Текст книги "Ранний вечер воскресенья"

Автор книги: Сергей Кабанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Und ich warte, und ich warte…

Auf etwas.

(Из текста известной песни).

I

Возле Зеленого моста по нечетной стороне Невского проспекта, но не у дворца Строгановых, где, обычно, почти шоколадного цвета подернутый уже старостью мужчина ничем не примечательной наружности всегда в одной и той же белой униформе предлагает бесплатно посетить музей шоколада, а с другой стороны реки, у дома, где, кроме прочего, колышутся флаги с вывеской отеля “Taleon Imperial”, стоял, замерзая в своей обыденности, человек, раздававший листовки. Человек этот может и был чем-то примечателен, но, вы, господа, думаю, согласитесь, что примечательность эта, если она и имелась, вряд ли кому-то бросалась в глаза, коль скоро большинство прохожих не слишком вглядывается в фигуры тех, кто отовсюду протягивает к ним свои руки, пытаясь что-то вручить, причем относится это, как мне представляется, в том числе и к тем немногим, кто принимает предлагаемую печатную продукцию. Особенно сложно заключить что-либо о том, кто пытается тебе что-то вручить, тогда, когда персонаж этот выглядит, скажем, как гипертрофированный плюшевый пончик или странного телосложения зебра.

Наш теперешний герой как раз был одет в костюм чего-то среднего между пломбиром в шоколаде и забрызганным мазутом ластиком – сразу и не разберешь, да и от воображения слишком зависит. Какие-то детали его обмундирования, призванные подчеркнуть что-то очень важное в предлагаемом продукте или услуге (он ведь, вполне возможно, зазывал людей в булочную или парикмахерскую – мало ли что такое может предложить вам бесформенный кто-то на осенней улице), были слабо различимы на фоне общей потертости и запыленности костюма, да они и вряд ли имели смысл. Сам же человек внутри этой бесформенной формы был вполне скрыт, а на свет Божий выступали лишь руки, державшие листовки, да ноги в грязных кроссовках, совершавшие спорадические движения по тротуару.

Лица прохожих примелькались нашему герою примерно в той же степени, что и он сам этим прохожим – многих он видел в первый и последний раз, но, тем не менее, не обращал на них никакого внимания даже и от скуки. Кстати, а было ли ему скучно? Он занимал весьма оживленный участок Невского проспекта, причем работал гипертрофированным пломбиром сравнительно недавно, а потому еще неизвестно, успела ли наблюдаемая через прорезь для глаз картина ему надоесть. Все, что он делал, это стоял изо дня в день на одном и том же месте и протягивал хоть с каким-то усердием имевшиеся у него буклеты прохожим, приговаривая, иногда (не слишком, конечно, разборчиво) что-то вроде:

– Приходите!.. Приглашаем вас!.. Заходите!..

Совершенно заунывное занятие, не требующее ни действительного физического, ни, тем более, интеллектуального напряжения, и вряд ли у кого способное вызвать симпатию. Оживленное уличное движение с людьми и частыми автомобильными гудками могло, пожалуй, создать предпосылки для обращения человека, занимавшегося подобной деятельностью, мыслями к самому себе, внутрь, ведь обнаружить что-либо интересное в таком обычном месте обычной осенью около часа дня не так-то просто. О чем думал наш трудящийся в тот момент? На этот вопрос ответить непросто, зато совершенно точно можно сказать, что он, обращая иногда внимание на лица своей целевой аудитории, смотрел, как правило, не на них, а сквозь них, не оставляя в своей хотя бы и краткосрочной памяти образы этих людей. Многие из них, вероятно, ходили здесь часто и даже в одно и то же время, но наш герой работал пока слишком недолго, чтобы кого-то заприметить даже и случайно.

Иногда в сознании нашего персонажа мелькали мимолетные мысли, касательно проходящих мимо людей или проезжавших автомобилей. Например, кто-то слишком быстро шел, а на каком-то мужчине средних лет слишком несуразно смотрелась его куртка (он прошел мимо в сторону Большой Морской, и лица его наш герой не видел, но затылок представился внушительным), тогда как такси слишком резко притормаживало в пробке – да мало ли чего еще такого! Среди прочего со стороны Большой Морской прошла, не обратив внимания на не слишком настойчиво протянутую в ее сторону руку с листовкой, женщина с сигаретой в изумрудного цвета пальто, которая вроде как никуда совершенно не спешила, хотя и явно не прогуливалась, и могла, в общем-то, взять одну несчастную бумажку. Наш персонаж усмехнулся про себя, проводив ее, хотя совсем недолго, взглядом. Действительно: любой труд должен быть оценен, а люди неблагодарны!

В четвертом часу наш герой, оказавшийся, по снятии с себя костюма пломбира или ластика, совсем молодым человеком лет явно около двадцати, причем скорее даже чуть менее, нежели чуть более, ждал кого-то на набережной возле Экономического университета, облокотившись на холодный поручень ограды и глядя в сторону выхода из здания сквозь равномерно распределенных вдоль тротуара курящих бесцветных студентов. Он явно кого-то выискивал, и этим кем-то оказалась направившаяся прямо к нему девица, наружности незаметной. Она была низкого роста, ниже даже нашего трудящегося, хоть тот и сам-то Голиафом далеко не вышел, с редкими, выкрашенными в цвет белой краски на квартирных трубах отопления, волосами и лицом совершенно заурядным, причем разукрашенным таким образом, будто целью своей она ставила создать недостатки даже там, где их нет, а не сгладить реально существующие или же выделить достоинства, не факт, что там даже присутствующие, хотя это все, наверное, вопрос вкуса. В кроссовках, недоуменно-смешных намеренно коротких джинсах и чрезвычайно объемной куртке это создание бросилось на шею к подавшемуся вперед молодому человеку, ее ожидавшему:

– Привет! Освободился же, а говорил, что долго будешь!

– Я потому и написал, что смогу подойти. Я хочу есть. Пошли!

В такой ситуации, господа, идти куда бы то ни было, иначе как взявшись за руки, почти не представляется возможным, ведь создается явственная угроза потерять друг друга или, может, упасть в Мойку (да, хоть это и странно, но в Мойку, случается, падают, да и не только в нее одну), а потому и наши герои отрывистый свой разговор продолжили именно в таком походном ордере.

– Ну, как сегодня? – спросила неизвестная нам пока девица – студентка, вероятно, не более чем второго курса.

– Никак, а как еще? Постоял. Что-то раздал. Что-то заплатили. Что еще может быть? – отвечал наш герой так, что можно было подумать, будто вопрос ему крайне неприятен.

– Говорила тебе, что надо устраиваться все-таки в общепит или на доставку в крайнем случае! – заметила его спутница несколько поучительно.

– Насть, ну чего ты опять? Я же пробовал – так? Попробую еще куда-нибудь, а пока-то надо как-то жить. Там что?

– На учебе? Да ничего особенного, еще не перестали обсуждать, будешь ли ты восстанавливаться.

– Да уж, восстановишься тут! – покачал головой молодой человек, как мы теперь можем заключить, чем-то провинившийся перед образованием и наукой бывший студент.

– Надо, Паша, надо, ведь иначе придется тебе и вправду работать, – заключила именованная Анастасией, взглянув на тезку апостола со смесью укора и риторического вопроса.

Дальше представленная нашему вниманию парочка, кое-как отобедав в заведении всемирно известной компании, гуляла некоторое время по городу, не слишком себя утруждая дальними переходами, и будучи занятой не самым содержательным разговором. Из этого последнего, как, впрочем, и из общего, уже несколько прояснившегося, контекста, следовало, что некто Павел был до самого недавнего времени студентом Санкт-Петербургского экономического университета, учился с некой Анастасией на одном потоке. Слово «учился» здесь, правда, весьма громкое, коль скоро молодой человек не смог себя затруднить даже на столько, чтобы не то что бы закончить весенний семестр первого курса без долгов, но и даже в начале осени постараться их вовремя ликвидировать. Нет, господа, не подумайте, что он себя не уверил в том, будто сделал все, от него здесь зависевшее, а нам с вами не следует, конечно, огульно осуждать его, но что-то все-таки подсказывает, что в большинстве случаев его ситуация оказывается вполне исправимой. Так это или не так было на сей раз, разобраться может и получится, но не сейчас.

Впрочем, следует сразу отметить, что и спутница его не относилась к числу людей усердных в самом широком смысле этого слова. Она училась постольку-поскольку, но здесь-то и претензии предъявлять грех, а вот в том, что касается жизни в принципе, она проявляла безалаберность вероятно даже и непростительную. Конечно, каждый волен сам выбирать, как и зачем красить волосы или, положим, ходить ему, несколько подпрыгивая, или не ходить, но все-таки какая-нибудь мысль за решениями человека стоять должна, пусть даже и самая простая, пусть даже и прихоть, но – самое главное – что-то осознанное, ведь пытаясь отдавать себе отчет в подоплеке своих же действий жить, кажется, гораздо интереснее. Снова, как и выше, не будем спешить с выводами, но заметим лишь, что на первый взгляд казалось, будто означенная Анастасия ни о чем существенном совершенно никогда не задумывалась.

Кроме всего вскользь упомянутого ничего примечательного из очерченной встречи двух персонажей почерпнуть было невозможно, а на следующий день наш тезка апостола снова занимал прежнюю свою позицию. Иногда выглядывало солнце, и в эти моменты что-то даже будто начинало радовать бывшего студента в его нынешнем положении, в целом же, однако, ничего необычного не происходило, и весь ход событий – если унылое течение такой работы вообще можно назвать «ходом» – не предвещал ничего радужного или даже просто цветного.

И все же именно вот тут-то, утрамбовывая гранитные плиты тротуара подыстёршимися уже подошвами своих кроссовок, наш герой совершенно неожиданно для себя, а сразу же еще и с большей неожиданностью мгновенного осознания этого факта, натолкнулся блуждающим туманным взором на вчерашнюю прохожую в изумрудного цвета пальто. Сейчас Павел уже специально задержал на ней взгляд, протянув, машинально, и руку с листовкой. Женщина эта шла в том же направлении, что и днем ранее, да и, вероятно, в то же время. Так же она и курила. Так же шла – не быстро и не медленно. У нашего трудящегося даже успела промелькнуть мысль, будто он где-то видел раньше такой именно оттенок зеленого, как у ее пальто, будто он может подобрать точное сравнение, но он не смог определить источник этой подспудной уверенности, а в следующую секунду его внимание уже переключилось снова на ничего не значащее пространство улицы.

Когда же через несколько часов Павел сидел в ресторане одной всемирно известной компании и ел, его мысль, обычно отвлеченная или безнадежно-необременительная, как бы то ни было удивительно, вернулась к сегодняшней встрече. Он подумал, что, вероятно, многих людей на улице он видел или, скорее, мог увидеть не впервые, но почему же тогда только одна она привлекла его внимание настолько, что внимание это в принципе смогло сфокусироваться, и что зрительный его анализатор смог выделить из всего потока один объект, не понятно, стоивший ли того? Герой наш удивился даже таким своим странным размышлениям, но удивление то было вполне мимолетным, ибо гораздо больше заняла его мысль, возникшая при взгляде на улицу, где некоторые прохожие съеживались от ветра, что пора бы понять, как одеться потеплее, если погода установится в явившемся теперь духе. А кстати говоря, если бы кто-нибудь из вас, господа, увидел Павла в тот момент, то он бы, пожалуй, задался вопросом, чего же ждет этот молодой человек, закончивший уже свою шикарную трапезу? Неужели снова вчерашнюю девицу?

II

Девица вчерашняя в свою очередь какими-либо выдающимися событиями истекшие сутки не отметила, не отстав в этом роде от своего кавалера. Знаете, господа, есть что-то такое очень забавное в подобного сорта людях. Вот названная Анастасия – студентка и бездельница – что она в своей жизни себе представляла? Она жила в общежитии, где обстановка и атмосфера так и благорасполагают к подвигам интеллектуальным и физическим. Она и совершала свой подвиг, не слишком усердно взрезая базальт тяжелой науки, а иногда – к слову сказать, не слишком часто, – пытаясь растворить его в различных спиртосодержащих жидкостях сомнительного свойства.

На этом моменте придется, господа, остановиться поподробнее, хотя и против воли. Знаете, дело тут было ведь невероятно банальное и неинтересное, а было оно весной того года, в осень которого разворачивались теперь здесь описываемые события. Я хочу сказать, что обратившая на себя наше внимание девица, сошлась со своим Айвенго в пломбирно-плюшевой броне именно в процессе неудачных химических опытов по растворению базальта тогда, когда наш рыцарь числился еще в том же, что и она, воинстве. Учились герои наши на одном потоке, но по достоинству друг друга смогли оценить лишь в процессе возлияний.

Вы, конечно, вообразите себе сейчас красочные римские пиры в виллах предместий Вечного Города или где-нибудь в Кампанье, где журчат фонтаны, воду и вино мешают в огромных кратерах, кипарисы слегка шуршат хвоей на ветру, а возлежащие у капища чревоугодия мужчины ведут ленивую беседу на философские и не слишком темы, и друзья познаются в вине, а после всего этого, ввечеру, отправляются патриции к своим матронам. Так вот пока ваше сознание услаждается уже картиной сией и воображаемыми звуками классической латыни, распеваемой поставленными голосами ораторов, я возьму, да и уничтожу весь ваш этот благостный мираж, сказав, что ничего такого и в помине не было! Просто Павел и Анастасия сошлись – и все тут!

Вообще за такими процессами, доложу я вам, наблюдать бывает весьма занятно, но вполне скучно. Вот бросалась девица наша на шею своему Ланцелоту днем. А что: думала ли она о нем к вечеру? Конечно, скажут иные, ведь писала же какие-то содержательные сообщения с помощью известного средства их доставки! Но как же узнать, в каком случае прикосновения пальцев к экрану соответствуют мыслям действительным и ими сопровождаются? Один известный поэт однажды рассказал придуманную им историю, снабдив своих героев именами реальных композиторов, и в истории той был некто, кто тоже прикасался кончиками пальцев к предметам – клавишам инструмента – однако же особенного какого-то чувства или, пуще того, любви в том не подразумевалось. А что же с нашей героиней?

Жила она, надо сказать, в не самом худшем из возможных общежитий, более того – во вполне приличном. Условия быта нашей Анастасии не слишком способствовали обстановке разврата не то что физического, но даже и морального, а потому вероятно и человеку не столь утонченному, как она, не захотелось бы при первой возможности бежать из логова сего, почему, собственно, героиня наша и оставалась дома в день теперь описываемый. Так же, как и вчера вечером она оставляла отпечатки своих пальцев на экране телефона, тогда как объект ее знакоизлияний завидел того, кого сам ожидал.

– Привет! – сказал подсевший к нему персонаж. Это был того же возраста юноша, роста приличного, телосложения нескладного, с бороденкой детской, несуразной.

– Привет, Егор! – отвечал ему Павел. – Ты не будешь есть?

– Я заказал. Рассказывай давай!

– А нечего мне рассказать. Что может рассказать пломбир в шоколаде? – спросил наш герой, попытавшись изобразить ироничную усмешку.

Собеседник посмотрел на него чуть из-под бровей с понимающим недоверием:

– Что, совсем мрак?

– Ну…

– Сейчас, заберу заказ, – перебил Егор едва начинавшего что-то из себя выдавливать Павла. – Теперь продолжай, – сказал он, вернувшись с подносом.

– Ну вот, например… Знаешь, много ведь одних и тех же людей по улицам ходит… – наш герой медлил, задумываясь, почему же на настойчивую просьбу товарища «что-то рассказать», ему захотелось рассказать именно это, но тут же, уверив себя, что факт сий обусловлен тем исключительно, что ничего другого хотя бы отдаленно интересного в голову не приходило, продолжил: – Так вот как-то быстро начинаешь замечать одних и тех же людей.

Егор жевал, наклонившись над столом и вопросительно смотрел на Павла.

– Правда? Так уж сразу за несколько дней нашел постоянных клиентов?

– Смешно ему! – ответил Павел, наклоняясь, зачем-то, навстречу собеседнику. – Заметил вот два дня подряд одну девушку…

– А, вон куда тебя потянуло!.. – товарищ его явно был в настроении поскабрезничать. – А как же Настя?

– Да ну тебя! Сам же спросил и не слушаешь. Стану я рассказывать! – трудящийся отстранился.

– Говори, чего же гнешься?

– С Настей все нормально у меня. А эту я заметил, потому что у нее пальто такого цвета… знаешь… это называется «изумрудный», наверно, а мне кажется, что я видел где-то уже. Ну… цвет такой, а не другой. Именно такой.

Собеседник, явно уделявший больше внимания еде, чем словам своего друга, ответил с нотками разочарованного-безразличия:

– В каком-нибудь Эрмитаже, если был там когда-нибудь.

– Точно! Ты про те вазы большие? Я там был, когда приехал поступать.

– И ты поэтому запомнил? – поинтересовался Егор, снова взглянув в глаза товарищу. – Только за цвет пальто?

– Да что ж тебя теперь заело? Говорю же! Что мне тебе рассказывать? Как глупо я в костюме мороженого выгляжу?

– Не волнуйся! Сейчас вот я тебе кое-что сообщу смешное…

Дальше разговор пошел уже в обыденном, читателю не интересном, русле, но герой наш был, вероятно, удовлетворен тем, что ему, с одной стороны, подсказали, где он мог бы видеть означенный оттенок и какие ассоциации мог выстроить, а с другой стороны – достаточно быстро сменилась тема. Однако он не отдавал себе отчета в том, нашел ли он ответ на вопрос – это раз, и почему все-таки захотел рассказать именно об этом, причем сразу же – это два. Что-то как будто боролось внутри него. Мы же пока отойдем немного в сторону от ведущих беседу молодых людей и сообщим некоторую информацию о вновь явленном персонаже.

Этот самый Егор жил в Санкт-Петербурге от рождения, был на год старше Павла, а учился в другом университете, в самом Государственном. Внешность его мы уже слегка обрисовали, а добавить к портрету стоит разве что его странную манеру одеваться, совокупляя в одном костюме вещи, между собой не стыкующиеся совершенно, как то: пальто и оборванные снизу широкие джинсы. Господин этот имел, кстати, привычку при приветствии сжимать руку резко, отрывисто и сильно, но – быстро, будто спеша ее выдернуть. Ходил он, заметно загребая правой ногой, а говорил весьма протяжно: то ли слащаво, то ли с ленью.

У сего господина в родственниках числилась еще представляющая определенный интерес сестра, которая именовалась Елизаветой и в то время, как брат ее разговаривал с Павлом, пила пиво в компании своих коллег возле метро «Василеостровская». Госпожа эта обиталась в десятом классе, училась хорошо, виды на жизнь имела, с наркотиками пока не связывалась. Она вообще была особа легкомысленная, но весело или по-настоящему сейчас судить не будем. Упомянуть же Елизавету пришлось именно теперь по той причине, что, во-первых, «кое-что смешное», что сообщил Егор Павлу касалось именно ее, а во-вторых, вечером, когда Егор вернулся домой, обругав, правда, лишь мысленно, по пути многих людей в метро (он ехал как раз около шести, так что кандидатов было хоть отбавляй), он застал поджидавшую его родственницу.

Состоявшийся далее разговор с этим созданием, которое, как оказалось (хотя то и не удивительно) зашло домой ненадолго, чтобы отправиться гулять еще до того, как родители вернутся с работы, и которое явно было навеселе, мы дословно здесь приводить не будем. Заметим только то, что, не будучи сам строгих правил, брат относился к сестре с каким-то благим и добрым сожалением или чувствовал себя непроизвольным и не слишком успешным наставником, хотя у него никто никаких существенных советов не просил, а скорее пытался – весьма неуклюже – его использовать в личных корыстных целях. Он же думал иногда о том, что было бы неплохо как-то сохранить Лизу хотя бы в ближайшее время. Кто знает, может быть так проявляло себя чувство ответственности или привязанности? Однако, как неизменно оказывалось после очередной ее выходки, Егор ничего для обеспечения этой сохранности не делал. Вот и теперь она ушла, получив от него деньги «на такси», и по умолчанию было понятно, что ждать сие творение домой раньше одиннадцати вряд ли стоит, хотя календарь сообщал, что сегодня не суббота и даже не пятница. Кого это останавливало когда-либо, тем более – в школе?

III

Назавтра около часу дня Павел уже точно знал, чего он ждет. Он намеревался увидеть ту же госпожу в изумрудном пальто, но намеревался пока все же из любопытства, а может еще из чего-то весьма невинного, но уже по крайней мере ждал. Ожидание это подспудно нервировало, что, как мы прекрасно знаем, часто бывает, и наш герой старался вручать свои листовки более активно, нежели обычно, убегая, хотя и неосознанно, таким образом от тревоги.

Госпожа в пальто появилась. Она была точно та же, что и в прошлые дни: с сигаретой и маленькой дымчатого цвета сумочкой и таких же замшевых сапожках (хотя наш трудящийся в первый раз только обратил внимание на эти последние два предмета). Чем-то она приковывала к себе внимание, и Павел на этот раз совершенно механически проследил за ней взглядом более долгим и скрупулёзным. Кроме прочего, когда она, как раз проходя мимо него, подносила сигарету ко рту, он заметил и кольца на пальцах, но не уловил не только никаких деталей, но даже и того, сколько их. Его костюм испачканного ластика успешно скрывал выражение лица Павла, которое в тот момент было, смею предположить, весьма размытым. Мало того, он не сразу даже понял, что кто-то постучал ему сначала по спине, а потом и по левому плечу, пока герой наш стоял вполоборота и смотрел в сторону Зеленого моста вслед девушке в изумрудном пальто.

– Ку-ку, мороженое!

Павел обернулся. Его звал Денис – сомнительный субъект из хостелоподобного общежития (или общежитиеподобного хостела), в котором наш герой жил после отчисления из университета.

– Давно не виделись. А ты здесь что? – спросил он своего соседа по жилищу еще рассеянно, но может быть с некоторой неприязнью в голосе.

– А я здесь – то! Эту в зеленом приметил, да? – голос у новоявленного господина был из гудящих гортанной хамоватостью, одет этот персонаж был гораздо более нелепо и унизительно, чем даже Павел в костюме пломбира, а его самодовольно-наглая ухмылка вкупе с отвратительной вонью дешевых сигарет, им употребляемых почти взамен пищи, дополняла картину.

Павел был не из тонких натур, как вы, господа, могли уже заключить, но даже и ему мгновенно стало сначала неуютно, а потом и мерзко, хоть он то, конечно, и не сразу осознал.

– Тебе-то какая разница? Мало ли кто тут каждый день ходит! – уже раздраженно ответил Павел, думая, как бы оборвать разговор с этим, невесть откуда свалившемся, господином.

– А, так каждый день! – тот рассмеялся зло с прихрипом. – Я тут тоже каждый день хожу, а ты слепой!

– Чего?

– Ты работай… Работай давай! Я завтра к тебе пораньше подойду, – сообщил Денис, издевательски как-то подмигивая и бросая окурок мимо урны.

– Зачем ты тут сдался? – Павел был готов уже послать незваного товарища куда-нибудь в надежное место.

– Помогу тебе. Увидимся! – он пошел прочь.

Нашему трудящемуся произошедшая сцена не слишком понравилась, если не сказать – слишком не понравилась. Господин, вызвавшийся ему в «помощники» (какая вообще, к черту, «помощь»?), был ему неприятен. Он ночевал с ним в одном помещении, хотя этот самый Денис не всегда проводил ночи там, где будто бы был должен, а на эту свою жизнь зарабатывал не очень-то понятно, чем. Вроде как и в доставке еды даже работал, но у Павла сложилось впечатление, что личность это порочная и чем-то не гнушающаяся. Оставался только вопрос: чем? Анастасия, видевшая сего Дениса лишь однажды, но слышавшая кое-что из рассказов своего кавалера, каждый раз напоминала Павлу, что было бы неплохо как можно скорее найти иное место жительства или, по крайней мере, свести взаимодействие с подобными людьми до минимума. Он и так не слишком часто общался с описываемым теперь господином, и тем хуже было то, что тот застал сегодня нашего трудящегося ровно в этот, а ни в какой другой момент, да мало того еще и вполне понял, на кого именно обратил внимание Павел.

Однако медаль случившегося предательски показывала и свою вторую сторону. Ведь не мог же этот тип просто так сказать, что придет помочь? Не мог, пожалуй. А как вы думаете, господа, мог он знать что-то такое особенное? Что-то ведь он мог предложить Павлу? И почему именно только завтра, а не сейчас же? Наш герой задавался всеми этими вопросами, хотя и пытался делать вид, что обдумывает, как бы увильнуть от неминуемой будущей встречи с сомнительным персонажем, не увиливая при этом от встречи с девушкой в пальто и сапожках. О, что за крамольная мысль!

Именно, друзья мои, крамольная, ибо в четыре часа Павел, заслуженно покинув свой пост, гулял снова, как и третьего дня, с Анастасией. Та выглядела все так же нелепо, хотя и несколько другим манером, так же вешалась иногда на шею и лезла целоваться, а наш Айвенго в этот раз отвечал вяло, думая, как бы рассказать ей о сегодняшней встрече с Денисом, ничего лишнего не сболтнув при этом. Он, конечно, был далек от мысли, что в такой щекотливой ситуации замалчивание подробностей или их выдумывание иными, нежели они были на самом деле, может сыграть как минимум не лучше, чем их настоящее приведение, которое можно было бы обратить даже в шутку или каламбур. Больше того, он был далек и от мысли о щекотливости своего положения, ибо как можно определить новое место свое в пространстве, когда не знавал и старого? Думается мне, что чтобы понимать свое текущее состояние, свои мысли и желания, Павел должен был их с чем-то сравнить, да вот только раньше-то он как-то и не слишком примечал, а мнение Анастасии ему узнать почему-то хотелось, и, значит, говорить нужно было теперь, когда как раз следовало бы сначала подумать.

Наконец, когда они стояли на светофоре возле памятника Кутузову у Казанского собора, решив не слишком кривить, а просто недоговаривать, Павел начал:

– Слушай, Насть, ко мне сегодня Денис подходил…

– Этот скользкий тип? Когда?

– Когда я работал. Около часу дня… – тут наш герой выпалил сразу, будто набравшись силы: – Я тогда увидел женщину, которая уже проходила вчера мимо меня. Ну, люди одни и те же ходят – обеденное время или что-то такое… Так вот, я посмотрел как раз в ее сторону, а он тут меня дергает…

– Правильно, нечего на баб засматриваться! – рассмеялась девица.

– Это да, – поспешил подтвердить Павел, благословляя что-то или кого-то за то, что все пока шло гладко, – Но ты слушай! Он заметил, на кого я обратил внимание, и сказал, что завтра придет и… поможет, – закончил наш герой, выдыхая.

– Что сказал? Поможет?

– Да.

– Он пьяный был что ли? Или он просто несет чушь?

– Не знаю, Настя, только пока я с ним в одном помещении ночую… Не понимаю, как от него отделываться!

– Интересно ты попросил меня помочь, – ответила Павлу спутница. – А я-то что? Не я с ним говорила. И вообще!..

– Да все понятно! – отрезал Павел, которому вдруг почему-то совсем опротивела эта тема. – Я разберусь.

– Он явно с языком без костей, – продолжала, тем не менее, да еще и вон в каких выражениях, Анастасия. – Или это шутки какие-то. Там, где их нет. Откуда он узнал, что ты там… работаешь?

– Он и не знал, – отрицательно помотал головой бывший студент. – Я ему не говорил, это точно.

– Уверен?

– Такому типу все рассказывать? Ты его рожу видела?

– Твоя не лучше.

– Ага, конечно! – покачал головой Павел, внутренне уже жалея, что разговор застрял на этой неприятной теме.

– Шучу. Но как он тогда увидел тебя там? – спросила Анастасия.

– Сказал, что каждый день там ходит мимо.

– Правда? Избегай его, по возможности.

Кавалер не ответил, рассчитывая, наконец, уйти от наболевшей темы и попытаться вообще отвлечься. К счастью, спутница его восприняла все это достаточно поверхностно, а того только и не хватало еще, чтобы она стала к чему цепляться. Хотя, господа, как вы думаете, могла ли особа, подобная сией Анастасии, к чему-нибудь уцепиться? Мнится мне, что в той неопределенности, в которой пребывали герои нашего рассказа, натура куда более проницательная и настороженная вряд ли усмотрела бы чего-то глубокого или вызывающего опасения, а разве могла себе такое позволить рядовая студентка второго курса рядового университета, гораздо более занятая внешними проявлениями мнимого нонконформизма, а еще – поисками дешевых кроссовок и маникюра, чем размышлениями о чертогах разума своего возлюбленного, если этот последний, конечно, мог так именоваться, что само по себе тоже очень сомнительно. Да уж, господа, негодный попался вам повествователь – слишком уж во всем сомневается!

Но – тут уж поверьте! – в чем ваш рассказчик не сомневается, так это в том, что на следующий день после двенадцати (было, кстати, пасмурно, и моросил дождь) Денис составил Павлу компанию, как и обещал. Он просто появился снова откуда-то совершенно внезапно, сказал, что постоит рядом и завел какой-то пустой разговор о бытовых вещах, текший, впрочем, очень вяло. Павел испытывал смешанные чувства – он метался мыслью. Ему было противно это общество, но он, почему-то, не мог прогнать незваного гостя, причем герой наш старался не думать о том, зачем тот сюда пришел. А время неминуемо приближалось к часу появления девушки в пальто, тогда как трудящийся надеялся, что, может, сегодня она не пройдет, хотя тут же, подспудно, ему было интересно узнать, какие виды имеет этот мерзкий Денис с его наглым лицом и развязной манерой держаться (громкие слова, ведь никто еще не решился утверждать, что он мог именно «держаться»).

Павел заметил госпожу в пальто (сегодня она была еще и в платке) на этот раз издалека. Она шла, кажется, чуть быстрее, чем обычно, что, вероятно, объяснялось не самой приятной погодой, и практически не отнимала свою неизменную сигарету от губ. Наш герой почувствовал, как он сразу же разволновался, и теперь нужно было не выдать это волнение своему непрошенному компаньону. Тот, однако, был не менее наблюдателен, чем Павел.

– Ага, вот и она!.. – проскрипел он, пока женщина проходила мимо. – Пойду за ней. Я напишу тебе позже. Или позвоню. Жди! – бросил Денис, уже направляясь вслед за нашей героиней.

Трудящийся растерялся – он не успел понять, что происходит и лишь протянул было руку, чтобы остановить своего «помощника»:

– А… – но тот уже пошел.