Текст книги "Заложник особого ранга"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5

Приблизительно в то самое время, когда Клим обрисовывал стены вокзала провокационными оранжевыми призывами, в подмосковном райцентре наконец-то началось то, что и должно было, по мнению заговорщиков, привести к распространению «фашистской заразы»…

Звенели витрины, полыхали машины, завывала автомобильная сигнализация, и сумрачные ребята в одинаковых футболках с упоением громили витрины, фонари и вывески. На главном проспекте моментально возникла самая настоящая баррикада из мебели, перевернутых малолитражек и автобусов. Тут же горели автомобильные покрышки, и удушливый запах паленой резины разносился по всему городку.

Кавказцы с центрального рынка и азиатские гастарбайтеры словно бы испарились. Перепуганные родители загоняли детей по домам. Да и взрослые предпочли без особой нужды не появляться на улице, предпочитая наблюдать за происходящим из окон.

Эти события разворачивались стихийно только на первый взгляд: план массовых беспорядков был составлен генералом ФСБ Подобедовым, скорректирован лучшими лубянскими специалистами по массовым беспорядкам и многократно просчитан ими же с учетом любых форс-мажоров. Ментам сурово внушили, чтобы на первых порах не ввязывались. Карташову и его клевретам отводилась почетная роль «вождя на баррикадах».

«Твоя задача – грамотно руководить бесчинствами и следить, чтобы твоя молодежь не слишком уж увлекалась, – напутствовал Подобедов накануне. – Крови пока не надо. Главное – картинку, картинку для западных телекамер покрасочней!..»

У входа в единственную в городке «Pizza-Hut» карташовцы деловито поджигали иномарки. «Москвичи» с «Жигулями», естественно, не трогали.

– Хватит пресмыкаться перед Западом! – кричала Нина Чайка, размахивая горящим факелом, и его отблеск тускло отражался в короткой кожанке революционерки. – У России собственная гордость!

Подняв булыжник, Чайка со всего размаху швырнула его в витрину пиццерии – стекла водопадом осыпались на асфальт. Спустя секунду в зал полетел факел.

Из двери служебного входа высунулась испуганная голова менеджера.

– Господа, это заведение международного сетевого общепита, – испуганно пояснил он, пятясь от надвигавшихся на него карташовцев с факелами. – Не надо ничего жечь и громить. Тут работают в основном русские женщины… Неужели вы не понимаете, что таким образом лишаете их куска хлеба?!

– Молчать, приспешник мирового империализма! – в бушевании счастья выкрикнула Чайка. – Товарищи, и эти слова говорит русский человек? Неужели русский человек будет травить своих соотечественников пошлой западной жвачкой? Не-ет, он не русский! Да вы посмотрите только, какая у него неславянская форма черепа! Какой у него подозрительный нос!

Менеджер поспешил скрыться в офисе, однако это его не спасло: дверь была грамотно высажена поваленным уличным столбом, и весь персонал под улюлюканье погромщиков выволокли на улицу.

И тут рядом с пиццерией появилась съемочная группа CNN. Камера оператора наехала прямо в челюсть Чайке.

– Что вы собираетесь сделать с этими несчастными людьми? – поинтересовался журналист, подсовывая под нос революционерке микрофон с логотипом телеканала.

– Судить по законам военного времени! – отчеканила Чайка.

– А разве сейчас война? – не понял импортный телевизионщик.

– А разве вы не видите?

– Кто с кем воюет?

– Силы добра и справедливости с полчищами мрака и тьмы! – отчеканила Чайка формулу, которой ее загодя научил Карташов; по замыслу генерала Подобедова, на этом этапе следовало избегать конкретных определений. – Все прогрессивное человечество на нашей стороне!

Оператор, шурша подошвами по разбитому стеклу, отошел чуть поодаль – картинка интрвьюируемой на фоне разгромленной «Pizza-Hut» обещала стать выигрышной.

– Кто именно из прогрессивного человечества на вашей стороне? – уточнил журналист. – Вы хотите сказать, что ваша… организация имеет постоянные финансовые источники? В том числе и за рубежом?

И тут рядом с разгромленной пиццерией словно чертик из табакерки появился сам Карташов. Его театральный полувоенный френч был идеально выглажен, бородка отливала в свете факелов шелковым блеском.

– Нам помогают все люди доброй воли! – перехватив микрофон, объявил он и, обернувшись, очень вовремя заметил сюрреалистическое знамя, раскрашенное всеми цветами радуги. – В том числе – и из Соединенных Штатов!

В других районах происходило приблизительно то же, что и в центре. Летучие отряды карташовцев в упоении боя громили любые проявления «непатриотичности». На одной из окраин они в мгновение ока разнесли продуктовый магазинчик только за то, что он торговал украинским пивом и латышскими шпротами. Пиво погромщики демонстративно вылили наземь, а тяжелыми металлическими баночками забросали витрину фирменного салона мобильной связи «Nokia».

– Не для того наши деды и прадеды в финскую воевали, чтобы побежденные чухонцы навязывали нам мобильники повышенной излучаемости! – бросил кто-то.

Вскоре появились и первые мародеры. Бомжи, алкоголики и наркоманы, привлеченные безнаказанной возможностью пограбить, совершили вылазку к разбитому супермаркету. Однако тут же встретили суровый и решительный отпор.

– Прочь отсюда, мерзавцы! – бесновался Карташов, который был в этот день вездесущим. – Не надо путать погромы и революцию! Мы не хотим, чтобы в наши ряды прокрались деклассированные антисоциальные элементы!

Вскоре у разгромленной пиццерии появился взвод конной милиции; правоохранителям следовало хоть как-то засветить себя; иной ход событий, да еще перед западными телевизионщиками, выглядел бы неестественно. В ментов немедленно полетели камни, и те, как ни странно, ретировались.

Бесчинства и насилия продолжались до позднего вечера. В общежитии местного отделения пединститута было избито с десяток чернокожих студентов. За городом, у оптовой продуктовой базы, сожгли несколько фур фруктов с молдавскими номерами. И лишь с наступлением темноты Карташов дал отбой.

– Ох, боюсь, закончится это для нас новыми судами и сроками, – уже в бункере молвила Чайка, осматривая на свет оцарапанную стеклом руку. – Конечно, нам давно надо было показать всей этой сволочи, кто хозяин в России… Но не обвинят ли нас в экстремизме?

– Не обвинят, – твердо пообещал Карташов, и по его взгляду революционерка поняла, что он не шутит…

* * *

В штабе местного УВД вот уже целые сутки ожидали приказа вышестоящего начальства о зачистке райцентра. Оперативные донесения ужасали: количество разгромленных торговых точек исчислялось десятками, счет же сожженным автомобилям шел уже на сотни. Дежурная часть хваталась за голову, суммируя заявления потерпевших. ОМОН предвкушал, СИЗО готовился, однако никаких указаний о немедленном пресечении безобразий не поступало.

Конечно, начальник УВД прекрасно понимал, как следует себя вести, не дожидаясь приказа. Однако политическая составляющая погромов была налицо, и ликвидировать их без предварительной отмашки из центра было неразумным.

Правда, когда погромы достигли высшей точки кипения, вышестоящее начальство посоветовало-таки вывести взвод конной милиции. Но что могли сделать почти безоружные всадники против нескольких сотен громил?

К вечер телефоны в УВД раскалился докрасна. Теперь его беспокоили не какие-то там граждане, а серьезные страховые фирмы: даже по самым скромным подсчетам, суммы будущих выплат исчислялись миллионами долларов. Замирая от собственной храбрости, начальник УВД позвонил в Москву и заявил, что немедленно вводит в райцентре чрезвычайное положение, комендантский час и прочие предусмотренные законом меры.

– Никакой самодеятельности, вам перезвонят, ждите, – ответила трубка.

И действительно – спустя несколько минут в УВД позвонили. Высокопоставленный милицейский генерал из центрального аппарата МВД настоятельно советовал сохранять статус-кво: до наступления темноты никого не трогать, никаких задержаний не производить и – Боже упаси! – не задерживать иностранных журналистов.

– А если эти погромщики нападут на УВД? Или на мэрию? – в качестве последнего аргумента спросил милицейский начальник.

– Не нападут, – заверила трубка. – Впрочем, если вы так боитесь, можете выставить оцепление из того же ОМОНа.

Коротки гудки известили об окончании разговора.

– А еще говорят о ментовском беспределе, – уныло резюмировал главный милиционер райцентра, прикидывая, сорвут с него погоны или нет, а если сорвут – каким образом устроится его ближайшее будущее.

* * *

Родившиеся и выросшие в СССР не привыкли верить сообщениям официальных СМИ. Забугорному телевидению и радио верят гораздо больше. Фразы наподобие: «Это по Би-Би-Си передали!», или: «Это же „EuroNews“ показал!» действуют лучше всякой рекламы. Именно потому чекистский генерал Подобедов и решил явить миру «революцию» через корреспондентов CNN. А уж потом информация о событиях в Подмосковье сама собой проявится и в России…

О массовых погромах и беспорядках мир узнал в тот же вечер – западные телевизионщики сработали оперативно и грамотно. По всем новостийным каналам обоих полушарий крутили одну и ту же картинку: разгромленная пиццерия, горящие иномарки, факельщики в футболках со свастиками, интервью с Карташовым. Закадровый комментарий прозвучал однозначно осуждающе: карташовцев назвали «бесчинствующими молодчиками».

Естественно, уже через несколько часов этот сюжет был растиражирован в утренних новостях федеральных российских телеканалов. Правда, останкинские комментаторы воздержались от категоричных оценок: выражение «локальные беспорядки» было самым сильным. Зато один из известнейших телеведущих, завербованных ведомством Подобедова еще в начале девяностых, продемонстрировал невиданную смелость, задавшись вопросом – а не свидетельствуют ли события в Подмосковье о слабости нынешней власти вообще и нынешнего президента в частности?

– Все идет по плану, – спокойно прокомментировал Чернявский во время очередной встречи заговорщиков.

– Скоро народ попросит навести порядок, – улыбнулся Подобедов.

Кечинов, впрочем, не разделил всеобщего воодушевления.

– Ох и не нравится мне все это, мужики, – засокрушался он. – Неужели вы не понимаете, что президент рано или поздно обо всем этом узнает?

– Да он сейчас в Заволжье… с электоратом общается! – отмахнулся политтехнолог.

– От них и узнает, – насупился функционер президентской администрации.

– Успокойся, все путем, – весомо обронил чекист. – Народ, который направляется на это мероприятие, традиционно фильтруется госбезопасностью. – Там ведь половина наших штатных сотрудников, а половина – внештатных! Спецсвязь, СМИ, Интернет и все остальное надежно блокировано. Никакой непредвиденной утечки информации невозможно по определению.

– Когда, говоришь, он будет в Сибири? – поинтересовался Чернявский.

– Где-то через дней десять-двенадцать, учитывая остановки в пути, – Подобедов взглянул на календарь. – А уж остальное, как говорится, дело техники. Охрана наша, спецсвязь наша, железнодорожную обслугу поменяем на своих людей. Поезд загоняется куда-нибудь на запасной путь, президенту наставляется ствол в затылок и предлагается наговорить перед камерами обращение к народу, написанное нами… В котором президент объявляет о своей отставке, назначая генерала Муравьева преемником. Сперва, естественно, он назначается исполняющим обязанности, а уж потом – как и положено, легитимизируется через выборы. Никто, увидев такое обращение по телевидению, и не удивится – этого все давно ожидают. Правда, где-то через неделю нашему трехзвездочному генералу придется погеройствовать при установлении конституционного порядка в России. Массовые беспорядки в центре Москвы запланированы на следующую субботу, то есть ровно через неделю. Менты уже получили соответствующие инструкции. А уж мы постараемся, чтобы к карташовцам присоединилась всякая шантрапа – от скинов до футбольных «ультрас». Ох, и много же будет крови!

– Тогда надо не ментов инструктировать, а Главное управление исполнения наказаний…

– Эти тоже готовятся, – окончательно развеселился чекист. – Недорослей пересажают по спискам. Всех до единого. А уж потом, через «ящик», мы популярно объясним зрителям, что молодые люди получали деньги от Березовского, ЦРУ и «Аль-Каиды», что в свободное от революций время предаются содомии и пьют кровь христианских младенцев… Думаешь, народ не купится?

– Народ – дурак, – согласно поддакнул политтехнолог.

– Боюсь, что ничем хорошим это не закончится, – нервно перебил Кечинов. – Слишком много слабых мест. Утечка информации, например…

– Когда? После выборов, на которых Муравьев победит еще в первом туре? – хмыкнул Чернявский. – Сразу же после этого – «железный занавес», никаких утечек.

– А чьей камере президент будет наговаривать обращение к народу? – напомнил опытный кремлевский функционер. – Те же журналюги…

– Ну, журналюг можно поменять на наших, – прикинул эфэсбешник.

– Да на Останкино едва ли не четверть на тебя и работает! – развеселился политтехнолог. – Так что выбор богатый.

– Обожди, обожди… – наморщил лоб Подобедов. – Президента, кажется, Белкина в поездке сопровождает. Ну, из «Резонанса», вы ее все знаете. Я думаю, ее надо удалить из свиты. Ненадежный человек, не наш. А на ее место следует…

* * *

– Итак, вы нарушили присягу, вы пытались меня обмануть, – ледяной взгляд президента припечатывал начальника спецсвязи к алому бобрику на полу купе. – Вы сознательно утаивали от меня всю полноту информации о сегодняшних событиях в России. Как это понимать?

Вставив CD-диск в компьютер, глава государства щелкнул мышкой. На экране появился крупный план: оранжевые лозунги «Президента – на виселицу!», «Инородцев – в крематорий!» и несколько свастик устрашающих размеров. Оператор «Резонанса» Виталик, хотя и был великим любителем выпить, дело свое знал; картинка получилась эффектной.

– Все это появилось в день моего приезда в Поволжье, – прокомментировал президент.

– Обеспечением мер безопасности занимается ФСО при оперативной поддержке местного отделения ФСБ, – осторожно напомнил начальник спецсвязи, лихорадочно прикидывая, что еще может быть известно высокопоставленному собеседнику и какие вопросы могут последовать.

– Спасибо за информацию, – прервал глава государства с легкой иронией. – Но в настоящий момент меня интересуют не меры безопасности. Ответьте – почему вы меня не информировали?

– Не хотели расстраивать, – офицер спецсвязи не нашел лучшего оправдания.

– Допустим, я вам верю. Но как понимать вот это? – развернув газеты, купленные Климом на железнодорожном вокзале, президент ткнул пальцем в передовицу, живописующую недавний митинг карташовцев в Подмосковье. – Тоже меня пожалели?

– А если завтра война – тоже не доложите? – подал голос доселе молчавший Бондарев. – Или, не дай Бог, какой-нибудь новый Чернобыль?

Офицер убито молчал – крыть было нечем.

– Я отстраняю вас от служебных обязанностей, – наконец вымолвил президент. – На ближайшей станции вы покинете спецпоезд, отправитесь в Москву и доложите о своем отстранении начальству. Дела немедленно сдайте заместителю, – отвернувшись к окну, главный пассажир спецпоезда дал понять, что разговор закончен.

Бывший начальник спецсвязи бесшумно покинул купе.

За окнами проплывали убогие поселки. Покосившиеся заборы, подслеповатые окна и заросшие бурьяном огороды могли бы устыдить реформатора и разжалобить налогового инспектора.

– Вот так и живем, – неопределенно резюмировал глава государства, имея в виду то ли заоконный пейзаж, то ли подозрительное поведение офицера спецсвязи.

– На твоем месте я бы срочно поменял всю обслугу поезда – включая машинистов, проводниц и официантов в вагоне-ресторане, – задумчиво посоветовал Бондарев.

– Ты опять драматизируешь. Из-за неисполнительности одного недоумка не стоит…

– Нет, стоит! – с неожиданным напором перебил Клим. – Неисполнительность – это слишком мягко. Налицо преступное сокрытие информации. И вовсе нежелание расстраивать тебя из-за каких-то надписей на заборах тому причина. Тут другое… Задайся классическим вопросом: кому все это выгодно?

– Ты серьезно веришь в заговор? – недоверчиво хмыкнул президент. – В то, что меня окружают исключительно враги, которые сознательно создают вокруг меня информационный вакуум?

– Не просто верю. Убежден, – заметив, что собеседник хочет его перебить, Бондарев сделал предупредительный жест. – Послушай внимательно. Вполне возможно, мне придется вновь уйти от тебя по-английски… Не попрощавшись. Связи у нас не будет – ты ведь сам все видишь и, надеюсь, понимаешь. Конечно, ты можешь посмеяться, но почтовые голуби, которые мне подарил Василий Прокофьевич, нам еще пригодятся.

– Все будет хорошо, – неопределенно ответил президент, и Клим, знавший все его интонации, понял: если ему и не удалось убедить собеседника в своей правоте, то искру сомнения он все-таки заронил.

* * *

Загородная прогулка в представлении большинства горожан – не столько отдых, сколько приятная возможность смены интерьеров. Даже исконный обитатель бетонных сот, оказавшись в лесу, меняется буквально на глазах. Изумрудный мох на стволах невольно привлекает взгляд, а пение птиц – слух. Пьянят запахи хвои, успокаивает шуршание палой листвы под ногами, и невольно закрадывается мысль: вот хорошо бы забросить все дела, поставить избушку на опушке и тихо себе жить…

Впрочем, подобные мысли обычно не посещают ни генералов ФСБ, ни их агентуру.

Двое мужчин, прогуливавшихся в тихом подмосковном лесу, не выглядели грибниками. Ни традиционных лукошек, ни палок в их руках не наблюдалось… По мнению генерала Подобедова, назначившего очередной инструктаж «агенту Троцкому», лучшего места для беседы невозможно было сыскать.

– Итак, ровно через неделю выступаете в Москве, – подытожил чекист, выслушав рапорт. – Милиция вас не тронет – вы в этом уже убедились. С планом вы ознакомились. Какие будут замечания и вопросы?

– Нам надо заказать сто тысяч листовок, – Карташов извлек из кармана полувоенного френча сложенный вчетверо листок и развернул его. – Такого вот типа.

Листовки эти, как и многое другое, были загодя разработаны на Лубянке. Рисунки, выполненные в стилистике комиксов, комментировались брутальными слоганами наподобие «Кастет – для мужчины лучше нет!». Положительные герои плакатов удивительным образом напоминали вояк Третьего Рейха – как мундирами и амуницией, так и типично арийско-нордическими физиономиями. По мнению чекистских аналитиков, этот момент уже после разгрома карташовцев следовало использовать для обвинения «революционеров» в идейном наследовании гитлеризма.

Взглянув на рисунок и подпись, чекист остался доволен.

– Ну, и какие проблемы? Деньги мы вам перечислили…

– Не хочется светиться в нашей городской типографии.

– Понимаю. Придумаем что-нибудь. Еще какие вопросы?

– В прошлый раз вы сказали, что народное восстание, – Карташов сознательно употребил это пафосное выражение, – будет жестоко подавлено и что меня ожидает почетная смерть на баррикадах. Хотелось бы узнать механизм.

– Никто в вас стрелять не станет, – успокоил Подобедов. – Вас якобы сожгут из огнемета в бункере, затем продемонстрируют обугленные останки среди прочих… Опознают якобы по ДНК или по пуговицам на этом кителе. Никакой персонофикации. Сделаем, как в «Маленьком принце»: вот тебе ящик, а там сидит такой самый барашек, какой тебе надо. Для широкой публики вполне подходяще.

– А потом – Мексика?

– Вот ваш загранпаспорт на вымышленную фамилию, вот кредитки, – чекист протянул пакет. – Остальное на месте. Кстати, в Мехико вас доставят по нашим каналам.

– Гарантии, – Карташов внимательно осмотрел документы.

– Гарантий по-прежнему никаких, – улыбнулся эфэсбешник. – Впрочем, мы об этом говорили еще при первой встрече.

– Соратники. Что будет с ними?

– Об этом мы тоже говорили. Ими придется пожертвовать. Часть будет физически уничтожена при этом самом «народном восстании», – чекист тонко улыбнулся, – а остальные рассажены по лагерям. Что – жалко? Зато после подавления вашей «революции» в России установится железный порядок. Ваш скорбный труд не пропадет, из искры возгорится пламя.

– Да, я смотрел несколько интервью с Муравьевым, – кивнул Карташов. – Многие вещи, о которых он говорит, мне очень близки. Никакого свободного выезда за рубеж, никаких контактов с гнилым Западом в лице всех этих ООН, МАГАТЭ, ОБСЕ и особенно со Штатами – этим Большим Сатаной! За любой контакт с иностранцами – за решетку! За восхваление западного образа жизни, ихней техники, образа мыслей и так называемой «культуры» – десять лет без права переписки на Колыме!

Подобедов взглянул на собеседника искоса и ничего не сказал.

Несколько минут шли молча.

– Ладно, если у вас больше вопросов нет – тогда слушайте меня, – лицо Подобедова в одночасье стало серьезным. – Президент, как вы знаете, в настоящее время в долговременной поездке по стране.

– Он ничего не знает? – быстро вставил Карташов.

– Нет. Как, что, почему – это уж наша забота, и вас не касается.

– А если узнает?

– Тогда всем нам мало не покажется… Ладно, мы отвлеклись. Завтра во второй половине дня он ожидается на Южном Урале. Предположительное время остановки – шесть часов: встречи с общественностью, пресс-конференция, традиционное посещение детской поликлиники, оборонного завода и воинской части. С ним в поезде – небезызвестная вам Тамара Белкина из программы «Резонанс».

– Останкино – идеологическая фабрика-кухня американского империализма, которая вешает русскому народу лапшу про так называемые «общечеловеческие ценности»!

– Да хватит! – нервно прервал чекист. – Своим недорослям будете мозги вправлять. Впрочем, если вы склонны воспринимать Белкину генералом массонской ложи – так даже к лучшему. А теперь – слушайте внимательно. Во время пребывания президента в уральском областном центре мы по своим каналам выманим всю съемочную группу. Вы и должны похитить телевизионщиков. О подробностях вас информируют чуть позже. Главное – взять на себя ответственность за похищение накануне московского выступления…

– Зачем похищать? – не понял Карташов.

– Понимаете ли, в чем дело, – чекист доверительно взял собеседника за пуговицу френча, – по всем общепринятым международным нормам похищение журналиста – тягчайшее преступление. Подобное никогда не вызывает сочувствия, а уж тем более – в корпоративной журналистской среде. Освещать московские события будут журналисты, которые и сформируют ее образ у населения… Так вот, чтобы потом ни у кого не возникало разночтений, каким именно образом воспринимать «революцию», вы и должны будете предстать законченным экстремистом.

– Предлагаете заниматься похищением лично мне?

– У вас ведь соратников немало… А информацией и всем остальным мы поможем.

– Ну, хорошо. Допустим, у меня есть люди, которым я могу это поручить, – почти согласился Карташов. – Но как я им объясню причину?

– Ну, «агент влияния Запада»… Или что-то в этом духе.

– А почему именно Белкину? Почему такой выбор, а не какой-то иной? Ведь она работает на ведущем федеральном телеканале! – весьма здраво напомнил Карташов.

– Хороший вопрос, – кивнул Подобедов, подумав. – Думаю, объяснение может быть таким: «революция» нуждается в паблисти… Ну, в рекламе, если вам это империалистическое слово не нравится. Вот и объясните своим недоумкам – мол, у Белкиной заоблачный рейтинг, ей верят, у нее обширные связи с западными коллегами… Короче, она должна будет отснять про вас документальник. Для того и похищаете.

Черный «гелендваген» ожидал чекиста на опушке. Водителя не было – ввиду чрезвычайной важности встречи Подобедов управлял автомобилем сам.

– Насчет типографии вам позвонят. Следующая встреча завтра, но не со мной, а моим заместителем, – бросил гебешник, усаживаясь за руль.

И тут в его кармане зазуммерил мобильник.

– Да. Да. – Даже в полутьме салона было заметно, что лицо Подобедова в одночасье затекло меловой бледностью. – Так получается, что ему все известно? Нет? Пока только удалил его из спецсвязи?

Сунув в рот сигарету, заговорщик не сразу понял, что закурил ее не тем концом. Едкая вонь паленого фильтра шибанула в нос.

– Неприятности? – догадался Карташов.

– Какие у вас могут быть неприятности? – бросив испорченную сигарету, Подобедов взял другую и долго щелкал зажигалкой, не в силах справиться с волнением.

Карташов понял, что звонок этот косвенным образом связан с только что полученным заданием по похищению Белкиной.

– Насчет этой, с Останкино… все остается по-прежнему?

Подобедов ответил не сразу. Докурив, он вышел из машины, раздавил окурок подошвой и молвил задумчиво:

– Нам там один мужик сильно мешает… В президентском спецпоезде.

– Ну, сделайте так, чтобы его не было. Вам не привыкать. Отравленный зонтик, ледоруб… Железнодорожная катастрофа. Был один большой мужик, станет два мужика, но поменьше…

– Нельзя. Послушай… – чекист прищурился. – А если мы тебе на него наводку дадим – уберешь?

– Привыкли чужими руками жар загребать! – окончательно осмелел Карташов. – Как мы сделаем то, что даже вы не можете?

– Мы дадим на него наводку и выманим из поезда. Впрочем, это уже технические частности.

– Мы на это не договаривались. И вообще – я профессиональный революционер, мокрухой не занимаюсь.

– Мы и на другое не договаривались, – справедливо напомнил гебешник. – Короче, коготок завяз – всей птичке пропасть. Ваше согласие или несогласие тут не требуется. Завтра же сообщим все подробности. До встречи.