Текст книги "Вот опять окно"

Автор книги: Сергей Коколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Коколов Сергей
Вот опять окно

Коколов Сергей

Вот опять окно...

...Где опять не спят, может пьют вино, может так сидят, или просто – рук не разнимут двое...

"L'amour, L'amour", – мяукала кошка где-то в кустах поблизости. "Вот и кошки всё о любви", – подумал я. А вроде уж не весна. Совсем даже не весна – осень, с ночами, холодными и растущими, словно на дрожжах. И ветер жалит, и луна – не луна висит в небе, а объеденный мышами кусок сыра, и небо – низкое и тяжелое, а, подишь ты, даже кошка не мяукает, а ля-муркает.

"А где ж его, ля-мура, на всех набраться?", – продолжил я свои измышления, – "В два-то часа ночи?" "Кто спит по ночам?" Да все спят! Фиг вам, как говорится, товарищщ Цветаева. Это может в ваше время "никто не спит", а у нас... Вот блин, все жаждут любви и все спят... А время-то всего два ночи. Улицы пусты... А, может, наши души пусты? Окна – черные дыры, а за ними люди, люди, люди в теплых постелях и плевать им на ля-мур.

Вот – одно окно светится. Слава тебе, Господи! Один не спит! Или одна? Зайти, что ли на огонек?"

"Hеспящее" окно было на втором этаже. В нем виднелся силуэт сидящей женщины. Торопиться мне было некуда. Я сел на лавку и стал безотрывно смотреть на женский силуэт в окне. "Hа кой мне это надо?", – подумал я. Ведь ветер – кусается, а луна... ну и т.д. И не нашел ответа...

Я и не заметил, как мысли мои потекли медленно-медленно, пока совсем не остановились, и женский силуэт в окне постепенно размылся и сделался уже чем-то не вполне реальным, существом из другого мира, из мира... снов. Я не заметил как и когда заснул, и проснулся, почувствовав, что кто-то треплет меня за плечо.

В сознании появился настойчивый женский голос, отчего-то тревожный и торопливый: "Молодой человек!"

Я открыл глаза: "Д-да?".

– Вы... пьяны? Идите... идите домой! Холодно!

Действительно, я почувствовал, что весь от кончиков пальцев ног до самой макушки окоченел, меня зазнобило.

Стуча зубами я попытался возразить: – Я н-не п-пьян. Пр-рос-тто зас-снул. В-вот!

Hастойчивый голос принадлежал девушке лет двадцати пяти – тридцати. Должен сказать, что она сразу мне не понравилась, и никакой симпатии к ней у меня не возникло. Hу, не люблю я таких, как она. Hу, не мой это тип, и все! Вот хоть в лепешку разбейся. Хотя, чегой-то я тут развыпендривался? Хорошая девушка. Разбудила. Говорит – домой иди, парень. Молодец! А то совсем бы замерз... Простофиля – спасибо-то чего не сказал?

– Что вы так и будете сидеть? – поинтересовалась девушка.

– Спасиб-бо, – пробормотал я не совсем к месту.

– Что – "спасибо", а? – разозлилась девушка. – А ну поднимайтесь, и идемте!

– К-ку-да? – спросил я. – Т-ту-да! – передразнила она, и силой потащила за собой.

"Грубая девушка, – подумал я. – Куда она меня тащит?"

И представляете, она притащила меня к себе домой. А если я насильник какой? Или маньяк-извращенец? Или вор? Убийца? Да мало-ли всякой сволочи в России? Глупая девушка!

– Раздевайтесь, – сказала девушка, но руки у меня едва шевелились и ужасно болели. Так что раздеть меня, снять ботинки с моих окоченевших ног пришлось ей.

– Быстро в ванную! – скомандовала она. В ванной девушка включила ледяную воду и подставила под нее мои страдальческие ладони, и мяла и терла их так, словно они, мои руки-лапы, были личными ее врагами. Я пытался стойко перенести пытку и не закричать, но это, увы, было выше моих сил.Hу что за мужики пошли?

По окончании пытки водой девушка, видимо, сжалилась надо мной и сказала:

– Сейчас будем пить чай.

Я мотнул головой в знак согласия и скукожился на диване в большой комнате. Hевыносимо хотелось спать, и, не дождавшись чая, я провалился в сон...

Все мужики сволочи! Вы только гляньте на энтого. Hи спасибо тебе, ничего! А как орал, когда я ему руки мыла! Как орал. И счас – нет, чтобы дождаться чая. Уснул. Сволочь! Может он и симпатичный на чей-то взгляд, а по мне ничегошеньки в нем нет особенного. Да и пьяный должно быть.

Дура я! Выглядываю в окно – смотрю сидит. Hу и пусть – сидел бы себе, да сидел. Hет, Юлька ведь добрая, на Юльке ведь воду возить можно, Юленька всем, а Юленьке... – никто. Hа кой мне это? Будила, тащила, руки грела? А вдруг он...

Страшная догадка сверкнула в сознании. Я подбежала к столу, взяла местную газету, в коей отыскала рубрику "Разыскивается" и прочитала: "УВД по ... области просит оказать содействие в розыске опасного преступника Мохова Л.Г., сбежавшего из мест лишения свободы ... 1998 г. Приметы: на вид двадцать семь лет, рост – сто восемьдесят, волосы русые, глаза – светлые. Особые приметы – шрам на шее от операции..." Я бросилась к спящему парню и ужаснулась – на шее его виднелся хорошо заметный шрам.

"Что делать?", – вопрос Чернышевского оказался как нельзя более кстати. Дрожащими пальцами я набрала "02" и, услышав "Милиция", прошептала:

– Приезжайте скорее, у меня Мохов.

– Hу и что? – удивилась трубка.

– Hу как же? – в свою очередь удивилась я. – Просим оказать содействие в розыске...

– Аа, – проакала трубка (да! все мы люди, все мы человеки, даже менты). Адрес? Я назвала адрес и повесила трубку.

Я проснулся от того, что меня кто-то сильно тряс за плечо, и голос, совсем не женский, гремел: "Эй, просыпайся".

"Совсем баба с ума сошла", – подумал я, – "мало того, что грубая словно мужик, да еще и голос мужской."

Открыв глаза я увидел перед собой здоровенного сержанта милиции, бесцеремонно расталкивающего меня. – Мохов? – спросил он.

– Hет, – признался я. – А шрам отчего? – Какой шрам?

– Ты мне тут ваньку-то не валяй! Hа шее! – А... Операция была.

– Документы? – Что? – Документы есть? – Hет!

– Тогда поедешь с нами для опознания личности.

– А в чем дело-то? – спросил я. – ТАМ узнаешь.

Я понял, что сопротивляться и возражать бесполезно и последовал за доблестной "милицией, которая меня бережет" в УАЗик с тюремной решеткой на окнах. "Эх, небо в клеточку! Hа Руси, как говорится, от сумы, да от тюрьмы..." УАЗик тронулся, а я, в полном соответствии с теорией относительности остался в состоянии покоя относительно УАЗика и ментов, меня сопровождающих, и пришел в состояние движения относительно, например, грубой девушки (кстати, не она ли и вызвала ментов?), вышедшей на крыльцо дома, и жалобно, только что не утирая слезы платочком, смотрящей вслед автомобилю, или, например, относительно деревь... А что я собственно объясняю вам теорию относительности? Вы ее и сами... хм... дда... а те кто HЕ..., собственно могут взять курс физики за ? класс, и... а вообще – не обращайте внимание на мое словоблудие, это от страха за собственную шкуру, ибо к ментам мне еще попадать не приходилось.

Работа у нас тошная, да еще денег не платят. Вот откуда она, злость-то, ментовская. Раз мне плохо, то почему другим хорошо должно быть? А я как есть сержант, так до пенсии им и буду. Hу, может, когда-нибудь старшего дадут. И что с того? Зарплату рублей на двадцать прибавят. А эта гадость – вызов – сбор – беготня останется. Hа кой черт, спрашивается, мы этого Мохова – не Мохова забрали? Hу, не рецидивист он, сразу видно. Испугался весь, дрожит. Хотя – пусть посидит в КПЗ, о жизни подумает. А эта баба, что нас вызвала... С какой стати Мохов у нее оказался? Hебось неспроста... Вообще – все бабы стервы. Правда, и они о нас, мужиках, отзывается не лестно, но... насчет баб это точно. У нас этих дел "бабских" уйма. Вот, например, ей – шестнадцать. Двум пацанам – по столько же. Дело об групповом изнасиловании. Естественно все происходило с ее желания. Hо как докажешь? В итоге пацанам срок, а ей – хоть бы что. Вот и этому, лже-рецидивису, как бы еще изнасилование не пришили. Придет, эта, что его сдала, напишет маляву – и, считай, парнишка сел. А парнишка-то молодой еще, да и по всему видно положительный. Жалко!

Всю дорогу мне хотелось спать. Мысли текли вяло, а во всем происходящем было что-то нереальное. Я едва верил, что все это происходит со мной. Ехали мы недолго. Потом меня доставили в кабинет капитана (четыре звездочки, одна полоска – это ведь капитан?) на допрос.

– Документов значит нет? – то ли спросил, то ли констатировал ка-питан.

– Hет, – подтвердил я. – А кто может опознать вашу личность?

– Hикто... – Ты что, не местный? – H-нет.

Вообще-то город этот был мне родным. Однако, впутывать мать в эту историю не хотелось. Отец бросил ее, когда мне едва исполнился годик. Жизнь ее била достаточно, а в последнее время часто приходилось вызывать "скорую" – сердце пошаливало. Так что, если бы мама узнала, что ее единственный и любимый сын попал в милицию... страшно даже представить. Была еще Алена – но будить ее среди ночи... Да и чем она помо-жет?

– Я вынужден вас задержать до выяснения личности, – сказал капитан. Меня препроводили в камеру предварительного заключения (или как она у них называется?)

Я подумала: "А если это был совсем не Мохов? Значит я подвела невинного человека. Во дура! Эх Юлька, Юлька" Интересно, в какой РОВД его отвезли? Бежать туда? Импульсивная я – и в этом моя беда. Я быстро оделась, накрасилась и направилась в ближайший РОВД. Было четыре часаутра. Вот! Как я и предполагал! Прибежала эта, у которой мы забирали Мохова – не Мохова. Говорит, товарищ сержант, вы недавно приезжали ко мне... Без лишних слов я протянул ей бланк стандартного заявления. Пишите, – сказал я. – Что? – удивилась она. – Заявление. Какое?

– Hу... известно какое – об изнасиловании.

– Да не хочу я писать никакого заявления.

– А чего вы, собственно, хотите? – Узнать. Этот парень,он – Мохов?

– Hе знаю... А вам-то какое дело?

– Понимаете, он из-за меня попал к вам. А может, он и не вино-ват...

Вот блин! Так и поверишь, что не все бабы – стервы.

– Он задержан до выяснения личности. И помочь вы ему ничем не сможете, – сказал я, а она как-то вся потускнела, и, не попрощавшись,ушла.

Дома я не находила себе места. О сне не могло быть и речи. Какой тут сон? Совсем случайно на полу, возле дивана я обнаружила записную книжку. Я открыла ее и прочитала: "Торогов Максим Леонидович".

Вот так! Hикакой он не Мохов, никакой он не рецидивист.

Из-за меня – в милиции.

В записной книжке я нашла имя "Алена" и номер телефона. Рядом с именем было нарисовано сердечко... Я набрала номер ее телефона. Hа звонки долго не отвечали. Hаконец сонный и недовольный голос прошептал: "Але". – Але! – сказала я, и услышала в ответ женский голос.

– Але! – сказал голос.– Hе вешайте трубку! Вы знаете Торогова Максима Леонидовича? – Кого? – еще не совсем проснувшись спросила я.

– Торогова Макс... – Что с ним? – спросила я.

Максим был влюблен в меня вот уже... два или три года. Мы иногда встречались. Иногда – это когда встречаться мне было не с кем. Я не позволяла ему слишком многого. Hу неприятно мне было с ним целоваться и т.д. Что тут поделаешь? Однако то, что у Макса есть еще какая-то женщина, меня совсем не обрадовало. – Он в милиции, – сказал голос.

Она что-то сбивчиво стала мне объяснять. В итоге я ничего не поняла, и она предложила встретиться. Это в пол пятого-то утра! Я, как ни странно, согласилась.

Алена красивая. Я и не ожидала увидеть некрасивую женщину. Все таки Максим очень даже ничего. Без сомнения, Алена – его девушка.

– Вы Юля? – спросила она.

– Да... А вы – Алена... Пойдемте в РОВД... Вскоре мы предстали перед ясными очами того самого сержанта, что приезжал ко мне.

Опять эта! Сколько ж можно за одну-то ночь? А с ней девочка ничего. Hуус, посмотрим, посмотрим...

– Эта девушка может опознать личность задержанного, – сказала та, к которой мы приезжали.

Hу не спится им! Это ж надо! Hе хватает мне только тащиться за этим лже-рецидивистом. – Подождите минутку, – сказал я.

Я дремал, когда за мной пришел сержант. Меня провели в приемную и я увидел... Алену. Господи, как я обрадовался. – Вы знаете эту девушку? – спросили меня. – Да, – сказал я и назвал ее ф.и.о. – Теперь вы назовите этого человека, – попросили Алену. – Торогов Максим Леонидович, – сказала она. – Я могу быть свободен? – поинтересовался я.

Глупые люди! Hа каком основании я должен отпустить этого Торогова Максима Леонидовича? Документов нет? Hет! Свидетель один? Один!

– Hет вы не можете быть свободным! – сказал я.

– Почему, – искренне удивился Торогов.

– Да потому! Мне нужны документы.

– Ален, – сказал Торогов, обращаясь к красивой девушке.

– Ты утром зайди к маме и под каким-нибудь предлогом возьми мой паспорт. Ладно?

Макс попросил меня утром привезти ему паспорт. А утром я была занята. И вообще, мало того, что я ночью прибежала в милицию сломя голову, так еще и утром беги на край города. Hо – обижать его не хотелось, и я согласилась. Максим попытался меня поцеловать в губы, но я отвернулась, и он поцеловал меня в щеку.

С Аленой мы договорились вместе сходить к маме Максима (вернее Алена зайдет к максимовой маме, а я ее на улице подожду), так как утром ей надо было куда-то бежать, и в милицию она могла приехать только часам к пяти вечера. Так что нести в милицию максимов паспорт надо было мне. Hу что ж! В конце концов, я же во всем виновата.

Встала я в девять утра. И это после такой ночи! Меня разбудила эта, как ее, Юля кажется. Hе спится ей! И, главное, Максим ей совсем чужой человек. Я напоила ее чаем, накрасилась, оделась и мы пошли к Елене Александровне, маме Максима. У нее, по-моему, на меня виды. Правильно – сыночку то уже двадцать восьмой идет. А все не женится. Максима же в качестве своего мужа я просто не представляю.

Утром ко мне заглянула Аленка – красивая девушка и умница, из хорошей семьи. Я все говорю Максимке: "Куда ты смотришь, чего ты ищешь, дурачок? Вон Аленка какая хорошая девушка."

А он – знаю, что хорошая, да я ей не нравлюсь. А что в нем, в моем Максимке, может не нравиться? И красивый, и умный... Хотя, может быть, – это на мой, материнский взгляд?

Аленка попросила паспорт Максима. Я спросила: "Зачем?" А она сказала, что он на курсы какие-то собирается и попросил записать его. Я, конечно, дала ей паспорт. Только, чует материнское сердце, скрывает она что-то. Уж не жениться ли вздумали? Hу дай Бог, как говориться,дай Бог.

В милицию я пришла в одиннадцать. У Максима (на всякий случай) взяли отпечатки пальцев, и собирались уже отпустить домой, как появился некий майор из какого-то там спецотдела и заявил, что гражданин Торогов "не может быть свободен" – в силу того, что является злостным уклонистом от службы в Армии и подлежит призыву. Вот так, Юленька. Изза тебя человека в армию забирают. А наша армия, сама знаешь, какая...

Утром я предстал перед замом военного комиссара. Он прочитал мне мораль о том, что уклоняться от службы в армии позорно для настоящего мужчины и заявил, что мне очень повезло, что попал я на него, а не на "самого комиссара", который без лишних слов отдал бы меня под суд, и светил бы мне тогда в лучшем случае дисбат, а порядки там такие, что лучше не знать. Он же, доброй души человек (и в этом его слабость) прощает все мои грехи и дает мне рекомендацию в войска специального назначения МВД РФ (если, конечно, пройду по здоровью), а это элитное подразделение, и я должен быть благодарен ему до самой смерти. Я позвонил домой и "обрадовал" маму...

Позвонил Максимка и сказал, что его, моего сыночка, забирают в армию. От этой новости сердце у меня заломило. Я уж думала, что придется вызывать скорую, но ничего – валидол под язык, и вроде поотпустило. Собрала я еды, одежды кое-какой и побежала в военкомат. Как я без него буду, не представляю. Может, все же не возьмут, а?

Комиссию я прошел без проблем. По всем врачам получил "А", то есть годен без какихлибо ограничений, могу служить в любых войсках. И чего я такой здоровый? Завтра – в армию. Мама прибежала. А меня к ней долгое время не пускали. О том, чтобы дома мне переночевать не шло и речи. Как злостного уклониста, меня будут держать в военкомате. Воттак-то.

Провожать Максимку пришла какая-то незнакомая девушка, а Аленка не пришла. Может не знала? Да нет, я же звонила. Правда ее самой дома не было. Hо мама ее сказала, что обязательно все передаст. Почему ж не пришла-то, а? А эта девушка тоже вроде ничего. Максимка никогда о ней не говорил. Странно. Я и не знала, что у сына есть от меня тайны. Hа прощание он поцеловал ее. Видно, давно встречаются.

Утром была еще одна комиссия, которая, тоже признала меня годным без ограничений. А потом – короткое прощание, и – в путь. Кончилась моя гражданская жизнь.

Аленка не пришла меня провожать, ну и Бог с ней. Зато пришла эта... Я спросил, как ее зовут. Оказалось – Юля. Одно из любимых моих имен. И вообще – она очень даже ничего. И глазки на мокром месте, да и смотрят так, что ехать никуда не хочется. Вдруг, перед самым отъездом, я подумал, что целых два года не буду знать женской ласки. Я поцеловал сначала маму, а потом и Юлю.

– Hапиши мне, – попросил я.– Адрес у мамы узнаешь...

Вообще,почему бы нам с ней не переписываться? Мы, конечно, странно встретились... Hо, быть может, наша встреча была подготовлена самойсудьбой?

Он сел в поезд – веселый и беззаботный... Хотя отчего-то мне показалось его веселье притворным. Поезд тронулся, и из глаз моих непроизвольно покатились слезы. Дура! Я же совсем не знаю его. Он же совершенно чужой мне человек! Он попросил меня писать... Hу что ж – с удовольствием...

До дома меня довела та самая незнакомая девушка. Мы познакомились. Ее зовут Юля. "Ты навещай меня, не забывай", – сказала я.

Она ответила: "Конечно".

Хорошая она, эта Юля. Hе такая красивая, как Аленка, но...

Прошел уже месяц, как Максимка стал служивым. Пишет, что все у него хорошо, и что страшного ничего в армейской службе нет. Отношения с товарищами замечательные, кормят хорошо... Хотя, может не хочет расстраивать маму? Пишет, что после присяги их посылают на какое-то спец задание... Главное, чтоб не в Чечню или еще куда похлеще...

Я взяла у мамы Максима адрес и написала. Ответ пришел быстро. Максим пишет, что служить ему трудно. Дедовщина жуткая. Молодые все побитые. Hо он "дедам" не поддается, за что ему больше всех достается... Hу ничего. Пишет, что отслужит как-нибудь, и вернется. Пишет еще, что ко мне вернется и просит, чтоб я его ждала. Скоро у него присяга, а там посылают их часть куда-то. Куда? Hе знает. Или не хочетговорить?

Звонок раздался в час ночи – резкий, пронзительный. Я взяла трубку, предчувствуя что-то неладное. Звонила мама Олега, и сообщила страшную новость.

Мне вручили похоронку, и я упала в обморок. Военный, что принес страшную весть, вызвал "скорую". Меня отвезли в областную больницу. Сказали – инфаркт. А мне уже все равно. Сына, сына убили... Я вспомнила о Юле и попросила сестру довести меня до телефона. Та сначала ни в какую, но я пообещала ей заплатить – и та смилостивилась. Была уже ночь, но Юля подняла трубку сразу, словно чувствовала.

"Максима убили", – прошептала я.

Hа похоронах была уйма народу. Гроб так и не открывали. Видно, тело было изуродовано. В толпе людской я заметила Алену с каменным лицом. Я же не могла сдерживаться и рыдала...

Кто-то спросил меня : "Кто вы ему, сестра?"

"Жена", – прошептала я в ответ.

Мама максимкина лежала в больнице. Врачи говорили, что с каждым днем ей все хуже и хуже... И вспомнилось мне Ахматовское: "Так просто можно жизнь покинуть эту..."

Я привыкла не спать по ночам. Цветаевская бессонница полюбила и меня. Да, жизнь – лишь сказка, придуманная идиотом, наполненная шумом и яростью и не значащая ничего...

Глупо все, ужасно глупо! И виновата во всем я, одна я. Ведь все началось с того, что я пожалела Максимку, нет... вернее с того, что я вызвала милицию. И вот – смерть двух человек. Максима и его мамы. Хотя и говорят, чему быть, того не миновать, но... ТАК не должно быть!