Текст книги "Короли комедии - Гликерия Богданова-Чеснокова"

Автор книги: Сергей Капков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Была в биографии Богдановой-Чесноковой и роль хозяйки борделя – мадам Кати в совсем не известной кинокомедии производства Одесской студии "Беспризорный миллион". Говорят, очень забавная лента. В ней снимались Николай Трофимов, Борис Сичкин, Татьяна Пельтцер, Михаил Водяной, Александр Ширвиндт.

Из общего числа киногероинь Богдановой-Чесноковой выбивается разве что старая казачка в "Донской повести". Единственная серьезная работа комедийной актрисы в кино, хотя и эпизодическая.

Гликерия Васильевна очень часто отказывалась от съемок. Когда в ее жизни появилось кино, она уже тяжело болела. Выезжать куда-то из Ленинграда актриса не могла, а на студию приходила если только ради эпизода. Когда звонила старинная подруга Надежда Кошеверова, Гликерия Васильевна сразу начинала сватать ей подруг:

– Возьми Лизку Уварову! Она сейчас не снимается, ей тяжело, одиноко...

– Уварову я уже пригласила на другую роль. Мне нужна ты!

– Тогда Таню Пельтцер позови, она тоже темпераментная.

– Лика, ну появись хотя бы в эпизоде! Потряси носом!

– Опять этот нос!..

Иногда Гликерия Васильевна сдавалась и баловала зрителей своими мимолетными появлениями. Как в случае с фильмом "Звезда экрана", снятом по оперетте Андрея Эшпая "Нет меня счастливее". В сценическом варианте Богданова-Чеснокова играла Даму с собачкой, на эту же роль ее пригласили и в кино. Но съемки проходили в Ялте, что Гликерию Васильевну совершенно не устраивало. "Если не вы, то никто не будет играть эту роль!" – заявил постановщик Владимир Гориккер и пообещал, что озвучивать

ее будет другая актриса, а фонограмму песни Богдановой-Чесноковой уже взяли из фондов радио. "Но в кино же все работают еле-еле! – сетовала Гликерия Васильевна. – Сначала ждут солнца, потом ждут, когда дядя Вася выйдет из запоя, потом ломается камера. А актриса готова! Актриса вышла снимайте!"

На переговоры отправился Михаил Пуговкин и вернулся с победой. Специально для Богдановой-Чесноковой забронировали одноместное купе с туалетом и умывальником, а на съемках ей ни минуты не пришлось ждать ни оператора, ни "дядю Васю". Вся группа подстраивалась под нее.

Это не были капризы, это было медленное увядание. С 50-х годов операции следовали одна за другой.

"У вас не желудок, а завод по переработке камней, – говорили врачи. Если бы вы поменьше двигались, было бы намного лучше. И уж тем более вам противопоказаны любые танцы!"

"А что я буду делать на сцене? Люди пришли смотреть на Богданову-Чеснокову, а я выйду, посижу, пошучу и уйду?"

Ей можно было питаться только морковкой, а она обожала кремовый рожок. Гликерия Васильевна покупала его у "Елисеева" на Невском проспекте украдкой от врача, опекавшего ее. Елена Сергеевна Васмут была дочерью знаменитого петербургского доктора, лечившего всю семью Богдановых. Он умер в блокаду, и с тех пор Елена Сергеевна сроднилась с такой же одинокой Гликерией Васильевной. Когда здоровье актрисы стало ухудшаться катастрофически, Елена Сергеевна взяла всю заботу о ней на себя – готовила диетическое питание, очищала организм, делала уколы, хлопотала по хозяйству. Она подарила Богдановой-Чесноковой еще почти тридцать лет жизни.

Между тем актрису мучили ужасные боли, камни разрывали все внутренности. После очередной операции Гликерия Васильевна складывала их в коробочки из-под леденцов и показывала близким. По городу пошел слух, что Богданова-Чеснокова умирает.

В 1970 году она упала на сцене, и ее увезли на "Скорой" прямо на операционный стол. Великий хирург Алехин совершил чудо. Он удалил остатки желудка, заменив его на искусственный. Эта операция стала вторым рождением для Гликерии Васильевны. Но теперь ей надо было питаться по часам, и специально для этого в спектакли вводили мизансцены с продуктами. Актриса доставала из кармана апельсин и тихонечко его чистила в углу сцены. И действие останавливалось – зрители смотрели только на нее и начинали хохотать в предвкушении какой-нибудь умопомрачительной репризы. Партнеры терялись. А Богданова-Чеснокова всего лишь чистила апельсин...

Когда Гликерия Васильевна выписывалась из больницы, то попросила всех соседей по палате подойти к окну. А на улице, на глазах у всех, сделала шикарный батман. И это было для нее – для актрисы, и для них – безнадежно больных, символом жизни

В том же году ей, наконец, присвоили звание народной артистки, хотя городские чиновники ворчали, что "она уже не перспективна". Из-за подобных слухов многие ходили на Богданову-Чеснокову, как в последний раз.

Сама же она сплетни ненавидела. Категорически отказывалась обсуждать любые слухи.

* * *

"Позвонила мне тут одна наша актриса и с возмущением говорит:

– Гликерия Васильевна, вы знаете, что Романов (в 70-е годы первый секретарь Ленинградского обкома КПСС.– Авт.) устроил свадьбу своей дочери в Зимнем дворце и побил всю царскую посуду?!

А мне это так интересно слушать! Я ей:

– Милочка, не может этого быть!

– Почему?

– Да потому что он коммунист!

Та сразу трубку – бах! Перепугалась. Ну не хотела я на эту тему говорить, и все".

* * *

Внук Юрий пытался научить ее реагировать на подлости окружающих, твердил, что вещи надо называть своими именами... "Зачем тебе это нужно? То, что он дурак, его не исправишь. Его мама таким родила, его советская власть не перевоспитала. Что ты будешь с ним мучиться?"

Юрий появился в ее жизни в середине 60-х. Он воспитывался в семье Васильчиковых и долго не подозревал, кто его настоящая бабушка. Узнал случайно. И написал письмо от имени поклонника. В конверт вложил фотографию, на которой он сидел на коленях у деда. Подпись гласила: народный артист СССР Д.Ф.Васильчиков с внуком Юрой Правиковым.

А потом он оставил семью и предстал пред очами Гликерии Васильевны.

"Как? Митин внук?!"

В Юрии для нее сошлось все: и Митя (как кровный дед), и Сеня (такой же субтильный и ироничный), и рано утраченная любовь, и так и не создавшаяся семья. Они разговаривали часами, гуляли по городу, ходили в гости. Слухов о молодом любовнике Богдановой-Чесноковой моментально распространились по всему городу. А Гликерия Васильевна и не опровергала их: пусть болтают что угодно. Она никому ничего не скажет. Теперь у нее есть человек, которому она открыла все свои тайны и рассказала всю свою жизнь...

"Три бриллианта на моем обручальном кольце – это три слезы. Три моих духовных мужа: Митя, Сеня... и ты"... Духовное супружество было высшим критерием отношений для нее.

Юрий прожил у Гликерии Васильевны четыре года. Надо было возвращаться в Москву, где его ждала работа, нереализованные проекты. К тому же Елена Сергеевна провела с ним воспитательную беседу: "Бабка слишком к тебе привязалась. Нельзя ее волновать в таком возрасте..."

Чуть ли не каждый день Юрий получал письма из Ленинграда. Гликерия Васильевна писала на салфетках, фантиках, обрывках газет – на всем, что попадалось под руку, когда ее начинали переполнять чувства и хотелось закричать, как ей одиноко и тоскливо без него. А когда Юрий приезжал, она расцветала: делала прическу, а в глазах появлялись озорные огоньки. "Гликерия Васильевна, в чем дело? У вас роман? Расскажите!" – начинали приставать молодые актрисы в гримерке. Гликерия Васильевна загадочно улыбалась и отшучивалась. Никто ничего так и не узнал.

Иногда им удавалось отдохнуть вместе, и один такой отдых запомнился Юрию Борисовичу в мельчайших деталях навсегда.

Это было на базе отдыха космонавтов "Солнечная поляна" под Звенигородом, где Гликерия Васильевна жила в перерывах между съемками в картине "Финист – Ясный сокол". Гостиница представляла собой девятиэтажную башню с громадным рестораном, кинозалом, спортзалом, танцзалом, библиотекой, зимним садом и бассейном. Номера – настоящие квартиры. В ресторане Богданова-Чеснокова оказалась за одним столиком с семьей всесоюзно известного космонавта, чей сын вел себя как поросенок. Мальчик постоянно что-то разбрызгивал, проливал и крошил. И на глазах актрисы уронил на пол кусок хлеба. Гликерия Васильевна изменилась в лице: "Ваш ребенок уронил хлеб". В ответ услышала: "Не беспокойтесь, ничего страшного". Тогда актриса встала из-за стола, наклонилась, подняла упавший кусок и поинтересовалась: "Вы не будете его есть? Можно я его возьму?" – и на улице покрошила хлеб птицам.

На следующий вечер в санаторий привезли новый фильм Леонида Быкова "В бой идут одни старики". Богданова-Чеснокова должна была в нем сниматься, играть возлюбленную старого механика Макарыча (артист Алексей Смирнов), но вновь оказалась в больнице. В картину вошел эпизод, когда "поющая эскадрилья" устраивает вечер отдыха в деревенской хате, где один из летчиков предлагает старенькой хозяйке станцевать. Это все, что осталось от замысла Быкова ввести в сюжет еще одну женскую роль, без Богдановой-Чесноковой он не видел в ней смысла.

Так вот, когда картину привезли в дом отдыха космонавтов, к Гликерии Васильевне обратились с просьбой выступить перед сеансом. Актриса была знакома и с Быковым, и со Смирновым, любила их обоих, поэтому и согласилась. Но, выйдя вечером к зрителям, она не стала рассказывать о кино. Она говорила о блокадном хлебе, о цене хлеба, как маленький кусочек мог спасти жизнь, рассказала, как погибла ее семья и как умирали тысячи ленинградцев. И речь ее не была лекцией. Гликерия Васильевна говорила от души, как человек, переживший все это. Она вспомнила знаменитый блокадный спектакль "Раскинулось море широко" Всеволода Вишневского на музыку Климентия Минца, во время которого голодные актеры умирали за кулисами, и даже спела куплеты из этой ленинградской постановки.

А наутро Гликерию Васильевну ждал сюрприз. Когда она вошла в ресторан, все отдыхающие молча встали. Вроде как дошло...

Но актриса не знала, куда ей деваться в сложившейся обстановке. Она ни в коем случае не хотела, чтобы ее слова восприняли как укор. "Сюда я больше не приду", – шепнула она Юрию, и тот снял комнату у администратора гостиницы в поселке для техперсонала.

Гликерия Богданова-Чеснокова не хотела стареть, ее раздражал возраст. В театре музкомедии были две женские гримерки на четырех человек – народных и заслуженных, и одна огромная – для молодежи. Богданова-Чеснокова категорично заявила: "Буду сидеть только с девчонками. Мне с ними удобно, они с юмором. И вообще, я молодая, красивая женщина! Не понимаю, почему мне в трамвае старухи место уступают?!"

Когда она выходила на дорогу и выбрасывала вперед руку, моментально около нее останавливались сразу несколько машин. Одна такая поездка закончилась забавным приключением. Гликерия Васильевна отправилась в театр в сопровождении Юрия и "поймала" правительственную "Чайку". Водитель всю дорогу рассыпался в комплиментах и неожиданно остановился около кулинарии на площади Искусств, в нескольких метрах от Театра музкомедии. Извинившись, он скрылся за дверьми магазина, а Гликерия Васильевна вдруг спросила внука: "Юрочка, а ты умеешь водить? Нет? Ну, это же очень просто!" Она перебралась на водительское место, включила зажигание, нажала на газ, и машина медленно тронулась. Юрий сидел ни жив, ни мертв, а Гликерия Васильевна радостно воскликнула: "Вон наши!" У входа в театр стояли несколько артистов во главе с самим Янетом. "Чайка" затормозила прямо у них перед носом. Богданова-Чеснокова лихо выскочила и сообщила ошалевшим коллегам: "Вот, Юра мне машину купил!"

Когда звезды оперетты скрылись в здании театра, Юрий увидел бегущего шофера. В руках – коробка конфет и две бутылки шампанского, на лице испуг. "Извините! Простите, ради Бога! – запричитал он. – Неужели я не поставил на тормоз? Как же это я?!" После того, как Юрий успокоил его и пояснил, что Гликерия Васильевна неожиданно решила вспомнить свой подвиг на Ладоге, шофер попросил билеты на вечерний спектакль. А на поклонах актрисе преподнесли конфеты и шампанское с надписью "Лучшему водителю Ленинграда".

В последние годы Богданова-Чеснокова приходила на спектакль за два часа до начала, гримировалась, одевалась и ложилась на диван. Постепенно гримерка заполнялась, актрисы искоса бросали на Гликерию Васильевну испуганные взгляды и шептали: "Никакая!" После третьего звонка по радиосвязи объявляли пятиминутную готовность, и Богданова-Чеснокова "воскресала". Откуда бралась эта уверенность в себе? Куда девалась слабость и отступала болезнь? Актриса шла на сцену. Чтобы заменить ее или отменить спектакль, не было и речи. Только служение Богу и профессии.

В самом начале 1983 года Гликерии Васильевне сделали последнюю операцию. Удачно. Но умудрились застудить нерв. Последствия не заставили себя долго ждать. В феврале Юрию позвонила Елена Сергеевна: "Она никого не узнает".

Юрий приехал в Ленинград и сразу примчался в больницу. Гликерия Васильевна спала. Он взял ее за руку.

"Ой, а я тебя только что видела во сне!"

Елена Сергеевна от неожиданности раскрыла рот, а потом заплакала. Актриса тут же попыталась встать:

"Где мое зеркало?"

Она спросила обо всех, поинтересовалась новостями, вспомнила о встрече с Дмитрием Федоровичем, а затем заговорила о любимом Сене:

"Он принес мне ландыши... Встал на одно колено. Я его спросила: "Что это ты?" А он в ответ: "Я прошу тебя разделить со мной все, что у меня осталось". Не поняла... Что разделить? "Я прошу твоей руки", – он вынул из кармана коробочку, извлек оттуда браслет и надел мне на руку... А я и не представляла никого другого рядом с собой!"

Неожиданно вошел врач: "Девушка! А вы мне сегодня нравитесь!" Но это было лишь временное прозрение. Гликерия Васильевна "вернулась" ненадолго. Когда Юрий и Елена Сергеевна пришли из магазина, она сказала внуку: "Не приходи больше ко мне. Запомни меня сейчас. А лучше такой, какой я была раньше..."

В следующий раз Юрий увидел ее за два дня до смерти. Гликерия Васильевна уже не реагировала ни на что. Но когда внук погладил ее по руке, она приоткрыла глаза и прошептала:

"Помни..."

Юрий Борисович помнит все. Он бережно хранит память о своей великой бабушке, редко кого допуская до семейных реликвий. Не разбрасывает родовые тайны всевозможным бульварным изданиям. Хотя... кто сейчас интересуется наследием Гликерии Богдановой-Чесноковой? Кому известны имена Григория Ярона, Владимира Володина, Анатолия Королькевича, Елены Савицкой выдающихся, неповторимых комиков оперетты? В Санкт-Петербурге нет не только общего театрального музея, но даже отдельного музея при Театре музыкальной комедии. В память о Богдановой-Чесноковой остался лишь единственный портрет в холле.

Есть еще пластинка, давно ставшая раритетом. Есть несколько записей в фондах радио, доступных одной-двум радиостанциям. И нет ни одной книги, посвященной творчеству удивительной актрисы. Образ ее – сценический и жизненный – остался лишь в воспоминаниях современников.

Хвала кинематографистам, запечатлевшим Богданову-Чеснокову на пленке! Пусть немного, пусть не по таланту, но сохранившим частичку того, что сделала актриса в искусстве. Эти фильмы популярны, они будут смотреться еще много лет. А значит, Гликерия Васильевна насмешит еще не одно поколение поклонников хорошей комедии.