Текст книги "Годовые кольца истории (На заре античности - год -750)"
Автор книги: Сергей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Смирнов С Г
Годовые кольца истории (На заре античности – год -750)
С.Г.Смирнов
История: Годовые кольца Всемирной истории Сергея Смирнова
Годовые кольца истории (На заре античности – год -750)
"Седая древность"сколько разных эпох мы невольно смешиваем под этой маской! Гомер, Эхнатон, Хаммурапи, Хеопс все они там умещаются, хотя люди эти разделены многовековыми пропастями и схожи между собой не более, чем Александр Невский и Петр Первый. Но все же Гомер ближе нам, чем все прочие: что-то в нем сродни людям нового и даже новейшего времени. Чувствуется, что поэт стоял на пороге нового мира европейской Античности и пел он о гневе Ахилла и странствиях Одиссея, обращаясь к их потомкам, людям того же склада: отважным землепроходцам и мореплавателям, храбрым и гордым воинам, лукавым и честолюбивым хитрецам, в меру суеверным и самоуверенным, страстным и любознательным, диковатым и предприимчивым.
Какой мир породил этих людей? Почему они сгрудились в маленькой Элладе? Или эта кучность иллюзия, а на деле наступление Античности было явлением мирового масштаба? Но если так, то какой вселенский взрыв был тому причиной, и какие последствия он вызывал в разных концах Земли?
Чтобы понять это, перенесемся мыслью в гомеровскую эпоху в середину 8 века до новой эры, когда уже основаны Рим и Ереван, но еще не разрушены Вавилон и Ниневия. Отметим главное: этот мир недавно пережил встряску "Железной революции" и вызванного ею Переселения народов. Широкая распространенность железных руд, сравнительно с медными, открыла десяткам новых народов путь к освоению передовой технологии и культуры, прежде расцветавших в немногих изолированных районах Ближнего и Дальнего Востока. Новички вторглись в зоны древних цивилизаций, и на рубеже 2-1 тысячелетий до н.э. произошли события, сходные с позднейшей гибелью Римской империи.
К сожалению, эпоха, о которой мы говорим сейчас, не знала еще исторической науки: понять и описать происходившее было некому. Нам виден только актерский состав в начале драмы во времена Рамзеса 2, и в конце ее в эпоху Гомера. Мы различаем тех, кто не смог уцелеть в пламени этнического хаоса, и тех, кто пережил его, в корне изменившись при этом. Мы видим вчерашних "варваров", впервые создающих свои государства и творящих свой эпос, а рядом с ними продолжают действовать старые и даже древние этносы, обремененные многовековым грузом социальных традиций. Таков новый мир. Изучим его динамику подробнее, начиная с Ближнего Востока прежнего застрельщика технической и социальной эволюции, который в античную эпоху почему-то утрачивает лидерство.
Первую скрипку здесь играет Ассирия: только она сумела устоять среди переселения народов, когда варварские набеги смели в Малой Азии царство хеттов и его могучего восточного соседа державу Митанни, когда Египет на века попал под власть ливийцев и нубийцев, а власть над Вавилоном переходила из рук в руки сменявших друг друга иноземных владык. Как же уцелела Ассирия?
Вспомним, что ассирийский этнос заявил о себе уже давно в конце 3 тысячелетия до н.э., когда погибало последнее царство шумеров. И тогда ассирийцы определенно не были "варварами" то есть, государство у них было, хотя не очень развитое. Эти семитоязычные горцы испокон веку населяли верховья Тигра и Евфрата южную окраину великого закавказского узла горных хребтов, страну с очень сложным рельефом, богатую лесами и горными реками, строительным камнем и рудами металлов, но бедную пахотной землей. Здесь сложился народ охотников и скотоводов, упорных тружеников и храбрых воинов. Здесь намного позже, чем в южной равнинной Месопотамии, оформились царская власть и храмовая бюрократия. Зато роль общего собрания воинов была очень велика; эта военная демократия традиционно пересиливала жреческую аристократию здешних городов Ашшура, Калаха, Ниневии.
Ассирийцы рано переняли у своих южных соседей клинопись, разнообразные ремесла и искусство торговли. И как только Месопотамия погрязала в усобицах либо подвергалась набегам варваров, Ассирия выходила из обычной роли младшего партнера, стремясь установить свой контроль над древней землей Шумера и Аккада. Но каждый раз кто-то опережал ассирийцев: то аморреи (в начале 2 тысячелетия до н.э.), то касситы (пятью веками позже). Только в 9 веке до н.э. ассирийская держава уверенно вышла на мировую арену навстречу своему торжеству, истощению и гибели.
В нескончаемых войнах боевое мастерство ассирийцев достигло небывалых высот. Меч из закаленной стали вытеснил старый бронзовый топор; налажено массовое производство металлических лат; наконец, ассирийцы первыми создали конницу как особый вид войска. Возникли саперные части, строители мостов и дорог, создатели таранов, камнеметов и иной военной техники. Все это множится на традиционную дисциплину ассирийцев, их неукротимый боевой дух, закаленный в беспощадных войнах. Но в середине 8 века Ассирия оказалась на распутье.
Даже победные войны стоят немалых человеческих жертв, а захваченные рабы не могут заменить погибших бойцов и граждан. Значит, продолжать завоевания в прежних формах невозможно. Но нельзя и оборвать их: оставшиеся без работы профессиональные воины свергнут правительство. Эту дилемму решила гражданская война между консервативной жреческой партией и агрессивным военным сословием. Воины победили, и в 745 году на престол Ассирии взошел самозванец Тиглатпаласар 3 выдающийся полководец и государственный реформатор. Он не только завершит построение непобедимой ассирийской военной машины, но и откроет путь в армию малоимущим гражданам, вооружая и снабжая их за счет государства. Нехватка же рабочих рук в ассирийской экономике будет восполнена политикой "насаху", массовых насильственных переселений покоренных племен на пустеющие земли Ассирии. С таким тылом ассирийская армия подчинит себе весь Ближний Восток Вавилон, Сирию, Финикию, Элам и Египет.
Но великая империя окажется колоссом на глиняных ногах, ибо ее основа ассирийский этнос вскоре растворится в море "перемещенных лиц", которые с отвращением подчиняются военно-бюрократической деспотии, искалечившей их судьбы. Поэтому переход к политике "насаху" лишь отсрочит неизбежный конец Ассирии: в 7 веке ее армия потерпит ряд поражений от халдеев Вавилона и мидян Ирана, а имперские подданные, сменившие прежних граждан-патриотов, не станут защищать державу-мачеху до последней капли крови. Ассирия погибнет; ее города будут разрушены, и лишь малый остаток ассирийского этноса сохранится в родных горах, сменив даже свой язык. Такова трагедия народа, обреченного инерцией социального развития на самоубийственную борьбу за лидерство в уходящем мире...
Сходная участь ожидает урартов и эламитов, населяющих, соответственно, крайний север и крайний юг Ближневосточной ойкумены. Если условно сгруппировать здешние народы по возрасту и государственности, то ассирийцы выглядят зрелыми, пожилыми мужами; урарты же рано повзрослевшие юноши, а эламиты неуемные старцы.
Родина урартов страна Биайнили лежит в горной глубинке вокруг соленых озер Ван и Урмия, к северу от Ассирии и к востоку от страны Митанни, от которой урарты унаследовали свой язык вместе с культурой коневодства и искусством воинов-колесничих.
Историческая судьба урартов могла бы повторить судьбу ранних ассирийцев (со сдвигом на тысячу лет), не окажись они ближайшими соседями Ассирии в позднюю эпоху ее безудержной экспансии. Ассирийский натиск вынудил урартов создать военно-государственную машину по ассирийскому образцу, и к середине 8 века соперничество двух держав достигло кульминации. Юное царство Урарту остро нуждается во внешних рынках но выход на "мировой рынок" славного Вавилона закрыт ассирийцами. Поэтому цари Урарту стремятся прорубить окно на запад в Малую Азию и к Средиземному морю. Царь Сардури 2 почти преуспел в этом: он достиг Сирии и заключил союз с Дамасским царством арамеев, давних недругов Ассирии.
Этот успех сделал Урарту опасным врагом ассирийских владык, и первый же поход новой армии Тиглатпаласара 3 будет направлен против страны Биайнили. Ассирийцы пройдут ее из конца в конец с огнем и мечом, и краткая эпоха урартского величия оборвется, ибо ослабевшим урартам станет не под силу сдерживать натиск новых северных варваров-киммерийцев, которые из кубанских степей все активнее проникают вглубь Закавказья. Под их ударами правители урартов станут вассалами Ассирии; затем они подчинятся мидянам победителям страшной Ассирии и грозных скифов. Но это случиться еще не скоро...
А теперь у нас на очереди Элам, единственное (кроме Египта) государство "первого поколения", сохранившиеся на Ближнем Востоке. Эламиты ровесники древних шумеров, создавшие свою письменность и государственность более чем за двадцать веков до Гомера на восточном берегу Персидского залива. Здешние жители всегда с гордостью сознавали свою культурную обособленность от Двуречья, а сами имели там репутацию злых волшебников. Но политические узы давно связали Элам с Месопотамией в одну систему. То царь Аккада вступает, как победитель, в столицу Элама Сузы, то последний шумерский царь кончает свои дни в эламском плену, то правящий в Вавилоне "варвар"-кассит присоединяет Элам к своим владениям, то ассирийский и эламский цари сражаются между собой за власть над ослабевшим Вавилоном...
Несомненно, взаимные набеги правителей Элама и Двуречья нанесли этим странам ущерб гораздо больше того, который они понесли от всех нападавших на них "варваров". Но урок не пошел впрок: как только в середине 8 века Эламское царство возродилось после очередной эпохи распада и усобиц, его правители опять вступили в борьбу за передел Месопотамии. Борьба эта затянется на целый век и кончится полным разгромом Элама войсками ассирийского царя Ашшурбанапала (владельца знаменитой библиотеки). И хотя Ассирия лишь на тридцать лет переживет эту свою последнюю победу, но среди ее победителей уже не будет эламитов. Территория Элама войдет в состав Мидии, а чуть позже станет оплотом нового "варварского" народа персов.
Итак, Ассирия, Элам и Урарту самые заметные державы Передней Азии оказались в тупике. Агрессивные цари и жрецы-консерваторы способны претворять в жизнь лишь доктрины, изобретенные полтора тысячелетия назад в эпоху становления царской власти, жреческой иерархии и рабовладельческого хозяйства. Одеяния той поры были сшиты "на вырост", их хватило надолго, но теперь они стали смирительной рубашкой для развившегося социума. Это очень заметно по литературе: царские анналы переполнены бахвальством удачливого вояки-грабителя, а гражданские тексты пропитаны глубоким пессимизмом. Мир полон зла, люди перестали быть братьями, правители жестоки и несправедливы, и ничего тут не поделаешь, ибо даже боги безразличны к людским страданиям...
Эти тезисы давно стали расхожей истиной на берегах Евфрата, Тигра, Нила. Повсюду воцарилась апатия – только редкие пророки вопиют в пустыне. Кто они, чему учат?
Вот самый известный из них, современник Гомера – Исайя. Небогатый столичный житель мелкого Иудейского царства, он не был гением; но он обладал здравом смыслом и политическим чутьем просвещенного горожанина, а сверх того – был интеллигентом и гуманистом. Он не мог жить растительной жизнью обывателя и не хотел стать хищником-царедворцем, ему "больна была чужая боль"; все это сделало его оратором и писателем. В иной обстановке Исайя мог бы стать вождем народного восстания или влиятельным реформатором; но в условиях социального застоя ему выпала участь Кассандры и доля юродивого, ибо его сограждане еще не так бедствуют, чтобы слушать пророка с надеждой, и уже не так процветают, чтобы слушать его с любопытством.
Призывы любить ближнего, усмирять притеснителей, защищать вдов и сирот выслушиваются со скептической усмешкой. Советы не дразнить грозную Ассирию повисают в воздухе, а предсказания грядущих времен – когда народы перестанут воевать и перекуют мечи на орала – звучат, как бредовая выдумка. Социальная ситуация безвыходна – то есть, естественный выход из нее никого не устраивает, а найти иной реальный выход никто не умеет.
"Царство, разделившееся внутри себя, скоро погибнет!"; "Горе городу крови, что весь полон обмана и грабежа!" – таков прогноз пророков, и он вскоре сбудется в сердце Ближневосточного узла древнейших цивилизаций Земли.
Но на периферии этого узла ситуация иная, и лучший пример тому восточный берег Средиземного моря. Здесь передвижение варварских народов на рубеже 2-1 тысячелетий до н.э. пронеслось как ураган; население почти полностью сменилось – но вскоре древняя цивилизация расцвела в новых руках, изрядно обогатившись при этом. Семитоязычные кочевники – арамеи привели сюда впервые прирученного ими одногорбого верблюда, а сами быстро освоили земледелие, мореплавание и кораблестроение, переняли в приморских городах изобретенную там великую новинку – алфавит.
Любопытно, что "старые" народы Месопотамии, хорошо осведомленные об этом изобретении, так и не сумели приспособить его к своей традиционной письменности. В итоге ассирийский царь диктует свои указы сразу двум писцам – ассирийцу и арамею. Первый записывает их по-аккадски иероглифической клинописью, а второй по-арамейски – пользуясь финикийским алфавитом, который пока состоит из одних согласных букв; но в семитических языках, где основной смысл слова передается набором согласных, это не создает больших неудобств. Ясно, к чему приведет такая конкуренция: арамейский язык скоро вытеснит аккадский из деловой переписки, а затем и из разговорной речи. Все позднейшие письменности Евразии прямо или косвенно произойдут из древнефиникийского алфавита, распространяемого в 8 веке до н.э. арамеями и греками.
Включение арамеев в ближневосточную государственность прошло с меньшим успехом, ибо им не хватило пустых "экологических ниш". Только на севере будущей Сирии сложилось сильное Дамасское царство – но оно живет под вечной угрозой ассирийского нашествия. Другая ветвь арамеев поселилась на землях древнего Шумера – в Южной Месопотамии, приняв здесь имя халдеев. Пока Ассирия сильна, она не позволяет халдеям создать свое государство. Но они активно проникают во все слои вавилонского общества, и в 7 веке именно халдеи возглавят общее восстание ассирийских подданных против их грозных владык. Вожди халдеев – Набопаласар и Навуходоносор – разрушат Ассирию и создадут могучее Нововавилонское царство, последнюю державу в стиле древних шумерских традиций.
Территория Финикии (будущего Ливана) ничем не напоминает равнину Вавилонии. Здесь лесистые горные хребты почти вплотную подступили к теплому морю; здесь каждый город – прежде всего порт. Это страна моряков, чьи взоры обращены на запад: ни вавилонский, ни египетский образ жизни здесь не привились. После того, как в 15 веке до н.э. пришло в упадок морское царство на Крите, финикийцы заняли место критян: они стали владыками морей и создали особую ветвь Ближневосточной цивилизации, менее отягощенную устаревшими традициями, чем Египет или Вавилон. Именно тогда был изобретен алфавит и создана та культура, которую позднее переняли пришельцы-арамеи.
Теперь финикийцы освоили Средиземноморье вплоть до Геркулесовых столпов (которые они зовут столпами Мелькарта) и основали свои колонии в Сицилии и на Иберийском полуострове, по всему северному берегу Африки. Там уже полвека процветает Новый Город – Карфаген, юный наследник древнего Тира.
Интересно, что беспрепятственная (пока!) морская экспансия финикийцев, вызванная бурным ростом товарной экономики и демографическим взрывом в приморских городах, помешала образованию единого государства в самой Финикии. Жители Тира, Сидона, Библа слишком заняты морскими делами, чтобы участвовать в континентальных распрях или воевать между собой. И позднее, когда ассирийские армии ворвутся в Финикию, реакция финикийцев будет необычной: после краткой или упорной обороны каждый город подчинится ассирийцам, уплатив огромный выкуп, чтобы уцелеть и сохранить свободу действий на море.
Именно прибыль от заморской торговли позволяет финикийцам платить дань чужеземным царям, не беднея при этом, как беднеют земледельцы Месопотамии. Маленькая разобщенная Финикия переживет громадную централизованную Ассирию; здесь впервые в мировой истории товарно-денежная экономика, не стесненная чрезмерно политической уздой, продемонстрирует свою живучесть в сравнении с государственном хозяйством, эксплуатирующим подневольный труд земледельцев. Это уже поступь нового времени: Финикия первая вступила в Античную эпоху.
Перенесемся теперь на восточную границу Месопотамии – туда, где она смыкается с Иранским нагорьем. Отсюда когда-то спустились в болотистую долину Евфрата горцы-шумеры, и позже немало разноязычных варваров вторгалось отсюда в сказочно богатое Двуречье. Последними пришли из Средней Азии индоевропейские племена – обладатели самых быстрых коней и могучих двугорбых верблюдов, знакомые с металлургией и земледелием, но еще не знакомые с царской властью и жреческой иерархией. К 9 веку до н.э. новые переселенцы добрались до границ Ассирии и столкнулись с ее грозной военной машиной. В отчаянной борьбе с нею сложился союз разноязычных местных племен (близких по культуре к их древнему южному соседу – Эламу) и пришлых медов, или мидян – так их прозвали ассирийцы, а греки потом переймут это слово. В начале 7 века этот союз превратится в мощное царство – Мидию, будущую победительницу Ассирии. Пока же мидяне платят ассирийцам дань конями, бронзой и лазуритом, а сами быстро совершенствуются в военном деле, перенимают навыки градостроительства и государственной администрации.
Такова этническая и социальная ситуация в Месопотамии и вокруг нее в середине 8 века до н.э. Она напоминает срез ствола некогда могучего, но старого и больного дерева. Его сердцевина уже сгнила, лишенная притока свежих соков – но соки эти свободно движутся по еще живой заболони, под самой корой, и дерево продолжает зеленеть и расти, хотя ствол потерял прочность и рухнет при очередной буре. Посмотрим: такова ли судьба Египетской цивилизации ? Она – ровесница своей месопотамской сестры, хотя между ними есть важное различие: в силу географического положения, Двуречье издавна служит как бы "проходным двором" для все новых народов-пришельцев, а долина Нила всегда была несколько на отшибе. Туда мало кто входил, и никто не возвращался оттуда.
В начале 1 тысячелетия до н.э. египетский этнос пребывает в глубоком упадке – впрочем, не впервые за свою долгую историю, а по крайней мере, в третий раз. Новое царство Рамзеса 2 рухнуло так же, как до него погибли Древнее царство Хеопса и Среднее царства Сенусерта 3. Очевидно, тут проявились общие закономерности рабовладельческой формации: правящая верхушка все более отрывается от народных масс, бюрократия теряет способность реагировать на изменения в ходе социального развития, и весь режим гибнет в усобицах. После кризиса общество возрождается почти в прежней форме – пока новый переворот в развитии производительных сил не сделает возможным переход социума в новую экономическую формацию.
В середине 8 века до н.э. Египет переживает именно такую эпоху усобиц. Страна опять распалась на Север – землю лотоса и кобры, и Юг – землю папируса и коршуна (таковы древние символы Нижнего и Верхнего Египта). В обоих регионах господствуют бывшие "варвары": ливийцы на севере, нубийцы на юге. И те, и другие за много веков соседства с египетской цивилизацией усвоили ее достижения в полном объеме, при очередном кризисе египетской державы подчинили себе ее земли и теперь соперничают за власть над всем Египтом, идя по проторенному пути фараонов.
Ливийцы раньше вступили на этот путь: еще в 10 веке до н.э. фараон Шешонек, вмешавшись в распри сыновей царя Соломона, вторгся в Палестину и захватил Иерусалим. Впрочим, удержать эти завоевания ливийцы не смогли все их силы заняла война на юге, в "стране Нуб". Так издавна египтяне зовут степные земли выше нильских порогов, богатые россыпным золотом и населенные темнокожими, курчавыми семитоязычными скотоводами (позднее греки назовут их эфиопами).
Когда-то фараоны сделали страну Нуб своей колонией. Их преемникам-ливийцам это не удалось. Напротив – им пришлось защищать Верхний Египет от нападений с юга, но в этом они преуспели. К середине 8 века до н.э. ливийские наместники в Верхнем Египте прониклись местными интересами, нашли общий язык с южными нубийскими князьями, породнились с ними – и утратили единство с северными фараонами, что сидят в дельте Нила.
Ливийско-эфиопский властитель Кашта уверенно правил всем Верхним Египтом и страной Нуб из древней общеегипетской столицы Уа-Сетх (которую греки позднее назовут Фивами, в честь славнейшего города Эллады). Его сын Пианхи стремиться к большему. Около 730 года до н.э. военный флот южан спустится по Нилу и возьмет штурмом древнюю столицу Нижнего Египта Мен-нефр (по-гречески – Мемфис). Удельные князья-ливийцы сразу изменят побежденному владыке, и "ливийская" династия фараонов сменится новой "эфиопской" династией.
И опять все пойдет по старому трафарету: новые фараоны вторгнутся в Палестину и Сирию, а там столкнутся с ассирийской военной машиной. Армия Ассархаддона разгромит эфиопские войска и даже завоюет Египет – но удержать в подчинении далекую чужую страну Ассирия не сумеет. Дальше судьба проявит всю свою иронию: слабеющая Ассирия станет жертвой халдеев и мидян, а египетская армия еще раз войдет в Сирию – чтобы спасти вчерашнего врага от окончательной гибели, или хотя бы участвовать в дележе его наследства! Ничего из этого не выйдет: халдеи разобьют египтян, и Египетская держава вернется в свои обычные рамки...
Итак, египетское общество поражено теми же недугами, что и месопотамское. Кажется, весь Ближний Восток превратился в заповедник "живых ископаемых", и одни лишь финикийцы держат в своих руках золотой ключик от дверей в будущее – они и те, кто сумеет последовать их примеру. Мы знаем, что это сделают греки; но за что им такая удача?
Вспомним, что в 8 веке до н.э. греки – уже довольно древний народ. Их речь звучит на берегах и островах Эгейского моря около тысячи лет со времен господства здесь великой Критской державы, первой учительницы греков (Вернее – ионян, ахейцев, дорийцев; так они сами себя называют. Греками, то есть "каркающими", их назовут позднее жители Италии.) Еще во 2 тысячелетии до н.э. ранние греки переняли у критян искусство мореплавания и многие ремесла, а также основы государственности (в форме дворцово-храмовой бюрократии) и иероглифическую письменность. Ее греки смело приспособили к своему индоевропейскому языку, совсем не похожему на древнекритский. Потом настала "Железная революция", а за нею переселение варваров, перевернувшее старый Микенский мир.
Встряска пошла во благо: архаическое государственное устройство рухнуло, но полезные технические и культурные навыки сохранились, и диковатые новые люди стали строить новый мир, не испытывая нехватки в сырье и не оглядываясь на забытое прошлое. Оно запечатлено лишь в легендах о Троянской войне да в именах древних героев – но отнюдь не в их нравах!
Дело в том, что гомеровские поэмы уже в пору их создания были скорее историческими романами, чем летописью или мемуарами очевидца. Их герои ведут себя, как лихие варварские вожди эпохи военной демократии, хотя сам автор поэм (о котором мы почти ничего не знаем) и его слушатели (о которых мы знаем довольно много) живут в эпоху становления городов-полисов, когда времена военной демократии стали уже былинными.
Почему же Гомер выбрал этот сюжет, и почему он пришелся по вкусу его современникам? Очевидно, они тоже чувствуют себя молодыми хозяевами нового мира, небывало вольными в замыслах и делах – и хотят видеть своих предков подобными себе, хотя эпоха настала иная.
Греция – страна гор и моря, как Финикия. Но береговая линия здесь на редкость изрезана: множество островов, проливов и закрытых от ветра бухт, на берегах которых испокон веку возникали поселки рыбаков и земледельцев (они всегда численно преобладали здесь над горцами-пастухами). Удобных мест для городов-портов в Греции в десятки раз больше, чем в Финикии: это важное преимущество греков в их грядущем соревновании с финикийцами за морское господство.
Другим преимуществом оказалось сочетание давнего культурного единства Греции с той пестрой мозаикой племен, обычаев и хозяйственных укладов, которая возникла здесь в ходе "варварских" переселений в начале 1 тысячелетия. В этих условиях почти каждый из новых городов Греции возникал подобно позднейшему Новгороду на Волхове – как результат симбиоза нескольких деревень, населенных людьми разных племен – и естественно становился полисом; самоуправляемой городской республикой, школой нового (античного) образа жизни. При этом влияние более зрелой финикийской культуры было очень заметно. Именно у финикийцев переняли новые греки ("эллины") алфавит и добавили в него свои гласные буквы.
Финикийский пример сыграл важную роль и в стихийно складывающемся разделении труда между греческими полисами по спектру экспортируемых товаров. Так формируется общегреческий рынок – основа "разъединенных штатов Эллады", как их назовут позднейшие историки. Именно в 8 веке до н.э. идея греческого единства впервые становится материальной силой: в 776 году или около того состоялись первые Олимпийские игры, равносильные межгородскому "конгрессу доброй воли". В эту эпоху складывается и обретает огромную популярность "Илиада" Гомера, где легендарные войны полузабытых царей изображены как первое общегреческое предприятие – символ рождающейся нации.
"Одиссея", созданная примерно тогда же, не менее актуальна для греков середины 8 века. В это время греческие полисы начинают создавать торговые фактории за морем, ищут новые рынки для обмена своей ремесленной продукции (в первую очередь – керамики) на иноземное сырье – прежде всего на металлы, которыми Греция не богата. На востоке греки без посредников общаются с купцами из Ассирии, Урарту и богатой Фригии – царства Гордия (отца легендарного Мидаса), контролирующего всю Малую Азию, а на западе с энергичными этрусками, тоже выходцами из Малой Азии, которых переселение народов забросило вглубь Италии. На ближних и дальних берегах Средиземноморья возникают греческие колонии – поскольку в полисах Эллады наступило относительное перенаселение, и многие города рады выселить лишних людей на новые земли.
Вот такие люди слушают Гомера и вдохновляются примером его героев; впереди у эллинов три века быстрого экономического и социального развития. А пока они уверенно смотрят в трудное и многообещающее будущее, чувствуют себя почти полубогами – как Ахилл и Аякс перед лицом олимпийцев. Огромная разница в мировоззрениях жителей юной Эллады и древней Передней Азии особенно заметна по их отношению к богам.
Грек, вавилонянин и иудей равно чужды наивной вере во всемогущих небожителей. Однако грек считает богов как бы старшими родственниками: их почитание есть долг человека, но долг взаимный – не в свое дело даже боги не должны вмешиваться, а то им худо будет! Просвещенный скептик-вавилонянин думает иначе: мир богов – это инородный довесок к миру людей, требующий жертв и послушания, но ничего не дающий взамен. Наконец, пламенный Исайя, провозгласивший единого Бога – Творца Вселенной, очень старается наделить его человеческими качествами. Но тщетно: дерзкая эллинская мысль об обратном влиянии людей на богов не умещается в его умной голове... Даже с помощью лучших переводчиков Гомер и Исайя не поняли бы друг друга, ибо они думают о разных проблемах бытия, и их боги воплощают разные социальные силы. Так живет в середине 8 века до н.э. Ближневосточная ойкумена.
Но ведь есть еще Индия, Китай – что там творится? Об этом мы знаем гораздо меньше. Индия стала как бы отдельной планетой с тех пор, как в середине 2 тысячелетия до н.э. древняя Индская цивилизация дравидов пришла в упадок, и морской путь отсюда в Персидский залив был забыт. Через 2-3 века из Средней Азии на южный субконтинент вторглись племена, которые мы называем "индоариями" – старшие братья мидян и персов, скотоводы и земледельцы, еще не знакомые с железом и письменностью. Они нашли здесь лишь руины древних городов и начали строить новый мир практически заново (как греки в Элладе), оттесняя в леса или порабощая местных жителей. В 8 веке складываются первые племенные княжества индоариев по верхнему течению Ганга и Брахмапутры – но главная часть "Индийской античности" еще впереди.
Китайская ойкумена всегда была особым миром – слишком она удалена от регионов иных древнейших цивилизаций Земли. Можно сказать, что Желтая река (Хуанхэ) играет здесь ту же роль, что Нил в Египте. Но Нильская долина зажата среди скал и пустыни, а земли вокруг Хуанхэ покрыты девственными лесами: поэтому Древний Китай (как и Индия) не знал перенаселения, и социальное развитие шло здесь не так быстро. Древнее царство Инь медленно расширяло свою территорию на восток, вниз по течению Хуанхэ, пока в 11 веке острый политический кризис не сделал Инь добычей западных "варваров" – чжоу.
Они сыграли в Китае роль, сходную с ролью нубийцев в Египте – только вместо ливийского наместника Кашта и его воинственного сына Пианхи мы видим здесь могущественного "воеводу Запада" Чан Си-бо и его сына Фа У-вана, который убил последнего иньского царя и основал новую державу Чжоу, впервые охватившую все равнинное течение Желтой реки до ее устья. Разложение родового строя в новом царстве ускорилось: уже в 10 веке правитель Му-ван ввел свод письменных законов, оформивший новую общественную ситуацию. Веком позже социальные конфликты обострились до народного восстания: в 841 году царь-абсолютист Ли-ван был изгнан, а его наследник Сюань-ван поставлен под контроль государственного совета, представлявшего военную аристократию Чжоу.
Но остановить естественный ход развития державы было невозможно. Возмужавший Сюань-ван провел в стране первую перепись населения, учредил государственное летописание, а затем отказался участвовать в ежегодном ритуале "первой борозды" – открытия полевых работ. Этот был полный разрыв с традицией общинного владения землей и коллективной ее обработки; так новый бюрократический механизм державы оттеснял на второй план родовые институты социума. И конечно, политическая эволюция шла не только в столице: войска Чжоу захватывали все новые земли у окрестных "варваров", создавали новые провинции. Наместники этих земель чем дальше, тем успешнее превращают их в наследственные княжества, лишь номинально зависимые от центрального правительства. В 770-х годах коалиция князей, включавшая и западных "варваров" – жунов, разгромила царскую столицу и вынудила правителей Чжоу перенести свою ставку на восток – в Лоян, где они вскоре станут бессильной игрушкой соперничающих княжеств – Чжен и Цзинь, Ци и Чу, Цинь, У и Юэ...
