Текст книги "Жестокий шторм"

Автор книги: Сергей Жемайтис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Я понимаю тебя, Том. Трудно так сразу изменить мнение о человеке, но надо верить, Том, в лучшее в людях. Если мы перестанем верить в лучшее в человеке, то каким гадким покажется нам все, весь мир. Не так ли, Том?.. Ты что молчишь?

– Слушаю тебя, Джейн. Ты права: без веры в людей нельзя жить. Надо чтобы хоть в кого-то оставалась вера.

– Да, милый Том. Как хорошо, что мы верили друг другу и будем верить всю жизнь. Том! Ты мне ничего не рассказал, как жил прошедший месяц без меня, как тебе работалось, какие события стряслись за это время, только, пожалуйста, без дорожных катастроф. Ведь все катастрофы одинаковы?

– Нет, Джейн. Несчастья проявляют характеры людей. Бывают, конечно, случайности, как правило же, виноваты или сами пострадавшие, или их окружение – враги, друзья. Я давно стремлюсь вывести закономерность несчастий.

– Удается?

– Кое-что наметилось. Материала много, надо его систематизировать. Что ты на меня так смотришь?

– У меня такое чувство, что тебе все время хочется что-то сообщить мне. Очень важное, но ты боишься огорчить меня.

Томас Кейри страдальчески улыбнулся:

– Ничего значительного не произошло, если не считать того, что я познакомился с замечательным человеком, благодаря которому остался на судне, и нашел тебя. – И он, увлекаясь, стал рассказывать о встрече с мистером Гордоном у заправочной станции, умолчав, правда, об исповеди Тихого Спиро и о всех последующих событиях, связанных с ним. – Даже о том, что ты уезжаешь, я узнал случайно и решил объясниться с тобой до отплытия. И вот – я здесь…

Она внимательно посмотрела ему в глаза.

– Ну хорошо, когда-нибудь ты расскажешь мне все. А теперь просто улыбайся. У тебя хорошая улыбка, Том, но ты не годишься в дипломаты. А со своим новым другом обязательно познакомь. Так он шекспировед? Мне нравятся люди, живущие прошлым. Их осталось так мало…

– Да, в наше время практицизма действительно не так уж много. Только знаешь, мистер Гордон теперь внезапно воспылал горячим интересом к современности.

– И это вполне закономерно, если человек большую часть жизни провел с тенями сподвижников королевы Елизаветы…

Они бродили по судну, удивляясь его размерам, открывая, как в незнакомом городе, то особенно красивый уголок, то новый бар, магазин или ресторан, кинозал или бассейн с солярием; удивляясь показной роскоши первых классов и более чем скромному виду третьих, изумляясь и радуясь новизне ощущений. Они выходили на открытые галереи и смотрели в необозримое пространство океана, вслух мечтая о будущем. Иногда в эти минуты у Томаса Кейри мучительно сжималось сердце при мысли, что эта плавучая громада вдруг начнет погружаться в воду. Что он тогда предпримет, как спасет Джейн? Но Джейн с участием глядела на него, не в силах понять, что с ним происходит. Он с усилием улыбался, она брала его под руку, и они отправлялись на следующую палубу, и молодой человек, чувствуя тепло ее руки, отгонял тяжелые мысли, ему начинало казаться, что раз Джейн рядом, то с ними вообще ничего дурного не может произойти.

Близилось время обеда, и Джейн сказала, что страшно проголодалась, потому они зашли в бар на корме судна, который назывался в честь знаменитого пирата «Клуб Генри Моргана».

ПАРУС

Пошел дождь. Ветер растрепывал дождевые струи, превращая их в водяную пыль и туман. Вокруг потемнело. Старшина Асхатов поднялся на ноги.

– Сколько пресной воды пропадает зря, – сказал он, глядя на потоки, сбегавшие по ветровому стеклу рубки. – Надо бы подсобрать про запас. Да сейчас некуда. Прямо в трюм брать нельзя: грязный. Подождем до лучшей погоды. Для водяной цистерны брезентовую емкость приспособим.

– Разве у нас вода кончается? – с тревогой спросил Горшков.

– Пока еще хватает. Я, на счастье, не успел слить ее. Нет, воды у нас достаточно, пожалуй, на месяц хватит, если, конечно, с толком расходовать.

– Вы что, думаете, мы целый месяц будем болтаться?

– Никто, Алексей, не думает, да запас моряку никогда еще не мешал. Давай сменю. Курс прежний: сто пятьдесят?

– Нет, повернуло на сто шестьдесят.

– К зюйду ветер поворачивает. Вот и дождь кончается. Смотри, как посинела вода. Хоть белье сини. Все-таки быстро мы дрейфуем к югу. Наверное, пересекли Куро-Сиво и попали в какое-то новое южное течение. В Тихом океане, Алексей, течений этих пропасть.

– Видал на физической карте.

– На картах только самые основные показаны, а сколько их возникает при ураганах или вот при таких ветрах, от приливов и отливов и еще невесть от чего! Океан – это, брат, не какое-нибудь озеро, его изучать да изучать. Ты что, задремал уже?

– Нет, вас слушаю.

– Правильно делаешь. Я, Алексей, не намного старше тебя, на каких-нибудь четыре года, зато повидал уже кое-что в жизни… – Катер стремительно подняло на волну. Старшина перевел дух: – Видал? Здорово наш катерок даже на девятом валу держится! Так что нам, Алексей, дрейфить нечего. – Старшина испытующе посмотрел на безвольно прикорнувшего в углу Горшкова. – Так что, моряк, не вешай голову!

– Я не дрейфлю, товарищ старшина. А что касается нашего дрейфа, то здесь вы не правы, старшина.

– В чем же? – насторожился Асхатов.

– Да в том, что мы действительно дрейфуем по воле волн.

Старшина облегченно вздохнул и засмеялся:

– Ишь ты как ловко повернул! Молодец, матрос, никогда не теряй бодрости духа!

Утром ветер опять стих. Высоко в небе плыли редкие облака. По-весеннему грело солнце. С северо-запада катила протяжная мертвая зыбь. Пологие, как бы тщательно отполированные, валы бережно передавали кораблик друг другу, словно стараясь не повредить его.

Все трое членов экипажа стояли на палубе впереди рубки, заросшие щетиной, грязные, но счастливые от солнца, тепла, кротости подобревшего океана. Сейчас, когда стихия угомонилась, КР-16 будто вырос в размерах и стал увереннее держаться на воде. Старшина Асхатов несколько раз измерил взглядом палубу от рубки до носа а удовлетворительно хмыкнул.

– Прибрала волна что надо, – сказал Горшков.

– Что и говорить, корабль выдраен от клотика до киля, как говорится, да не о том я сейчас подумал.

Подчиненные вопросительно посмотрели на него.

– Видите ли, – старшина стал давиться от смеха, – что забавней всего, так это то, что нашему катеру запрещено выходить из бухты при волнении свыше четырех баллов.

Асхатов захохотал, засмеялись и Горшков с Авижусом.

– Знали бы портнадзорщики, сколько баллов нас трепало! – сказал старшина, вытирая кулаком слезы на глазах. – Вот веселый народ! – Все опять засмеялись, с радостным удивлением рассматривая друг друга, будто только что встретились после долгой разлуки.

– Ну и подзаросли мы, – сказал Горшков.

– Можно побриться, – предложил Петрас, – у меня безопасная бритва здесь и тюбик мыла уцелел.

– Обязательно. – Старшина помял лицо, покрытое рыжей щетиной. – Вот сделаем приборку в трюме и займемся личной гигиеной. В трюме надо все уголки обшарить, не завалялась ли где банка-другая консервов, ящики в щепки разбило. Надо заглянуть под настил, возле форпика, может, что и закатилось туда.

Петрас спросил:

– Какой будем завтрак готовить?

– Да обыкновенный, выбора у нас нету. Ты хочешь спросить, сколько положить тушенки?

– Да, товарищ старшина. У нас расходуется банка в день. Делим ее на три раза.

– Правильно. Такую норму мы установили и будем пока держаться этой нормы. Но сегодня прибавь по лишней ложке по случаю хорошей погоды…

– И окончания шторма, – весело добавил Горшков.

– Ну про это не будем загадывать. Штормов еще много впереди, время сейчас непогожее, вот разве пришлепаем в теплые широты, да, по правде говоря, не хотелось бы, пусть уж в этих местах закончится наше плавание, то есть разыщут нас. – Все посмотрели вокруг, на пустынный океан, на небо с редкими высокими облаками. – Ничего, сейчас уже недолго ждать, – сказал Асхатов.

Петрас ушел на камбуз разжечь примус. Асхатов сел на теплую палубу, прислонившись спиной к рубке, свернул самокрутку, прикурил от зажигалки и принялся наблюдать за Горшковым, который стал делать гимнастику.

– Ты не особенно налегай, Алексей, так, разомнись слегка – и достаточно, при наших-то харчах! Теперь садись рядом, погрейся на солнышке. Благодать! Совсем тепло. Все же тельняшку надень. Простуды нам еще не хватало. Вот остынешь, тогда раздевайся и загорай, только поначалу тоже осторожно.

Они хлебали обжигающую небо водицу, слабо пахнущую жиром и лавровым листом, потом выпили по кружке кипятку, слегка забеленного сгущенным молоком. У них оставалось всего три баночки молока, старшина берег его на крайний случай, сегодня же он разрешил отметить «новую эру» в плавании.

После завтрака Горшков действительно разыскал под настилом еще две банки тушенки и баночку сгущенного молока.

– Ну что я говорил? А? Везет нам, ребята, – просиял старшина. – Держи, Алеха! Да смотри не сыграй с консервами за борт. Нет, все три не бери. Переноси по одной в кубрик, а предварительно отчисть с них ржавчину, потом смажь тавотом. А мы с Петрасом займемся приборкой, доведем наш корабль до умопомрачительного блеска. Сперва отольем водичку. Что там с ручной помпой? – спросил он моториста, который уже возился с ней.

– Порядок. Сетку мусором забило. Уже пошла вода.

– Вот и прекрасно. Ты качай, а я буду ведерком отливать. Воды самая малость. Корпус у нас держит, это через люки набралось. Но сначала давай вытащим брезентовую емкость. Дыр в ней не так много. Вымоем, починим и приспособим под водяную цистерну. Ну, давайте общими силами. Вот так, взяли!

Разглядывая бесформенную груду мокрого брезента, Асхатов говорил:

– Помните, как вы на меня взъелись, когда я велел эту килу перенести на корабль? Рыбаки ее бросили за ненадобностью, а скорее всего из-за разгильдяйства. Мне давно хотелось насолить рыбки для всего нашего подразделения. Но о рыбе теперь другой разговор, много ее в океане, да поймать нелегко. Рыба больше у берегов на шельфе кормится. Здесь же разве заблудшая акула встретится или косячок тунцов. Да нам и акула – божий дар. Готовь, Петрас, снасть. Моток капроновой лески у нас есть да линь порядочный. Крючки тоже должны быть?

– Есть и крючки, – сказал Петрас, налегая на рычаг ручной помпы. – Акулу бы неплохо подцепить.

– Что-то акул не видно, – вздохнул Горшков.

– Увидишь еще. Ну, давайте брезент за бортом прополощем.

Они проработали весь день. Починили брезентовую емкость и установили ее в трюме. После обеда долго возились с плавучим якорем: его весь измочалили волны, на новый якорь пошла часть брезента с той же емкости.

– Парус бы нам, – сказал Петрас.

Втроем они стояли на палубе впереди рубки, довольные, что выполнили все, что наметили на сегодня. Старшина ответил мотористу с долей горечи:

– Парус, говоришь? А на чем его поднимать? Нашу-то мачту давным-давно снесло.

– Я в порядке мечты, товарищ старшина.

– Эти мечты, Петрас, душу мне переворачивают. Думаешь, и я о парусе не думал? Да если бы нам парус да попутный ветер, то мы бы живо домой повернули. И глядишь, через неделю добрались до Японии, а там…

Горшков неожиданно расхохотался. Старшина и моторист с удивлением посмотрели на него. Горшков сказал, виновато улыбаясь:

– Я подумал: вот мы маялись, брезент латали, установили водяную цистерну, а вдруг дождя и не будет?

Асхатов подмигнул Петрасу:

– Это хорошо, когда бодрость духа не пропала. С такой командой можно океан переплыть и, чем черт не шутит, какой-нибудь необитаемый остров открыть. – Он посмотрел на небо. – Нет, дождь будет. Как бы опять шторм нас не прихватил. Облака мне не нравятся. Видите, как их по небу размазало? Там вверху ветрище страшной силы…

Ночь прошла спокойно, но к утру опять стал крепчать северный ветер. Утихший было океан помрачнел. Волны покрылись мраморными разводами пены. Старшина Асхатов и матрос Горшков снова поселились в рубке. Вдвоем было веселее, особенно по ночам. Петрас находился в худшем положении: он один нес в машине круглосуточную вахту. И хотя он и говорил, что вволю высыпается у своих моторов, стоило лишь старшине сказать в переговорную трубу: «В машине!» – как тотчас же слышалось в ответ: «Есть, в машине!»

Стояла черная, беспросветная тьма. Моросил мелкий холодный дождь, высокая зыбь катилась с северо-запада. Новый шторм, пробушевав двое суток, умчался к югу. Океан застлал тяжелый, непроницаемый туман. Иногда в небе проклевывался оранжевый диск солнца и тотчас скрывался в рыхлой, мглистой массе тумана.

Весь экипаж собрался в рубке. Старшина Асхатов курил, стоя у штурвала, Горшков и Петрас Авижус сидели на палубе. Хотя было чуть за полдень, в рубке было сумрачно. Старшине не давала покоя мысль о парусе. Подходящий брезент хранился у него в небольшом трюмном отсеке, который он называл подшкиперской, не на чем только было поднять парус, не было мачты.

Петрас сказал:

– У нас остался только один багор, второй смыло, на двух можно было бы укрепить парус.

Старшина вздохнул:

– Где их возьмешь, твои багры? Все же, моряки, не будем раскисать, пока все идет вполне прилично. Течение нас несет себе помаленьку наперерез пароходным линиям. Так не бывает, чтобы в наш век, да на таком участке движения, нам никто не встретился.

Горшков спросил:

– Только два багра – и мы поставили бы парус?

Старшина повел плечом:

– Ну конечно, еще какой! Взяли бы на растяжки, брезента у нас двенадцать квадратных метров. Пожалуй, даже немного великоват для нашего паруса. Конечно, быстроходный клипер из нас не получился бы, все же узла на два-три хода прибавили.

– Только и всего? – усмехнулся Горшков.

– А тебе этого мало? – удивился старшина. – Да ты усекаешь, что мы тогда освободились бы от плавучего якоря, смогли управляться, идти по нужному курсу! Ах, Алексей, морской ты человек, а не соображаешь, что к чему.

– Я-то соображаю. Только обидно, что даже под парусом будем ползти как черепаха.

– Обиду оставь при себе. И в другой раз корабельный инвентарь крепи по-настоящему. По твоей вине отпорный крюк утопили.

– При чем тут я? Вы же знаете, что я спал после вахты, товарищ старшина…

– Ну ладно, Алексей. Не будем…

– Не будем, товарищ старшина.

Это была первая размолвка, вызванная многодневным напряжением и усталостью.

Петрас примирительным тоном спросил:

– Все же куда нас вынесет, если ветер будет дуть с северо-запада или прямо с запада? В какую-нибудь водяную пустыню?

– Да, земли там не густо до самой Канады и Северной Америки, но наш курс сейчас изменился круто к зюйду, похоже, несет нас к Филиппинским островам, а может, даже в Полинезию.

– Так далеко? – удивился Горшков.

– Да, не близко, но выбора у нас пока нет.

– Понимаю, – сказал Горшков, – но допустим, мы возьмем курс к Америке, то сколько же надо дней, чтобы добраться до нее?

– Много, Алеша. Но об Америке нам и толковать нечего, так как, видишь, нас тащит на юг. Если же будем двигаться все в этом направлении, то в конце концов наткнемся на какой-нибудь коралловый остров, а скорее всего встретим чье-нибудь судно. Здесь торный путь на Гавайские острова, в американские порты, в Японию и к нашим берегам. Как видишь, Алексей, дела наши не так уж плохи.

– А кто сомневается? – Горшков расправил плечи. Ему и в самом деле казалось теперь, что все идет отлично, уже сгладились в памяти страшные дни, когда бушевал ледяной шторм. У него загорелись глаза, когда он представил себе, как из воды поднимаются кроны кокосовых пальм. Только голодные спазмы в желудке порою портили настроение, да и то ненадолго.

Петрас, все это время молчавший, вдруг сказал:

– Мачта должна быть красивой…

Старшина впился в моториста взглядом:

– Какая там красота! Лишь бы брезент держала. Ну что ты там придумал?

– У нас есть дощатый настил в трюме…

– Думал и я о нем, да он из коротких брусьев. Постой, постой! Думаешь, можно сбить?

– Надо попробовать, старшина. Мачта должна получиться крепкая.

– Нам только того и надо. Бросай свои крючки! Берись за топор. Да у меня и скобы найдутся!

Три дня, используя затишье, Петрас и старшина работали не покладая рук. Толстые брусья они состругивали с боков, сшивали их гвоздями и скобами. Наконец установили за рубкой высокую треногу, опоясанную по граням добавочными креплениями. Тренога держалась хорошо, крепко упираясь в палубу у основания фальшборта. Единственный багор стал «нижней фор-марса-реей», как громко назвал ее старшина. Крепление паруса на рее и его оснастка тоже заняли немало времени. Наконец настал торжественный момент, когда старшина и Петрас подняли свой парус. Хлопнул брезент, и КР-16 медленно развернулся и двинулся по пологому склону волны.

Старшина Асхатов сказал изменившимся от волнения голосом:

– Пошли, а? Теперь мы не пленники стихии! Ну, братцы!.. У нас моторно-парусный корабль, – он посмотрел за борт, – и скорость, я вам скажу, приличная…

ОТЕЦ ПАТРИК И ДРУГИЕ

После апартаментов профессора каюта N909 показалась Томасу Кейри чем-то вроде тюремного карцера: узкий ящик с двумя койками одна над другой, без иллюминаторов – каюта находилась ниже ватерлинии. Он только заглянул в нее и, с облегчением захлопнув двери, пошел искать своего непосредственного начальника, инженера Дешулло. Того не было в каюте с медной дощечкой «инженер-электрик», матросы на его вопрос как-то странно пожимали плечами. Не оказалось его и на автоматической телефонной станции. В небольшом помещении, занимаемом АТС, сидел дежурный электрик – лысый парень с хитроватым взглядом. Репортер обратил внимание на его мясистый нос, свернутый несколько вправо.

Дежурный электрик поймал его взгляд и пояснил:

– Бокс. Почему-то все пялят глаза на мой нос. Хотя он не хуже, чем у любого… Так ты, парень, ищешь инженера Дешулло? Долго придется искать. Я вот тоже вначале с ног сбился, разыскивая своего шефа Питерсона, и не нашел до сегодняшнего дня. По правде говоря, этот Питерсон мне был так же нужен, как тебе – Дешулло. Сегодня начальник у тебя я, ты у меня числишься в подвахтенных. Садись пока и жди дальнейших распоряжений. – Электрик подмигнул и загадочно улыбнулся, обнаружив солидную недостачу передних зубов. – Таких Дешулло на «Глории» не один десяток. – Поднял палец: – Звонят. – Взял трубку телефона: – АТС слушает. Отлично, сэр. Ваша каюта 107? Через семь минут у вас будет инженер-электрик. Не за что, сэр. Ну вот… как тебя?

– Том.

– Меня можешь звать Джеком. Бери в шкафу лампу с зеленым абажуром и топай в каюту 107. Там лампу разгрохали. Ты слышал, как я тебя аттестовал? Инженер-электрик! Так что держи марку.

– С меня хватит и электромонтера.

– Ты думай и о престиже судна. Инженер втыкает штепсель в розетку! Пусть знают наших. Ну валяй!

В каюте N107 Томаса Кейри встретил высокий широкоплечий старик в клетчатой рубахе и залатанных джинсах.

– Дружище, садись! Что будем пить? Да брось ты эту чертову лампу! У меня все в порядке с огнем. Я тебя вызвал так, для компании, не обижайся. Скука заела. Старуха с дочкой торчат там, – он ткнул пальцем в потолок, – а я постоял, посмотрел на эту водяную пустыню, пощурился от солнца, потом зашел в бар, да там собрался дрянной народец, сосут свои коктейли, будто важное дело делают. Поговорить не с кем. Вот мне и пришла мысль вызвать кого-нибудь из команды, из обслуги стало быть. Ну пей, пей! Тут водки пропасть, да я еще с собой запасец прихватил. Или ты пива хочешь? Пива так пива…

Томас Кейри нехотя сел и взял холодный стакан с темным пивом.

– Ну, за встречу. Пивко славное. Так ты инженер? Как тебя? Том? Ну и отлично. А меня Джимом Диммоком кличут. Лицо у тебя честное, располагающее. А я ничего теперь не люблю в жизни больше, как поговорить с порядочным человеком. Когда-то меня окружала пропасть славных парней. И надо же было случиться такому несчастью! – Он отхлебнул пива, сдул пену с усов, вздохнул. – Жил я как человек. Сеял кукурузу, в кузнице наваривал лемеха, ковал лошадей, смекал и по части машин. Даже в родео участвовал. Однажды продержался на мустанге около минуты и огреб приз пятьдесят долларов. Вечерами просиживал в салуне. И вот как-то в июле, в самую жару, приезжают ко мне три сукиных сына и дают подписать бумагу: дескать, они станут искать на моей земле нефть, и если найдут, то я буду получать какие-то центы с каждого барреля. Старуха говорит: валяй! Ну я и подписал…

– Нашли нефть?

– Нашли, дьявол бы ее побрал! С тех пор я получаю кучу долларов. Почти полмиллиона в год! И так уже пять лет! Пей, дружище…

Распив три бутылки пива со случайным нефтепромышленником, Томас Кейри вернулся в АТС.

– Ты чего лампу обратно принес? – спросил Джек.

Томас Кейри рассказал все как было.

– Это бывает, – сказал Джек. – И ведь тоже надо понять человека: свалятся такие деньги, а он не знает, что с ними делать. Был до этого человеком, а стал черт-те чем. Хотя я бы с таким доходом живо управился. Нашел бы куда деньги пристроить.

– Стал бы играть на бирже?

– Ну нет. Я бы, Том, начал строить ветряные электростанции. Знаешь, какие у нас ветры в прериях! Зазвенел бы от крыльев весь мой Запад! Говорят, энергетический кризис. А ведь если бы… Фу ты, дьявол, опять кто-то… Каюта двадцать три? Том, давай, да поживей. Каюта суперлюкс. За сутки двести сорок долларов. Что-то у босса с электробритвой. Если не справишься, неси сюда… Да… пятьсот тысяч – это сумма! Сколько можно ветряков… – услышал Томас Кейри уже в дверях.

По салону каюты 23 ходил высокий мужчина средних лет в одних шортах, его белесая кожа поросла на груди рыжеватыми волосами.

На диване, обитом зеленым бархатом, лежало пышное белое платье, на ковре валялась изящная туфелька.

Томас Кейри спросил:

– Вызывали электрика?

Вместо ответа рыжий показал глазами на столик возле зеркала во всю стену, на котором лежала бритва. Репортер взял бритву. Проверил, плотно ли вошел штепсель в розетку, включил ножи. Бритва ожила.

– Работает. Вы недостаточно плотно вставили вилку, сэр.

Рыжий не ответил. Томас Кейри обратил внимание на его нервное лицо, поросшее золотистой щетиной. Из соседней комнаты появилась молодая женщина в бикини.

– Боб! Вечно ты поднимаешь шум из-за пустяков…

– А ты любому мужчине норовишь показаться голой.

– Ты прав, Бобби. Мне доставляет удовольствие радовать зрителей. Вот тебе, – обратилась она к Томасу Кейри, – скажи не стесняясь, нравится моя фигура?

– В женщинах мне нравится не одна только фигура, миледи.

– Что? Что он сказал? Ты слышал, Боб? Каким тоном сказал этот наглец! Выходит, что я только смазливая дура. Вышвырни его вон! Немедленно!

Рыжий согнулся в пароксизме дикого хохота. Он стонал, визжал, махал руками. Наконец пересилил смех:

– Ой хорошо! Как хорошо ты ей врезал, парень! Она всегда считала, что ее фигура – капитал, что не надо на на цент всего остального. Нет, я это обязательно запомню, моя радость…

Томас Кейри выскочил из каюты под визг разъяренной красавицы, ругая себя, что не ушел раньше.

«Действительно, будь на месте рыжего другой, могла возникнуть драка, а мне ее только и не хватало».

Джеку он ничего рассказывать не стал.

– Тебя, Том, ищет лейтенант Лоджо, – сказал тот. – Между нами: он такой же лейтенант, как я – маршал. Он ждет тебя в баре на шестой палубе в нашем радиусе. Давай жми. Он наш главный начальник. О Дешулло забудь.

Лейтенант Лоджо встретил Томаса Кейри в коридоре.

– Наконец-то я вас нашел! – воскликнул он, хватая Томаса Кейри за руку и крепко пожимая ее. – Идемте в бар. Там можно перекинуться парой слов без того, чтобы за нами следили десять пар глаз. Знаете, клерки уже разнесли слух, что вы не кто иной, как Майкл Корбет.

– Чем он знаменит?

– Ну тот кассир из аэропорта в Новом Орлеане. Тот, что увел двести тысяч долларов.

– Этого еще не хватало! – возмутился Кейри.

– Действительно, поклеп неприятный. И это еще далеко не все. Вот сюда. Проходите. Здесь уютно и нет липучих глаз.

Сев за стойку, Томас Кейри вопросительно посмотрел на лейтенанта.

– Что будем пить? – спросил тот.

– Что хотите.

– Тогда виски. Два виски! – крикнул Лоджо бармену.

– Так что еще слышно обо мне?

– Вторая новость более приятная. Вас засекли с дочкой шефа, и, сами понимаете, строятся самые радужные для вас предположения.

– Ну а еще?

– К приятным для вас известиям можно отнести также перевод на тысячу двести долларов, полученный только что. Оплата в главном вестибюле, окно номер три.

– Благодарю за последнюю новость.

– Понимаю: уезжали вы в некоторой спешке. Не прибавить ли вам еще льду?

– Нет, благодарю. И слушаю вас.

Лейтенант Лоджо покосился на бармена, стоявшего у другого конца стойки.

– У меня к вам предложение – работать вместе. Одному невозможно справиться с такой задачей. По крайней мере, труднее, много труднее.

– Давайте для начала уясним.

– Что?

– Задачу.

– Я готов. Как вы догадываетесь, речь пойдет о Паулине Браун, ну не о ней самой, а о ребятах, что ее кокнули. Не так ли?

– Вы думаете, преступники здесь?

– Об этом говорит ваше присутствие на «Глории», мистер Кейри. Таких людей, как вы, не посылают ловить журавлей в небе. Как показало предварительное расследование – их двое. По всей видимости, они пробираются в Австралию или в Новую Зеландию. Кроме бриллиантов они взяли наличными триста тысяч. Взломали сейф. Да что я вам все это объясняю!

Томас Кейри задумался. Отталкивать лейтенанта не имело смысла. «Пусть он считает, что и я охочусь за убийцами Браун, сам же в это время буду нащупывать человека Минотти. Лоджо перестанет путаться под ногами, и в его лице я даже получу неплохого помощника».

– Поймите, что вам будет невозможно одному. «Глория» – плавучий город. Надо «просеять» около двух тысяч людей. У меня же есть осведомители среди команды. Конечно, их услуги будут стоить денег, но игра стоит свеч. Поверьте мне! Вы не раскаетесь. Я – детектив от рождения.

– Хорошо, лейтенант, я согласен. Только давайте договоримся, что вы не станете мешать мне, все свои действия будете согласовывать со мной.

– Ну конечно! – Лейтенант Лоджо радостно спрыгнул с высокого сиденья, потом снова взгромоздился на него и поманил бармена: – Два мартини! Двойных! Нет, нет, мистер Кейри, не беспокойтесь, сегодня я плачу. Сегодня у меня удачный день.

Томас Кейри спросил, желая проверить сообщение Джека:

– Куда все-таки подевался мистер Дешулло? Я ищу его весь день.

Лоджо повел носом по сторонам и зашептал:

– Между нами: его вообще не существует! Я теперь могу вам это сказать. Таких мертвых душ наберется у нас не один десяток. Между прочим, жалованье на них идет.

– Кто же его получает?

– Не будьте таким наивным человеком. Капитан, штурманы, главный механик.

– Значит, это вы мой непосредственный начальник?

– Ах, оставьте, шеф. Начальник вы, я – ваш помощник. Располагайте мною и всем составом административной службы. Вам теперь ни в чем не откажет сам Генри Гудвин.

– Кто это?

– Шеф административной службы. Собственно, второй капитан. Я, если пожелаете, могу посвятить вас в некоторые тонкости нашей работы. У нас, как при княжеском дворе, – уйма интриг! Идет борьба за выгодные места, даже среди стюардов. Везде нужны протекция, разного вида взятки, пресмыкательство. Вы спешите?

– Да, есть еще задание на АТС. Затем – личные дела.

– Про АТС можете забыть, я снял вас с дежурства. Джек хитрый малый, он заарканил вас, отпустив своего напарника играть в скат. Между прочим, игра среди членов команды идет по каютам, и особенно в третьем классе, где иногда попадаются денежные люди. Там можно засечь и нашу клиентуру; если же они птицы более высокого полета – тогда в судовом казино. Вам следует посещать все наши злачные места. Ах простите, кого я вздумал учить! Вероятно, влияет мартини. А недурен напиток? Ну идемте, я вас провожу. Жак, получи!

Отделавшись от Лоджо, Томас Кейри из первого вестибюля позвонил Джейн. Ни ее, ни мисс Брук не оказалось в каюте. Мистера Гордона же он застал в обществе Кинга. Пес, положив страдальчески сморщенную морду на лапы, не спускал глаз с хозяина, сидевшего за письменным столом.

– А, Том! Наконец-то! Раз пять звонила Джейн. Я только что пытался разыскать вас на АТС. – Он положил на исписанный лист бумаги вечное перо.

– Судя по вашему утомленному лицу, вы опять столкнулись с некоторыми трудностями?

Выслушав Томаса Кейри, мистер Гордон сказал:

– Из всего самое важное – предложение лейтенанта Лоджо. Вы правы. Под видом розысков убийц этой Браун можно заняться людьми Минотти и Чевера. Я, поразмыслив наедине, пришел к заключению, что на судне должны находиться несколько лиц. Люди, подобные Минотти, тщательно продумывают операции подобного рода. Болезнь, смерть, несчастный случай с одним может перечеркнуть все планы. Нет, на судне находятся, по меньшей мере, трое. Я думаю, они намерены утопить, поджечь либо взорвать судно в середине плавания.

– Любопытно, а почему?

– Должно создаться впечатление, что судно было отлично подготовлена к плаванию, надежно и только нелепая случайность, не зависящая от судовладельца, привела к катастрофе.

– Логично…

– Так что у нас с вами есть минимум месяц-полтора на предотвращение несчастья. Максимально используйте лейтенанта Лоджо, он обуреваем мечтой о богатстве и славе, такими рычагами нельзя не воспользоваться. – Он улыбнулся. Кинг, уловив хозяйскую улыбку, завилял обрубком хвоста. – Вот и Кинг согласен. В нашем мире нет стимулов более сильных. Что же касается ваших посещений нефтепромышленника, кинозвезды и прочих пассажиров, то вы черпаете материал для своих будущих книг, так сказать побочный продукт. Итак, Том, все пока идет превосходно, лучше не придумаешь. Я вот тоже не сидел без дела, видите, сколько испортил бумаги с фирменным знаком судоходной компании «Чевер лайнз». Я пытаюсь понять психологию главных героев. Особенно труден для меня мистер Чевер. Ради чего отец решает так хладнокровно и расчетливо убить единственную дочь? Может, он делает это отчаявшись, ожидая неминуемого краха, потому и решает пожертвовать дочерью для спасения своего имени, богатства, положения?..

Томас Кейри кивнул:

– Все это он может сохранить, получив колоссальную страховку!

– Только надеется получить, но ее могут еще и не присудить. И ему необходимо все обставить с таким расчетом, чтобы у комиссии экспертов не было даже малейших подозрений в злом умысле. И вот здесь у мистера Чевера главный козырь – дочь. Кто может поверить, что он задумал потопить судно, на котором плывет его единственное дитя? Возможно, Чевер идет на преступление ради другой, более сильной любви, а может, из-за всепожирающей алчности. Тут есть над чем подумать, Том…

– Трудно себе представить более страшную, бессмысленную жестокость!

– Милый Том! Я не отсылаю вас к примерам из английской истории, которые использовал в своих трагедиях великий Шекспир. Сотни лет спустя жестокость становится изощреннее, принимает глобальный характер. Наше общество, несправедливое в своей основе, способно на все, чтобы сохранить себя. Вспомните первые взрывы атомных бомб над мирными городами Японии, войну во Вьетнаме, политические убийства, стравливание африканских народов, подготовку к новой мировой войне. Так что Чевер и Минотти созданы по образу и подобию породившего их общества. Но в этом обществе есть и противоборствующие силы, и мы с вами их представители. Наша беда, что мы пока сражаемся в одиночку, стремимся победить не глобальное зло, а только жалкие его крупицы… Я вас опять заговорил? Хорошо, отпускаю. Идите к Джейн и уговорите ее сойти на берег и остаться в Гонолулу.