Текст книги "Жиган"
Автор книги: Сергей Зверев
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 7
Зоновская столовая, или помойка, как ее называли обитатели колонии, показалась Жигану вполне пристойной. По крайней мере в армии условия были ничуть не лучше.
Тот же запах пережженного масла, та же кирза – перловка в качестве основного гарнира, те же мослы – кости с ошметками мяса, та же тушеная капуста и тот же компот из сушеных яблок.
Новички прибыли в столовую вместе со всем отрядом. Не было только блатных и воровской кодлы. Им это западло. Еще со времен пребывания в следственном изоляторе из рассказов Архипа Жиган знал, что на зонах воры и блатные за пайкой посылают лошадей из своего окружения. Лошади к мужикам не относятся. Обычно это шныри, которые обслуживают авторитетную публику.
Если руководство колонии строго относится к установлению правил внутреннего распорядка (которое зеки промеж собой кличут большой иконой), то лошадь могут и наказать. Известно ведь, что в России всегда виноват не тот, кто виноват, а тот, кого поймают.
Вору или блатному бояться нечего. Он сам себе в зоне хозяин, живет по понятиям, а не по большой иконе. Не важно, какая это зона, воровской закон везде одинаков.
Конечно, есть в России места, где и ворам несладко. Но достоинство можно сохранить везде – в крытке (крытой тюрьме), на строгаче (колонии строгого режима), на особняке (в колонии особого режима), даже в карцерах – штрафных изоляторах, бараках усиленного режима, помещениях камерного типа.
Конечно, легче всего ворам и блатным на общаге (колонии общего режима), особенно если удалось договориться с администрацией, с хозяином и пастухами.
Пастух, он же начальник отряда, в который попал Жиган, своих блатных не трогал. Он прощал им буквально все ради порядка в подчиненном ему подразделении. Вот по этой причине блатные из отряда капитана Белянина не утруждали себя хождением на помойку.
Однако один из них все-таки оказался здесь. Правда, Жиган увидел его не в самой столовой, а у входа. Это был все тот же здоровенный амбал в прохорях сорок пятого размера, который с самого прибытия положил глаз на Жигана.
На сей раз он базарил о чем-то с черенком – раздатчиком пищи в столовой. Увидев проходившего в нескольких метрах от него Жигана, бугай замолчал и проводил его тяжелым взглядом.
Ничего хорошего этот взгляд не сулил.
«Снова начинается, – почти равнодушно подумал Жиган. – Ладно, не привыкать…»
* * *
Первый вечер в зоне проходил без приключений. После ужина в клубе устроили собрание, проходившее в лучших советских партийных традициях.
Открыл его председатель совета отряда – понуpый тощий старик из числа мужиков. При одном взгляде на него Жигану стало ясно, что никаким авторитетом в отряде он не пользуется и вообще все это полная туфта, брехаловка.
Если бы не присутствие на собрании попа – какого-то майора из политчасти и замначальника отряда лейтенанта Жуковского в сопровождении нескольких вертухаев, собрание не продлилось бы и одной минуты.
Блатные демонстративно зевали, показывая полное равнодушие к происходящему. Вслед за ними начали зевать и мужики, отпахавшие смену на промке и мечтавшие только об одном – как бы побыстрее добраться до шконки.
После председателя совета отряда («Должность-то какая, – подумал Жиган, – совсем как у пионеров») выступил поп. Он долго и нудно княвал что-то о высоких материях – воспитательном процессе в колонии, подходе Коммунистической партии к исправлению оступившихся, особой роли труда как средства целебного воздействия на душу заключенных и прочее в том же духе.
Спустя четверть часа Жиган почувствовал, что глаза у него начинают слипаться, а слух уже не улавливает ничего. Вспомнив свое армейское бытие, он подпер подбородок рукой и стал спать с открытыми глазами. Эта способность спать с открытыми глазами даже на ходу часто выручала Жигана прежде, понадобилась и теперь.
Не прошло и нескольких секунд, как он совершенно отключился. Но никто вокруг и подумать не мог, что этот молодой, бритый наголо парень со шрамами на лице, затылке и темени крепко спал, когда выступали бригадиры-бугры, нарядчики, еще какие-то повязочники.
Наконец собрание закончилось. И в то же мгновение Жиган очнулся…
Он с наслаждением вытянулся на кровати, но заснуть сразу не смог. Перед глазами вертелись бессмысленные картинки: клуб, промзона, столовая, запретка, солдаты с автоматами на вышках… Все было зеленого цвета, как форма у конвоиров.
С соседней шконки доносился богатырский храп. Но многие еще не спали. Жиган слышал, как зеки ворочаются, тяжело вздыхая. Кто-то перешептывался в углу.
В комнате, на противоположной стороне барака, разговаривали погромче. Сегодня в ночную дежурил прапорщик Моргунчик, которого бывалые зеки четвертого отряда между собой называли «жопой».
Прапорщик Моргунчик – личность по-своему любопытная. Толстый, раскормленный, с длинными обвислыми усами и вечным запахом перегара. Недавно он обнаружил в себе писательский дар.
Все материалы в отрядной «дацзыбао» (стенгазете) принадлежали его перу. Об этом он сам гордо рассказал на вечернем собрании, которое Жиган благополучно проспал.
Сейчас к Моргунчику в комнату зашел погреться с мороза кто-то из караульных офицеров. Хотя дверь его комнаты была заперта, до слуха Жигана донесся явственный звон стаканов. Пьют, сволочи.
Потом офицер ушел, а Моргунчик наверняка завалился спать.
Жиган тоже заснул. Но толком отдохнуть в эту первую ночь пребывания в зоне ему так и не дали.
Часа через полтора он услышал какой-то истошный вопль, после чего барак наполнился шумом и гамом. Зеки вскакивали со шконок, натягивали на ноги прохоря и бежали ко входу.
Кто-то схватил Жигана за руку и начал трясти.
– Эй, брусок, подъем!
– Что? – Жиган приподнялся на кровати.
Рядом с ним стоял зек с нижней шконки. Они познакомились только вечером, перед отбоем. Зек этот по имени Василий был из числа мужиков. Сидел за автоаварию. По этой причине блатные звали его Рикша.
– Вставай, – торопил он, – надо бежать к двери.
– Зачем?
– Замес начался.
Мужики, шныри и чушки бежали к двери, где стояли несколько бойцов из числа блатных и молотили всех подряд кулаками и ножками от табуреток. Бойцы делали свое дело споро и умело.
Несколько ударов, пендаль в задницу – и свободен. Задерживаться им было некогда – у двери образовалась целая очередь желающих получить свою порцию.
– Это что, для всех? – хмуро спросил Жиган.
– А ты что, блатной? – вопросом на вопрос ответил Василий.
– Тебе надо, ты и иди.
– Так это ж для порядка. Они каждый месяц это делают.
Увидев, что его слова не возымели никакого действия, Василий обреченно махнул рукой.
– Эх, парень, теперь богу молись.
Из комнаты прапорщика Моргунчика, который должен был следить за порядком, не доносилось ни единого звука. Да и на кой черт ему встревать, еще не ровен час самого замесят.
– Куда прешь, чушок? А ну, осади!
– Так ведь я…
– Захлопни пасть!
Среди тех, кто покорно дожидался своей очереди у двери, Жиган увидел всех отрядных активистов-повязочников, в том числе и председателя совета отряда. Вся их власть исчезла, растворилась в холодной морозной ночи.
Сейчас, без вертухаев и пастухов, они были такими же мужиками, как и все остальные. Настоящая власть была у других.
Вон они, размахивают кулаками, гоняют зеков, как цыплят. Присматривает за бойцами невысокий, в подогнанной по фигуре униформе кавказец. Глаза тускло поблескивают – наверняка только что косячок забил. И здесь лаврушники бал правят.
Жиган почувствовал, как где-то глубоко в сердце начинает шевелиться ненависть. Вон ведь как оседлали русского человека. И деваться от них некуда даже здесь, в этой богом забытой дыре…
Один из бойцов заметил новичка, лежавшего на верхней шконке, и тут же подбежал к лаврушнику. Кавказец лениво повернул голову и бросил что-то сквозь зубы. Боец, расталкивая мужиков, тут же кинулся к Жигану.
Подлетев к шконке, он завопил:
– Э, ты чего? Ты чего, не вкуpил?
Жиган демонстративно поправил под головой подушку и заложил ногу на ногу. Боец, совсем молодой еще парень с прыщавой физиономией и пустыми глазами, опешил.
– Ты чего, мужик, а ну вон, на хрен, со шконки! – взвизгнул он, привлекая внимание всего барака.
Мужики, чушки, парашники – и те, кто уже получил свое, и те, кто еще не успел, стали ошеломленно озираться. Те, кто поопытней, сразу же сообразили: дело пахнет керосином. Даже старожилы зоны не могли припомнить случая, чтобы зек, а уж тем более новоприбывший, вот так открыто бросил вызов блатным.
К тому же, по лагерным понятиям, в замесе нет ничего плохого. Это обыкновенная процедура, которая повторяется каждый месяц не для того, чтобы кого-то наказать, а для порядка. Неворовская публика должна знать, кто она есть на самом деле. Все через это проходят, и никуда от замеса не деться. Замес и общаг – понятия такие же неразделимые, как хата и хозяин.
Конечно, на строгаче или на особняке положение другое. Там тянут срок по большей части за дела серьезные, а значит, и люди там другие.
Здесь же половина сидит за бытовуху, да и остальные – такая же шелупонь. Тех, кто знает воровской закон, можно по пальцам одной руки пересчитать. Кому, как не им, держать зону в своих руках.
Тогда каждый будет находиться на положенном ему месте, каждый станет делать то, что должен делать: мужики пахать на промке, козлы – стучать куму и хозяину, повязочники – драть глотку на митингах, шныри, чушки и парашники – убирать за всеми, пидоры – подставлять зады.
Если кто-то выбивается из этого ряда, то наказание последует неминуемо. Жиган порядку подчиниться не захотел. И боец, явно из бакланов, попавший в зону за хулиганство, тут же бросился на борзого зека.
– Слазь, падла!
Жиган, ожидавший нападения, встретил бойца ударом пяткой в лоб. Собственно, и удара никакого не было. Жиган просто вовремя успел выставить ногу.
Потерявший равновесие баклан рухнул на нижнюю шконку, зацепился затылком за изогнутую стальную спинку кровати. Выпучив глаза и машинально цепляясь руками за матрац, он сполз на пол.
Кавказец, на глазах которого произошла эта короткая стычка, явно растерялся. Видно, не приходилось прежде встречаться с такой борзостью. Вся его надменность исчезла в одно мгновение.
Сначала он принялся суетливо вертеть головой, словно не понял, что произошло, потом замахал руками и заорал:
– Там какая-то сука Дурика замочила! Разберитесь!
Бойцы, позабыв о замесе, кинулись к Жигану. Мужики, оказавшиеся у них на пути, шарахнулись в стороны. На лицах бывалых зеков из числа мужиков появился неподдельный ужас.
Здесь, на зоне, расправа с непокорными бывает предельно короткой и жестокой. Если провинившийся зек совершил какой-нибудь незначительный проступок, могут измолотить так, что две недели в больничке гарантированы.
Такое наказание серьезным не считается. Хуже, когда решают опустить почки. Тогда могут сбросить со шконки на пол или раскачать и с размаху опустить на пол копчиком. Это будет продолжаться до тех пор, пока наказанный не станет мочиться кровью.
Могут бить табуреткой по голове до тех пор, пока не сломается что-нибудь одно: табуретка или череп. Когда решают заглушить, будут бить ногами, топтать, но не до смерти. Все эти наказания оставляют провинившемуся шанс выжить. А вот когда решают замочить, да еще сделать это медленно – тогда дело плохо.
Но для этого и проступок нужен серьезный. В случае с Жиганом бойцы вполне могли ограничиться заглушкой, при одном только условии – если бы им удалось это сделать.
Жиган противников не считал, да и зачем. Количество бойцов не имеет значения, важна психология. Как когда-то говаривал инструктор по рукопашному бою капитан Елизаpов: «Потерявший самообладание враг наполовину побежден».
Они бежали по узкому пpоходу один за другим. Первый боец держал в руке ножку от табуретки. Второй, повыше ростом и пошире в плечах, был невооружен. Еще трое задержались и отставали на несколько метров.
Жиган мгновенно соскочил со шконки и оказался в проходе на секунду раньше, чем противники. Короткий вдох-выдох, тело готово к схватке. Левая рука опущена вниз, правое бедpо полусогнуто, кулак на уровне пояса.
Летевший впереди боец уже занес руку с оружием над головой.
– На, сука!
Мозг Жигана работал четко и ясно. Мышцы мгновенно повиновались внутренним командам. Резкий рывок вправо, между кроватями, левая рука взлетает от бедра и встречается с открытым горлом соперника.
Боец, пытавшийся нанести удар свеpху ножкой табуретки и опустивший руку, был в этот момент беззащитен, словно ребенок.
Наткнувшись горлом на резко выброшенное вперед предплечье Жигана, он подлетел в воздух, как оловянный солдатик. Ноги его мгновенно оказались выше головы, и он грохнулся о половицы с такой силой, что задрожали стены барака.
Из горла бойца вырвался нечленораздельный звук, который, впрочем, в бараке не услышал никто, кроме Жигана. Все тонуло в топоте сапог.
Со вторым бойцом Жигану и вовсе не пришлось драться. Он сам наткнулся на рухнувшее ему прямо под ноги тело и, по инерции выставив вперед руки, пролетел вперед несколько метров и растянулся в проходе.
Правда, этому в отличие от первого повезло больше. Он просто врезался головой в ножку кровати и вырубился на пару секунд.
Пока все складывалось удачно, даже слишком. Жиган нутром почувствовал, что настоящий бой только начинается.
Он не ошибся. Те трое бойцов, которые задержались в проходе, не стали сломя голову бросаться на Жигана. Все они были вооружены ножками от табуреток.
Первый успел остановиться перед телом растянувшегося на полу подельника. Остальные двое метнулись в стороны, обходя Жигана за шконками слева и справа. Он стал медленно отступать назад.
Но тут за спиной его раздался шум. Пришел в себя и стал подниматься боец, ударившийся головой о ножку кровати. Оставлять за спиной озлобленного противника было бы непростительной ошибкой.
Действуя на одном инстинкте, Жиган без разворота нанес удар ногой назад. И на сей раз удача не оставила его. Он угодил полуоглушенному противнику в плечо и опять заставил его распластаться на полу.
Чтобы окончательно покончить с врагом, Жиган, почти не поднимая ногу, еще раз резко опустил ее вниз. Обычно такой жестокий удар применяется в конце схватки для того, чтобы добить поверженного соперника. Пяточная кость входит в грудную клетку, как нож в масло, ломает кости, разрушает внутренние органы.
Шанс остаться в живых после такого удара – ничтожнейший. Спасло бойца лишь то, что Жиган наносил удар не глядя и потому попал не в грудную клетку, а в брюшную полость. Тем не менее разрыв селезенки был ему обеспечен, а судя по выступившей на губах кровавой пене, пострадали и легкие.
У Жигана не было времени, чтобы вникать в такие подробности. Он легко перескочил через изгибающееся тело и занял более удобную позицию, ближе к стенке барака. Конечно, ему пришлось ограничить пространство для маневра, но в то же время он смог обезопасить себе спину.
Трое на одного – не такой уж и плохой расклад. Можно даже сказать – обычный. На тренировках по рукопашному бою приходилось работать одновременно с четырьмя и даже пятью противниками. В реальной боевой обстановке до такого дело, конечно, не доходило. Но наука даром не прошла.
Весь барак, затаив дыхание, следил за схваткой. Зеки, столпившиеся у дальней стены барака, по-гусиному вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что происходит там, за шконками. Про замес все уже забыли.
Кавказец, на которого никто не обращал внимания, как-то сразу съежился и поник. Половина его бойцов уже надолго вышла из строя, остальные, судя по ходу драки, были кандидатами в калеки.
Еще несколько минут назад он держал барак в своих руках, а теперь власть прямо на глазах ускользала.
Бойцы выжидали. Жиган тоже не торопил события. Не упуская из виду того, кто наступал по фронту, боковым зрением он держал в поле своего внимания и двух сбоку. Они стояли, прячась за шконками, и пока не решались напасть.
Неожиданно передний метнул в Жигана деревяшкой. Жиган успел уклониться от просвистевшего рядом с плечом снаряда, но спустя мгновение почувствовал резкий удар в спину. Объяснялось все просто: ножка от табуретки ударилась в стену и отрикошетила назад.
Само по себе это было не опасно, но Жиган, естественно, не мог среагировать на удар и, почувствовав боль в спине, на мгновение ослабил внимание и дернулся.
Двое зеков тут же выскочили из-за боковых шконок и, занося над головой оружие, бросились вперед.
Оказавшись меж двух, а точнее, трех огней, Жиган выбрал единственно правильное решение. Он сам пошел в атаку на бойца, который находился перед ним на расстоянии двух метров. Жиган действовал подобно волку, загнанному в угол.
Рывок вперед, удар головой в грудную клетку, и не ожидавший нападения противник кубарем покатился по полу. Те двое, что находились сзади, столкнулись друг с другом и потеряли из-за этого несколько драгоценных мгновений.
Их замешательством Жиган умело воспользовался. Не дожидаясь, пока они придут в себя, он тут же развернулся и снова пошел в атаку. Тело действовало подобно хорошо смазанной машине. Нырок вниз, правая рука наносит четкий, хорошо сконцентрированный удар в пах ближнему сопернику.
Идеальное попадание. Боец выронил из рук оружие, судорожно дернулся всем телом, опустил руки вниз, прикрывая ушибленное место, и рухнул на колени. Сверкая белками, выкатываются глаза, рот разрывается в немом крике.
Но это еще далеко не все. Схватка не закончена.
Последний противник, в отчаянии размахивая перед собой деревянной ножкой, кидается вперед. Растянувшийся на полу Жиган пропустил-таки удар. Острое ребро впилось ему в плечо.
На следующем замахе он успел заблокировать атаку левым предплечьем, спружинив ногами, выпрямился, круговым движением обхватил руку бойца и, зажав ее под мышкой, резко рванул в сторону.
Такой прием широко используется в айкидо. При подобном блокировании руки нападающего получается короткий рычаг. Движение обороняющегося на противоходе вправо ломает зажатую под мышкой руку, как спичку.
Именно это и произошло в следующее мгновение. Раздался страшный хруст, выпала из враз ослабевшей ладони ребристая ножка, глотка исторгла нечеловеческий крик:
– А-а-а!
Не испытывая уже ни малейшей жалости к врагу, Жиган свободной рукой нанес сокрушительный удар в челюсть. Кулак шел по короткому пути снизу, челюсть захлопнулась со звонким щелчком, кусок языка, неудачно попавший между зубами, отрезало будто бритвой.
Кроме маленького окровавленного обрубка, изо рта бойца высыпались еще несколько гнилых зубов. Они падали на пол, скатываясь по руке Жигана, а он бил еще и еще. Глаза бойца уже давно закатились, голова бессильно моталась из стороны в сторону.
Но Жиган в слепой ярости продолжал крушить его. Кулак был испачкан кровью до самого запястья.
Наконец Жиган ослабил железную хватку, выпустил из-под мышки переломанную руку противника и зло врезал коленом по уже ничего не чувствующему телу.
– Подпишу! – раздался сзади истошный вопль.
Боец, которого Жиган сбил ударом головы в грудь, успел опомниться, вскочить и выдернуть из голенища сапога ступер – остро заточенный обломок металлического прута. Он ринулся вперед, выставив перед собой тонкий сверкающий клинок, как пику.
Жиган, еще не остывший от предыдущего единоборства, едва-едва успел среагировать на атаку. Если бы он задержался на сотую долю секунды, острое жало ступера продырявило бы его насквозь.
Противник все-таки успел разорвать ему кожу на боку, чуть пониже ребер. В пылу схватки Жиган даже не успел обратить внимания на эту пустяковую царапину. К тому же противник успел обхватить его руку и схватил за шею, увлекая за собой на пол. Они упали в проходе между шконками и двумя неподвижными телами.
Жиган сразу же оказался снизу. Противник подмял его своим весом и попытался оседлать. На мгновение ему удалось это сделать.
Высвободив руку со стальной заточкой, он почти без замаха попытался нанести удар в голову Жигана. В самый последний момент Жиган успел свободной рукой перехватить запястье врага. Острие заточки зависло в нескольких миллиметрах над глазом. Боец захрипел, застонал, пытаясь из последних сил довести дело до конца. Перевес был сейчас на его стороне. Острие двинулось на миллиметр и еще…
Жиган отчаянным рывком сбросил руку с заточкой в сторону. Обрезок металлического прута воткнулся в пол. Но противник отнюдь не был обескуражен таким поворотом событий.
Не став выдергивать заточку из доски, он стал бить Жигана освободившейся рукой. Ему удалось нанести несколько ударов по виску и скуле.
Обе руки Жигана оказались под телом навалившегося сверху соперника. Он не мог нанести даже обыкновенного тычка по ребрам. Оставались свободными только пальцы. Правда, Жиган попытался резким напряжением мышц сбросить с себя противника. Однако никакого результата это не дало.
Испуганно сжавшиеся по стенкам зеки переглядывались между собой. Едва ли во всей зоне сейчас нашелся бы хоть один смельчак, который пришел бы на помощь Жигану.
Совсем было сникший и потеpявшийся кавказец оживился и стал нервно дергать руками. Движения эти были непроизвольными, словно рывки куклы-марионетки, которую дергают за ниточки.
Смелости ему явно не хватало. А ведь сейчас он мог броситься на выручку своему бойцу и за несколько секунд завершить схватку в свою пользу.
У Жигана, пропускавшего один удар за другим, оставалось только одно оружие – пальцы. Вот когда пригодились многочасовые тренировки, в ходе которых Жиган набивал подушки пальцев. Для этого обычно использовались мешки с песком. После таких занятий пальцы приходилось подолгу держать в холодной воде.
Жиган сжал руку наподобие крабьей клешни (кстати, в технике карате этот прием в переводе с японского так и называется – «крабья клешня») и сквозь зековскую куртку вцепился в ребра противника.
Но враг в пылу схватки, когда напряжены все мышцы, почти ничего не почувствовал. После каждого его удара в голове Жигана раздавался колокольный звон. Еще немного – и он не выдержит.
И все-таки он смог преодолеть сопротивление подреберных мышц и схватился пальцами за нижнее ребро.
Рывок наружу. Хруст сломанной кости. Острый обломок ребра разорвал мышцы и кожу.
Ошалело вскинув голову, боец заорал от боли. Он сразу же позабыл о схватке, о противнике, об ударах. А Жиган, воспользовавшись моментом, еще раз, теперь намного сильнее, ударил его «крабьей клешней».
Снова хруст. Новая боль наслоилась на прежнюю. Почти не встречая сопротивления, пальцы Жигана сломали еще одно ребро. На сей раз обломки костей пошли внутрь и разорвали низ легкого. Захлебываясь от крика, зек изогнулся и в судорогах навалился на Жигана.
Когда он разжал руки, Жиган смог наконец отбросить его в сторону, к ножкам кровати. Тот тяжело перевернулся на спину, как куль с мукой.
Наполовину ослепший – после пропущенных ударов у него была разбита и мгновенно опухла кровоточащая бровь, – Жиган принялся яростно молотить кулаками поверженного противника. Соленый привкус собственной крови, ручьями стекавшей по лицу, привел его в бешенство.
Это была уже не схватка, скоpее избиение низвергнутого пpотивника.
Он бил обеими руками до тех пор, пока лицо врага не превратилось в кровавое месиво. Уже выдыхаясь, он увидел в метре от себя торчащую из доски заточку.
Страшный рев вырвался из его груди. Одним рывком вырвав из доски ступер, Жиган занес оружие над головой.
– Все, сука! – закричал он.
Измочаленный и почти потерявший сознание зек вытаращил глаза и стал мелко трясти головой.
И тут не выдержал лаврушник. Он что-то гортанно завопил и, расталкивая зеков, бросился наружу из барака. Над притихшей зоной разнесся истошный крик:
– Начальник, помоги, убивают!
Жиган замер. Пелена ярости словно упала с его глаз. Он увидел перед собой распростертое, обмякшее, не способное к сопротивлению тело, расширенные от ужаса глаза, разинутый окровавленный рот. Это уже не вpаг.
Жиган понял, что убийство безоpужного он совершить не в силах.
Шатаясь, он встал и, зажав в руке сверкающую заточку, прорычал:
– Ну, кто еще?
У дверей барака раздался топот. В барак влетел офицер с солдатами дежурного наряда. Из-за их спин выглядывал насмерть перепуганный кавказец.
Глазам офицеров предстала ужасающая картина. Посреди пустого барака стоял, шатаясь, бритый наголо зек с металлической заточкой в руках.
Его глаза тускло сверкали, половина лица была залита кровью. Алая стpуя из разбитой брови стекала по щеке, капала на босые ноги.
– Ну давайте, – кричал он, – кто следующий?
Его майка тоже была густо заляпана красными пятнами. Вокруг него в проходе между шконками неподвижно распластались несколько человек.
Добрая сотня зеков в одном нижнем белье жалась по стенкам. Непонятно было, от чего их колотит – от страха или от холода.
– Это он! – выкрикнул кавказец.
Офицер дежурного наряда трясущейся рукой полез в кобуру, выдернул оттуда пистолет и направил на Жигана.
– Брось оружие! – срывающимся голосом крикнул он.
Страшно глядя на него, Жиган шагнул вперед.
– Стой, стрелять буду! – заверещал офицер, выставив вперед руку с пистолетом.
Жиган медленно вытянул руку перед собой и разжал ладонь. Металлическая заточка с приглушенным звоном упала на пол.
– У меня ничего нет, – прохрипел он и поднял обе руки вверх.
Один из солдат, сдергивая с плеч автомат, бросился к Жигану и ударил его прикладом в живот. Жиган согнулся, схватился руками за живот и тут же получил еще один удар по плечам.
Он не знал, что произошло после этого, потому что потерял сознание.