Текст книги "Полундра"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Видел этого олуха в морской форме? – внезапно поднимая голову, спросил Баташев.

Человек со шрамом только кивнул и широко улыбнулся, обнаружив ряд золотых зубов.

– Капитан второго ранга Николай Мартьянов, бывший командир гидрографического судна... – задумчиво произнес Баташев. – Пасти его по полной программе!

– Уже пасем, адмирал, – отозвался страшный собеседник. – Сашка-литер пошел за ним...

– Пошли еще двоих ему в помощь, – распорядился Баташев. – Чтобы я знал все про него: где был, с кем встречался, о чем разговаривал!..

– Будет сделано, адмирал...

– И еще... – Баташев сумрачно уставился в одну точку невидящими глазами. – Этот олух набирает команду на гидрографическое судно... Гражданское, не военное, понимаешь? Сделай так, чтобы кто-нибудь из наших ребят также попал в команду этого судна. Кем угодно, хоть юнгой. Я люблю получать информацию из первых рук.

– Будет сделано, адмирал, – снова повторил мужчина с рассеченной бровью.

– Объяви ребятам, что в ближайшие дни вылетаем в Мурманск, – продолжал Баташев. И видя вытянувшееся было лицо своего собеседника, добавил жестко: – Вылетаем все! И никаких отговорок, понятно?

– Какой разговор, адмирал! – несколько растерянно пробормотал человек.

– Сегодня же вечером пошли кого-нибудь в Мурманск. Лучше даже, если сам поедешь, – продолжал Баташев. – Надо снять там на мое имя рыболовецкую шхуну... Да пусть смотрит, чтобы исправная была: корпус нормальный, двигатель. Черт его знает, сколько нам в море придется болтаться...

– Как прикажешь, адмирал, – снова проговорил мужчина с рассеченной бровью.

– Шхуна под твою ответственность, – продолжал Баташев. – Арендуешь дрянь какую-нибудь, случится с тобой несчастье...

Сказав это, он снова погрузился в задумчивость, а мужчина с рассеченной бровью смотрел на своего хозяина, и удивленное выражение не сходило с его лица.

ГЛАВА 15

На студеном, открытом всем ветрам побережье Баренцева моря часто случается, что и в июне дуют сильнейшие порывистые ветра и хлещет холодный дождь. В один из таких дней даже в защищенной от штормовых ветров бухте небольшого приморского городка накатывавшиеся друг на друга волны покрывались барашками белой пены, с силой ударяясь в бетонный дебаркадер набережной, отчего стоявшее у причала гражданской части порта гидрографическое судно тяжело поднималось и опускалось, время от времени с грохотом ударяясь в обвешанную старыми резиновыми автопокрышками бетонную стену пирса.

Однако более безжалостен был штормовой ветер к людям, стоявшим на берегу и провожавшим гидрографическое судно в его первое плавание в новом качестве гражданского корабля. Порывы ветра трепали плащи и куртки, в которые провожающие тщетно кутались, швыряли прямо в лицо пригоршни дождевой воды вперемешку с соленой морской, больно хлестали холодными дождевыми каплями по лицу.

– Да, не лучшую погоду выбрал Мартьянов для выхода в море, – пробормотал себе под нос капитан первого ранга Митрофаныч – комендант флотской гауптвахты, в числе прочих пришедший проводить гидрографическое судно в поход. – Здесь, в бухте, и то вон какая качка. Надо думать, что там, в открытом море...

– Ну, так у нас не Карибское море, а Баренцево, – возразил ему отставной каплей Назаров, стоявший рядом и печально смотревший на медленно колыхавшееся возле причала судно. – А в Баренцевом море зимой весной и осенью постоянно штормит. Тут уж не подгадаешь.

Вид у старого моряка был еще более болезненный, чем два месяца назад: лицо еще больше пожелтело, тело распухло. Каплей Назаров стоял, опираясь на костыль; от порывов ветра его грузная фигура заметно покачивалась из стороны в сторону и, казалось, вот-вот рухнет. Непонятно было, как он вообще сумел добраться от дома до причала.

– Тебе лучше знать, – отозвался комендант, стараясь не глядеть на своего старого друга. – Хоть ты и на подлодке плавал...

– Думаешь, с подлодки поверхности моря никогда не видно? – сурово возразил ему каплей, яростно сжимая в руке костыль. – Бывает, шторм и подлодку как следует потреплет...

На это Митрофаныч только кивнул, не став спорить.

Всего этого буйства погоды, казалось, не замечал высокий, богатырского сложения моряк, одетый в обычную рыбацкую зюйдвестку, который стоял на палубе гидрографического судна. Цепко ухватившись за поручень, он не сводил глаз с берега, где в это время на дороге, ведущей из жилых кварталов городка к причалу, показалась закутанная в непромокаемый плащ фигура молодой девушки. Она быстро пробиралась к причалу. Время от времени порывы ветра сдували у нее с головы капюшон, и тогда взору моряка открывалась белокурая девичья головка. В следующее мгновение девушка старалась поскорее надвинуть капюшон обратно на лицо, защитить его от потоков холодной воды.

Когда она достаточно приблизилась к гидрографическому судну и, переждав очередной порыв ветра, подняла голову и стала высматривать кого-то на палубе, стоявший там моряк вдруг резким движением кинулся к трапу, стремительно сбежал на берег и направился ей навстречу.

– Пришла все-таки? – сказал Полундра, приблизившись к девушке. – А я думал, так и уйду в это плавание, не попрощавшись с тобой.

– Сергей, – тихо проговорила девушка. – Это последний раз, когда мы с тобой встречаемся. И только потому, что Бориса в городке нет. Я ему обещала...

Полундра нахмурился, попытался заглянуть в глаза Наташе, но та старательно прятала от него свое лицо.

– Вот, значит, как, – криво улыбаясь, сказал Полундра. – Прощаемся, так сказать, навсегда...

На это девушка ничего не ответила, только еще больше потупилась.

– Это правда, что ты за него замуж выходишь? – вдруг спросил Полундра, сжимая ее руку.

От этих слов она вздрогнула. Подняв на него глаза, мгновение смотрела пристально, потом кивнула и потупилась, так и не сказав ни слова.

– Тогда зачем сюда пришла? – неожиданно воскликнул Полундра, отталкивая от себя руку девушки. – У тебя теперь есть жених, вот и ходи к нему. Зачем ты пришла меня провожать? Думаешь, доставила мне этим большое удовольствие?

– Не надо так, Сережа! – взмолилась девушка. – Я тебе говорила, что не люблю никого, кроме тебя. И замуж за Бориса выхожу только ради отца, поверь мне! Если Борис не поможет, мой отец умрет!

Полундра молча кивнул, нахмурился. Казалось, он уже жалел о своей внезапной вспышке гнева.

– И где он теперь, этот твой жених? – спросил Полундра. – В больнице лежит, долечивается?

– Нет, из больницы его уже выписали, – поспешила объяснить девушка. – Гипс с него сняли, все нормально. Он, правда, слаб пока что очень. И рука все-таки побаливает. Он в Мурманске остался, какие-то дела там надо сделать...

– Свадьбу готовить? – Полундра снова горько усмехнулся.

Девушка чуть вздрогнула, потом молча кивнула головой.

– Значит, вы уже подали заявление? – спросил старлей.

– Нет еще... Скоро я еду к нему в Мурманск, тогда...

Они оба немного помолчали.

– Ну что ж, с предстоящим счастливым событием тебя, – не без едкой иронии в голосе сказал Полундра. – Лично поприсутствовать на этом торжестве, к сожалению, не смогу, потому что ухожу в море... Но от всей души желаю счастья. Быть может, ты в конце концов права, – сказал он серьезнее. – С ним и его деньгами ты будешь счастливее, чем со мной, нищим мореманом. Который к тому же месяцами не бывает дома.

– Не надо так, Сережа! – возразила девушка. – Ты же знаешь...

Она не договорила. В этот момент сирена на гидрографическом судне взвыла оглушительно и протяжно. Стремительно оглянувшись, Полундра увидел, что вся команда судна собралась на верхней палубе, а кавторанг и мичман отчаянно машут ему руками, призывая вернуться на родное судно, с которого уже готовились убрать трап.

– Ладно, прощай! – сказал Полундра, торопливо оборачиваясь к белокурой девушке. – Прости, если был груб...

Он взял было ее за плечи, хотел притянуть к себе, но в следующий момент покачал головой и отпустил. Бросился к своему судну.

– Прощай, Сережка! – покрывая вой сирены, крикнула ему вслед девушка. – Я буду ждать тебя... Хоть год, хоть десять, хоть сто лет! Слышишь? Буду ждать!..

Последние слова ее потонули в реве сирен и общем шуме голосов – стоя на пирсе, каждый провожающий махал руками и кричал что-то свое. Полундра, услышав все-таки последние ее слова, оглянулся, посмотрел на нее удивленно, потом не выдержал, подбежал, схватил белокурую девушку в свои объятия, крепко сжал и прижался губами к ее губам. Корабельная сирена снова взвыла оглушительно и протяжно. Полундра с трудом оторвался от девушки и со всех ног кинулся к своему кораблю.

Трап все-таки успели убрать, и матросы на берегу уже размотали швартовы. Под воздействием качки судно стало само собой отходить от берега, но Полундру, казалось, это ничуть не смутило. Могучим прыжком он перескочил через бушующую водяную бездну, отделявшую бетонную стену причала от борта судна, уцепился за леерные канаты с внешней стороны борта, без малейшего усилия подтянулся на руках и в одно мгновение с ловкостью циркового акробата перемахнул через довольно высокий борт гидрографического судна. Оказавшись на палубе, Полундра оглянулся: белокурая девушка с округлившимися от ужаса глазами стояла на том же самом месте и смотрела ему вслед. Между тем кавторанг скомандовал «право на борт малым ходом», дизельные двигатели в утробе судна глухо зарокотали, и корабль, не без усилий преодолевая носовую качку, медленно развернулся и направился прочь от берега – навстречу ожидавшим его неведомым опасностям и приключениям.

ГЛАВА 16

Дворец бракосочетания города Мурманска представлял собой недавно выстроенное в стиле модерн здание из стекла и бетона, где серость и обыденность очертаний, свойственные советскому административному стилю в архитектуре, соединились со всевозможными наворотами и изысками – квадратными колоннами, балкончиками, окнами с сиреневыми стеклами и фонарями, которые делали вид этого здания отменно безобразным, однако вполне гармонировали с его назначением.

Работники Дворца бракосочетания были люди ушлые и с первого взгляда по подъехавшей к ним парочке смогли определить, с кем имеют дело. Или это была приодевшаяся ради торжественного случая будущая семейка нищих интеллигентиков, вбухнувших в свадьбу все свои сбережения ради того, чтобы хоть раз в жизни выглядеть солидно, или по-настоящему серьезные, обеспеченные люди. С первыми работники Дворца бракосочетания особенно не церемонились, наскоро выполняя свои обязанности. Со вторыми были отменно любезны, всячески старались услужить, продемонстрировать свое умение оказывать почет и уважение.

По тому, как приняли работники Дворца бракосочетания коммерсанта Бориса Старикова, явившегося вместе с гражданкой Натальей Назаровой подать заявление о вступлении в брак, было ясно, что Бориса Старикова они считают клиентом очень солидным и обеспеченным. Работники Дворца выскочили на улицу навстречу лимузину, в котором прибыл бизнесмен со своей невестой. И это, несмотря на моросивший холодный северный дождь. Потом они провели их внутрь Дворца, в просторном холле усадили на мягкие кресла и предложили оформить все документы раньше двух других пар, имевших несчастье притащиться в ЗАГС. Ожидание же того момента, когда будут готовы все необходимые для подписи документы, работники Дворца бракосочетания предложили скрасить чашкой кофе.

Выбор господина коммерсанта они сочли на редкость удачным, потому что гражданка Назарова отличалась удивительной даже для богатой красавицами северной земли красотой: именно такая девушка должна была, по мнению работников Дворца бракосочетания, украшать личную жизнь такого солидного и обеспеченного господина, как Борис Стариков.

Их только немного удивляло то, что, пока жених с самодовольным видом подписывал свою часть заявления о вступлении в брак, невеста смотрела на всех какими-то жалостливыми, испуганным глазами, будто и не радовалась подвалившему ей счастью. И когда пришел ее черед подписывать документ, плечи девушки вдруг задрожали, и слезы брызнули у нее из глаз. Она поспешно вскочила и бросилась вон из зала. Так что ее жениху потребовалось срочно вскочить и побежать за ней следом. Он настиг девушку у самой двери, не стесняясь присутствия посторонних, схватил за руку, так что та тихо вскрикнула, силой потащил ее обратно к столу и, усадив на стул, пододвинул листы бумаги и ручку. Тогда только белокурая девушка торопливо черкнула свое имя там, где ей указали. Крупные прозрачные слезы катились у нее по щекам.

Такое поведение невесты коммерсанта удивило даже видавших виды работников Дворца бракосочетания. Им, не раз оформлявшим браки солиднейших людей города Мурманска, прежде случалось наблюдать на лицах роскошных, ярко накрашенных невест только самодовольство и блаженное предвкушение радостей счастливой семейной жизни. На какое-то время они даже испугались, что произойдет скандал. Им, как людям достаточно солидным и респектабельным, скандалы в их заведении, всякие нелепые слухи о насильственной выдаче замуж были совершенно ни к чему. Так что работники Дворца бракосочетания вздохнули с облегчением, когда белокурая девушка безропотно подписала все предложенные ей документы, а нечаянно капнувшую было на лист бумаги слезу из ее глаз аккуратно накрыли промокашкой. Еще большее облегчение работники Дворца испытали, узнав, что многоуважаемый господин Стариков не собирается оставаться с друзьями во Дворце, чтобы отметить «помолвку», что он вообще ничего не собирается пить. С довольно хмурым и разочарованным, несмотря на благополучно подписанное заявление, видом коммерсант объявил, что они все – он, невеста, свидетели – немедленно покидают Дворец, потому что у них на сегодня запланирована еще куча дел. Работники Дворца с дежурными приветливыми улыбками на лицах проводили дорогих клиентов до самых дверей, однако выходить под холодный дождь теперь не стали, наказав приходить через два месяца, когда истечет определенный законом срок.

Усевшись в лимузин коммерсанта, девушка изо всех сил постаралась сдержать душившие ее слезы. Но Борис, казалось, и не смотрел на нее, не на шутку раздосадованный ее поведением во Дворце.

– Ладно, хватит, поплакали, и будет! – сердито проговорил он. – На вот, держи!

Нехотя обернувшись, девушка увидела, что Борис протягивает ей кредитную карточку.

– Здесь двадцать тысяч баксов, – объяснил он. – Видишь, «American express», в любой стране мира найдешь банкомат, получишь с нее любую часть суммы. Можешь считать, что это тебе мой свадебный подарок. А вот это, – он вытащил откуда-то два больших конверта, – загранпаспорта, визы, билеты до Осло. На тебя и твоего папика...

– Спасибо, Борис, – едва слышно проговорила девушка, принимая из его рук деньги и документы.

– Что, только спасибо? – криво усмехнулся Стариков. – Ты бы хоть поцеловала меня в благодарность. Мне рассказывали, что ты этому своему медведю на шею бросилась, когда прощалась с ним перед отплытием!

Наталья Назарова посмотрела на него испуганно, но, ничего не сказав, робко потупилась. Цинично усмехнувшись, коммерсант отвернулся.

– Боря, я не просила тебя обо всем этом: Осло, загранпаспорта, самолет, – тихо заговорила девушка. – Я просила оплатить операцию в московской клинике...

– В московской клинике работают одни недоумки! – оборачиваясь, со злостью возразил коммерсант. – Они такие заболевания толком и лечить-то не умеют. А эта клиника в Осло принадлежит Североатлантической ассоциации ветеранов-подводников, они специализируются на болезнях как раз таких, как у твоего папика, понимаешь ты это? Там у них японское оборудование, великолепные специалисты, каких в Москве нет и быть не может. Оно и стоит, конечно, дороже, особенно с перелетом и проживанием. Но зато ведь и вылечат хорошо. Видишь: мне для твоего отца ничего не жалко, никаких денег. А ты меня в благодарность даже поцеловать отказываешься!

Дрожь отвращения пробежала по лицу девушки.

– Не сейчас, Боря, – взмолилась она. – Потом! Потом я дам тебе все, что ты попросишь! Честное слово!

– Когда потом? – недоверчиво спросил Стариков. – После свадьбы, что ли?

Наташа тяжело вздохнула и выдавила из себя:

– Да...

– Ну ладно, – с хмурым видом кивнул коммерсант, чувствуя, что большего от своей невесты теперь ему все равно не добиться. – Кстати, сколько это ваше лечение там продлится? Когда вы возвращаться собираетесь?

– Нам врачи сказали, что это займет где-то полтора месяца, – поспешила объяснить девушка. – Только полтора месяца! Неужели тебе будет так трудно подождать?

– Да уж, полтора месяца! – Стариков иронически скривил губы. – Через полтора месяца подойдет срок нашей свадьбы. И через полтора месяца я буду богат, намного богаче, чем сейчас. Если только этот мореман меня не надует. Но ничего. – Стариков самодовольно усмехнулся. – Пусть только попробует меня надуть! Я до него доберусь. В случае чего, я ему такое устрою, что он меня по гроб жизни матерными словами поминать будет. И тебе, – он повернулся к девушке, – не поздоровится, вот только попробуй меня надурить. Никакой Полундра тебе не поможет!

Борис Стариков завел мотор своего лимузина и стал выворачивать с парковки возле Дворца бракосочетания. Ему и в самом деле давно уже пора было отправляться по важнейшим делам.

ГЛАВА 17

Форштевень гидрографического судна мерно резал свинцово-серые, гонимые ветром волны; над ним распростерлось столь же свинцово-серое небо – низкое, словно нависшее над самой головой. Вокруг гидрографического судна царил один только серый цвет и не было ни малейшего цветного пятнышка, на котором глаз мог бы остановиться, отдохнуть от этого бесконечного серого однообразия.

Норвежское море находится значительно западнее Баренцева и, следовательно, ближе к согревающему всю Западную Европу Гольфстриму. Однако на деле Норвежское море ненамного теплее и гостеприимнее Баренцева. Если ледяной ветер не налетает бешеными порывами, не свистит, не завывает в снастях судна, не раскачивает безжалостно из стороны в сторону, грозя сломать его радиомачту, а море лишь слегка колышется, идет ровная, не выше полуметра волна – значит, считают моряки-североморцы, сегодня им повезло, стоит хорошая погода. Лучшая в северных морях бывает редко, лучшей можно не дождаться и за целое лето.

Полундра, широко расставив ноги, стоял на мостике возле ходовой рубки своего судна и, машинально прислушиваясь к равномерному шуму работы двигателей, внимательно смотрел в морскую даль – туда, где сливались в одну непроницаемую дымку серое море и свинцовые тучи над ним. Вдруг вдалеке на поверхности моря его глаза заметили какой-то странный объект, словно выросший из воды слева по борту. Поднеся к глазам морской бинокль, Полундра долго с недоумением рассматривал странные, ни на что не похожие груды ржавого закопченного металла, которые непонятно каким образом высились посреди бескрайнего моря.

Кавторанг Мартьянов, также находившийся на капитанском мостике, заметив интерес своего подчиненного, усмехнулся и подошел ближе.

– То, на что ты смотришь, норвежская буровая платформа, – сообщил он не отрывавшему глаз от бинокля Полундре. – Месяц назад там авария была – пожар, разлив нефти. Теперь вот пожар потушили, нефть убрали, нефтяников увезли на берег...

– А платформа осталась?

– Платформу тоже собираются отбуксировывать и демонтировать, – отозвался кавторанг. – Там повреждения слишком серьезные, восстановлению она не подлежит. Удивительно, как она вообще не затонула до сих пор.

– «Гринпис» из-за нее шум поднял? – догадался Полундра.

– Ну а то кто же! – Мартьянов усмехнулся. – Если бы не «Гринпис», эта куча ржавого металлолома так до скончания века посреди моря и торчала бы. И откуда только эти субчики информацию добывают о том, что происходит в море и на суше? Ощущение такое, будто у них своя агентурная сеть так налажена, что против нее наша контрразведка отдыхает...

– Если деньги есть, какую угодно информацию можно получить, – с сумрачным видом отозвался Полундра. – Тем более что про эту аварию на платформе наверняка сообщали по телевизору.

Кавторанг ничего не сказал в ответ. Некоторое время они оба молча следили за тем, как медленно расплываются очертания разрушенной нефтедобывающей платформы вдали, в сером сумраке.

– Слышь, командир, у меня к тебе просьба будет, – вдруг сказал Полундра.

– Ну?.. – мгновенно насторожился тот.

– Слышь, командир, измени курс на три румба норд-вест, зайдем в одно место...

– Какое еще место?

– Мне дядя Саша рассказывал... Ну, каплей Назаров... – Полундра смущенно мялся. – Тут неподалеку – квадрат, где затонула К-31, погиб мой отец.

– Я знаю этот квадрат, – спокойно возразил Мартьянов. – До него полчаса ходу.

– И что?

– А то! – Кавторанг пытался за раздражением скрыть свою неуверенность. – За солярку, которую мы на это дело потратим, за простой, за опоздание к месту назначения ты из своего кармана заплатишь? С меня мой хозяин все строго спрашивает, сполна отчет требует!

Несколько мгновений Полундра изумленно смотрел на своего командира.

– Там, в этом квадрате, мой отец погиб! – глухо произнес он. – По старой морской традиции... Венок на воду возложить.

– Сейчас спустим на воду шлюпку, сходишь туда, бросишь! – сердито отозвался Мартьянов. – Потом догонишь нас...

– Я один? – Казалось, Полундра никак не может прийти в себя от удивления.

– А почему нет? – делано рассмеявшись, воскликнул кавторанг. – Ты боевой пловец, морской спецназовец, должен уметь в одиночку ориентироваться в океане! Врубись же ты, наконец! – воскликнул Мартьянов. – Мы больше не на военном флоте, не можем швыряться ресурсами направо и налево! Теперь за каждый литр истраченного горючего хозяин с меня спросит...

– Вот именно! – спокойно произнес, подходя к ним, мичман Пирютин. – Мы больше не военные моряки, и кодекс чести для нас уже ничего не значит! Извини, капитан! Литр солярки, конечно, важнее памяти отца.

– Не смей называть меня капитаном! – бешено вращая глазами, крикнул Мартьянов. – Я морской офицер!

– Был! – насмешливо сказал мичман. – Был, да весь вышел. Остался только капитан селедкиного флота!

– Морской офицер должен чтить традиции Военно-морского флота! – глухо угрожающе произнес Полундра.

Побагровев от едва сдерживаемого гнева, бывший кавторанг с тревогой огляделся вокруг. За их ссорой наблюдали другие члены команды – спецназовцы, сослуживцы кавторанга по гидрографическому судну. Но ни одного сочувствующего лица Мартьянов не заметил вокруг себя. Напротив, все смотрели мрачно, выжидающе, недоверчиво.

– Ладно, черт с вами! – крикнул наконец он, с досады сплевывая на палубу. – Идем в этот квадрат! И пусть мой фирмач хоть сдохнет от злости! Эй, у штурвала! – картинно крикнул кавторанг в сторону ходовой рубки. – Взять три румба право на борт, курс норд-вест!

Гидрографическое судно тут же качнулось и стало послушно выполнять маневр. Видя, что окружающие его лица тем не менее продолжают хмуриться, кавторанг Мартьянов, как бы оправдываясь, добавил:

– Слушайте, я тоже чту морские традиции! И память наших соотечественников, погибших в этом квадрате на подводной лодке, для меня так же священна, как и для вас. Но вы сами посудите...

Однако моряки стали расходиться по своим делам, никто из них больше не смотрел в сторону своего капитана.

* * *

Тяжелые волны лениво плещутся за бортом; пронизывающий ледяной ветер гонит над самой водой низкие сизые тучи, треплет полы рыбацких штормовок, ерошит волосы на обнаженных в знак траура головах моряков. Можно бесконечно долго вглядываться в ртутно-серую поверхность океана, представляя себе, как где-то там, в глубине, на песчаном, покрытом илом морском дне покоится затопленный корпус подводной лодки К-31. Как зеленеет вокруг него толща воды, как плавают в ней рыбы, кипит морская подводная жизнь. Но в затопленных отсеках подводной лодки царят тишина и покой. Эта лодка – братская могила десятков храбрых моряков-подводников, нашедших свою гибель здесь, в этих холодных ртутных водах Норвежского моря. Могила, которую так надежно прячет океан, коварный и страшный. Он хранит в своих глубинах тайну гибели не одной тысячи моряков.

Лучше не пытаться представить себе то, что думали, чувствовали в последние минуты своей жизни те, кто сейчас спит вечным сном внутри затопленного корпуса подводной лодки. Не стоит рисовать в воображении, как из-за аварии один за другим стали выходить из строя системы жизнеобеспечения подлодки, как проникала внутрь ее прочного корпуса забортная вода, под напором хлестала сквозь прочнейшие, казалось бы, перегородки. Как смертельный ужас охватывал каждого находившегося на терпящем бедствие судне, как исчезала, гасла надежда на спасение и сменялась леденящей уверенностью в неотвратимости, неизбежности гибели, когда начинаешь завидовать своим товарищам, погибшим мгновенно: они не успели понять, почувствовать, что им конец. Нет, лучше не думать обо всем этом!

И тем более надо стараться не думать о том, что один из покоящихся внутри затопленной подлодки был тем, кто дал жизнь тебе, кого ты сам почти не знал и не помнишь теперь, но кто стал для тебя самым дорогим, близким и любимым человеком. Лучше не думать о том, что это широкое, немного обветренное, часто колючее, обросшее щетиной лицо, сильные, но добрые руки теперь находятся там, навсегда остались прочно запаянными в корпус затонувшей подводной лодки.

Те, кто остался там, на глубине, ничего не узнают о тех, кто скорбит о них на берегу. Они не услышат, как гремит из динамиков небольшого гидрографического судна торжественно и печально государственный гимн, не увидят, как мерно колышется на мутно-серых, ртутных волнах венок из алых тюльпанов. Тот, кто бросил на воду эти тюльпаны, стоит и скорбно смотрит, как гонимые волной цветы медленно отдаляются от борта гидрографического судна, и верит, что море донесет и опустит их точно на то место, где покоится корпус затонувшего подводного судна.

* * *

Кавторанг деликатно кашлянул, облокачиваясь на поручни рядом с продолжавшим неотрывно смотреть на серую поверхность моря Полундрой, вздохнул печально, виновато.

– Ты, старлей, извини, – заговорил наконец он. – Был я неправ, когда отказал поначалу тебе... Совсем чокнулся я на берегу из-за этих денег, траншей, фрахтов, контрактов. Какие, к черту, деньги! Бегаешь, суетишься ради них, на всякие большие и маленькие подлости идешь. А что толку? Чем все это кончится? Все равно же будем лежать и гнить в земле, равные перед богом и людьми. Верно я говорю, старлей?

Полундра, которому теперь больше всего хотелось, чтобы его оставили одного со своей скорбью, ничего не ответил, а продолжал как зачарованный смотреть на воду.

– Вот видишь! – поняв молчание своего подчиненного как знак согласия, продолжал Мартьянов. – Вот здесь, в море, самая достойная кончина для нашего брата моряка! Самая чистая и прекрасная! Не то что за этими погаными деньгами гоняться. Деньги, сколько бы их у тебя ни было, от смерти все равно не спасут. Правда ведь?

Полундра и теперь ничего не ответил, но глядел на море, машинально ероша свои и без того растрепанные ветром вихрастые волосы.

– Ты не сердись на меня, слышь, Полундра, – снова заговорил кавторанг. – Память отцов наших надо, конечно, чтить, в этом ты прав. Не покупается она и не продается, эта память, и ни в долларах, ни в рублях не измеряется...

Полундра, словно очнувшись от сна, вдруг распрямился, повернулся к кавторангу. Глаза старлея были печальны, сумрачны, но сухи.

– Ну и что теперь, командир? – сказал он. – Какие у тебя планы дальше?

– Дальше планы идти в тот квадрат, – радуясь, что старлей оторвался от своих дум, ответил кавторанг. – Времени вообще-то у нас и правда не так уж много. Точного места поисковых работ мы не знаем, предполагаемый квадрат, где находится объект, достаточно обширен. А лето на северных морях, сам знаешь, короткое...

– А что это за объект поиска, можно у тебя спросить? – Полундра нетерпеливо заглянул в глаза кавторангу. – Или тебе по-прежнему ничего не известно?

– Мой фирмач приказал прочесывать дно на предмет наличия каких-нибудь аномалий, – немного замявшись, ответил Мартьянов. – Короче, мы ищем какой-то большой затонувший корабль. А зачем и что с ним будем делать дальше, этого он мне пока не объяснил. Ничего, сынок, все нормально! – Кавторанг ободряюще улыбнулся, хлопнул Полундру по богатырскому плечу. – Узнаем в свое время. Наше дело этот объект найти и деньги за свою работу получить. Верно, старлей?

В этот момент гидрографическое судно дало протяжный тоскливый гудок, после чего все сочли траурную церемонию завершенной и надели свои фуражки. Кавторанг направился в ходовую рубку, на ходу отдавая какие-то приказания. Через мгновение гидрографическое судно снова загудело дизелями, стало разворачиваться, одновременно набирая ход. Его путь лежал теперь на юго-восток – непосредственно в район предполагаемого поиска таинственного затонувшего корабля.