Текст книги "Никита Хрущев. Реформатор"
Автор книги: Сергей Хрущев
Жанры:
Политика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 144 страниц) [доступный отрывок для чтения: 51 страниц]
От сентября 1953 года начинается отсчет реформаторства отца. Он теперь обладал достаточной властью. Однако до того как говорить о Хрущеве-реформаторе, следует задать себе вопрос: что же такое реформы в России и кто такие российские реформаторы? Чем реформы отличаются от других способов преобразования общества, к примеру, бескровных революций? Изменение фундаментальных основ общества, переход от частной к общественной или, если хотите, государственной собственности и наоборот – это реформа или нечто иное? Такой слом реформами не назовешь – это революция или контрреволюция, но никак не реформация. Реформы не ломают устои в одночасье, а постепенно преобразуют их на благо живущим. Так считает Владимир Иванович Даль, понимавший под реформой новизну, преобразование в порядках, устройстве. Ему вторит послереволюционный словарь иностранных слов, толкующий реформу как изменения, не затрагивающие основ существующего строя.
Наверное, это верно, как верно и то, что никакая реформа, в этом ее отличие от революции, не задается целью порушить все и вся. Реформа начинается с упорядочивания частностей, с конкретных преобразований в различных отраслях народного хозяйства, необходимых в данном месте и в данный момент, а уж потом, в силу логики реформирования, вовлекает в свою орбиту все новые аспекты жизни общества. Глубина преобразований зависит от решимости реформатора и готовности общества воспринять нововведения. Основная сложность всякой реформы, особенно успешной, заключается в том, что реформатор действует не по учебнику, а движется вперед вслепую, каждый раз оценивая содеянное и затем выбирая, каким должен стать следующий шаг. Здесь на первые роли выходит интуиция, чутье, способность ориентироваться в незнакомой обстановке, талант.
В некотором смысле реформатор сродни военачальнику, принимающему решение, от которого зависит исход сражения, когда как неверный шаг, так и промедление – смерти подобны. Научить отыскать единственно верное решение невозможно, ибо принимать его приходится в новых условиях, что исключает возможность опереться на опыт предшественников. Во всех военных академиях мира слушателей учат побеждать в прошлой войне, тогда как их выпускникам предстоит командовать в битвах будущей войны, и никто не знает, какие они преподнесут сюрпризы. Победители потому и становятся победителями, что в отличие от побежденных смогли, используя прошлый опыт и одновременно дистанцируясь от него, сотворить будущее. Уже потом их победы начинают штудировать в академиях.
Позволю себе пояснить мысль примером. Осенью 1941 года сложилась критическая ситуация вокруг Москвы, немцы разбили и окружили советские армии. Защищать столицу оказалось практически некому. Командование фронтом впало в растерянность. В этот критический момент ответственность за оборону Москвы легла на плечи Георгия Константиновича Жукова. Однако в его распоряжении не оказалось боеспособных соединений. Подкрепления из Сибири ожидались, но еще не подошли, а немцы могли, должны были вот-вот ударить. Жуков принял, на первый взгляд, малообоснованное решение: сосредоточил все, что у него имелось, на трех ведущих к Москве дорогах, оставив остальной фронт открытым. Согласно правилам, приказ на передислокацию войск вместе с ним, командующим, подписывал первый член Военного совета фронта Николай Александрович Булганин. В случае неудачи, поражения, ему предстояло наравне с командующим испить до дна чашу ответственности.
Совсем недавно за разгром немцами советских войск в Белоруссии и в назидание другим расстреляли командующего Западным фронтом, члена Военного совета, начальника штаба. Так что Булганину было о чем беспокоиться. Перед тем как поставить подпись, он допытывался у Жукова, чем тот руководствуется, оголяя фронт и концентрируя все наличные силы на трех направлениях.
– Не знаю, – откровенно ответил Жуков, – но, если бы я командовал на той стороне, я бы наступал именно здесь, по этим трем дорогам.
Приказ подписали, войска передвинули. И вовремя. Немцы начали наступление именно по трем «жуковским» дорогам. Наткнувшись на сопротивление, наступление захлебнулось. Жуков выиграл время, а там и сибирские подкрепления подоспели.
Повторюсь: именно дар предвидения отличает победителя от побежденного, хорошего военачальника от плохого, успешного реформатора от неудачливого. Конечно, одной интуиции недостаточно. Для успеха реформ кроме интуиции необходимы и знания, и умение быстро учиться на своих и чужих ошибках, и инициатива. Только все это вместе взятое способно сдвинуть устоявшиеся годами и десятилетиями общественные устои, одолеть противников, повести за собой сторонников, заставить поверить в себя сомневающихся.
Энергия, способность увлечь людей своими идеями, поддерживать в них настрой и не один день и, даже не один год, – еще одно необходимое качество реформатора.
Постоянная подкачка энергии для поддержания порядка, я уж не говорю для целенаправленного изменения существующего порядка, – один из основополагающих законов мироздания. Эта одна из сущностей природы, сформулированная во Втором законе термодинамики: если перестать подкачивать энергию, то в упорядоченной природной структуре начинает нарастать энтропия – беспорядок, хаос. Я уже упомянул об энтропии ранее и упомяну еще не раз. Энтропия правит миром, и мы, люди, человечество постоянно с ней боремся, но никогда не сможем победить ее. Мы способны лишь на время локально ей противодействовать. Энтропия господствует в мире молекул и атомов, и без удерживающей их вместе внешней силы частицы разлетаются. Энтропия разрушает оставленные на произвол судьбы древние города. Благодаря ей зарастают бурьяном невозделываемые поля. Так же и в человеческом сообществе: стоит пустить дела на самотек, и…
В децентрализованной рыночной экономике подкачка энергии, то есть проявление человеческим индивидуумом воли, происходит во множестве локальных точек: бизнесмены прилагают усилия, на свой лад упорядочивая дела и тем самым подкачивают энергию в общество, в экономику. Местные органы самоуправления наводят порядок в своих епархиях. Такие рассредоточенные системы обычно устойчивы, выпадение одного звена, неудача в одном или нескольких случаях не приводят к краху всей системы. На месте обанкротившихся из-за плохого управления предприятий, недостаточной или неверно ориентированной подкачки энергии возникают новые, со своими точками подкачки энергии, центрами упорядочивания. И так без конца. Государство, центральные власти не участвуют непосредственно в подкачке энергии, они устанавливают правила, помогающие подкачивать эту энергию более эффективно и в интересах всего общества.
Другое дело в централизованном сообществе, таком, как Россия или, если хотите Советский Союз, там, где все и вся зависит от доброй или недоброй воли первого лица: Государя всея Руси, Генерального секретаря Коммунистической партии или «всенародно избранного» Президента. От изменения названия сущность построения властной вертикали не меняется. В такой системе упорядочивание ее структуры: повышение эффективности (понимай – реформирование) всецело зависит от желания, воли, решимости, интуиции лидера и только лидера. Подкачка энергии идет из одного центра, с самого верха и растекается, преодолевая большее или меньшее сопротивление, по управляющим каналам огромной, не склонной к изменениям, неповоротливой бюрократической машины. В условиях централизованной и монопольной экономики директора, в своей массе, не склонны рисковать своим положением, внедряя новшества (новшества – всегда риск). Местные руководители не заинтересованы в изменении привычного ритма жизни. Единственным лицом, заинтересованном в реформировании, оказывается он, сидящий на самой вершине властной пирамиды (и его команда, если она, конечно, имеется). Пока он обладает достаточной энергией, силой и волей – он издает законы, колесит по стране, теребит местных начальников, заменяет «ретроградов» на реформаторов (которые, заняв руководящее кресло, быстро становятся ретроградами), проталкивает технические новации, заимствованные в соседних, более динамичных структурах, или доморощенные, если изобретателям удастся получить высочайшее благословение. Согласно статистике, не более пяти процентов от всех регистрируемых изобретений имеют право на существование, приносят их авторам успех, а не разочарование и убытки. И только единицы из этих пяти процентов на самом деле заслуживают поддержки всего общества. Но как их распознать? Каждый изобретатель уверен в собственной гениальности, не сомневается в успехе, убеждает вложить в него ресурсы сегодня, в расчете на златые горы завтра.
Всегда находятся желающие рискнуть. В случае децентрализованной экономики рискнувший может потерять все, что обычно и происходит, не без заметных негативных последствий для общества. Возникший не на месте центр подкачки энергии исчезает без следа. Ему на смену приходит следующий, и так без конца, пока, наконец, к кому-то не приходит успех, изобретение оказывается стоящим, а еще реже – судьбоносным, не только для индивидуума, но и для всего общества. Так происходило всегда и со всеми изобретателями от Архимеда и Томаса Эдисона до братьев Райт и Билла Гейтса. Мы накрепко запоминаем их имена, но никогда не вспоминаем имена неудачников. Эволюция отбраковала их, и они канули в небытие.
Другое дело централизованная система – большинство изобретений, нужных и ненужных, погибают без поддержки, система функционирует по старинке без них и в них не нуждается. Если же кому-то удается пробиться на самый верх, то здесь мы сталкиваемся с той же лотереей: поддержку может получить стоящее изобретение или бросовое, или попросту жульническое. Лидер государства, если он в силу склада своего характера любознателен, может поддержать любого из них, того кто вызывает больше доверия. Вот только распоряжается он куда большими ресурсами, и в случае неудачи риск возрастает несоизмеримо.
Централизованная структура, пока у лидера хватает сил на подкачку энергии в систему, худо-бедно функционирует. Конечно, и в централизованном государстве существуют локальные центры подкачки энергии, уменьшающие энтропию в каком-то конкретном месте, районе, заводе, колхозе. Они начинают менять, часто ломать, старое, насаждать новое, но все это пока энергия подкачивается с самого верха, пока там сидит деятельный властитель, которому не чужды интересы страны и народа. Стоит ему исчезнуть в силу естественных причин или быть низвергнутым, и все останавливается, стекающая с вершин бездеятельной власти нарастающая энтропия обволакивает общество, поглощает и переваривает без следа нововведения. Наступает «тишь и гладь, и Божья благодать». Общество впадает в спячку, что мы и называем застоем.
В истории России отыщется достаточно примеров властителей-реформаторов. Только за последние два века это и царь-реформатор Александр II, и председатель правительства при Николае II, граф Сергей Юльевич Витте, и его эпигон Петр Аркадьевич Столыпин, и В. И. Ленин (эпохи нэпа), и, наконец, Никита Сергеевич Хрущев, о реформах которого и пойдет речь в этой книге. Отец искренне верил, что коммунистическое общество обеспечит лучшую жизнь всем людям и в меру своих сил и своего понимания старался способствовать наступлению процветания. Он, не колеблясь, избрал путь реформаторства и прошел его до конца.
Д ень за днем
Вслед за августовской сессией Верховного Совета и Сентябрьским (1953) Пленумом ЦК горохом посыпались постановления правительства и ЦК партии: о снижении обязательных поставок индивидуальными хозяйствами, о производстве картофеля и овощей, о торговле, о расширении производства потребительских товаров и т. п., и т. д. Началось разукрупнение министерств. Созданные сразу после смерти Сталина административные монстры оказались неработоспособными. Из Министерства сельского хозяйства выделили Министерство заготовок, его министром стал Леонид Романович Корниец, довоенный Председатель правительства на Украине, а после войны – заместитель отца в Украинском Совмине, наш сосед по даче в Межигорье, человек знающий и очень симпатичный, первый в московской власти человек Хрущева. Уволенный из Минсельхоза Козлов стал министром совхозов, а министром сельского хозяйства назначили Ивана Александровича Бенедиктова, занимавшего этот пост до смерти Сталина и 5 марта 1953 года смещенного с него Маленковым.
15 октября 1953 года в эфир вышла новая, не столь официозная радиостанция «Юность».
В «Комсомольской правде», там в те года работал Аджубей, появилась «смелая» статья о московской «золотой» молодежи, о пьянстве, разврате (разврат в то пуританское время понимали совсем не так, как сейчас), и все на примере сына академика, мостостроителя Григория Петровича Передерия. Газетный подвал редактор хлестко озаглавил: «Плесень». Слово тут же стало нарицательным, о «плесени» – детках начальников, еще вчера теме запретной, судачили на всех перекрестках.
15 декабря 1953 года газета «Известия» поместила некролог: умер академик Передерий, страна лишилась одного из лучших…
20 ноября 1953 года правительство постановило начать проектирование и постройку мощного атомного ледокола для северного морского пути, запланировав окончание его строительства и испытание в 1957 году. Для обеспечения секретности эти работы получили кодовое наименование «Проект № 92».
26 ноября 1953 года отменили сталинский закон от 15 февраля 1947 года, запрещавший браки с иностранцами. Сразу после войны в Москве и других крупных городах обосновались различные западные миссии: экономические, военные, гуманитарные. Западные газеты держали здесь своих корреспондентов. Естественно, завязывались романы, кто-то на ком-то женился, кто-то выходил за кого-то замуж. Прознав о «недостойном поведении советских граждан», товарищ Сталин враз прекратил все эти «безобразия», отныне браки с иностранцами запрещались, а уже заключенные в советских загсах признавались незаконными, как и дети от этих браков.
Под сталинский закон, среди многих, попал и сотрудник американского посольства Роберт Такер, впоследствии известный советолог. Он полюбил русскую девушку Женю, женился, но брак их признали недействительным и, конечно, уехать ей с «бывшим мужем» в Америку не позволили. В отличие от множества других подобных трагедий и просто любовных историй, ни Роберт, ни Катя, он – в США, она – в СССР, друг о друге не забыли и после смерти Сталина вновь попытались соединить свои судьбы. Роберт начал писать во все известные ему советские адреса. Сначала писал в МИД, но Молотов, так же, как и Сталин, считал, что выходить замуж за иностранца, особенно за американца, аморально. Такеру отказали. Тогда он написал Маленкову, но ответа не получил. Он знал, что в Москве есть еще ЦК и власть его посильнее не только МИДа, но и Совета министров. Поначалу Такер в ЦК обращаться не хотел, в те годы за подобные «шалости» его могли выгнать со службы, особенно государственной, обвинив в антиамериканской деятельности. С сенатором Джозефом Маккарти «шутить» не рекомендовалось.
Отчаявшись, Роберт рискнул и написал письмо Хрущеву. Через какое-то время Жене дали персональное разрешение уехать к бывшему будущему мужу в США, а вскоре закон и вовсе отменили, хотя браки и просто контакты с иностранцами по-прежнему не приветствовали.
24 декабря 1953 года газеты сообщили о суде над Берией и его подельниками и о вынесенном им смертном приговоре.
31 декабря в канун Нового, 1954 года на Красной площади открылось для торговли здание ГУМа (Государственного универсального магазина), торговых рядов, построенных в конце ХIХ века и закрытых в тридцатые годы из опасений, что во время парада из их окон злоумышленник может покуситься на жизнь Сталина. В здании обосновались какие-то правительственные конторы, впускали в него по пропускам, их проверяли строгие солдаты с голубыми погонами госбезопасности. Теперь ГУМ вернулся к нормальной торговой жизни. Когда решали его судьбу, нашлись и противники, но отец только посмеялся над их страхами – кому мы нужны, кто станет нас убивать, а если за покушение возьмутся иностранные разведки, то все равно не убережешься.
1954 год
ЦелинаПервый Новый год после Сталина встретили звоном бокалов на пышном приеме в Георгиевском зале Кремля. На следующий день там гремела музыка молодежного бала. В святая святых, куда еще год назад пропускали только по специально оформленным в управлении Охраны пропускам только самых проверенных и доверенных, москвичи шли косяками по приглашениям, полученным от своих профкомов. В залах Большого Кремлевского дворца пели, танцевали, дурачились на еще недавно пустынных кремлевских площадях, фотографировались рядом с Царь-пушкой.
А вот руководству страны было не до веселья. Решения сентябрьского Пленума ЦК так и не ответили на самый насущный вопрос, где взять хлеб, не в перспективе, а не позднее урожая 1954 года. Закупить его за границей и не мечтали, страна жила в экономической блокаде, Запад нам ничего не продавал и ничего у нас не покупал. Да и покупать было не на что, нефти не хватало на собственные нужды, а золото берегли на случай войны. О том, что американцы могут напасть в любой момент, тогда беспокоились всерьез. Свои планы атомных бомбардировок Советского Союза США особенно не скрывали. С 1945 года их разработали множество: Бройлер, Фролик, Хэрроу, Чариотир, Троуджен, Хафмун, Флитвуд, Даблстар. 27 января «1952 года американский президент Гарри Трумэн открыто заявил: «Мы уничтожим все порты или города, для того чтобы достичь наших мирных целей. Это означает всеобщую войну: Москва, Санкт-Петербург, Мукден, Владивосток, Пекин, Шанхай, Порт-Артур, Дайрен, Одесса и Сталинград, все промышленные предприятия в Китае и Советском Союзе мы сотрем с лица земли. Это – последний шанс для советского правительства решить, заслуживает ли оно того, чтобы существовать или нет!»
О какой торговле можно говорить в таких условиях?
Поднять урожай на старых землях (в 1953 году там собрали 7,8 центнера зерна с гектара) возможности не было, удобрений практически не производилось и средств для строительства новых заводов не имелось. А если бы они и нашлись, то ввода предприятий в строй пришлось бы дожидаться не менее пяти лет, пока их спроектируют, пока построят, пока наладят. Оставалось одно – найти непаханую землю, много земли, которую можно засеять уже весной, с тем чтобы осенью собрать первый урожай, выпечь первый хлеб.
Отцу вспомнились дни его молодости, и тогда на Руси маялись вопросом, где взять хлеб? Возглавлявший царское правительство в начале двадцатого века Сергей Юльевич Витте, а затем в 1906 году сменивший его на этом посту Петр Аркадьевич Столыпин, обратили свой взор на восток. В Центральной России крестьяне, получившие в 1861 году волю, ссорились из-за каждой десятины, а там, в Южной Сибири, Казахстане, на Дальнем Востоке – земель немерено, и каких земель – девственного чернозема!
Под нажимом сверху, со скрипом, неохотно крестьяне двинулись на восток. Сначала посылали разведчиков, а по их возвращении, посоветовавшись и посомневавшись, самые смелые семьями снимались с насиженных мест, продавали дома, складывали добро на телеги и уезжали… В никуда…
Потянулись в Сибирь, на целину и односельчане отца, уезжали из родной Калиновки и исчезали из вида навсегда. Отцу тогда исполнилось 14 лет, ему запомнилось, что «переселение шло болезненно. Выбирали ходоков, среди них оказался и муж сестры моей матери. Они заранее ездили, смотрели земли и условия, в которых предстояло жить переселенцам. Им понравилось – земли столько, сколько глаз видит, можно брать, сколько хочешь. Сколько осилишь. Мои родственники выехали в Сибирь в 1908 году. Помню, как семья сестры моей матери уезжала в чужие края. Поехало много крестьян-переселенцев и из других деревень Курской губернии».
Всего к 1910 году в поисках лучшей доли покинули насиженные места около миллиона трехсот тысяч человек.
Уезжали, осыпаемые проклятиями односельчан, считавших переселенцев изменниками, разрушавшими вековую сельскую общину, в которой один за всех и все за одного, всем миром платят подати царю, всем миром помогают попавшим в беду, всем миром радуются, но чаще – всем миром голодают. Отъезжавшие ослабляли общину, что не могло не вызвать у остающихся разочарования и гнева, порой доходившего до ненависти, до смертоубийства отступников.
Всеми силами противились переселению и помещики-землевладельцы. Вечно голодные малоземельные крестьяне, не способные прокормиться со своих наделов, поневоле шли к ним на поклон, за бесценок обрабатывали их поля, собирали их урожай, ссыпали в закрома зерно, уходившее за большие деньги на экспорт в Европу. Отец вспоминал, как он, еще подростком, батрачил сначала у одного помещика-генерала, затем у другого, по фамилии Васильченко.
Теперь даровому, мало чем отличавшемуся от крепостного труду приходил конец. За счет отъезжающих наделы оставшихся увеличатся, на барские поля их не заманишь, разве что за «настоящую» оплату. Сверхприбылям от экспорта дешевого, почти бесплатного зерна придет конец.
Столыпина за целину возненавидели и крестьяне, и помещики, и сам государь. Еще бы! Он покусился на стабильность, на патриархальные российские устои. В результате 5 сентября 1911 года Столыпина убили террористы. До сих пор историки спорят, кто стоял за их спиной: левые, революционеры или правые, во главе с самим государем? На самом деле это не так важно, важно, что начавшееся переселение крестьян быстро прекратилось. Помещики сохранили рабочие руки, а зажиточное фермерство так и не сформировалось.
Затем грянула Первая мировая война, за ней – революция. На излете нэпа вновь начались трудности с хлебом, и вновь вспомнили о сибирской целине. В 1928 году подготовили Постановление об организации на непахотных восточных землях целинных совхозов. Однако дело не пошло. В 1929 году началась коллективизация, крестьянам стало не до новых земель. Совхозные поля на целине заросли сорняками, их вскоре забросили.
О целине забыли на долгие годы. В тридцатые годы переселение на восток миллионов крестьян возобновилось, «сталинское переселение», но не на сибирские черноземы, а в лагеря, за колючую проволоку, в вечную мезлоту.
В последующие годы, довоенные и послевоенные, «Сталин категорически возражал против распашки дополнительных земель, – пишет в своих воспоминаниях отец. – Он считал, что достаточно создать дефицит земли, и крестьяне начнут искать выход, создадут условия, при которых с той же земли будут получать больше сельскохозяйственных продуктов». Не получилось.
Теперь отец задумался о том же, над чем за полстолетия до него ломали голову Витте и Столыпин. Выход из хлебного кризиса он видел там же, где и они, – на востоке.
22 января 1954 года отец диктует первую в своем новом качестве записку в Президиум ЦК КПСС. Ее лейтмотив: хлеба катастрофически не хватает, и получить его в традиционных районах земледелия невозможно, урожайность в Центральной России низкая, удобрений нет и в ближайшее время не предвидится, тогда как городское население, а значит, и потребление хлеба, продолжает расти. Выход один – начать экспансию на восток. Там, по подсчетам отца, нетронутыми лежат, как минимум, 13 миллионов гектаров, 6 миллионов в Казахстане и 7 миллионов в Южной Сибири. Если их распахать и получить с гектара по десять центнеров зерна, то прирост урожая составит 13 миллионов тонн. Он приводит данные средней урожайности по стране в 1952 году 8,6 центнера с гектара, в США – 17,3 центнеров, Канаде – 17,6 центнеров. В Сибири, в хорошие годы, устойчиво собирают 15. И делает вывод, что его предположения более чем реалистичны. Дальше отец скрупулезно высчитывает, сколько зерна из общего количества пойдет населению, сколько на прокорм скоту, сколько останется на семена, сколько на промышленную переработку, в основном в спирт, сколько заложить в госрезервы, сколько останется на помощь союзникам – восточным немцам, чехам, полякам и другим. Получалось, что сиюминутные потребности удовлетворятся с лихвой, и удовлетворятся хлебом более дешевым, чем мы собираем в обжитых европейских районах, расходы на распашку целины быстро окупятся, в бюджет потечет прибыль, и немалая. Все это позволит не только разрешить зерновой кризис, но и высвободит часть земель в Центральной России под расширение посевов льна, сахарной свеклы, кукурузы.
И самое важное, целинное зерно позволит снять часть груза с плеч колхозников в обжитых районах. Сегодня, чтобы удовлетворить потребности страны, им спускают нереализуемые планы сдачи зерна. Ежегодно образуется недоимка, она из года в год растет, и хлебозаготовки «приобретают характер продразверстки» времен военного коммунизма. Какая уж тут материальная заинтересованность? Целина не только даст прибавку зерна, собираемого в закрома, но и позволит сделать более эффективной, работающей всю структуру зернового хозяйства.
«Дополнительное, целинное зерно позволит списать колхозам недоимки, ликвидирует их неуверенность в завтрашнем дне, – пишет в записке отец, – заработает, наконец-то, погектарное налогообложение, труд крестьян станет осмысленным, у них появится стимул, а значит, возрастет и производительность труда».
Одновременно отец отдавал себе отчет, что целина не решает всех проблем, это только первый шаг «чтобы достичь американского уровня производства зерна в расчете на душу населения, потребуется не только освоить 13 миллионов гектаров целины, но поднять урожайность зерновых до 15 центнеров с гектара», то есть вдвое.
Предстоял долгий и трудный путь, целина же его начало. Всегда приходится с чего-то начинать.
Работая над запиской, отец собрал всю доступную информацию о регионе, его климате, почвах, методах ее обработки. Подробные обоснования и разъяснения ему представили С. Демидов из Госплана, министры: сельского хозяйства – Бенедиктов, заготовок – Корниец, совхозов – Козлов, заместитель главы правительства РСФСР – П. П. Лобанов, отдельно – первый заместитель Козлова, В. В. Мацкевич (его мнением отец особенно дорожил), Т. А. Юркин из Министерства сельского хозяйства РСФСР и, наконец, ученые-агрономы: академик Т. Д. Лысенко, полевод Т. С. Мальцев, профессор М. Г. Чижевский. Так что отец подготовился основательно. Он понимал, что урожаи на значительной части целины, особенно в Казахстане, неустойчивы, зависят от очень капризной там погоды. Пройдут весенние дожди – соберешь отличный урожай, подует майский суховей, дай бог вернуть брошенные в землю семена. И такое там происходит через каждые два-три года. Ученые называют подобные районы зоной рискованного земледелия.
«Ничего не поделаешь, приходится рисковать, – повторял отец, – хороший урожай, даже не каждый год, все равно делает целину привлекательной. Канада тоже лежит в поясе риска и очень даже в нем процветает».
В связи с целиной отец перечитал все, что ему достали о зерновом хозяйстве канадского пшеничного пояса. Канадский пример служил ему серьезным аргументом в спорах с противниками целины.
Отец считал, правильнее сказать, так ему разъяснили московские ученые-аграрии, что без удобрений целина продержится лет пять-семь, потом почва истощится, урожаи упадут, и придется ее, так же, как и старопахотные земли в Европейской части страны, удобрять. Но – на пять-семь лет страна не только получит передышку, но и подсоберет ресурсы, нужные для производства удобрений.
Я запомнил аргументы отца очень хорошо, говорил он о целине не только в ЦК, но и дома, не с нами, а со своими гостями-собеседниками, но в нашем присутствии.
Взор отца устремился на восток сразу после сентябрьского Пленума. Он, пользуясь тем, что партийные руководители сибирских районов и Казахстана еще не разъехались из Москвы, решил с ними посоветоваться. Сколько там пустующих земель, отец точно не представлял, сам он в Сибири и Казахстане пока еще не побывал, а предоставленные ему московскими учеными цифры противоречили друг другу. Начал он с величественного (по словам Наталии Сац) секретаря ЦК Казахстана Жумабая Шаяхметова. В кресло секретаря ЦК Шаяхметов пересел в 1938 году, до того он работал в ведомстве Ежова, в наркомате внутренних дел. Это и естественно, Казахстан тогда тифозной сыпью испестрили лагеря, между ними, там, где энкавэдэшники еще не успели нагородить колючую проволоку, местные пастухи-казахи гоняли по степи отары овец. И вот теперь, видевший все и всех Шаяхметов, сидел в кабинете отца на Старой площади и размышлял, как ему себя вести. Распахивать пастбища ему совсем не хотелось, на них паслись овечьи отары его предков, переселившиеся в Казахские степи с Алтайских гор еще в VIII веке. Он понимал, что сами казахи этим заниматься не станут – не умеют и не любят они копаться в земле. На их земли придут русские, украинцы и кого там еще решат в Кремле переселить в его Казахстан. Вековым кочевьям казахов наступит конец, а вместе с тем наступит конец и его власти, власти Жумабая Шаяхметова. Его кресло займет умеющий возделывать пшеницу русский или украинец. Сидя напротив Хрущева, Шаяхметов привычно хитрил, прикидывал, как бы изловчиться провести Хрущева и при этом не оступиться самому.
Отец начал разговор с того, что Казахстана он совсем не знает, надеется на помощь собеседника. Шаяхметов пошел ва-банк, объяснил, что, к сожалению, все, что возможно, в республике уже давно распахали, больше пригодных к земледелию площадей нет, одни солончаки. Шаяхметов понимал, что отец – не простачок и цифру в 6 миллионов гектаров взял не с потолка, и решил торговаться, как всегда торговались его предки с пришельцами из Европы. Он задумался, пожевал губами, как бы что-то прикидывая, уступил: можно, если постараться, наскрести два-три миллиона гектаров, но о шести и речи не может быть. Ответ Шаяхметова огорчил отца, но не обескуражил. Он уже понял, что гость хитрит и откровенного, государственного разговора не получится.
Отец зашел с другой стороны, начал вызывать поодиночке секретарей казахстанских обкомов, дотошно выспрашивать их о возможностях каждой области. Конечно, секретари прослышали о беседе отца с Шаяхметовым, знали и о его позиции, но решили, видимо, Жумабая «топить». Они без колебаний называли отцу сотни тысяч, даже миллионы гектаров земель, пригодных к распашке в их областях.
Рассчитанные московскими аграриями 6 миллионов гектаров набрались без труда. Одновременно определилась судьба Шаяхметова – с началом распашки целинных земель ему в секретарях ЦК больше не усидеть.
