Текст книги "Новопотемкинские события"
Автор книги: Сергей Карамов
Жанры:
Юмористическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 4
Зомбиящик
Директор местной телекомпании «Наше зрение» Миловидов с самого начала рабочего дня был не в духе. Обычно добродушный и веселый Миловидов сегодня сидел, насупившись, сосредоточенно читая записку от мэра Горемыкова.
Это был среднего возраста человек с редкими светлыми волосами, зачесанными назад. Бледное лицо с рядом морщин, которые появлялись в последнее время все чаще, усталый взгляд, частые вздохи, отеки под глазами, нервная дрожь пальцев рук, частое употребление спиртных напитков на работе, – всё свидетельствовало о частых нервных срывах, переутомлении. Конечно, он мог бросить эту хорошо оплачиваемую, но такую беспокойную работу директора телекомпании, но тогда куда бы он пошел? Как известно, сейчас по профессии почти никто не работает, и наш Миловидов тоже не являлся исключением из общего правила. Ранее он окончил с большим трудом школу, поступил в один колледж, который бросил через месяц после поступления. Стал работать охранником в продуктовом магазине. Вспомнив свое увлечение музыкой, игру на гитаре, он вступил в группу «Авоськи», пытался зарабатывать на концертах. Знакомые посоветовали ему обратиться к директору телекомпании «Наше зрение», предварительно переговорив с этим директором, человеком уже пенсионного возраста и старой закалки. После той знаменательной встречи Миловидов был оформлен музыкальным ведущим телепрограммы «Музобозрение», причем, название своей будущей программы придумал сам Миловидов. Старый директор не удивлялся отсутствию у Миловидова музыкального образования, как и какого-либо другого, если не считать, конечно, школьного образования; он хотел помочь молодому человеку, пытавшемуся, как объяснил сам Миловидов на той встрече, найти свой путь в жизни, благо жизнь молодая только начиналась и поступить и окончить музыкальное или другое учебное заведение было совсем не поздно и даже очень нужно. Но потом, став ведущим на телеканале, Миловидов забыл свое обещание учиться дальше, стараясь лишь появляться в местной газете или ряде центральных журналов страны со своими цветными разнообразными фотографиями.
Знаете, уважаемый читатель, у некоторых личностей есть особенное увлечение, которое порой смахивает на некую душевную болезнь: появляться со своей цветной фотографией в журналах, газетах, в Интернете. Совсем не важно, кто ты, что из себя ты представляешь и что такого интересного в жизни совершил, создал или изобрел для человечества, – главное, что тебя, такого красивого и гламурненького, постоянно снимают, размещают фотографии в журналах, газетах, в эфире, говорят о тебе в эфире… И таким путем Миловидов добился некоего признания толпы, неизвестно, за что полюбившей его. Музыкальными талантами он совсем не обладал, как и хорошим знанием музыкальных групп и разных направлений в музыке; конечно, он знал ряд отечественных и зарубежных музыкальных групп, их названия, новые альбомы, но это был тот минимум, без которого Миловидов не смог бы работать музыкальным ведущим. Время текло быстро, старый директор часто болел, не выходя на работу, а наш Миловидов старался постоянно обсуждать в эфире необходимость появления молодых кадров на разных должностях, в том числе и на телеканале. Миловидов к тому же вступил в партию «Единое Новопотемкино», часто цитируя слова председателя партии Подпевалова о молодых кадрах, которые нужны стране.
В итоге всех интриг старого директора уволили, а Миловидова на удивление многим жителям Новопотемкино назначили новым директором телекомпании «Наше зрение». Да, уважаемый читатель, иногда получается, как в одном циничном выражении: «Или се ля вы, или се ля вас!»
Однако после первого месяца работы директором Миловидов понял, что доставшееся ему с таким трудом начальственное место отнюдь не путевка в санаторий или дом отдыха со всеми вытекающими отсюда последствиями и придется очень сильно попотеть и потрудиться, понервничать, чтобы удержать это место и не остаться снова без должности.
Он потерял свой прежний облик молодого супермена, покорявшего легко женские сердца и даря всем лучезарные улыбки, превратившись в усталого от жизни, вздыхающего мужчину средних лет с отеками под глазами…
– Опять им телевидение не угодило, – вслух произнес он, вздыхая.
Дело в том, что мэру Новопотемкино не понравилось, что его несколько дней подряд не показывали в местных новостях. Учитывая, что население славного города Новопотемкино почти не читало и не выписывало газет, кроме одного одного восьмидесятилетнего старика Ксенофонта Моисеевича, не говоря еще о сотрудниках спецслужб и прокуратуры, телевизор стал для жителей города самым главным источником новостей. Некоторые шутники Новопотемкино называли телевидение «зомбиящиком», тем самым предполагая, что некий невидимый и скрытый от взоров честных и наивных жителей города субъект транслирует всякие новостные и развлекательные программы с зашифрованным кодом вроде 25 кадра. Мой умный и дорогой читатель понимает, что таких шутников в городе было очень мало в сравнении с теми, кого некоторые ехидные политики называют «пиплс», то есть той основной массой горожан, кои смотрят вечером после работы телевизор лишь бы посмотреть что-то; этот «пиплс» привлекал сам процесс ежевечернего телепросмотра разных программ с постоянным переключением каналов, как и чтение, кстати, разных тонких книжечек ради прочтения чего попало, лишь бы не думать и только читать для развлечения…
Мэр Горемыков в своей секретной записке напоминал Миловидову, что следует рассказывать о деятельности мэра каждый день, а не только от случая к случаю.
Настроение Миловидова совсем уж испортилось, когда в двенадцать часов дня ему позвонил пресс-секретарь Горемыкова, которая представилась Анной.
– Да, а-а, это… директор Миловидов? – спросила Анна.
– Да, – вяло ответил Миловидов, думая, почему в последнее время и на телевидении, и даже в пресс-службе мэра не могут четко, грамотно говорить и правильно составлять фразы без всяких «а» и «э-э», не говорить косноязычно.
– Что случилось? – нервно произнес он, ожидая новой неприятности, которая, кстати, не заставила его долго ждать.
– А-а… дело в том… э-э… – протянула Анна, подбирая слова, говоря без бумажки, что было ей, как понял Миловидов, не привычно, – вас вызывают в Думу… а-а… для отчета о своей деятельности.
– Но я недавно был там, – удивился Миловидов, на что Анна только повторила прежние свои слова и положила трубку.
Через минут пять в кабинете Миловидова вновь раздался звонок.
Услышав знакомый голос депутата Подпевалова, Миловидов нервно дернул головой, а после напоминания о вызове в Думу совсем раскис, вяло ответив:
– А что случилось?
Подпевалов недовольно повторил, что Миловидову следует явиться в городскую Думу для отчета о своей деятельности.
– И побольше бы освещали нашу депутатскую деятельность! – добавил депутат.
– Но мы и так стараемся показывать думские заседания, – возразил Миловидов, только потом поняв, что нужно было промолчать.
Да-а, дорогой читатель, иногда хорошо-молчать и делать паузы, короткие или долгие, что не суть важно-важно иногда делать паузы, думая в критический момент, что сказать, вернее, как бы выкрутиться из той или иной скверной ситуации… Помните, как в театре, актеры держат паузу? Чем больше пауза, тем больше напряжение на сцене и в зрительном зале и тем интереснее, что потом скажет тот или иной актер… Но Миловидов ответил сгоряча, не подумав, что последует за этим.
– Что-о?.. Когда показывали и что показывали в эфире?.. Как наши депутаты зевают или ковыряют в носу?! Ты, кажется, член нашей партии или позабыл это?! – взревел Подпевалов, после чего Миловидов тихо отложил телефонную трубку на стол, так как гневный голос депутата слышно было даже на расстоянии.
– Алло, вы молчите? Будете снова нас показывать сонными и вялыми, да?!.. Алло! – продолжал нетерпеливо Подпевалов. – Алло, не слышно вас!
– Да, я – член… – ответил Миловидов, после чего неожиданно чихнул, делая паузу.
Однако здесь паузу делать Миловидову совсем не следовало, так как ответ получился не совсем корректный.
На другом конце трубки, как показалось бедному Миловидову, гремел гром и сверкали молнии. Подпевалов орал, стучал кулаком по столу.
– Ты чего там клоуна из себя изображаешь?!.. Член, не член!! – орал Подпевалов. – Зачем мы тебя в партию приняли?! Чтобы над нами смеялся и ничем нам не помогал?!
Короткая пауза.
Соберясь с духом, Миловидов взял в руки трубку, пытаясь ответить Подпевалову.
– Да, мы часто показываем депутатов, – пояснил он, – но кто же виноват, что ваши депутаты зевают, ковыряют в носу, спят или еще что-то там делают?
– Гм, а что значит ваша фраза «еще что-то там делают»? – гневно спросил Подпевалов.
– Можем мы ругать зеркало, если оно показывает нам наше лицо? – в свою очередь спросил Миловидов, собирая руки в кулаки. – И можно ли винить или ругать видеокамеру корреспондента, если он снимает депутатское заседание?
– Слушай, думаешь, ты не понимаешь, кто с тобой разговаривает?!
– Знаю, кто со мной говорит и кто мне тыкает…
– А если ты знаешь, то ответь: если даже депутаты зевают, кто-то от усталости просто зевнул, можно этот эпизод не показывать в эфире?
– Как?
– А просто вырезать!
После непродолжительной паузы Подпевалов попрощался и повесил трубку.
Надо сказать, мой дорогой читатель, что претензии в адрес телекомпании «Наше зрение» высказывались не в первый раз. Очень часто мэр или его замы звонили непосредственно Миловидову, сообщая о своем недовольстве после просмотра той или иной телепрограммы или после очередных теленовостей, на что Миловидов старался вежливо и спокойно отвечать, что учтет все замечания.
Неделю ранее по местному телеканалу был показан один сюжет, взбесивший мэра Горемыкова, о чем мы постараемся рассказать сейчас. Итак, двое корреспондентов телекомпании «Наше зрение» вышли на улицы Новопотемкино с целью опроса жителей города. Опрос этот был традиционным, очень часто корреспонденты спрашивали жителей города, задавая им различные вопросы по быту, политике, экономике, социальной жизни, не думая, что жители подчас не смогут отвечать на все вопросы. Причем, вопросы задавались разные, ответы жителей были невпопад, вялые или нечеткие, что, как ни странно, не беспокоило наших корреспондентов – они с чувством выполненного долга благодарили жителей, записывали их ответы или снимали все происходящее на камеру.
Ольга и Семен, молодые корреспонденты телекомпании вышли на улицу с видеокамерой. Оба они вступили недавно в молодежное движение «Свои», посещали часто собрания этого движения. Попросту говоря, члены движения «Свои» надеялись на будущую работу в мэрии, так как секретариат мэрии сулил им многие подобные перспективы, в том числе и будущую работу в мэрии, помощь в поступлении в институт, возможность обучения в институте бесплатно, а посему были всем довольны в Новопотемкино, особенно, его властью.
Корреспонденты остановили первого встречного, который оказался на беду их тем самым единственным жителем, который выписывал и читал разные газеты, – Ксенофонтом Моисеевичем, восьмидесятилетнем стариком.
Ксенофонт Моисеевич слыл в кругу друзей демократом, был членом партии «Правый фланг», несмотря на свои года, посещал все заседания этой партии.
Это был среднего роста старик с бледным лицом и редкими седыми волосами. В детстве он остался один, так как отца и мать расстреляли якобы вследствие их шпионской деятельности на ряд стран мира, а именно: США, Канаду, Англию, Францию, Испанию, Австралию, Новую Зеландию, Ирак и Иран, Сирию и остров Зеленого Мыса. Как рассказывала Кенофонту Моисеевичу его бабушка шепотом, боясь, что ее услышат соседи, отец на суде громко выкрикнул, что он нигде не был, никуда не выезжал ни в какие страны мира. А мать Ксенофонта еще тогда добавила, что их никуда не пускают, только можно путешествовать по нашей стране. Естественно, что отца и мать расстреляли в тот же день по приказу судебной тройки за шпионскую деятельность и прибавили еще к судебном протоколе фразу «за контрреволюционную деятельность». Один судья громко на суде выкрикнул, не сдержавшись:
– Расстрелять всех этих собак!
Бабушка, конечно, рассказала и об этом судье Ксенофонту, на что тот наивно спросил:
– Да какие же мои родители собаки?..
Поминая трагическую гибель родителей, бабушка Ксенофонта часто приговаривала тихим голосом, сидя рядом с ним:
– Да, Ксенофонт, иметь длинный язык сейчас очень опасно…
– Почему? – не понял наивный мальчик.
– А потому…
– Но ты мне не ответила! – возразил Ксенофонт, требовательно смотря на бабушку и ожидая четкого ответа.
Бабушка вздохнула и коротко ответила:
– Иметь длинный язык опасно; он хорошо смотрится лишь на обеденном столе…
Ксенофонт запомнил ироничные слова своей бабушки, только через несколько лет поняв их смысл. Он рано столкнулся в своей жизни с бойцами невидимого фронта, которые часто вызывали его на допросы, требуя сознаться в шпионской деятельности. Однако Ксенофонт был тверд в своих коротких ответах, утверждая, что сын за отца и мать не в ответе и он ничего не нарушал. Он рано познакомился с зарубежными голосами, стал читать правду между строк в советских газетах. Перестройку и последующие демократические годы он встретил восторженно, хотя понимал, что жить осталось совсем мало… Конечно, ему не нравилось, что снова сейчас считают некоторые демократические партии друзьями не нашего народа. Вот такого человека остановили молодые корреспонденты.
– Постойте, – попросил старика Семен, – можете ответить на вопросы нашего телеканала?
Ксенофонт Моисеевич остановился, глянул на Семена, после чего поинтересовался:
– А какие ко мне вопросы?
– Вопросы самые простые, – ответила Ольга, держа в руках блокнот и ручку, – как вы живете в нашем городе?
– М-да, снимать еще меня будете?
– Уже вас снимаем…
– И мои ответы попадут в эфир?
После положительного ответа молодых корреспондентов Ксенофонт Моисеевич усмехнулся, гордо подняв голову, и спросил в свою очередь их:
– А вы не знаете, как живут жители нашего города?
– Нет, знаем… – ответил Семен, но его перебила Ольга:
– Да, знаем, но у нас работа такая: задавать вопросы жителям города на разные темы, понимаете?
– Естественно, – ответил Ксенофонт Моисеевич, живший в одиночестве и радуясь такой счастливой возможности сказать, что думает.
– Как вас зовут?
– Ксенофонт Моисеевич.
– Так, хорошо… Вы живете вместе с женой или один?
– Нет, я живу один, а жена…
– Понятно, – быстро ответила Ольга, читая вопросы в блокноте, – как вы относитесь к наступившей стабильности?
Короткая пауза.
Ольга повторила свой вопрос, но старик не ответил ей.
– Вам нечего нам рассказать? – нашелся Семен, внимательно глядя на старика.
– Нет, мне есть что сказать и что ответить вам, молодым, – неспеша ответил Ксенофонт Моисеевич, – я не знаю, где обитает эта стабильность.
– Как? – одновременно произнесли оба корреспондента.
– Да, именно так, я не знаю и не вижу нигде этой стабильности… В более ранние годы говорили про застой, а не о стабильности, – признался Ксенофонт Моисеевич, – у нас, как я понимаю, мнимая стабильность в стране!
После паузы оба корреспондента посмотрели выразительно друг на друга.
– Знаете, когда есть чего веселого или радостного, то люди сами делятся, что-то друг другу рассказывают… – философски ответил Ксенофонт Моисеевич, вздыхая.
– Тогда, что в вашей жизни печального, чем вы хотели бы поделиться с нами?
Старик поднял голову, внимательно посмотрел на корреспондентов, после чего спросил с неподдельным интересом:
– Это вы по правде интересуетесь?
– Да, – машинально ответила Ольга.
– Тогда пишите и снимайте меня, – решительно произнес Ксенофонт Моисеевич, – пишите… Много у меня в жизни печального… Ремонт дома никто делать без денег не хочет. Вызывал слесарей и сантехников из жилищной конторы, они разводят руками.
– Что они не сделали?
– Да ничего не сделали, без денег сейчас никуда! – неожиданно очень грубо вырвалось у старика, и оба молодых корреспондента поняли, что его просто прорвало, как плотину, и сейчас понесется поток резких и крайне неприветливых слов в адрес властей города.
После паузы Ксенофонт Моисеевич продолжал:
– Пенсия маленькая у меня, знаете вы это? В стране, которая торгует газом и нефтью во многие страны мира, у нас, пенсионеров, пенсия около ста долларов.
– Гм, но сейчас нельзя упоминать иностранную валюту, только всё в рублях, – осторожно заметил Семен, не думая, что последует потом.
– Что-о?! – заорал Ксенофонт Моисеевич на всю улицу, после чего многие прохожие подошли к корреспондентам, заинтересовавшись беседой. – Что здесь я слышу?.. Мы же живем, кажется, в свободной стране, так? И я не могу упоминать слова «доллар, евро»? Как хочу, так и говорю!..
– Успокойтесь, – попыталась сказать Ольга, гладя старика по руке, но он не слышал уже ее слов, как и никого другого.
– Пенсия мала так, что смешно вообще о ней говорить!.. Цены каждый день растут!.. Бензин постоянно тоже дорожает! Какая-то реформа ЖКХ, которая в самом деле не видна, только о ней по телевизору постоянно нам говорят!.. Какая инфляция!.. Новый Жилищный Кодекс, по которому людей можно выкинуть на улицу! Капитального ремонта моего дома не было уже пятьдесят лет!
Семен понял, наконец, что нужно заканчивать съемку и отходить в сторону от разъяренного и обиженного жизнью старика, поэтому он поблагодарил Ксенофонта Моисеевича за интервью и попытался попрощаться с ним, но старик, взяв Семена за руку, не отпускал его.
– Вам всё понятно?!.. Или вы живете на Луне и ничего не знали, что происходит! А льготы, которые отняли у стариков?.. Вместо них нам всего четыреста рублей дали в месяц!
Рядом в толпе зевак появились пенсионеры, которые стали поддакивать Ксенофонту Моисеевичу.
– Да, какое безобразие! – кричала пожилая дама с бородавкой на носу, тыча своей большой сумкой в лицо Ольге, словно это она была виновата во всех горестях пенсионеров. – Цены постоянно растут, а они тут нас спрашивают: как вы живете?
– А наше телевидение, которое многие называют зомбиящиком? – продолжал раздраженно Ксенофонт Моисеевич, стоя рядом с корреспондентами и не давая им отойти от него.
– Спасибо за ваше мнение, – дипломатично молвила Ольга, пытаясь отойти от надоевшего старика.
Но Ксенофонт Моисеевич успел глянуть в камеру и крикнуть напоследок:
– Пока, сытые дети мнимой стабильности!
По какой-то странной случайности этот крамольный сюжет попал в эфир, после чего Миловидову сразу позвонил мэр Горемыков, перечисляя все знакомые в его памяти нецензурные слова.
Миловидов молчал, слушая брань и крик Горемыкова.
После звонка мэра через минут пять Миловидову позвонил Подпевалов, тоже крича и произнося разные все известные ему слова коммунальных квартир и улиц. Как отметил Миловидов потом, вспоминая оба разговора, если можно было назвать разговором или диалогом крики и оскорбления одного звонившего и молчание при этом слушавшего, что Горемыков более просвещен в знании нецензурных слова в отличие от Подпевалова.
Явивщись в городскую Думу, Миловидову показалось, что он попал в разбуженный пчелиный улей. Многие депутаты стучали кулаками по столам, другие пытались кричать что-то непонятное или нецензурное, третьи тыкали ему пальцами почти в нос, недовольно морща лбы.
– Я понял всё, уважаемые депутаты! – хладнокровно произнес Миловидов, выслушав все претензии депутатов к местному телевидению. – Будем чаще вас всех показывать, будем чаще освещать депутатскую деятельность.
Миловидов думал, что, сказав эту фразу, которая должна была быть, как он полагал завершающей в его речи, все прения закончатся, но он ошибался.
– А чего у вас показывают в эфире? – выкрикнул с места один депутат с покрасневшим лицом. – Один разврат, одни пошлые песенки каких-то подростков!
– Запретить пошлость! – выкрикнул другой депутат, стуча кулаком по столу.
Миловидов понял, что говорить и спорить с депутатами не стоит, только соглашался со всеми их претензиями.
После пребывания в Думе Миловидов зашел к Подпевалову в кабинет.
– Ну, каково в Думе? – спросил, посмеиваясь, Подпевалов Миловидова.
Вместо ответа Подпевалов услышал только вздохи Миловидова.
– Ладно, давай с тобой выпьем, забудем все старые обиды, – предложил Подпевалов, доставая из шкафа бутылку водки и стаканы.
– Выпьем, – согласился Миловидов, добавляя далее:
– Надо смеяться, тогда будет всё хорошо!
– Это как?
– Стараться жить весело и сметься, идя по жизни со смехом, – пояснил Миловидов.
Подпевалов скептически поглядел на собеседника, бросив в ответ:
– Чего—то сейчас ты не похож на смеющегося…
– Да, правильно, – кивнул головой Миловидов, – замотан работой, столько дел, одна нервотрепка, но надо пытаться жить и смеяться, тогда легче будет жить в нашей трудной жизни!
– Думаешь?
– Да. Как-то Демокрита спросили: «Как вы понимаете истину?» Тот ответил коротко: «Я смеюсь!»
– Демократ?
– Не Демократ, а Демокрит.
– Гм, это… а он кто? – не поняв Миловидова, спросил Подпевалов.
– Демокрит – известный древнегреческий философ.
– Думаешь?
– Да, не то, что я только так думаю, так всё человечество думает.
– Известный? – с сомнением в голосе спросил Подпевалов.
– Да.
– А я что-то о нем не слышал.
– Но все его знают.
– Думаешь? – снова задал тот же вопрос Подпевалов, чем вызвал смех Миловидова. – Чего смеешься?
– Я ж говорил, что по жизни нужно идти со смехом, – пытаясь унять смех, ответил Миловидов, – вот и смеюсь.
– Думаешь?.. Ладно, мы-то его знаем, этого Демокра… Демокрита, а другие ведь его не знают… – вяло протянул Подпевалов, – Демокрит, надо запомнить, потом блеснуть знанием…
Вот так и закончился визит Миловидова в городскую Думу. Когда он уходил от Подпевалова, услышал тихо сказанные слова председателя партии:
– Да, известный, а кто его знал?.. Древнегреческий, ишь каков!..
Правда, Миловидов не рассказал, как он сам узнал о философе Демокрите: угадывая кроссворд, наткнулся на неизвестную фамилию и спросил знакомого студента, учащегося философского факультета.