Текст книги "Грехи отцов"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шел задворками и огородами, часто оглядывался, петлял, но слежки за собой не заметил. Топал больше часа и слегка взмок, когда пришла пора сворачивать с проспекта на дорогу, что вела в царство мертвых. Идти пришлось немного в горку, Егор свернул на обочину, а потом и вовсе перепрыгнул канаву и оказался в негустом кустарнике. И не зря шифровался – еще издали он заметил у закрытых пока кладбищенских ворот две темные иномарки. Рядом никого не было, Егор постоял за ветками и отступил, прошел немного правее, легко перемахнул ограду и оказался на кладбище.

Сразу стало тише, тут даже вороны орали не так нагло. Почему-то появилось ощущение липкого тумана, осевшего на кожу, Егор машинально вытер рукавом лицо и направился к воротам. И пока топал, все вертел головой по сторонам, за каждым деревом, каждым памятником ему чудился преследователь. Тогда пальцы сами собой сжимались на рукояти «стечкина», Егор замедлял шаг, но видение оказывалось лишь игрой воображения и поднимавшей голову паранойи.

– Свихнуться можно. – Егор выдохнул облегченно, когда в очередной раз вместо человека разглядел справа старый большой памятник: раскрытая мраморная книга на позеленевшем от времени постаменте. Раньше Егору тут бывать не доводилось, кладбище было очень старым, еще с царских времен. Отца и мать он хоронил на другом, на границе города и заброшенных полей, а Павлову предстояло упокоиться здесь, рядом с могилой деда – ради такого случая местные власти сделали исключение. Во всяком случае, еще позавчера все обстояло именно так, и, судя по машинам у ворот, все осталось в силе, Павлова похоронят здесь.

Егор вернулся к раскрытой книге, присел на оградку – через негустую растительность отсюда отлично просматривались ворота и парковка за ними. Машины стояли на месте, рядом с одной прогуливался степенный, плотного сложения юноша и зорко поглядывал по сторонам. Потом наклонился к передней дверце, переговорил с кем-то и поднес к уху мобильник.

Егор выругался вполголоса и торопливо перекрестился – негоже ругаться среди могил. И все же злость на самого себя, на свое бессилие захлестнула на миг по самую макушку – попрощаться с Павловым ему не дадут. Придется просто смотреть издалека, точно вор или посторонний, праздный зевака, что от нечего делать забрел на кладбище и таращится на чужое горе. Егор снова ругнулся, мысленно попросил прощения у мертвых и кое-как угнездился на уголке поросшей мхом низенькой лавочки у подножия неизвестно чьего памятника с книгой. Сидел и смотрел то меж двух неохватных берез, то правее, в сторону ворот, сидел и ждал, пока солнце не начало припекать макушку, пока створки ворот не разошлись в стороны, а на дорожке появилась процессия. Егор сорвался с места и побежал к дорожке, затормозил уже в последний момент, когда едва не нарвался на молодого человека, что равнодушно глядел на толпу, шедшую за гробом, и с интересом – по сторонам. Егор пригнулся за покосившейся деревянной пирамидкой со звездой на верхушке, выждал, когда юноша отойдет подальше, привстал и принялся разглядывать процессию.

Впереди четверо несли матово блестящий темный закрытый гроб, следом шел Юрка в черном, криво сидящем на нем костюме и черных очках. Исхудавший до костей, он брел, еле переставляя ноги, едва не падал, с трудом, точно непосильную тяжесть, держал букет белых хризантем. Рядом шла вдова Павлова, Юркина мать, тоже вся в черном, ее под руку вела какая-то незнакомая Егору женщина. Юрка таки запнулся, едва не налетел на отцовский гроб и чудом удержался на ногах. У Егора аж сердце сжалось, он мигом вспомнил себя, как сам шел за отцовским катафалком, как воротило от запаха цветов, как болела и кружилась голова и как он ждал, когда все закончится. Юрку подхватил кто-то из толпы, и Егор узнал одного из сотрудников «Разборки». Следом шли директор и Гришина, потом еще люди, и почти всех Егор знал – они работали на него. Увидел Матвееву, она вытирала глаза платочком и шла с краю процессии, рядом топал еще один то ли конвойный, то ли соглядатай.

Егор подошел еще ближе – ему показалось, что в толпе он видит Вику, и все хотел убедиться, что ошибся. В толпе еще раз показался знакомый профиль под черным платком, Егор потерял осторожность, подошел еще ближе, и тут конвойный обернулся. Сбавил шаг, остановился, недоуменно поглядел на Егора, но непонятно, заметил или нет – в парня вцепилась потерявшая равновесие Матвеева, буквально повисла на нем, охая – то ли ногу подвернула, то ли того гляди в обморок грянется. Выяснять, что там у нее такое приключилось, Егор не стал, отбежал в заросли, кляня себя за собственную дурь, и теперь смотрел процессии вслед. Парень отцепился от Матвеевой, стоял в сторонке и куда-то названивал. Ловить тут было уже нечего, и Егор побежал к забору, нашел подходящее местечко, перебрался на ту сторону и оказался в лесополосе. Она вела вдоль шоссе, переходившего в центральный проспект, но в город Егор пока не торопился. Шел неспешно меж молодых шумных березок и прикидывал, как быть дальше. Первым делом – жилье, этот вопрос при наличии денег можно решить за полчаса, так что особых сложностей не предвидится. А если немного переплатить, то хозяев не заинтересуют и документы постояльца, так что задачка так себе, средней сложности. А вот что дальше, вернее, не так – с чего все началось…

И тут память мигом подкинула картинку двухдневной давности: его собственный кабинет, нагловатый Бабкин, очкарик с мерзкой лысинкой в полголовы, полицай у двери, и липовый договор купли-продажи. Состряпали его мастерски, что и говорить, однако документ был оформлен как положено, подделать такие вещи затруднительно, да и чревато последствиями. Нет, если уж окончательно спустить паранойю с поводка, то можно предположить, что купленными оказались и сотрудники конторы, зарегистрировавшей переход права собственности от Черкашина к Бабкину, но тут Егор себе льстил – это ж сколько денег надо ввалить в эту аферу, ведь сделку можно легко оспорить? Нет, тут поработали на совесть, так, что и не подкопаешься, все оформлено как положено. И есть один человек, которому по долгу службы положено знать такие вещи, и он знал, а вот почему не предупредил – это второй вопрос, и отвечать придется сегодня же.

И сразу стало легче, когда определилась первая цель, точка, откуда можно подобраться к разгадке, но дорога предстоит неблизкая. Поэтому Егор первым делом нашел себе жилье, однушку на окраине, в районе с недоброй славой, где обычные граждане и днем старались не появляться. Егора это не смутило, как вид из окна на разгрузочную площадку супермаркета. Он заплатил неопрятной седой бабке, что приковыляла, опираясь на палку, осмотрелся в новом жилье. Тесная, темная, не видевшая ремонта лет двадцать, а то и больше, убита в хлам, если говорить культурно. Особенно добивал запах, воняло сладковатой кислятиной, и Егор всерьез опасался обнаружить в одном из шкафов мумию. Радовало одно: он тут надолго не задержится, Егор был в этом свято уверен. Привел себя в порядок, спрятал деньги и кольцо на заваленные хламом антресоли и решил, что пришло время кое с кем потолковать.

Надолго это дело решил не откладывать, дождался сумерек и вышел из дома. Моросил слабый дождик, но было тепло, в воздухе расплывалась белая дымка. Первым делом Егор купил новую симку и, пока топал к старой девятиэтажке недалеко от центра, набрал Викин номер. «Аппарат абонента выключен», – от этого неживого голоса стало немного легче: Вика сделала все, как он просил, а сегодня на кладбище ему просто показалось, что объяснимо – Егор скучал без девушки. Воображение то и дело подкидывало вариации на тему, чем Вика сейчас занимается, как проводит время, с кем говорит, куда идет. Егор понимал, что это глупо, злился, психовал, но ничего поделать с собой не мог, тем более он сам просил Вику уехать, и та послушалась – какой с нее спрос? Это ему надо побыстрее соображать, чтоб уложиться в две недели, которые он ей дал.

Шел быстро, почти бежал и через полчаса оказался в тихом зеленом дворе: с трех сторон стояли старые кирпичные девятиэтажки, с третьей проходило шоссе. Шум с дороги сюда почти не долетал, глох в ветках черноплодки и шиповника, в изобилии растущих вдоль домов, пахло свежестью и чем-то сладким. Егор осмотрелся и направился к среднему дому, но свернул на полпути, обогнул его и оказался у парковки. Знакомого «Пежо» не заметил и решил подождать еще немного. Прикинул, что поминки по Павлову или уже закончились, или как раз подходят к финалу, подумал, что скоро человек будет здесь, и принялся нарезать круги вокруг домов, стараясь держаться в тени. Благо уже было довольно темно, фонари горели избирательно, через один, и оставаться незамеченным оказалось несложно. Один круг мимо домов и парковки с выходом на шоссе, второй, третий… Прошел почти час, машины на парковке уезжали, приезжали, но «Пежо» так и не появился. Проходили мимо собачники, пробегали подростки, дождь усилился, и Егору пришлось спрятаться под козырек крыши розового домика на детской площадке. Потом дождь перестал, подул ветер и разогнал тучи, ощутимо похолодало, но «Пежо» не показывался. Егор сообразил, что гуляет тут уже почти два часа, что поминки давно закончились, что нужный человек давно должен был вернуться. Тут либо что-то случилось, либо источник информации, употребив алкоголь, добирался до дома на такси и давно спит, поди, а «Пежо» мокнет на стоянке перед «Разборкой». Егор направился к подъезду, кляня себя за глупость последними словами. Впрочем, насчет выпивки это было лишь предположение – объект спиртное употреблял крайне редко, так что ситуация в любой момент могла повернуться другим боком.

Егор поднялся на четвертый этаж, постоял у знакомой двери, прислушался к голосам и музыке с той стороны, но не разобрал, люди говорят или телевизор. Главное, что внутри кто-то есть, остальное дело техники. Он нажал на кнопку звонка и держал ее до тех пор, пока не раздался знакомый строгий голос:

– В чем дело? Что вам нужно?

– Это соседи снизу, – пробубнил Егор, – вы нас заливаете. Откройте, или я полицию вызову.

Сработало – дверь распахнулась, и на пороге появилась маленькая, как подросток, коротко стриженная женщина в пестром халате. Гришина, главный бухгалтер «Разборки», его первый помощник и советчик после Юрки. Гришина была без очков, подняла голову, прищурилась и оторопела, точно увидела привидение. Егор довольно невежливо схватил ее за плечо, вытащил на площадку и толкнул к лифту, в укромный уголок между шахтой и стеной. Тут их никто не заметит, жильцы бегут мимо, не заглядывая в темные углы, а дома у Гришиной – Егор это отлично помнил – имеются сын-балбес и престарелая мать, а лишние уши сейчас совершенно ни к чему.

Гришина что-то пискнула, дернулась, но Егор буквально втолкнул ее в щель между шахтой и стеной, расставил руки, преграждая проход. Женщина охнула и вдруг прошелестела с каким-то восторженным придыханием:

– Егор Михайлович, вы живы?

– Вроде того, – отозвался сбитый с толку Егор. Не такого начала разговора он ждал и уже выстроил себе линию, собираясь гнуть свое, а тут такая встреча. Гришина осторожно коснулась его руки сухой теплой лапкой и добавила с явным облегчением:

– Слава богу. Мы думали, что вас убил тот полицейский.

– Руки коротки. – Егор окончательно растерялся, такого сочувствия и заботы о своей персоне он точно не ждал и после случившегося вчера был готов к любой подлянке. Даже «стечкина» с собой прихватил, не для Гришиной, понятное дело, а чисто для собственного спокойствия, не более того. Но собрался, отступил на шаг от зажатой в угол Гришиной и негромко произнес:

– Сказать мне ничего не хотите?

Гришина прижала худые руки к груди, вцепилась в ворот халата и посмотрела Егору в глаза. Ей было очень неудобно так глядеть снизу вверх, но взгляд она не отводила, смотрела в упор с неожиданной силой и упорством, так, что Егор невольно отступил еще на шаг.

– Егор Михайлович, – строго сказала Гришина, – я все отлично помню, не надо думать, что я неблагодарная тварь. Я помню, как вы помогли мне, поэтому не надо, – она подняла ладонь и посмотрела в пол, – вы ошибаетесь.

Егор помалкивал, давая ей выговориться. У Гришиной явно имелись свои соображения насчет недавних событий, кроме того, она знала достаточно, и мимо нее та сделка пройти ну никак не могла.

– Я знала, – подтвердила Гришина, – я знала о продаже «Разборки» и «Астры». Но подумала, что это вы сами так решили, поэтому ничего не спрашивала, а ждала распоряжений.

Отлично, она знала, что и требовалось доказать. Знала и молчала, хотя сама только что ответила на его вопрос. Ждала распоряжений – отличная отмазка, просто железная. А ничего, что он еще неделю назад с ней обсуждал возможность расширения их дел, говорил, что собирается Дуську перевезти на территорию «Астры», как и обещал Вике почти год назад. Там уж и вольер для зверюги собирались строить, даже счет на материалы пришел… И тут на тебе – продал все и никому не сказал, все молчком. Ну где логика, спрашивается? «Не надо считать меня неблагодарной тварью…» А кто ты тогда?

Гришина отвела глаза, смотрела в стену и неприятно похрустывала пальцами. Егор эту ее привычку ненавидел, временами был готов убить, но терпел, как и сейчас, и сам не понимал, что он тут делает. Узнал все, что хотел, можно уходить, даже нужно, пока Гришина, как Светка, не успела позвонить по заветному номеру. Тоже, поди, денег хочет, да кому они не нужны, покажите хоть одного такого…

– Но потом я узнала, – сказала Гришина, обращаясь к стенке. Подняла голову и проговорила: – Егор Михайлович, если вы меня выдадите, то мне конец.

– Я хоть раз давал вам основания так думать? – сказал Егор, и Гришина потупилась.

– Да, – пробормотала она, – вернее, нет, не помню. Извините… у меня в налоговой есть знакомый инспектор… вы помните, мы еще им на Новый год подарки привозили…

– К делу, – оборвал ее Егор. Гришина зачем-то пригладила короткие волосы, прижала ладони к макушке и быстро зашептала:

– Так вот, я попросила, и он выяснил, что кто-то подменил учредительные документы, где ваша фамилия вообще не значится, а владельцем указан некто Чирков. И он продал ваше имущество другому…

– Бабкину?

Гришина кивнула и с тоской глядела на Егора. За стенкой ожил и загрохотал лифт, пополз вверх, где-то там раздались веселые голоса, загремели двери. Стенки шахты дрогнули – лифт тащился обратно.

– Как все просто, – рассеянно сказал Егор, обдумывая услышанное, – как грабли. Достаточно заменить одну бумажку на другую, и все…

– Где-то с полгода назад заменили… – выдохнула Гришина.

– Я понял. – Егор отступил, освобождая проход, но Гришина не шелохнулась, не сводила с Егора глаз. – Спасибо. Кто подменил, конечно, неизвестно?

Гришина боком вышла из угла и остановилась напротив Егора, но смотрела уже куда-то вбок.

– Почему же, я даже могу назвать вам его фамилию, но это не поможет. Он тогда же уволился и уехал из города. Человеку хорошо заплатили, я думаю, и он решил не рисковать. Но я могу и ошибаться.

Ни фига она не ошибалась, была права, как всегда. Фамилию, конечно, можно узнать, но что толку? «Ну, найду я его, вытрясу душу, а он выведет меня на шестерку – такие делишки проворачивает мелочь, хозяева всегда в стороне». Егор глядел в темное окно, расчерченное мелкими дождевыми штрихами. Уехал, значит, крысеныш. Ну, хоть что-то узнал, уже неплохо. За полгода готовились, вот отсюда и надо начинать…

– Как вы, Егор Михайлович? – Гришина почти что с материнской жалостью глядела на него. – Мы очень ждем, когда вы вернетесь…

– Так все плохо? – усмехнулся Егор, и Гришина заторопилась, зачастила тревожным шепотком:

– Плохо, очень плохо. «Разборку» продавать по частям собираются, «Астру» в бордель превратили, там теперь старый управляющий, Женя Дмитриев. Зарплату срезали, персонал увольняют… много гастарбайтеров набрали.

– Что люди говорят? – оборвал ее Егор.

– Что дело нечисто, – вздохнула Гришина, – вы вернетесь?

– Разумеется, – уверенно сказал Егор, – и очень скоро. Спасибо, Наталья Владимировна, вы мне очень помогли. Извините, что я вас напугал…

– Пустяки, – тепло улыбнулась Гришина, – ничего страшного. Я на поминках выпила немного, взяла такси. А как вас увидела, решила, что это галлюцинация… вы обращайтесь, если помощь понадобится. Я все помню, Егор, я ничего не забыла. Запишите мой телефон…

– Я помню, – сказал Егор, – спасибо. И никому не говорите, что я к вам приходил, даже Юрке.

Гришина как-то странно поглядела на него, точно Егор сморозил вовсе уже несусветную глупость, но тому было некогда. Он махнул Гришиной на прощание и сбежал по ступенькам вниз, выскочил под дождь. И пока топал к дому, не забывая посматривать по сторонам, все вспоминал, что там такое было полгода назад. И ничего, хоть тресни, ни единого мало-мальски значимого события, не считая того, что Юрка, подгоняемый отцом к женитьбе, нашел-таки себе новую подружку, о разрыве с которой так переживал еще недавно. И оказавшись «дома», думал и, когда уже спать лег, все прокручивал в голове события тех дней. И без толку, все тогда было спокойно и тихо, и казалось, что так будет всегда. Под утро извелся окончательно и сдался, решил-таки уточнить фамилию поганца из налоговой, чтобы найти его и вытрясти из него всю душу. Едва сдержался, чтоб не позвонить Гришиной в пять утра, дождался девяти и набрал номер своего главбуха. Долго слушал длинные гудки, потом набрал еще раз с тем же успехом, потом еще. И только в два часа дня трубка ответила озабоченным баском – говорил молодой человек, похоже, сын Гришиной.

– Мне Наталью Владимировну…

– В реанимации, – сказал парень, – на нее напали вчера вечером, когда она в магазин пошла. Ударили по голове, отобрали деньги. Врачи говорят, состояние тяжелое, но стабильное… А вы кто?

Егор нажал «отбой», откинулся к стене и бессмысленно смотрел в окно. В реанимации, значит. Напали, ударили по голове… Что это, если не месседж Черкашину – не лезь, или будет хуже, хуже тем, кто остался верен тебе. Значит, вчера поблизости был кто-то третий, причем профи – уж больно ловко он остался незамеченным. Выследил, проводил, отследил контакт и отправил Гришину в реанимацию. И точно два поезда столкнулись, чувство вины и злость на свою беспечность: и Гришину подставил, и слежку прозевал. И неизвестно, как у Гришиной в итоге все обернется, возраст все-таки, надо будет помочь, когда все закончится. А слежка… Раз шли следом вчера, значит, и сегодня не отвяжутся, и это, граждане, прекрасно.

И полдня слонялся по городу со «стечкиным» под курткой, сначала по закоулкам, потом по центральным улицам, заходил в магазины. Шел уверенно, спокойно, разглядывал встречных, заметил несколько знакомых лиц, кто-то поздоровался, кто-то спешно отвернулся, но Егору было плевать на тех и других. Он все искал в толпе «сопровождающих», вспомнил все павловские уроки – то резко разворачивался, то выходил из автобуса в последний момент, когда двери уже начинали съезжаться, то, наоборот, запрыгивал чуть ли не на ходу, продираясь в щель между створками, следил за отражениями в стеклянных витринах, наблюдал за машинами. И ничего, вообще ничего, все зря, целый день ухлопал впустую – им никто не интересовался, даже бродячие псы на помойке перед домом не обратили на Егора ни малейшего внимания, хоть гавкали на каждого, кто случайно оказывался поблизости. На всякий случай Егор пошарахался по району еще с полчаса, насладился дракой двух аборигенов из-за пьяной самки, детально изучил окрестности, потом, злой и уставший, притащился в квартиру. Чувство такое, точно над ним жестоко посмеялись, причем эти весельчаки целый день были рядом, точно вип-зрители в первом ряду, а Егор, увлеченный игрой, их не заметил. От бессилия и злости хотелось напиться или подраться, а лучше все и сразу, но вместо этого Егор завалился спать. В голове не было ни единой здравой мысли, время шло, Павлов второй день лежал в могиле, «Разборку» продают, «Астру» превратили в бордель. «Дмитриев, поди, счастлив». С этой мерзкой мыслью Егор и заснул, а очнулся от странных тихих звуков, точно где-то недалеко ножовкой пилили тугую струну. Полежал, приходя в себя, и тут сообразил – это мобильник пиликает в кармане куртки. Забыл выключить после звонка Гришиной и целый день протаскал его с собой.

На экране высветился незнакомый номер, и время – половина третьего ночи. Вот и зрители – мелькнуло в голове, и Егор усмехнулся. Отличное время, кстати, и сейчас многое прояснится.

– Слушаю.

В ответ сначала было тихо, лишь фоном слышались какие-то шорохи и тихая музыка.

– Говорите, я вас внимательно слушаю. – Егор старательно изображал спокойствие, а у самого все аж дрожало внутри от нетерпения: чего ждать – угроз, издевок, откровений или всего и сразу.

Шорохи исчезли, послышался легкий треск, потом стало очень тихо, потом Егор услышал:

– Привет, надо встретиться. Завтра можешь прийти?

Вика замолчала, Егор слышал ее тихое дыхание, а сам не мог и слова сказать. Чувство было такое, будто из-под ног землю выдернули. Коленки мерзко дрогнули, обдало жаром, да так, что Егор разом взмок. Он перехватил телефон другой рукой и уставился на себя в зеркало, но видел лишь черный силуэт на темно-сером фоне задернутого шторами окна.

– Егор…

– Ты где? – оборвал он Вику.

– В городе, – ответила она, – ты придешь?

– Почему ты не уехала? – проговорил он сквозь зубы. – Я же просил…

– Завтра объясню, – тихо сказала Вика. – Приходи в «Мидию» вечером, в семь. Вернее, сегодня.

– Хорошо. У тебя все в порядке? – кое-как проговорил он, еще не веря, что все происходит в реале, а не во сне. «Мидия», семь вечера, Вика… Ерунда какая-то. Он снова ждал не того и снова ошибся…

– Да, все нормально. – Вика говорила так спокойно, точно обсуждала с приятельницей покупку новой помады. – Ты придешь?

– Конечно, – сказал Егор, – но я же тебя просил…

Из трубки понеслись короткие гудки, Егор сел на диван и смотрел перед собой. «Мидия», он знал это местечко, небольшой ресторан с хорошей кухней, где готовили в основном рыбу и морских гадов. Вика их обожала, а Егор терпеть не мог. «Мидия», значит, в семь вечера. Хорошо, будет вам «Мидия»… Егор выключил мобильник и заснул моментально, точно как несчастная Гришина по голове получил, и спал чуть ли не до полудня, крепко и без снов, как убитый.

* * *

Постепенно все улеглось – машины у подъезда исчезли, к окнам можно стало подходить без опаски, телефон снова звонил почти без передыху, дождь закончился. О выпускном, разумеется, и речи не было, Павлов привез аттестат Егора, отдал документ отцу. Тот изучил оценки, скептически ухмыльнулся и распорядился:

– Балду не пинай, готовься к экзаменам. Поступишь – вместе с Юркой на море вас отправлю, отдохнете по-взрослому. Недели две, думаю, вам хватит. В Турцию хочешь или в Грецию?

Егор хотел все и сразу, но выбрал-таки Грецию, а Юрке, сдававшему сессию, было все равно, он так и передал через отца, добавив, что приедет через неделю. Поездка предполагалась на начало августа, и – уговор есть уговор – Егор засел за осточертевшие учебники. Перспектива провести две недели на побережье, вдвоем с опытным Юркой, да без родительского контроля вдохновляла необыкновенно, да еще лето не задалось – зарядили дожди, на улицу не тянуло. Устав от зубрежки, Егор выходил прогуляться пару раз в день – сначала с кем-то из охраны, а потом один. «Военное положение» отменили, «конвой» убрали, и Егор спокойно слонялся в одиночку по вечернему городу. Прошел пару раз мимо школы, никакой особой ностальгии не испытал – лишь облегчение, что десятилетняя каторга закончилась. Потом направился к дому, но на полпути свернул к новой девятиэтажке из светлого кирпича, постоял с минуту, глядя на окна Влада – все темные, точно в квартире никого. Может, так оно и есть, а может… Егор попытался вспомнить, когда видел Влада в последний раз. Получалось, что в день первого экзамена, а было это с полмесяца назад. Тоска и досада на самого себя вдруг вернулись, чувство, что ошибся, что-то сказал и сделал не так, накатили с новой силой, и Егор пошел прочь.

Шел быстро, точно от самого себя пытался убежать, да еще и дождь усилился, переходил в ливень, стало холодно и грязно, и Егор торопился домой. Постоял на переходе, пропуская летящие сквозь пелену дождя машины, шарахнулся от поднятой колесами внедорожника волны, отпрыгнул назад. Потом перебежал дорогу по «зебре» и оказался напротив своего дома, задрал голову. Все в порядке – окна светятся, а перед подъездом стоит отцовская машина – вишневая «Тойота», свеженькое приобретение, из салона. Собственного, между прочим, времена менялись, ЧОП с быками-«сотрудниками» был уже не так актуален, как еще год назад, коммерсанты давно поделили территорию и чужих границ старались не нарушать, уважая кровью отбитую у конкурентов собственность. Беспредельщики еще не все перевелись, но их поголовье сильно поредело за прошлые годы, и безопасность стоила уже дешевле. А вот иномарки росли в цене, особенно новые, последних моделей, и отец посоветовал Павлову открыть «Разборку» – автосервис с небольшим магазином, куда ставшие гонщиками «сотрудники» на заказ пригоняли из Польши и Германии приглянувшиеся местной «элите» авто. Дело пошло, образовалась даже небольшая очередь, потом появился спрос на сопутствующие товары вроде «родных» запчастей, чехлов, магнитол, ковриков и прочих «приблуд», как говорил довольный Павлов.

Егор ускорил шаг – лишних вопросов о позднем отсутствии выслушивать не хотелось. Перебежал двор, оказался в подъезде, скинул капюшон и замер – здесь был кто-то еще. Лампочка светила вполнакала, да еще и моргала вдобавок, в углах просторной площадки прятались тени, дергались, дрожали в такт неровному свету. А одна стояла неподвижно, длинная, плоская, слившись со стенкой шахты лифта, и Егор почувствовал на себе пристальный взгляд. Но страха не было – мало ли кто там отсиживается в плохо пахнущем углу: может, бомж заполз погреться, а может, алкаш Вася с пятого этажа – жена регулярно выгоняла его из дома, и тот спал где придется, на ступеньках, например. Публика обитала тут еще та, в основном пролетариат с местного, когда-то секретного завода по производству оптики для подводных лодок, а теперь выпускавшего скороварки. Загородный дом Черкашиных был почти готов, отец планировал переехать к осени и зимовать уже на новом месте, а квартиру собирался продать. Или сдать – он еще не решил, а Егору было все равно: осенью он уезжал в Москву, где ждала совсем другая жизнь.

Егор шагнул было к лифту, но передумал, направился к лестнице. За спиной раздался быстрый шорох, потом легкий звон, и тут лампочка разлетелась на осколки: кто-то ловко кинул в нее чем-то тяжелым. Егор оказался в полной темноте, но это не напугало, он знал этот подъезд с детства и мог найти выход даже в темноте. Как и этот другой, Егор не видел его, но чувствовал чье-то присутствие, и это уж точно был не алкаш дядя Вася. А тень, черная даже на фоне полумрака, оказалась уже близко, Егор шарахнулся к стене и приготовился защищаться. Мелькнула мысль заорать, позвать на помощь, но Егор решил оставить эту крайнюю меру напоследок, встал в стойку и ударил правой в темноту перед собой. Тень охнула, отшатнулась и оказалась на полу, Егор, не веря своим ушам, следил за ней, подошел, присел на корточки. Влад закрывал ладонями разбитый нос и прогундел что-то невнятное.

От сердца отлегло, Егор помог приятелю подняться, потащил к лифту.

– Пошли ко мне, – как ни в чем не бывало сказал он, но Влад уперся. Задрал голову, вытер кровь и проговорил хрипловатым голосом:

– Я не могу. Ты прости меня, что я тогда тебя ударил…

– Проехали, – оборвал Влада Егор. Ворошить прошлое не хотелось, да и к чему, когда Влад вот он, живой и здоровый, стоит перед ним и незачем поминать, что там было месяц или два назад. – Как ты?

Влад помотал головой, снова что-то промычал, но Егор ничего не понял.

– Что?.. – Он замолк: открылись двери подъехавшего лифта, на пол упала полоска света из кабины.

– Хулиганье, – проворчал тот самый дядя Вася, тащивший на себе два пакета с мусором, – снова лампочку разбили, уроды…

Он с ворчанием потопал дальше, двери лифта закрылись, но Егор успел рассмотреть у Влада желтоватые пятна на скулах. Внутри все аж сжалось от злости – вернулось чувство, что некто поднял руку не на отличника Орехова, а на него самого, за что должен получить в полной мере.

– Кто тебя? – спросил Егор. Влад оторвался от стенки.

– Пошли на улицу, поговорим. Я тебя уже почти час жду, думал, не придешь…

– Куда ж я денусь.

Они оказались во дворе, Влад бегом пересек дорогу и детскую площадку за ней, побежал к забору. За ним начиналась территория того самого завода – цеха, склады, ангары и даже собственная «железка», по которой, важно гудя, несколько раз в день проезжала «кукушка», таща на хвосте груз – вагоны и платформы. Но сейчас все было тихо, лишь гавкали и подвывали среди брошенных зданий собаки – если и был там сторож, то вряд ли сунулся бы в темноту. Но не Влад – он пролез в щель между плитами, постоял, вглядываясь в темноту, и махнул Егору:

– Пошли, тут недалеко.

Тот сделал пару шагов следом за Владом и остановился – что-то было не то. Не то, не так и вообще неправильно: Владу нечего здесь делать, а он между тем уверенно топает через высоченный бурьян, точно хорошо знает дорогу.

– Влад, – позвал его Егор, – Влад, погоди. Что случилось?..

Тот остановился, да так и застыл, не оборачиваясь, глядел сначала себе под ноги, потом сделал пару шагов, зацепился о рельс, споткнулся и кое-как удержался на ногах. Зашмыгал носом, задрал голову и так застыл – ждал, когда остановится кровь. Егор подошел, взял Влада за плечи и заставил развернуться к свету еще живого фонаря, освещавшего периметр завода. Посмотрел и понял, что лучше бы не спрашивал – все и так понятно. Бледный, даже в этом неверном свете, похудевший так, что одежда висит на нем как на вешалке, под обоими глазами «фонари», губы дрожат. Понятно, что пережил он для своих шестнадцати столько, что на четверть века вперед хватит, но тут явно было что-то еще.

– Что случилось? – повторил Егор, понимая, что появлению Влада должно предшествовать что-то нехорошее, что-то из тех вещей, что заставляют и врага просить о помощи, ибо больше некого. Просил уже, всех просил, и никто не помог, осталась последняя надежда.

– Егор, помоги мне, – по-прежнему глядя в небо, сказал Влад, – мне больше некого просить. Меня ищут, говорят, что я должен отдать долги отца, а нам нечем. Мать все продала, сейчас живет у сестры на ее пенсию… У нас больше ничего нет: ни магазинов, ни квартиры, ни машины, ни дома за городом. Мать даже кольца обручальные продала, и все равно мало. А те люди… Они сказали, что я должен отработать долг и проценты. Сначала одному кредитору, потом другому, потом еще одному – всем, у кого отец занимал. Мне конец, Егор, если ты мне не поможешь, они меня убьют.