Текст книги "Рось квадратная, изначальная"

Автор книги: Сергей Зайцев

Соавторы: Борис Завгородний
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава двадцать шестая,
в которой снова все не так просто, как казалось

Радуйся тому, что осталось, а не плачь о том, чего уже нет.

Апофегмы

Ночь Оазиса была ярко расцвечена уличными фонарями – наверное, властям этого храмовника ночное зерцальное освещение показалось недостаточным, раз они устроили дополнительное. Что ж, город был богат, как был богат сам домен в силу своего статуса Центрального, поэтому мог себе позволить такую роскошь. Прежде всего, конечно, Оазис был богат горючкой, переработкой из Чёрной Дряни, добываемой из специальных скважин в Великой Пустыне. Вторую по величине статью дохода составляли не кто иные, как строфокамилы, коих выращивали, обучали и продавали в другие домены для курьерской службы именно в доменах пустынных. Благуша был здесь впервые, как и в Просторе, и хоть имел понятие об Оазисе лишь понаслышке, но знал немало. Всю свою жизнь каждый житель Светлой Горилки, как, наверное, и любой приграничной веси, что имеется в любом коне любого домена, живёт среди массы различных слухов о других местечках Универсума. И если Угловые и Боковые домены ещё могут быть проигнорированы разборчивым к вестям ухом как не очень интересные, то о каждом из Центральных жадно ловилось и усваивалось любое слово. Потому что именно в них, храмовниках, сосредоточены культурные достижения и веяния технического прогресса каждой Грани-Девятимира, не говоря уже о богатстве…

Благуше, впрочем, сейчас было не до абстрактных размышлений. Он быстро и целеустремлённо шагал к финальной части своего путешествия. Шагал – и отчаянно грустил. Он ведь только что простился с Минутой, а прощаться ох как не хотелось. И, как ему подсказывало сердце, ей тоже не хотелось с ним расставаться. «Эх, сердечко, что же ты со мной делаешь», – вздыхал Благуша. Ведь это лишь мимолётное знакомство. А с Милкой он столько лет знаком, вместе малолетками ещё под стол бегали… Что же ты, Выжига, друган неверный, наделал, мало того что Отказную помимо воли устроил, так ещё и сомнение в душу поселил… Сомнение в любви к той, ради которой все это и устроено! Мир несправедлив…

Мысли вновь и вновь возвращались к Минуте, с которой судьба его свела, можно сказать, тоже благодаря Выжиге. Потому-то он в настоящий момент и не испытывал к тому особой злости и встреть его сейчас, то, пожалуй, не стал бы бить морду, как обязательно намеревался ранее.

Как уже упоминалось, улицы, по которым Благуша спешил к Северной Станции, были хорошо освещены чадящими фонарями, а месторасположение Станции подсказывали специальные указатели, руководствуясь которыми заблудиться было невозможно. Впрочем, заблудиться было невозможно даже без указателей – все центральные города-горы в основе своей похожи друг на друга как две капли водицы и отличаются лишь внутренней отделкой, тем, что привносили в облик города сами жители (например, Оазис от остальных отличался уличными фонарями). Так что Благуша летел как на крыльях, нигде не задерживаясь и почти не ощущая на плечах мешка с новым снаряжением для камила, подарком от Минуты и Бовы Конструктора, который ещё предстояло проверить в деле.

Странно, народу, несмотря на дополнительное освещение на улицах, было мало, значительно меньше, чем в Просторе, когда он его покидал. Время от времени к нему приставали с предложением услуг возилы, таскавшие за собой специальные коляски для транспортировки клиентов вручную. Но коляска лишь обеспечивала удобство, а не скорость, поэтому Благуша всякий раз отказывался. Свои ноги донесут, не старик ещё, оторви и выбрось…

Уже минут через десять Благуша не вошёл, а прямо-таки ворвался на Северную Станцию. Вот здесь народу было куда больше, можно сказать, море народу! Преобладали, конечно, армины, все-таки Оазис являлся их вотчиной – бледнокожие черноволосые люди невысокого роста, причём что на голове, что в бороде волосы завивались мелкими колечками. Одевались местные в излюбленные стёганые халаты, разукрашенные пёстрой вышивкой, и лишь кое-где мелькали привычные глазу слава армяки. Гул голосов плескался под просторными сводами, словно волны Океании, и в этом столпотворении не было ничего удивительного – происходила погрузка на Махину, терпеливой громадой ожидавшую окончания суеты и отправки. Товары и седуны текли потоком каждый в свой вагон. Невольно подстёгнутый царящей на перроне суетой, Благуша ускорил шаг, ловко ввинчиваясь в толпу. Со стены трактира под названием «Удачливый хрен», окружённого галдящим народом – похоже, все места были забиты под завязку, а желающие попасть внутрь ещё не кончились (столица как-никак, со всеми вытекающими), – в глаза бросилось уже знакомое по прошлому домену объявление – «Рукомахание для всех желающих». Благуша даже головой помотал, отгоняя наважденне. Не может быть, чтобы везде было одно и то же… Но, присмотревшись, понял, что афиша другая. Хотя красовавшийся на ней в вызывающей позе здоровенный детина был похож телом на рукомахальника егра в Просторе, но по медному цвету кожи и чертам лица явно относился к русалам. Кстати, рядом с афишей висела тоже уже знакомая вантедка, объявлявшая о знаменитой ватаге Рыжих. Как выяснилось по личному опыту слава – не только рыжих, но и неуловимых, а потому и оценённых столь дорого, по бочонку за нос и два – за самого ватамана. По мнению Благуши, за такого бандюка, как Хитрун, и три бочонка маловато будет, а лично он и за пять ловить его не взялся бы. Такая задача разве что Ухарю под силу, и то со сворой фискальников для поддержки.

Миновав трактир, Благуша решительно пробился сквозь толпу к загону, возле которого народу почти не было, рванул дверь на себя и с ходу выпалил:

– А ну подай-ка мне лучшего бегунка, оторви и выбрось!

Из пристройки выглянул строфник – гибкий, жилистый армии средних лет, лысый, но почти до глаз заросший чёрной курчавой бородой, и приветливо оскалился, потирая руки в предвкушении барыша.

– Выбирай, уважаемый! У меня все камилы самые лучшие!

Благуша окинул взглядом стойла и вздрогнул.

– Да их всего два, оторви и выбрось!

– А тебе что, уважаемый, мало? – армин пожал плечами. – Скажи спасибо, купи-продай, что хоть эти остались!

– Что, кто-то усыпил?! – сердце Благуши обмерло в ужасе. – Оторви и выбрось, кто тут до меня был, не слав ли, здоровый такой собой?!

Он представил, как сейчас придётся что есть сил чесать на другие Станции Оазиса в поисках здоровых строфокамилов, теряя драгоценное время, и ему стало плохо.

– Почему усыпил?! – вдруг взъярившись, завопил армин. – Никто никого не усыплял! Чего голову морочишь? Берёшь, нет?

– А почему только два?

– Так разобрали уже всех, купи-продай! Большой спрос!

Благуша успокоился, кивнул и прошёл к стойлам.

– Сначала гляну.

– Ну смотри, смотри, уважаемый. – Армии тоже успокоился. – Кстати, а бабки у тебя есть? Залог на бегунков со вчерашнего дня, купи-продай, значительно вырос…

– Есть, – досадливо отмахнулся Благуша, занятый придирчивым осмотром выбранного бегунка и не особо вникая в смысл сказанного.

– Хорошо, хорошо, уважаемый.

Одного из двух камилов – какого-то тощего и пришибленного с виду, с линялыми перьями и странным хохолком промеж глаз – слав забраковал сразу. А второй ему понравился. Сильная, гордая птица, надменно, словно храмовник, косит чёрным блестящим глазом, задрав клюв, в каждом движении так и прёт беспокойная сила, и лоб чистый, как и положено – никаких хохолков. То, что надо! Благуша повернулся к терпеливо ожидавшему армину:

– А какой, кстати, залог?

– Бочонок, – лениво ответил армии, ковыряясь палочкой в зубах. – Причём по окончании пути возвращается по-прежнему две с половиной матрёшки. Расходы на содержание, понимаешь ли, увеличились…

Благуша почувствовал, как медленно оседает на пол, и схватился за перекладину ближайшего стойла. Бочонок! Шесть матрёшек. Пятьдесят четыре дедки. Триста двадцать четыре бабки… А у него только пять матрёшек с крошечным хвостиком! Даже ежели бы не покупал «Апофегмы», не ужинал в «Благочестивом лике», не… да все равно бы не хватило.

– Эй, уважаемый, тебе плохо, да?

Армии подхватил его под руку, помогая удержаться на ногах.

– Почему? – тупо спросил Благуша.

– Почему плохо? Это ты у себя спрашивай, купи-продай, мне-то откуда знать.

– Да нет, почему так дорого?

– А-а, ты об этом, уважаемый. Так спрос рождает предложение, купи-продай! Сейчас принесу снаряжение!

– Погоди. – Благуша ухватил армина за рукав, придерживая на месте – Снаряжение у меня своё, значит, мне причитается скидка, верно?

– Э-э, это не моя проблема, уважаемый. – Армии вырвал руку. – Не по карману камил, садись на Махину, вон она, ещё не отошла. И нечего руки распускать, я этого не люблю. Ходят тут, понимаешь, купи-продай, всякие славы…

– Мне нужен бегунок, а не Махина. Возьми в долг, а? Или… – Нелегко было потомственному торгашу произнести эти слова, но пришлось. Любовь важнее бабок, а бабки… бабки – дело наживное. Жаль только, что придётся снова в долги влезать, кредит брать… – Или бери залог целиком себе, но скинь на матрёшку. А в закладной на строфа укажешь, что бабки возврату не подлежат…

– Не пойдёт. Или все бабки сейчас, или бегунок остаётся здесь. Причём, уверяю тебя, это будет недолго. – Армин откровенно издевался.

Гнев ударил Благуше в голову, помутил разум. И жаловаться ведь властям на такое самоуправство строфника некогда, мелькнула мысль, просто нет времени, да и вряд ли здесь найдётся такой сочувствующий, как Обормот, тот-то почти что своим был…

Швырнув с плеча наземь мешок со снаряжением, слав поднял кулаки и пошёл на строфника.

– Но-но. – Армин попятился, понимая, что шансов справиться с рослым и дородным славом у него немного, и оттого бледнея на глазах. – Руками в трактире на помосте будешь размахивать, а не здесь! Вай! Сейчас стражу кликну!

Благуша опомнился и остановился. Встряхнул головой, прогоняя муть. Скрипнул зубами – придушить армина, оно, конечно, легче всего, но, во-первых, это не в его миролюбивом характере, а во-вторых, что потом? Как он будет жить с таким грехом на душе? Не говоря уже о том, что его попросту задержат стражники, и Милки ему из каталажки точно не видать. Тут до него дошло сказанное армином.

– На помосте, говоришь, оторви и выбрось… Благодари свою жалкую судьбу, строфник, что подал хорошую мысль. Но смотри – продашь камила до моего возвращения, пожалеешь!

– Видали мы таких грозных, купи-продай – продолжал храбриться армии, размахивая руками и брызгая изо рта слюной, заплевав при этом половину кучерявой бороды. – Когда ты вернёшься снова, тебя будет ждать стража!

Благуша понял, что взял неверный тон, и сбавил обороты.

– Хорошо! Сделаем по-честному, оторви и выбрось! – Он сорвал с пояса кошель с бабками, забрал одну матрёшку, а остальное вручил армину. – Здесь четыре матрёшки с небольшим. До моего возвращения камила не продавай. Договорились? И присмотри за моим мешком со снаряжением, а то он мне руки будет связывать.

– Хорошо, уважаемый, – армии сразу льстиво заулыбался. – А ты никак в «Удачливый хрен» пойдёшь, на помосте счастья пытать? Так ты, наверное, боец знаменитый, купи-продай? А звать-то тебя как, может, слыхать приходилось?

Благуша, не слушая льстивые речи, лишь досадливо дёрнул плечом, резко развернулся и в самом мрачном, но решительном расположении духа кинулся из загона вон. В трактир. Другого честного способа заработать недостающие бабки он не видел.

Глава двадцать седьмая,
где завсегдатаи трактира «Удачливый хрен» наблюдают небывало короткий бой

Оказывается, все получается, ежели попробовать.

Апофегмы

– Здорово, дед, давненько ты к нам, смешные цены, в «Удачливый хрен» не заглядывал.

– Дела, кхе-кхе, сынок, дела, ядрёна вошь, все некогда, понимаешь… Налей-ка мне кваску душистого.

– Конечно, дед, кваску так кваску. Хорошо хоть дела-то идут? Поди, все так же, смешные цены, бумагомаранием занимаешься?

– Да хорошо, хорошо, ядрёна вошь, работа продвигается… У тебя, я вижу, тоже посетителей хоть отбавляй, удачный вечер, а?

– Что верно, то верно, скучать не приходится. Прямо перед тобой так вообще потеха была, жаль, что тебя не оказалось, сам бы увидел…

– А что такое, ядрёна вошь?

– Да вышла тут, дед, интересная история, смешные цены! Мы же с тобой знаем, как ставилы дела свои иногда обыгрывают, верно? Ежели профессионал-рукомахальник завсегда побеждать будет, то тюфяки всякий интерес к схваткам потеряют, а двоих профессионалов не всегда и выставишь, они в любом домене нарасхват. Вот и нужен иногда тюфяк на подставу, смешные цены, который победит! Правильно говорю?

– Ну да, ядрёна вошь, ну да, кхе-кхе… Так что же произошло?

– А то, что желающих все нет и нет, наш рукомахальник, Бычара, ты его знаешь… Нет? Давненько ты, дед, не заглядывал, Запора уже декада как нет, отмахался Запор, свернули ему шею на профессиональных игрищах в Простор-домене, сейчас у нас Бычара пасётся. Да я тебе его опишу, увидишь – сразу узнаешь. Родом он из Нега-домена.

– Да они ж там мелкие все, ядрёна вошь!

– Знаю, что мелкие, дед, не перебивай. Бычара же – ростом двадцать ладоней с хвостиком, плечи – в вагон не влезает, ручищи – только Махину обнимать, в общем, тот ещё нанк. А так – такой же узкоглазый и желтокожий, как и другие его сородичи. Только башка выбрита наголо, лишь на затылке длинная прядь оставлена, да ещё и в косичку заплетена, как иногда делается у русалов. Ну, время как раз после полуночи, Бычара расхаживает взад-вперёд по помосту, ходит и ходит, а желающих потешиться на кулачках все нет и нет. Рядом, как водится, стенку спиной подпирает его ставила, Кракен, да зевает от скуки так, что аж челюсти трещат. Надо сказать, что они уже второй час так развлекались, поэтому в конце концов махнули рукой да пошли перекусить в отходную. Вот тут этот парень и забегает – прямо с порога рвёт к помосту, словно за ним по пятам мифический ханыга гонится со сворой анчуток на спине. Заскакивает на помост и кличет ставилу. Тот, конечно, выходит – кто же выгодное дельце пропустит, – оценивающе так осматривает этого тюфяка…

– Здоровяк небось, ядрёна вошь?

– Да ничего, крепенький с виду слав попался, да только по сравнению с Бычарой он все равно что малолеток рядом со взрослым. А одет в какой-то деревенский армяк, красный, потрёпанный, правда штанцы ничего, смешные цены, по последней моде – из синего плиса. Тебе подлить, дед? Может, что покрепче? Нет? Ну, как знаешь, неволить не буду… Так вот, смешные цены, первым делом Кракен, конечно, проверяет, есть у слава матрёшка в залог, затем зовёт своего рукомахальника. Бычара выходит. Не спеша так поднимается на помост и останавливается против слава. Тот чуть за сердце не схватился, когда увидел, каков Бычара собой. Ну, народ в трактире оживился, подколы со всех сторон сыплются, все уже решили, струхнёт слав, уйдёт несолоно хлебавши – куда ж против такого громилы! – ан нет, удивил нас парень. Когда первое впечатление сгладилось, решительно скинул армяк и головой мотнул, начинай, мол. Кракен, конечно, рад стараться – попридержал его да понёсся по залу ставки собирать. Народ ржёт, смешные цены, слава уже похоронили, ставки против него один к пяти, а тот лишь хмурится, когда это слышит, и терпеливо ждёт. Видно, здорово его с бабками припёрло, до зарезу нужно для какого-то дела. Да ещё подгоняет ставилу, говорит, некогда ему, он, видите ли, торопится. Каков фрукт, смешные цены, а?

Народ как услыхал, так от смеха животики надорвал да под столы штабелями попадал. Тут из зала возвращается Кракен с целой охапкой бабок в руках, сияет, естественно, как начищенная лампада, и объявляет первый раунд. Повёл Бычара так плечами лениво, как два храма передвинул, переступил с ноги на ногу, аж помост под ногами задрожал, и грозно промычал своё коронное «Замочу!». Да и двинулся к славу, потрясая огромными кулаками в воздухе. Нормальный человек, ежели хоть капля разума осталась, наутёк бы кинулся, а тот – навстречу. Я уж решил – ненормальный попался, потому что только дудаки ничего не боятся. Или захотел таким способом, смешные цены, счёты с жизнью свести. Народ хохмит, все кому не лень подбадривают слава, хотя против него же и ставили, да тот даже внимания ни на кого не обращает, насмешки отлетают от него, как ореховая скорлупа от зубов. Лицо хмурое и сосредоточенное, в глазах решимость – дальше некуда, видно и вправду на что-то надеется.

Я помню, в этот момент даже его зауважал, смешные цены, – какую ж силу духа-то надо иметь, чтобы на этакого громилу замахнуться! Ну, выходит Бычара на дистанцию удара… Пару оплеух, он, конечно, отвесить ему должен был для виду, и нанк сделал это с блеском – в момент сбил слава с ног! И, выжидая, замер. Но наш удалец поднялся легко, как и было задумано, удары-то были скользящие. А потом Бычара подставился под ответный сам, тоже по сценарию, чтоб противник уж совсем духом не падал – что ему, морда-то что каменная. Слав, раз выпала такая оказия, и засветил ему в челюсть – видно было, что от всей души своей славской, да только Бычаре такие удары что детские щелбаны. Но положено было упасть, он и упал – рухнул как подрубленное дерево. Красиво рухнул, смешные цены, профессионально! Грохот вышел изрядный, едва помост не проломился, туша-то серьёзная. Лежит, словно и вправду слав его вырубил. Ставила подбежал к своему рукомахальнику, потормошил его, за косу на башке бритой потянул и воздел очи горе. Мол, отмахался Бычара. Что тут поднялось, смешные цены, – крики, визг, вопли, кому ж охота так по-дудацки бабки терять, шум такой, что хоть из трактира выбегай, пока уши целы. Я и подумал тогда – что-то рано Бычара сдался, надо было ещё потянуть поморочить народу голову, а то никакого представления не получилось. Но ставиле, похоже, виднее, не первый день, как говорится, замужем.

Делать нечего, вручает смурый Кракен славу выигрыш в три матрёшки, тот хватает бабки и уносится из трактира с той же скоростью, как и влетел…

– И что же тут, кхе-кхе, забавного, ядрёна вошь? Обычное надувательство.

– Да дальше слушай, дед, смешные цены! Ещё кваску? Хорош у меня квас, верно? Столичный! Мне его из самой Вершины поставляют, от егров. Да не набиваю я цену, дед! Что? Ах да. Ну, слушай. Едва слав скрылся, как в народе кто-то шибко головастый и крикнул, что, смешные цены, все подстроено и ставилу надо уму-разуму научить. Клич попал на благодатную почву, народ поднялся как один – и к помосту! Лица гневные, кулаки вперёд, вместо дыхания – сплошной сивушный перегар, я уж постарался их накачать на славу. Кракен видит, что дело оборачивается плохо, и снова своего рукомахальника тормошить. Хватит, мол, отлёживаться, смешные цены, на защиту вставай, пока бока не намяли. А тот лежит, даже не шевелится. Кракен в непонятках – упал на колени перед Бычарой, оттянул веки, заглянул. А зенки у рукомахальника в затылок-то и смотрят.

– Ах ты, ядрёна вошь, кхе-кхе, на самом деле вырубил?!

– Тот-то и оно, дед, смешные цены, что на самом деле! Это, кстати, Кракена и спасло, а то разобрали бы ставилу на составные части, больно уж народ озлился. А как понял народ, что все взаправду, так сразу поутих да разбрёлся обратно по местам, заливать проигрыш сивухой и прибыль мне обеспечивать. Кракен же даже не видит, что грозу мимо пронесло, застыл над Бычарой, что каменный олдь, глаза прямо ошалелые. Не верит тому, что видит. Такого ведь ещё не бывало, смешные цены, чтобы какой-то провинциальный тюфяк профессионального рукомахальника вырубил, да ещё так походя, с одной плюхи!

– Да, кхе-кхе, забавно получается. Поневоле задумаешься, ядрёна вошь, уж не нарвался ли твой Кракен на двойную подставу…

– Вот и я о том же, дед. Смешные цены! Непонятно, кто же кого надул на самом-то деле?..

Глава двадцать восьмая,
где очень к месту появиться Выжиге

Чем лучше знаешь свою меру, тем труднее её соблюдать.

Апофегмы

Довольно ухмыляясь, армин по имени Киса пересчитывал бабки из кошеля слава. В такт сладостному звону в голове рано облысевшего торгаша (не иначе как от неисполнившихся желаний) плыли разбуженные фантазией мечты, вот-вот готовые воплотиться в реальность. Центральный бассейн Оазиса, доступный исключительно для имущих мирян, наконец-то был готов принять его в ароматные голубые воды, и в мыслях армии видел себя возле бассейна на шикарном лежаке, в окружении красивейших девиц-гетер, в задачу которых входило его развлекать, всячески обихаживать и умом, и восхитительным телом. Девицы ласкали его нежными руками, кормили с блюд изысканнейшей пищей и вот-вот должны были заключить армина в желаннейшие из объятий…

Как вдруг, едва не сорвав дверь загона с петель, в помещение ураганом ворвался новый посетитель. Грохот, сопровождаемый порывом ветра, не только выбил из головы замечтавшегося армина бассейн с девицами, но и едва не погасил мирно коптившие воздух лампады, освещавшие загон. Киса испуганно вскочил и уставился на буйного посетителя, по внешности – опять слава. Русая кудлатая голова клиента была живописно растрёпана, покрасневшие то ли от пьянки, то ли от недосыпа глаза горели мрачным огнём, будто у вышедшего на охоту степного ханыги, а длинные пшеничные усы воинственно топорщились сапожными щётками. Широко распахнутые полы помятого малинового армяка демонстрировали потемневшую местами от пота голубую рубаху. Слав выглядел так, словно в загон он пробивался сквозь огонь, водицу и канализационные трубы.

– Давай камила, строфник! – громко велел слав, останавливаясь перед Кисой и грозно сдвигая брови. Напористый вид и рыкающий голос явившегося говорили о том, что у него на пути лучше сейчас не становиться, это и дудаку было понятно, а армии Киса себя таковым отнюдь не считал. Ну что за народ! Что ни слав, так бешеный!

– Бочонок! – быстро сказал армии, интуитивно чувствуя беспроигрышную удачу.

– Выводи! – резко мотнул головой путешественник.

Армии вскочил и со слегка округлившимися глазами кинулся к стойке. Похоже, сегодня у него великий день! Даже торговаться не стал, как предыдущий! Значит – цена верная! Эх, не зря дядя Бачлай попросил своего племянника подменить его на несколько дней, когда решил наведаться к тётке Уряве, проживавшей на другом конце Оазиса! Киса ему такой барыш сегодня сделает, а заодно и себе, что ещё долго это событие в роду вспоминаться будет! Ведь все, что сверх обычной платы он накрутил сам, ему же в карман и пойдёт! И на другом конце домена никаких накладок с приёмщиком не возникнет – ведь в закладной указывается только сумма возврата, а возврат бабок будет проводиться по старым расценкам, две с половиной матрёшки, и все тут! Все остальное – в карман! Ну не гений ли он, купи-продай? Хм… а может, больше заломить? Да нет, уже поздновато что-либо менять, цена, купи-продай, названа…

Смакуя в уме барыш, Киса принялся торопливо отвязывать тощего камила.

– Не того! – во весь голос гаркнул слав, да так, что даже стены загона вздрогнули, словно от порыва ураганного ветра, а армии аж присел, враз ослабев в ногах. – Ты что, птичья душа, пёсий хвост, обмануть меня вздумал? Да за мои же бабки? Пёсий хвост! Меня, прожжённого торгаша?! Да такой камил ломаной бабки не стоит! Никак угробить меня задумал? За мою же честную плату? Да ещё такую завышенную? Отвечай, кудряворожая задница, клюв тебе в глотку!

Бешеный слав шагнул к нему вплотную и навис сверху всем своим огромным, по меркам Кисы, телом. Злополучный племянник строфника неожиданно остро ощутил, что стражу позвать не успеет. Этот здоровяк просто свернёт ему шею, как курёнку, и уедет на камине, не заплатив вовсе. Ищи-свищи потом ветра в пустыне. И армии кинулся к другому камилу, что уже был обещан предыдущему посетителю, оставившему залог. С тем он ещё как-нибудь разберётся, цену, например, повысит – спрос рождает предложение, последний камил остаётся, как-никак, а этого благоразумнее отдать.

Швырнув к его ногам тугой, сладостно звякнувший кошель с бабками, слав снова рявкнул:

– Шевелись, пёсий хвост! Крепи седло! Нет, мешок не нужен!

– А как же…

– Делай, что сказано! – властно пресёк слав дальнейшие вопросы. – И чиркай быстрее свою закладную!

Вскоре Киса летал по загону, как веник в руках добросовестной хозяйки, и буквально через пару минут все было готово – седло пристёгнуто к камилу, а закладная вручена славу. Тот, не глядя, запихал листок в карман армяка и протянул руку:

– Бодрячок давай, пёсий хвост!

Киса шустро подал пляжку, предупредив:

– Один глоток, купи-продай. Ежели желаешь больше, то плати, уважаемый…

– За такие бабки, какие ты с меня содрал, пляжка должна прилагаться бесплатно! – заявил слав, вытирая усы после бодрячка, и… и опустил пляжку в нагрудный карман.

– Эй, уважаемый, ты что делаешь! Это моя пляжка, купи-продай!

– Была – отрезал слав и повёл камила за ворота.

Киса только глаза вслед вытаращил, кипя внутренним негодованием. Это был явно не тот случай, чтобы звать стражу – цены-то он завысил против положенных Торговой Палатой. Так что ещё и стражнику на лапу давать придётся, чтобы не заложил.

Но едва он перевёл дух, как явился новый посетитель – какой-то послушник в светло-синей рясе Храма Света, с низко надвинутым на лицо капюшоном. Сумасшедший день! Такого ажиотажа на голенастоногий товар армии давненько не видывал. И, как назло, предложить больше было нечего.

– Э-э, уважаемый, кончились камилы! – сокрушённо развёл руками строфник. – Тот тощий, купи-продай, что в стойле, уже в залоге, сейчас клиент за ним вернётся…

Но фигура в синей рясе вдруг оказалась рядом. Не успел Киса даже шевельнуться, как в его тощую шею сквозь бороду упёрлось лезвие ножа, а в уши ударил зловещий шёпот:

– Бабки! Все, что есть! Без разговоров! Пикнешь, плисовые штанцы, прирежу!