобщение – будто бы дело только мышления. Обобщение есть и в ощущении и в мышлении, но характер этого обобщения различен. Первоначальная чувственная генерализация совершается по так называемому «сильному» признаку, т. е., собственно, по тому признаку, который является существенным непосредственно для жизни организма, не выступая в качестве существенного во взаимодействии вещей друг с другом. При переходе к мышлению познание существенного углубляется; признание того или иного явления или свойства существенным выступает по-особому, по мере того как расширяется и вместе с тем специфицируется сфера взаимодействия, внутри которой оно выявляется. В связи с этим перестраивается и обобщение (см. об этом подробнее дальше, в разделе о мышлении). Общие свойства вещей и явлений познаются уже ощущением и восприятием, но только в мышлении общее выступает как таковое – в своем отношении к частному.

Аналогично обстоит дело и с проблемой субъективного и объективного. Всякое познание и объективно и субъективно. Нельзя считать восприятие только субъективным, а объективное – доступным только мышлению. Однако объективность и субъективность мышления иная, чем объективность и субъективность восприятия.

Вопреки субъективному идеализму можно и нужно – как мы это выше и делали – утверждать объективность восприятия. Объективность восприятия означает прежде всего, что мы ощущаем и воспринимаем не ощущения и восприятия, а их объект; посредством ощущений и восприятий мы познаем самые вещи. Но в ощущениях и восприятиях нам непосредственно дан суммарный эффект взаимодействия субъекта и объекта. В чувственном образе вещь всегда выступает преобразованной в соответствии с условиями ее восприятия субъектом.

Объективное, обусловленное самим предметом, и субъективное, зависящее от условий восприятия предмета субъектом, благодаря чувственной практике начинают дифференцироваться уже в ощущении и восприятии, но процесс этой дифференциации, начинаясь в области чувственного, неизбежно переходит в сферу абстрактного мышления. Этот переход в сферу абстрактного мышления необходим потому, что объективное определение явлений достигается посредством раскрытия их взаимоотношений лишь тогда, когда явления берутся в чистом виде, в их закономерных отношениях, т. е. в абстракции от сторонних, привходящих обстоятельств, маскирующих сущность явлений. Таким образом, процесс познания начинается в сфере чувственного (ощущения, восприятия) и, никогда, собственно, не покидая вовсе этой сферы, он вместе с тем не может замкнуться в ней, ею ограничиться. Разрешение задач, которые стоят перед познанием, требует еще иных средств – средств абстрактного мышления. Недостаточность средств, которыми располагают ощущение и восприятие, для решения познавательных и практических задач, возникающих уже в рамках чувственной практики, чувственного познания, обусловливает объективную необходимость перехода к отвлеченному мышлению. Начинаясь в форме чувственных образов, процесс познания продолжается в форме отвлеченного мышления.

Характеризуя возможности и пределы чувственного познания, ощущения и восприятия, надо учитывать не только то, что они сами дают, но и все то, что в них включается в ходе познания, взятого в целом. В восприятии мыслящего человека, освоившего систему научных знаний, чувственные признаки явлений и вещей, связываясь с их понятийными характеристиками, приобретают новое содержание. В результате мыслящий человек, воспринимая какой-нибудь предмет, познает, воспринимает его как предмет, обладающий свойствами, зафиксированными и в понятийных характеристиках этого предмета. Выявленные абстрактным мышлением, они – посредством связей, устанавливающихся между чувственно данными признаками и понятийными характеристиками тех же вещей, как бы откладываются в восприятии этих последних. Познание чувственно нами воспринимаемых вещей представляет собой комплекс чувственных и нечувственных, абстрактных элементов, слитых в единое целое. Чувственному познанию, обогащенному таким образом результатами познания абстрактного, познание существенного, общего доступно в мере, значительно превышающей возможности обособленно взятого чувственного познания как такового. Но это не только не опровергает, а наоборот, подтверждает объективную необходимость перехода от познания чувственного к отвлеченному мышлению.

5. Мышление как познание

Мышление – это познавательная деятельность субъекта, но в мышлении ничего нельзя понять, если рассматривать его сначала как чисто субъективную деятельность и затем вторично соотносить с бытием; в мышлении ничего нельзя понять, если не рассматривать его изначально как познание бытия. Даже внутреннюю структуру мышления, состав его операций и их соотношение можно понять, лишь отправляясь от того, что мышление есть познание, знание, отражение бытия. В таком подходе к мышлению и проявляется линия материалистического монизма в теории познания: мышление есть деятельность субъекта и вместе с тем отражение бытия .

Познание начинается ощущением, восприятием – как чувственное познание – и продолжается как абстрактное мышление, отправляющееся от чувственного и выходящее за его пределы, никогда, однако, не отрываясь от него. Ни сенсуализм, сводящий все познание к чувственному, ни рационализм, вовсе отвергающий познавательное значение чувственного, односторонне подчеркивающий недостоверность чувственных данных и перелагающий всю задачу познания на отвлеченное мышление, не отвечают действительности. В действительности существует единый процесс познания, который по необходимости начинается с чувственного и с такой же необходимостью выходит за его пределы – в абстрактное мышление. Мышление невозможно без чувственного познания – ощущения, восприятия – потому, что лишь в чувственности заключены исходные данные, от которых только и может отправляться мышление. Но, начинаясь с чувственных данных – ощущения, восприятия, – познание не может остановиться на них.

В действительности все взаимосвязано, взаимозависимо, все – продукт всеобщего взаимодействия, причем каждое внешнее воздействие преломляется через специфические внутренние свойства вещей. На чувственной поверхности действительности, отображенной в восприятии того или иного субъекта, как правило, выступает суммарный эффект различных, в данной точке скрещивающихся воздействий. Этим и определяется задача, которую непосредственно, чувственно данный мир ставит перед мышлением. Она заключается в том, чтобы подвергнуть анализу суммарный итоговый эффект еще неизвестных воздействий, преломившихся через еще неизвестные внутренние свойства вещей, расчленить различные воздействия, которым подвергаются вещи, выделив из них основные, вычленить в суммарном эффекте каждого из воздействий на вещь воздействие и внутренние свойства вещи (явления), преломляясь через которые эти воздействия дают данный эффект, и, таким образом, определить внутренние, т. е. собственные, свойства вещей или явлений, с тем чтобы затем, соотнося, синтезируя данные, полученные в результате такого анализа, восстановить целостную картину действительности и объяснить ее.

Анализ, выделяющий внутренние, т. е. собственные, свойства вещи, связан с абстракцией от эффекта других воздействий на ту же вещь и того же воздействия на другие свойства этой вещи. Это – абстракция посредством выключения привходящих обстоятельств и определение выступающих при этом в чистом виде собственных свойств вещи. Такова позитивная познавательная задача абстракции и вообще абстрактного мышления.

Абстракция – это не только отвлечение от чего-то; она имеет не только негативный, но и положительный аспект, она что-то от чего-то отвлекает.

В научной абстракции отвлекаются от несущественных, привходящих обстоятельств и выделяют существенные определения изучаемых явлений.

Абстракция от привходящих, побочных, несущественных свойств и выделение основных, существенных – это две стороны единого процесса анализа.

Такая абстракция реально осуществляется в ходе исследования тем, что условия, от которых надо абстрагироваться, уравниваются, сохраняются константными; таким образом, эффект их воздействий выключается. Так, при установлении соотношения между давлением и объемом газа (закон Бойля – Мариотта) предполагается, что при изменении давления и объема газа его температура остается постоянной: отношения, выражаемые законом Бойля – Мариотта, – это изотермические отношения. Подобно этому, для того чтобы перейти от цены к стоимости, Маркс предполагает, что спрос и предложение равны; их роль, таким образом, исключается и открывается способ – посредством анализа отношений, складывающихся в процессе производства, отвлекаясь от отношений, возникающих в процессе обмена, вскрыть понятие стоимости в ее внутренних закономерностях. Абстракция, следовательно, менее всего заключается в субъективном акте негативного порядка – неучета, необращения внимания на те или иные обстоятельства; она состоит в выявлении того, какими выступают вещь, явление и их зависимость от других явлений, когда выключаются маскирующие или видоизменяющие их внешние обстоятельства. Собственные внутренние свойства вещи – это те, которые выступают в «чистом виде», когда выключается маскирующий их эффект всех привходящих обстоятельств, в которых они обычно бывают даны в восприятии. Эти собственные, внутренние свойства вещи в отличие от осложненной привходящими обстоятельствами формы их проявления на поверхности действительности и составляют то, что обычно на философском языке обозначают как «сущность», вещей, – их существенные свойства в их закономерных связях.

Раскрытие существенных, собственных, внутренних свойств вещи составляет естественную цель познания. В восприятии собственные, внутренние, существенные свойства вещей выступают лишь в специальных условиях и с некоторым приближением; обычно же в восприятии они маскируются, видоизменяются, перекрываются множеством привходящих обстоятельств и перекрещивающихся воздействий. Анализ, направленный на выделение существенных свойств явлений в их существенных, закономерных взаимосвязях и зависимостях, необходимо сопряжен с абстракцией от привходящих обстоятельств и случайных связей. Собственные свойства вещи в чистом виде, выступающие в абстракции от непосредственно, чувственно данного, могут быть определены лишь в отвлеченных понятиях. Так же как анализ, направленный на выделение существенных свойств явлений в их закономерных связях, ведет к абстракции, так в свою очередь научная абстракция сопряжена с анализом. Поскольку она извлекает из явлений существенное, отвлекаясь от несущественного, она необходимо ведет к обобщению.

Свойства, существенные для явлений определенного рода, тем самым оказываются общими для них. Поэтому мышление как нацеленное на познание собственных свойств вещей и явлений по необходимости переходит от ощущений и восприятий к абстрактным понятиям.

Когда в результате аналитической работы мышления вскрываются существенные, внутренние свойства вещи, зависимость между ними выступает как закон. Законы – это и есть внутренние зависимости, т. е. зависимости между внутренними свойствами вещей, явлений, процессов. Законы, т. е. внутренние зависимости, открываемые в ходе исследования, входят затем в самое определение вещей и явлений, как, например, законы Ньютона – в определение «изменения движения», закон Бойля – Мариотта – в определение «идеального газа» (см. дальше).

Как ни важна аналитическая работа мышления, расчленяющая данный в восприятии суммарный эффект различных еще не известных, не выделенных, не проанализированных взаимосвязей и взаимодействий, приводящая нас в сферу абстракции, она не исчерпывает задач познания. В конечном счете, нам нужно не уйти из окружающего нас непосредственно, чувственно данного мира в сферу абстракции, а понять, осмыслить, объяснить этот мир явлений, в котором мы живем и действуем.

Расчленив данный в восприятии суммарный эффект различных перекрещивающихся взаимодействий, необходимо затем мысленно восстановить этот итоговый эффект, исходя из тех компонентов, которые мы вычленили из него анализирующей, абстрагирующей работой мысли.

В неразрывной связи с аналитической деятельностью необходимо выступает деятельность синтетическая (см. с. 143). Проделывая тот же путь, что и анализ, но только в обратном направлении, синтез осуществляет двоякую работу и соответственно выступает в двух основных формах: 1) соотнося свойства и зависимости, выделенные анализом при абстракции из всех привходящих специальных обстоятельств, со все более специальными условиями, синтез, отправляясь от собственных внутренних свойств вещей, выводит все более специальные формы их проявления; 2) синтез не ограничивается прослеживанием специальных форм проявления одного и того же свойства; последовательно вводя и включая различные свойства и зависимости, которые были расчленены анализом, синтез соотносит их друг с другом.

В результате этой двойной мыслительной работы анализа и синтеза, снова с той или иной, все возрастающей мерой приближения, постепенно, шаг за шагом, звено за звеном мысленно восстанавливается исходная конкретность, но уже проанализированная в своем содержании.

Движение мысли, взятое в целом, проделывает, таким образом, путь от непроанализированной конкретной действительности, данной в непосредственном чувственном созерцании, к раскрытию ее законов в понятиях отвлеченной мысли и от них – к объяснению действительности, в условиях которой мы живем и действуем.

Движение познания совершает, следовательно, путь от созерцания к мышлению и от мышления к практике, к уже проанализированным и познанным явлениям, с которыми последняя непосредственно имеет дело.

В свою очередь практика играет существенную роль в процессе познания. Познание мира неотделимо от его изменения. Изменяя вещи, практика анализирует их и ведет, таким образом, к вычленению их существенных свойств.

В результате анализа эмпирических данных и синтеза данных анализа складывается теория, создается возможность теоретического познания эмпирических явлений. Именно таким путем анализа и абстракции создается теоретическая механика, теоретическая физика, теоретическая политическая экономия, вообще всякая теоретическая наука, всякое теоретическое познание.

Конкретное как цель познания определяет, в конечном счете, весь путь научного мышления, совершающегося через абстракцию.

Абстрактное – это то, через что познание необходимо проходит; конкретное – это то, к чему познание, в конечном счете, идет.

Нетрудно убедиться в том, что научное познание совершается именно таким образом. Так, например, в физике, отправляясь от эмпирических данных, различают недеформируемые твердые тела и тела деформируемые, т. е. такие, форма которых изменяется под действием приложенных к ним внешних сил; к этим последним относятся упругие тела, жидкости и газы.

Вообще говоря, сила, приложенная к любому телу, вызывает двойной эффект – движение тела и некоторую его деформацию. Для того чтобы исследовать каждый из этих процессов в чистом виде и вскрыть его закономерности, научный анализ членит их: понятие неизменно твердого тела позволяет выключить деформационный эффект приложения силы к какому-нибудь телу и, таким образом, изучить другой ее эффект – движение в его закономерностях. Под неизменяемым твердым телом разумеется, как известно, тело, которое удовлетворяет двум условиям: 1) точки его находятся на неизменном расстоянии друг от друга, 2) точку приложения силы, действующей на неизменяемое твердое тело, можно переносить в любую точку тела по прямой, на которой эта сила лежит, не изменяя ее действия [140] . Таким образом, в самом определении твердого тела: 1) фиксирована абстракция от другого эффекта приложенных к твердому телу сил помимо движения, а именно от деформации этого тела, и 2) сформулировано существенное условие, от которого зависит действие на твердое тело сил, вызывающих его движение. Используя это исходное условие, можно вывести основные положения механики твердого тела, касающиеся сложения сил, приложенных к твердому телу, теории моментов и пар сил, и на основе их сформулировать условие равновесия тела.

Для того чтобы все эти положения механики (статики и динамики) твердого тела имели точный смысл и определенное научное содержание, необходимо было совершить много дальше идущую абстракцию и предпослать механике твердого тела механику так называемой материальной точки. Под материальной точкой при этом разумеется тело, обладающее некоторой массой, положение которого, как и положение геометрической точки, может быть однозначно определено тремя координатами по отношению к избранной системе отсчета. Законы, полученные в условиях такой предельной абстракции, сводящей тело к материальной точке, затем распространяются на более конкретную сферу протяженного твердого тела. Только при такой абстракции, сводящей тело к точке и позволяющей пренебречь изменением его формы и вращение [141] , приобретает точный смысл понятие изменения равновесия и создается предпосылка для определения основного понятия силы, в которое входит «изменение равновесия»: действие силы выражается в изменении состояния равновесия или движения тела.

Точный смысл понятий изменения равновесия и движения определяется законами Ньютона – основными законами механики.

Здесь, как и в ряде других случаев, например при определении понятия «идеального газа» как газа, по отношению к которому строго действует закон Бойля – Мариотта, – определение какого-нибудь явления в соответствующем понятии и формулировка основной зависимости, которой это явление подчиняется, совершаются заодно: закон, которому данное явление подчиняется, включается в его определение . Так, в определении массы, которое в скрытом (имплицитном) виде есть уже у Галилея [142] , был, по существу, заключен закон импульса (второй закон механики). [143]

Таким именно образом наука и приходит к реализации положения, сформулированного еще Эйлером, согласно которому все «изменения, происходящие с телами, имеют свое основание в сущности и свойствах самих тел», т. е. все они подчиняются внутренним законам ( Alle Veranderungen, welche sich an den Korpern ereignen, mussen ihren Grund in dem Wesen und den Eigenschaften der Korper selbs ’ t haben ). [144]

Всякий строгий закон так называемой точной науки есть внутренний закон, выражающий существенные свойства самих вещей и явлений, выявляющихся в их взаимодействии с другими вещами (явлениями).

Этой последней формулой одновременно снимаются как механистические попытки объяснить явления непосредственным механическим воздействием (толчком) извне, так и идеалистические теории «самодвижения», которое якобы никак внешне не обусловлено.

Сущность вещи – это не что иное, как заключенное в ней самой основание всех изменений, с ней происходящих при взаимодействии с другими вещами. Таким образом, понятно, что наука идет к раскрытию законов путем анализа, вычленяющего абстракцией собственные свойства явлений из их зависимости от маскирующих их в непосредственном чувственном познании (восприятии), привходящих, сторонних обстоятельств и случайных связей. Результаты исследования, выявляющего законы явлений, по мере их раскрытия включаются в понятие об этих явлениях.