Текст книги "Налейте бокалы, раздайте патроны!"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Показывай, – Голицын развернул трофейную карту.

– Вот это самое урочище, – ткнул Шестаков своим коротким пальцем.

– Так это что же получается? – задумался поручик. – Полтора дня пути.

– Ну да… Кстати, ваше благородие, у них беспроволочный телеграф с собой, – сообщил унтер.

У Шестакова теперь отпали последние сомнения, и он, окончательно поверив, что перед ним свои, рассказал все, что ему было известно о танке. Вот эта информация стала для поручика полной неожиданностью. Ведь он-то доподлинно знал о том, что чудо-оружие совершенно в другом месте!

– Танк наверняка там! – убеждал Шестаков. – Ну, не я же это придумал, и не пленный нам это сообщил, ваше благородие. Из штаба сообщили.

– А они откуда узнали? – уставился на него Голицын.

– Не могу знать, ваше благородие! – пожал плечами унтер. – Об этом нам не докладывали.

– Да-а-а, – протянул поручик. – Весело, нечего сказать…

– Мне кажется, это ловушка, Сергей! – покачал головой Булак-Балахович. – Не иначе. Я такие вещи сразу чую.

Поручик задумался. Что же делать – изменить маршрут? Но ведь нет гарантий, что неизвестный ему прапорщик Сеченов до сих пор в том урочище… А может быть, связаться с ним по беспроволочному телеграфу и сообщить об ошибке штаба? Но неизвестно время выхода в эфир прапорщика и частота, на которой вещает. Да и самое главное: где взять еще один беспроволочный телеграф?

Глава 15

Раннее утро только начинало освещать изрытую снарядами, перепаханную свинцом землю. Серое небо медленно, как бы нехотя светлело, но было затянуто серыми, тяжелыми тучами.

На командном пункте немецких позиций в это время присутствовали несколько штабных офицеров во главе с полковником Диркером. Немецкая педантичность отлично проявилась в оборудовании КП. Несмотря на весьма скромную обстановку, все здесь было сооружено надежно, добротно, крепко и находилось строго на своих местах. Офицеры вполголоса переговаривались, став по обе стороны от полковника, рассматривавшего в бинокль русские позиции.

– Последняя попытка противника продвинуться на нашем участке фронта дорого нам обошлась, – сообщил майор своему соседу, прибывшему из другого района.

– Но ведь вы успешно отразили это стремление их закрепиться на высоте.

– Успешно! – криво улыбнулся майор. – Нам удалось отбросить их на прежние позиции, но если еще пару раз придется возвращать этих сибиряков на исходные точки, то у нас просто не останется солдат. Это все я называю пирровой победой в полном смысле этого слова.

– А как все происходило? – спросил собеседник.

– Это сущие дьяволы, ни больше ни меньше, – развел руками майор. – Мы прекрасно укреплены здесь. Сам рельеф местности значительно помогает нам в деле обороны этого участка. Однако им удалось перерезать колючую проволоку и нейтрализовать большую часть пулеметов. Только невероятными усилиями мы отбросили их назад. Это еще что! – он криво усмехнулся. – Я уже не говорю об их штыковых атаках. Вы знаете, что это такое?

– Я слышал… – проговорил его собеседник. Будучи человеком «глубоко» штабным, он по роду деятельности слышал или знал практически обо всем, что касалось войны, но сам лично в этих процессах участия не принимал.

– Слышать! Слышать и видеть… Даже невозможно представить себе, что это такое. Благо что войны теперь стали другими, не то что прежде, когда одно сражение вполне могло решить судьбу всей войны. Тогда часто от одного человека зависело все. Сейчас ни от кого уже ничего не зависит.

– Ну, это вы хватили…

– Хорошо, согласен, я немного увлекся. К счастью, рукопашных теперь немного. Война позиционная и по нескольку месяцев может проходить в окопах, когда противник вяло или активно перестреливается, при этом практически не сходя с места. Таковы времена, такова специфика новых условий. Это можно принимать или нет, но это факт, это, так сказать, данность. И вот если наш немецкий солдат, сидя в окопах, чувствует себя, скажем так, нормально, то эти русские – совсем другое дело.

– И в чем же здесь такое отличие? – с интересом взглянул на него собеседник. – Что же в них в этом смысле особенного? Неужели они чувствуют себя по-другому?

– Вот именно! – подтвердил офицер. – Вот именно – по-другому. В природе русского заложено – действовать. Его угнетает долгое бездействие и сидение на одном месте. За долгое время ничегонеделания они становятся просто одержимыми. Когда эта масса солдатни ринется в штыковую атаку, то, скажу я вам, становится страшно. И выдержать штыковую атаку русских не способен в открытом бою почти никто.

– Так уж и никто?

– Да-да! Конечно, если их встретит на пути массированный пулеметный или орудийный огонь, тогда другое дело. Но в открытом бою равных им нет. И я в этом убедился.

Тем временем Диркер долго, не отрываясь, рассматривал такие близкие позиции русских. Ему нужно было изучить их не из праздного любопытства – на это у него были свои причины. Командный пункт стоял на скате лесистого холма. У его подножия пологой дугой изгибалась река, справа находился старый деревянный мост. За ним на другой стороне реки виднелась изломанная линия германских окопов. Левее вился быстрый ручей, впадающий в речку, еще левее за ручьем чернели сгоревшие здания фольварка. Когда-то это были красивые строения под высокой черепичной крышей, теперь от них остались лишь закопченные стены. Шагах в четырехстах от руин начинались позиции русских войск.

В любой войне хуже всего – оказаться хутору, деревне или городу прямо на линии фронта. Это всегда было бедствием для каждого жителя, проживавшего в таком населенном пункте. Разорение, пожары и разрушение – непременный итог в подобной ситуации. Но войны начала двадцатого века побили все рекорды. Артиллерия превращала целые города в страшные руины, где подчас из живых и уцелевших оставались только собаки.

– Они подготовились неплохо, – сквозь зубы проговорил полковник, наконец оторвавшись от бинокля. – На этом участке у них три ряда траншей, пулеметы… По нашим сведениям, русские уверены, что прорвать фронт пехотными цепями, даже после артподготовки, не получится – любая атака захлебнется.

– Я сказал бы, что они недалеки от истины, – усмехнулся чуть заметно уголком рта один из офицеров. Плотный, коренастый, он смотрел с ироническим прищуром. – Ничего принципиально нового здесь нет. Это и так понятно любому мало-мальски знакомому с военным делом человеку.

– Естественно, прорыв представляет собой непростую задачу. С этим никто пока не спорит, – продолжил Диркер. – Но наша задача – изыскать эту возможность. И она есть – будь у нас танк, все могло бы пойти иначе. С этим универсальным оружием ситуация резко бы изменилась. Полевой артиллерией, господа, эту махину не остановишь, а крепостной, способной пробить броню у русских на этом участке фронта, не имеется.

Об этом полковнику Диркеру было прекрасно известно по сообщению одного скромного прусского пастора.

– К сожалению, пока разработка и производство танков находятся в начальной стадии, – подал реплику офицер. – Я ознакомился с тем, что обещает эта техника. Да, стоит признать, что в перспективе танки дадут очень многое тем, кто их использует на полях сражений. Но пока… – он развел руками. – В этой войне они, видимо, еще не сыграют роли, уготованной им в будущем.

– Ничего, – усмехнулся Диркер. – Не стоит делать столь поспешных выводов. Можете быть уверены, эта война станет неплохим полем для наших танков. Время работает на нас.

Пройдясь по помещению, он присел на стул.

– А у меня, господа, в такую погоду всегда начинает ломить простреленную ногу, – сказал Диркер, массируя голень. – Сырая погода здоровья не приносит. А стояние на месте только усиливает тоску у нашего солдата. Я вообще считаю бесполезным и даже вредным это бессмысленное сидение в окопах. Как оно может подействовать на солдатский дух? Я вам скажу: уничтожающе. Воину нужно двигаться, причем двигаться вперед. Если этого нет, то он превращается в тряпку.

– Безусловно, – поддержал его рыжий майор. – В каждой войне стояние на месте к добру не приводит.

– Вот мы с вами и должны искать и находить все возможные варианты для того, чтобы застоя не происходило, – авторитетно заявил полковник.

В дверь постучали.

– Разрешите войти, господин полковник? – на пороге появился посыльный. – От командующего, с пакетом, – протянул он донесение.

– Давайте сюда, – нетерпеливо взял пакет Диркер. – Вы свободны.

Вскрыв пакет, полковник углубился в текст.

– Ну, вот и отлично. Все готово, господа офицеры, – радостно сообщил он стоявшим рядом.

Причин для радости у полковника было достаточно – его предложение было принято. В полученном пакете от фон Гинденбурга подтверждалось: чтобы дезинформировать русских, в нужном месте решено поставить муляж. В штабе согласились с тем, что противник непременно будет заниматься поисками технической новинки – как же без этого? Вот для этой цели и должен служить «учебный макет». Его русские и должны будут «отыскать», и в этом им ни в коем случае не надо препятствовать. А русский отряд, высланный на поиски танка, должен еще раз дезинформировать свое командование о месте прорыва – в общем, все, как и предлагал командованию Диркер.

Кроме того, практическая реализация проекта, как с радостью убедился полковник, тоже двигалась быстро. Как сообщил фон Гинденбург, муляж уже готов. И в самом скором времени должен быть доставлен по железной дороге. Умельцы-профессионалы, которым была поручена сия работа, выполнили ее на совесть.

Впрочем, в Германии по-другому обычно и не бывает. Дотошные немцы к своей работе испокон веку относились в высшей степени ответственно. Они на совесть строили дома, делали колбасу и на совесть убивали на войне. Все было сделано отлично. Так что танк получился искусной копией из фанеры, в натуральную величину. Естественно, копия была несамоходной и своими силами передвигаться не могла. Но этого от нее никто и не требовал.

Кроме того, командующий сообщил, что ловушка с танком на контроле у самого Мольтке-младшего – начальника германского Генштаба, одной из самых влиятельных фигур в германском рейхсвере.

«Уж если дело контролирует Мольтке, оно не может не удаться! – удовлетворенно усмехнулся полковник. – После того как он с присущей ему энергией и решительностью взялся за исправление дел здесь, в Восточной Пруссии, мы вправе ожидать подвижек. Это дело мне очень по душе, черт возьми!»

– Кстати, достаточно ли у нас керосина? – поинтересовался Диркер у одного из офицеров.

Тот являл собой типичный пример интенданта: толстый, спокойный, с маленькими глазками. Таким от рождения милей склады и учетные книги, нежели звон оружия и взрывы снарядов. Пускай он и военный, пускай он и в действующей армии, но его стихия – не сражения.

– Заказано десять бочек, – ответил тот. – Этого количества вполне хватит, – он достал из нагрудного кармана небольшую пухлую книжечку и, заглянув в нее, сообщил: – Да, все правильно. Девять из них уже прибыли. В самом скором времени ожидается последняя. Наша служба, как видите, работает точно.

– Хорошо. Этими качествами вы всегда отличались, и это не может не радовать, – кивнул полковник. – Необычайно приятно наблюдать, когда человек находится на своем месте и оправдывает его в полной мере. Ну что же, таким образом, можно начинать. Через два-три дня русские наверняка убедятся, что мы планируем наступление именно здесь.

Глава 16

Отряд прапорщика ждал пропавшего Шестакова почти сутки. Нельзя сказать, что ожидание было приятным времяпрепровождением. Лагерь отряда расположился на местности, малопригодной для бивуака. Впрочем, выбирать особенно не приходилось, так что они довольствовались тем, что было.

Мучали комары. В этой низменной и болотистой местности их оказалось несметное количество. Тучи комаров летали над головой, лезли за шиворот, в рукава и глаза. И при всем этом каждая из этих тварей старалась укусить. Приходилось мучаться с крылатыми кровопийцами в одной компании. Болотные испарения, роса делали стоянку совсем неуютной…

Вечером группа наконец отправилась в том самом направлении, где, по мнению штаба и в соответствии с полученными данными, находился танк.

Теперь маршрут по малонаселенной местности кончился, и отряд оказался в самой гуще событий. Прифронтовая полоса во все времена всех военных действий представляет собой весьма беспокойную территорию. Оно и понятно – линия фронта может оставаться некоторое время на месте, а может и сдвинуться в сторону почти мгновенно. То же самое сейчас и творилось на территории части Восточной Пруссии. Положение немецких войск было неопределенным. После недавних успехов в продвижении русских на запад многие местные жители серьезно задумались. И несмотря на то что новый командующий фон Гинденбург твердо пообещал в самое ближайшее время восстановить пошатнувшиеся позиции и отбросить противника на восток, теперь никто не мог быть уверен в завтрашнем дне. Беженцы потянулись на запад.

Выехав на одну из важных дорог, отряд Сеченова оказался в самой гуще движения. Здесь, казалось, смешалось все. Дорога, насколько хватало глаз, была забита беженцами, санитарными обозами, подводами с боеприпасами, маршевыми ротами…

В этой сутолоке и толчее, когда продвинуться вперед можно было с трудом, существовал один, но очень важный положительный момент: никому ни до кого не было дела. Даже ящик с «беспроволочным телеграфом» на вьючной лошади ничьего внимания не привлекал.

– Это мы, ваше благородие, удачно попали, – удовлетворенно произнес вполголоса Макаров, наклонившись к прапорщику. – В такой кутерьме сам черт себе ногу сломит. Да ежели б, к примеру, нас и искали, то попробуй отыщи тут! Легче иголку в стогу сена найти.

Прапорщик, кивнув, молча согласился.

Сейчас по всем дорогам на запад тянулись вереницы людей, повозок, техники. С визгом и грохотом люди и лошади шли вперемешку со стадами скота, автомобилями. От пыли першило в горле.

Санитарные фуры были полны раненых. Телеги с домашним скарбом, толпы женщин и стариков, тащивших на руках детей, узлы и утварь, шли лавиной. Навстречу, на восток, двигались военные обозы и воинские части. На мосту через небольшую, но глубокую речку шевелилось огромное скопище людей и телег. Громыхали колеса, щелкали бичи, раздавались крики команд.

Пробираясь по краю шоссе, кавалеристы добрались до моста. По нему проходил очередной обоз. При въезде на мост лошади приседали в оглоблях, цеплялись копытами за размокшие доски. Замедляя движение, обоз продолжал двигаться.

На дороге показалась машина с каким-то важным штабным чином. Пробраться через страшное скопище людей, лошадей было делом непростым. Однако же, яростно сигналя, автомобиль упрямо пробивал себе путь. На мосту он стал, и, похоже, надолго.

– Да, обозы, обозы, – процедил Лепехин, глядя на нескончаемый поток. – Это ж сколько тысяч народу дома-то свои покидает!

По дорогам маршировали пехотные колонны, пылили штабные автомобили, обвешанные чемоданами офицеров, за мощными першеронами тарахтели походные кухни. На привалах немецкие офицеры проверяли солдатские фляжки, и горе тому солдату, у которого недоставало шнапса до самой пробки. Расправа была короткой, но внушительной – палкой! На фронте немцы пьянствовали сколько душе угодно, но до прибытия на фронт пить запрещалось.

– А это что, ваше благородие? – спросил Батюк, указывая на цинковые ящики военного обоза, перевязанные, словно рождественские подарки, красивыми трехцветными лентами.

– В этих ящиках дум-дум, – пояснил Сеченов.

– А что это такое?

– Разрывные пули. Влепят в ляжку – и прощай ноженька; как треснут в голову – и череп разлетается вдребезги.

Прапорщик, сверяясь с картой, заметно повеселел – до места нахождения танка оставалось несколько верст.

Вечерело. Отряд свернул в сторону от главной дороги, ведущей на северо-запад. Впереди виднелись башни очередного немецкого городка под названием Ирстенбург.

– Да-а, – протянул Ярцев. – Ну и денек, настоящие Содом и Гоморра, ни больше ни меньше. Вот ведь боятся германцы нашего брата! Значит, не зря отходят они на запад.

– Ну, ты особенно не надейся, – осадил его Глазьев. – На запад идут мирные жители со своим скарбом, а на восток регулярная армия валом валит. Так что легкой войны не будет.

Двигаясь впереди остальных, прапорщик думал о предстоящем ночлеге. Теперь надо было действовать открыто и отправляться прямо в Ирстенбург. Первым зданием на пути порядком утомленного отряда стали въездные ворота, возведенные еще в тысяча четыреста шестьдесят седьмом году от Рождества Христова, о чем любезно сообщала привинченная на них медная табличка, писанная на латыни. Когда-то эти ворота видели крестоносцев, прибывающих на земли Пруссии, чтобы покорить соседние народы. Когда-то через них проезжали войска, закованные в броню и латы. Сегодня – русские всадники.

– Неплохой городок, – заключил Заяц, глядя по сторонам на красивые домики, проплывающие справа и слева в окружении ароматно пахнущих цветочных клумб. – Богато живет немчура! Не сравнишь с нашим. Опять же – порядок, занавесочки, подушечки, салфеточки. Колодцы – не просто ведро опускаешь, а с насосами. Вот вернусь домой, тоже у себя много чего из увиденного понаделаю.

– Ты еще живым вернись отсюда-то! – иронически отозвался Батюк. – Хвалился один такой…

– Ничего, я вернусь, – заверил Заяц. – Я человек заговоренный. Мне на роду до девяноста пяти лет дожить написано.

– Так ведь это на мирное время рассчитано, а сейчас война.

– Дурья башка, – беззлобно переругивались солдаты.

В большинстве окон еще горел огонь, и иногда можно было увидеть в окне чинно ужинавшую семью, бегавших неугомонных детей, а раз на втором этаже промелькнул силуэт женщины.

– Эх! – вздохнул Лепехин. – Фигурка что надо.

На площади оказалась довольно приличная гостиница, где и решили переночевать. К тому же тут имелось электричество, а это значило, что можно будет подзарядить батареи «беспроволочного телеграфа».

Контакты с немцами несколько усложнялись тем, что, кроме прапорщика, по-немецки из русских конников никто не изъяснялся. Пропавшего Шестакова в расчет уже брать не стоило.

К счастью, все обошлось благополучно, тем более что Сеченов расплатился с хозяином гостиницы наличными.

Поднимаясь по лестнице гостиницы на второй этаж, офицер, глядя в окно, обратил внимание, что к гостинице подъехала бричка. Свет фонаря упал на выходящих из нее людей. Один из них был в костюме охотника, второго прапорщик не разглядел. Офицер скользнул взглядом по новоприбывшим и отправился в номер.

«Не одни мы такие запоздалые пташки, – подумал офицер. – Находятся и другие. Впрочем, на то они и гостиницы…» – зевнув от усталости, офицер через мгновение уже забыл об увиденных людях.

Хотя если бы прапорщик был более внимательным, то наблюдение за парой незнакомцев могло бы дать ему гораздо больше пользы, нежели он мог себе представить. Но офицер ни о чем не догадывался.

А зря…

Глава 17

На перроне выстроились почетные караулы от пятнадцатого стрелкового полка. В полной парадной форме последний раз офицеры обегали подчиненных, проверяя готовность. В ожидании прихода поезда генералы Жилинский, Самсонов и Ренненкампф перебрасывались короткими фразами.

Наконец из-за поворота появился паровоз, а за ним бронепоезд. Через несколько минут состав остановился у перрона. В окне шикарного прицепного вагона показалась представительная фигура – прибыл великий князь, Верховный главнокомандующий русской армией Николай Николаевич – младший.

Ревел оркестр, клацали фотоаппараты. Генералы двинулись к дверям вагона. Жилинский отдал рапорт Верховному, тот, выслушав генерала, с любезной улыбкой поздоровался со всеми. После обмена приветствиями все вышли из вагона. Великий князь в сопровождении нескольких фрейлин и военных обошел почетный караул и пропустил его мимо себя торжественным маршем.

Высоченная фигура Верховного возвышалась над всеми остальными. Он не мог не притягивать внимания, где бы ни находился. Действительно, этот седой красавец в русском генеральском мундире, прекрасно сложенный, с открытым аристократическим лицом был очень впечатляющ. Одним словом – великий князь.

Для любого мужчины самым большим несчастьем является малый рост. Родиться коротышкой для представителя мужского пола – величайшее несчастье. Тут уж как ни старайся, маленький рост ничем не компенсируешь – ни положением в обществе, ни финансами, ни талантами. Кем бы ты ни был – серьезно женщинами восприниматься не будешь никогда. Великому князю подобное никак не грозило. Николай Николаевич Романов (младший) к категории обиженных природой мужчин не относился. Двухметрового роста, худой, с красивой головой и бородкой клином, великий князь казался воплощением галантности и импозантности. Обычно все генералы, несмотря на выправку и отлично пошитые мундиры, смотрелись на фоне двухметрового Николая Николаевича точно пигмеи. Рядом с государем, своим двоюродным племянником, «дядя Николаша» всегда фотографировался сидя – уж больно непозволительно высок ростом был подданный.

В придачу к безупречно породистой внешности этот человек был прямым внуком императора Николая I, то есть сыном его третьего сына Николая Николаевича Романова-старшего – генерал-фельдмаршала, главнокомандующего в Русско-турецкую войну 1877–1878 годов. Да и вообще, во многом этот человек был особой весьма примечательной.

Сын пошел по стопам отца, выбрав карьеру военного. В пятнадцатилетнем возрасте будущий Верховный главнокомандующий поступил юнкером в Николаевское инженерное училище, затем в Николаевскую академию Генерального штаба, которую окончил с серебряной медалью. После учебы великий князь принял участие в турецкой войне, проявляя себя в «деле». За участие в рекогносцировке берегов Дуная в районе Зимницы, форсирование реки в составе первого эшелона дивизии Драгомирова и за штурм Систовских высот награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. За участие в захвате Шипкинского перевала молодой офицер получил Золотое оружие с надписью «За храбрость» и был произведен в двадцать три года в полковники. После возвращения с Балкан – служба в лейб-гвардии гусарском полку. В возрасте двадцати девяти лет красавец гусар становится генерал-майором, а спустя еще пять лет – генерал-лейтенантом, командиром гвардейской кавалерийской дивизии. В 1895 году 39-летний великий князь назначается генерал-инспектором, то есть главнокомандующим кавалерией в чине генерала от кавалерии.

О такой блестящей карьере, как говорили в войсках, можно только мечтать: «сей любимец богов щедро осыпан всеми милостями, какие только могут достаться смертному». Трудно, впрочем, сказать, в какой мере Николай Николаевич – младший был обязан происхождению, отцовским заслугам, росту и внешности, а в какой – своим собственным заслугам и способностям.

Великий князь был настоящей звездой своей эпохи. Он был одинаково популярен среди военных как у себя на родине, так и во Франции, куда неоднократно ездил на маневры. Русская армия, во всяком случае до Первой мировой войны, традиционно видела только в нем своего вождя – все, начиная от старших офицеров, которых почти всех Николай Николаевич знал лично, до простых солдат, хоть раз увидевших его, рассказывали о великом князе легенды.

С началом войны был провозглашен высочайший указ: «Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать теперь же во главе Наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признали Мы за благо всемилостивейше повелеть Нашему генерал-адъютанту, командующему войсками гвардии и Петербургского военного округа, генералу от кавалерии Его императорскому Высочеству Великому князю Николаю Николаевичу быть Верховным главнокомандующим».

На перроне звучали звуки оркестра, исполнявшего бравурные марши. Здесь же рядом находился священник с причтом, готовый отслужить полагающийся по такому случаю молебен. Торжественные речи, произносимые здесь же, говорили только об одном: победа над супостатом уже близка. Осталось сделать решающее усилие, и задача будет выполнена.

После «вводной части» Верховный поставил задачу: всем Северо-Западным фронтом перейти в наступление и нанести поражение противнику. Затем генералы были приглашены на ужин, где, как сказал великий князь, в неформальной обстановке можно будет поговорить о многих насущных проблемах.

Ужин проходил в вагоне-столовой. Все было хорошо, правда, особых излишеств и роскоши не наблюдалось – время военное, так что шиковать не приходилось.

Прежде чем сесть за стол, Николай Николаевич с удовлетворением стал говорить о том, сколь величественную картину представляет сейчас Россия, покрытая воинскими составами, спешащими со всех сторон к нашим западным границам.

– Вся Россия, как один человек, поднялась на эту борьбу. Сейчас решается не только будущее Европы, не только судьба нашей Родины, но это и время проявления характера русского человека во всем его величии, – взволнованно сказал он. – Вы, господа, поймите немца… У него все держится на правиле, порядке, системе, шаблоне. Но тут-то и есть слабая его сторона. Начни противник действовать вопреки правилу, системе – немец растерялся – и пропало дело. Так мы и будем воевать. И разобьем, господа, немца.

Верховный был в хорошем настроении. В этом году великому князю Николаю Николаевичу исполнилось пятьдесят восемь лет. Он находился в расцвете сил и здоровья. Высокого роста, стройный, худощавый, с гордо поднятой головой, с тонкими чертами открытого, энергичного лица, пронизывающим взглядом, он своей внешностью производил сильное впечатление.

Как писали столичные газеты, «в Николае Николаевиче есть что-то грандиозное, что-то вспыльчивое, деспотическое, непримиримое, которое наследственно связывает его с московскими воеводами XV и XVI веков. И разве не общие у него с ними простодушное благочестие, суеверное легковерие, горячая и сильная жажда жизни. Какова бы ни была ценность этого исторического сближения, я имею право утверждать, что великий князь Николай Николаевич чрезвычайно благородный человек и что высшее командование русскими армиями не могло быть поручено ни более верным, ни более сильным рукам».

У дверей вагона тем временем появился адъютант Жилинского со срочным донесением. Дело в том, что буквально только что прилетел почтовый голубь. Крылатое создание принесло так долго ожидаемую информацию, от которой зависело многое. Теперь штабс-капитан спешил порадовать этой информацией командующего фронтом. К сожалению, никто в штабе русских и не догадывался о том, что информация о танке исходила теперь уже не от поручика Голицына, а от егеря Леера. У дверей вагона Верховного офицер столкнулся с неожиданным препятствием.

– Пропустите! – волновался штабс-капитан Симонов.

– Не имеем права, – отвечала ему охрана. – Вас нет в списке гостей.

– Я адъютант командующего фронтом генерала Жилинского, – офицер настаивал, пробуя убедить охраняющих покой Верховного. – У меня срочное донесение.

– Никак невозможно.

Отчаявшись проникнуть внутрь, адъютант был вынужден отказаться от намерения порадовать генерала. Однако парадоксальным образом мелочное соблюдение придворного этикета, неуместное на театре военных действий, спасло русских от неприятностей. Ведь генералитет Северо-Западного фронта еще до конца не был уверен, что танк именно в том месте, где указал пастор…