Текст книги "Дай умереть другим"

Автор книги: Сергей Донской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

2

– Хочешь?

– Нет, – ответила Светлана, поражаясь совершенно новому, грудному тембру своего голоса.

– Как хочешь.

Сосо поднес ко рту предложенный ей гранат и впился в него зубами, не потрудившись очистить плод от кожуры. Рубиновые капли брызнули на лацканы его белого пиджака, но Сосо лишь отхватил от граната новый кусок, шумно втягивая в себя сок.

Он стоял посреди комнаты без штанов, разутый, но, странное дело, не выглядел при этом ни нелепым, ни смешным. Возможно, потому, что лежащая на ковре Светлана смотрела на него снизу вверх. Его мохнатые ноги напоминали ей ствол пальмы, увиденной в холле клуба. А то, что находилось между ногами, сохраняло внушительную мощь даже теперь, когда все закончилось. Прежде разглядывать это не приходило Светлане в голову. Теперь все изменилось. Ей доставляло удовольствие видеть то, что отличает мужчин от женщин. Настоящих мужчин от настоящих женщин. Потому что Светлана наконец перестала испытывать комплекс по поводу своей неполноценности.

Оказалось, что главная проблема крылась не в ней самой, а в подходе к ней. Ларчик, как говорится, просто открывался. Его нужно было взламывать, вместо того чтобы подбирать к нему ключи, вот и все. И он, этот ларчик, таил в себе массу неожиданных сюрпризов.

– Слушай, ты больше так не кричи, не надо, – сказал Сосо, успевший расправиться с гранатом.

– Я постараюсь, – смущенно пообещала Светлана.

– Стараться не надо, надо выполнять, красавица. Когда девушка стонет от страсти, это хорошо, это я понимаю. – Сосо утвердительно прикрыл веки. – Но если она вопит как резаная, то мне никакой радости, одна сплошная головная боль.

– Совсем-совсем никакой радости? – Светлана попыталась придать своему голосу игривость.

– Совсем! – отрезал Сосо. – Я не люблю шума.

– Извини…

– На первый раз прощаю, а потом стану тебе рот затыкать.

Он обращался со Светланой Кораблевой, лауреаткой всевозможных конкурсов и обладательницей контрактов с пятью зарубежными рекламными агентствами, как с дешевой подзаборной шлюхой. Но возмущаться не было ни сил, ни желания, ни тем более отваги.

Распростертая на ковре Светлана поискала взглядом свое платье и, не сумев дотянуться до него рукой, осталась лежать, как лежала, расслабленная, безразличная к тому, как она выглядит со стороны. Впрочем, Сосо не обращал на нее особого внимания. Он полировал пилочкой свой выдающийся ноготь и что-то напевал себе под нос.

Когда этот человек уводил Светлану из игрового зала, его свежевыбритые челюсти лоснились. За минувший час на его физиономии успели проступить колючки щетины, и подбородок грузина сделался шероховатым на ощупь. Это Светлана знала совершенно точно. Участок кожи между ее шеей и левым плечом горел, словно его обработали наждачной бумагой. Когда и как щетина партнера успела изранить ее, Светлана не помнила.

Она вообще плохо соображала с того момента, когда осталась с Сосо лицом к лицу. Вернее, сначала спиной. Он ведь не стал с ней разговоры разговаривать, да и с одежками ее возиться не пожелал. Этот человек ел плоды прямо с кожурой, а колготы на женщинах рвал вместе с трусиками. Светлана подозревала, что последний фокус Сосо проделал без всякой помощи рук. Вот тогда-то она и вскрикнула впервые. А то, что творилось с ней потом, когда немного передохнувший грузин подмял ее под себя на полу, вообще вышло из-под контроля. Комком верещащей плоти – вот кем стала Светлана. Податливой глиной, которая только и жаждет того, чтобы ее пронзали и плющили, пронзали и плющили. Грубо, безжалостно. Все быстрее, все сильнее.

Отдающее медициной слово «оргазм» никак не могло описать то, что творилось со Светланой в эти минуты. Не являлось это также кайфом. Кайф – это когда тебе просто хорошо или здорово. А у Светланы не проходило ощущение, что она сначала взорвалась от переполнявших ее ощущений, разлетелась на мелкие кусочки и умерла, а теперь помаленьку начала воскресать заново. Но ноги и руки до сих пор были как чужие. А ведь Светлану дожидался муж, и он не должен был догадаться о том, какая метаморфоза произошла с его женой в личных апартаментах его компаньона Сосо Медашвили.

– А что, вы и вправду деловой партнер Володи? – осторожно спросила она. – Почему я вас раньше не видела?

– Потому что я зону топтал, пока вы тут вкусно ели и сладко спали, – ответил грузин с неожиданной ненавистью. – Но теперь я вернулся, и все пойдет по-другому. По-прежнему.

– Это как? – насторожилась Светлана. Кончики ее пальцев наконец дотянулись до бретельки платья и потянули его на себя.

– А так, что я «крыша» твоего муженька, – пояснил Сосо. – Но прежде я только ему прикрытие давал, а теперь и тебя заодно крыть стану.

Он рассмеялся, зло, коротко, а потом Светлана, успевшая нырнуть головой в свое платье, услышала продолжение:

– И не вздумай слинять из города, красавица. Найду – закопаю. Живьем.

Это прозвучало очень спокойно и совершенно обыденно, а потому пугающе вдвойне. Светлана, высунувшая голову наружу, замерла, как суслик у норки, и тогда Сосо толкнул ее ногой в обнаженное бедро:

– Вставай и уходи. Хорошего понемножку.

Это было скорее прикосновение, чем пинок, но Светлане вовсе не хотелось дожидаться более энергичных понуканий. Поднявшись с ковра, она принялась поспешно натягивать колготы с безобразной дырой посередине.

– Разве муж не в состоянии купить тебе новые? – удивился Сосо, неспешно облачавшийся в брюки. Его голос был пропитан презрением.

– Не могу же я появиться на людях с голыми ногами, – сказала Светлана извиняющимся тоном.

– Если я захочу, то и с голой задницей появишься. – Туфля Сосо брезгливо коснулась лохмотьев, в которые превратились трусики гостьи. – Это забери. Выбросишь где-нибудь по дороге.

– Хорошо. – Кое-как приведя себя в порядок, Светлана скомкала в кулаке кружевную тряпицу и направилась к выходу.

– Погоди. Иди сюда.

Сосо смотрел на нее своими черными глазами-дырками и манил ее пальцем.

Когда Светлана приблизилась, он склонился над ней и впился в ее оголенную грудь, над самым вырезом платья. Слишком больно и слишком сильно для прощального поцелуя. Так надкусывают южные плоды, не потрудившись очистить их от кожуры. Светлана слабо вскрикнула.

– Все, красавица. – Отстранившись, Сосо полюбовался отметиной, оставленной на ее коже, и удовлетворенно хмыкнул: – Это тебе медаль за укрепление дружбы между народами. – Он засмеялся. – Теперь ступай к своему Володе, он тебя дожидается.

– Но как же я ему теперь покажусь в таком виде? – жалобно спросила Светлана, уставившись на багровое пятно, проступившее на ее груди. – Что я ему скажу?

– А ничего не говори, – отмахнулся Сосо. – Он тоже не станет задавать глупых вопросов. И вот еще что. – Обойдя застывшую Светлану кругом, грузин ущипнул ее за ягодицу и распорядился: – Чтобы к зиме поправилась, красавица. Вам с рынка хорошие продукты доставлять станут, свежие, качественные… Масло, фрукты, орехи, мед. – Сосо поощрительно шлепнул Светлану по заду. – Молодого барашка надо кушать, брынзу, зелень. – Еще один шлепок, более болезненный. – Это тебе не заморское халям-балям.

– Но я модель! У меня диета!

– Про свои диеты-шмиеты забудь. Тощая совсем, смотреть не на что.

Сосо демонстративно отвернулся. Светлана бросилась на подворачивающихся каблуках к двери.

От красотки, привыкшей расхаживать по подиуму с гордо поднятой головой, ничего не осталось, ее карьере в модельном бизнесе пришел конец. В апартаменты Сосо входила девушка, привыкшая повелевать мужчинами, а выскочила оттуда растрепанная шлюшка в перекособоченном платье.

Охранник, проводивший Светлану взглядом, сначала восторженно прищелкнул языком, а потом сплюнул.

Глава 8
Как низко можно пасть

1

– Надо было мне пойти вместо Лены, – сказал Костечкин. Каждая фраза, произнесенная им этим утром, сопровождалась горестным вздохом, и эта не стала исключением.

– Ты полагаешь, что тебя можно с ней спутать, м-м? – поинтересовался Громов.

К этому ироническому вопросу так и напрашивалась улыбка, но его лицо сохраняло неподвижность. Теперь Громов был в ответе сразу за двух самых дорогих ему людей, и его не покидало ощущение, что в груди вместо сердца поселился тяжелый угловатый камень. Иногда он поворачивался там, внутри, и тогда Громову трудно было сдерживать болезненную гримасу. Какие тут улыбки, к чертям собачьим!

– Я мог бы выдать себя за Анечкиного отца, – сказал Костечкин, тут же поправившись: – Вернее, за ее отчима.

– На Алана ты тоже не похож, – заметил Громов. – Ни капельки.

– Ха, еще чего не хватало! Но ведь бандиты его никогда в глаза не видели.

– Зато Анечка своего папашу ни с кем не спутает.

– Ну и что?

– А ты представь, как бы она тебя встретила, – проворчал Громов.

– Да, – сокрушенно протянул Костечкин. – Неувязочка получается. Что же теперь делать-то, а?

– В милицию звонить, – ответил вошедший в кухню Алан. – Я уже тысячу раз говорил и повторяю вновь: хватит играть с огнем. Как можно брать на себя такую ответственность, не понимаю!

– По-твоему, главное, переложить ответственность на чужие плечи? – сухо спросил Громов.

– Воля ваша, Олег Николаевич, а я сегодня же отправлюсь куда следует и напишу заявление. Обижайтесь, не обижайтесь, – рука Алана решительно разрубила воздух, – а делу пора дать законный ход.

– Что ж, – прищурился Громов. – Каждый вправе делать свой выбор.

– Вот именно. И я его сделал.

– Кажется, я тоже, – пробормотал Громов.

Покосившись на него, Алан толкнул Костечкина в спину и буркнул:

– Пересядь. Это мое место.

– Проголодался? – съязвил Костечкин.

– Не твое дело, – парировал Алан.

Пока они продолжали обмениваться репликами в этом же духе, Громов смотрел в окно. Гроздья рябины уже покраснели, значит, зима не за горами. И вскоре наступит Новый год, как обычно. Только будут ли снова наряжать елку в этом осиротевшем доме? И получит ли свои подарки Анечка, мечтающая об игровой приставке?

Кулаки Громова непроизвольно сжались.

Разминаясь утром, он провел бой с тенью, работая в полную силу. Блок… удар рукой в голову мнимого врага… ногой в корпус… уход… разворот… новый удар – и так на протяжении получаса, все быстрее, все резче. Вправо, влево, падение с перекатом, возвращение в стойку, удар.

А потом руки у Громова опустились, хотя он еще не успел выложиться полностью. Умение наносить и держать удары в данный момент ничего не решало. Это был не тот случай, когда все решает физическая сила. Для того чтобы одержать победу над реальными, а не воображаемыми противниками, необходимо придумать и осуществить безукоризненный план действий.

К настоящему моменту такой план еще только вырисовывался в мозгу Громова, но начальный этап уже прояснился. Один из троих мужчин, собравшихся в кухне, был лишним. И этот третий должен был уйти.

– Андрюша, – попросил Громов, – побудь в другой комнате, пожалуйста.

Костечкин вскочил так порывисто, что едва не опрокинул табурет.

– Я вообще могу убраться отсюда, если мешаю! – заявил он высоким, звенящим голосом.

– Как же я без тебя, лейтенант? – удивился Громов. – Впрочем, если ты передумал…

– Никто не передумал, – смягчился Костечкин, прежде чем удалиться. – Секретничайте на здоровье. – Дверь за ним захлопнулась без особого шума.

– Давно бы так, – одобрил Алан. – Совсем не обязательно решать семейные проблемы при посторонних.

– Да, – пробормотал Громов. – Посторонним здесь делать нечего.

– Что вы сказали?

– Завари-ка чайку, говорю.

– У нас «Липтон», – откликнулся Алан, гремя чайником. – Пакетики с двойным шнурком.

– Зачем с двойным?

– А так отжимать в чашку удобнее, чтобы заварка даром не пропадала.

– Мудро, – оценил Громов. – И очень экономно.

Алан не расслышал иронии в его голосе, и вовсе не потому, что шумела сбегающая из крана вода. Есть люди, обладающие превосходным слухом, но остающиеся при этом абсолютно глухими. Им безразлично, что пытаются втолковать им окружающие или голос совести. До них очень многое не доходит. Таким, толстокожим, ничего не стоит спрятаться за спину женщины, избить раненого, согнать гостя со своего законного места. Вокруг них страдают и мучаются, а они тщательно отжимают чайные пакетики, чтобы не пропало ни капли грошовой влаги.

– Вот печенье, угощайтесь, – сказал Алан, выставляя на стол вазочку. – Темное – с ореховой крошкой, светлое – с кокосовой.

– Хорошо, что печенье у тебя только двух сортов, – серьезно заметил Громов. – Не запутаешься.

– Черт! – воскликнул Алан, пропустив реплику мимо ушей. – Опять раковина засорилась! Сколько раз талдычил Ленке: вызови сантехника, вызови сантехника… Как горох об стену.

Вооружившись вантузом, он энергично задвигался, нагоняя воздух в сливную трубу.

– У меня к тебе разговор, – напомнил Громов. – Важный.

– Да, да, я слушаю… Ых!.. Эп!.. З-зараза!

– Я решил заплатить выкуп за Анечку.

– Полтора миллиона? – пропыхтел Алан.

– Полтора миллиона.

– Ну да, конечно… Заплатить… Что?!

В раковине троекратно икнуло, затем вода со всхлипом втянулась внутрь. Из-за того, что рот обернувшегося Алана был недоуменно открыт, можно было подумать, что именно он производит эти забавные звуки.

Глядя на него, Громов окончательно решил про себя: нет, не такой отец нужен Анечке. И совсем другой муж – Ленке. Заслышав о деньгах, Алан разволновался значительно сильнее, чем во время всех предыдущих событий. Настолько, что, поспешно присев к столу, забыл угоститься своим любимым печеньем.

– У вас есть такие деньги? – спросил он свистящим шепотом.

– Есть, – подтвердил Громов. – Вернее, я знаю, где их взять.

– Так-так! – Алан поерзал на табурете, устраиваясь поудобнее. С его обширным задом это была не такая уж простая задача.

– Ты ведь знаешь, что я некоторое время служил в специальном подразделении ФСБ?

– Знаю.

– И, наверное, представляешь себе, к сведениям какого рода я имел доступ?

– Ну, – замялся Алан, – в самых общих чертах.

– Этого вполне достаточно, – заверил его Громов. – Короче, информация сегодня – самый дорогой товар. Лично я свой продал. И теперь мне должны кругленькую сумму. Скажем, одна иностранная организация.

– Надеюсь, речь идет не о международных террористах?

– Ими пусть политики занимаются. Наша задача – позаботиться о себе.

Каждое слово, произнесенное Громовым, звучало веско, будто он действительно был убежден в том, что говорил. На самом деле убежден он был совсем в другом: стоит Алану почуять запах наживы, как он и про милицию забудет, и про вымогателей, и даже про жену с падчерицей. Похоже, к этому дело и шло.

– Полностью согласен с вами, Олег Николаевич. А… – Алан помялся. – А о какой сумме идет речь?

Громов выбросил в воздух два растопыренных пальца.

– Миллиона? – зачарованно прошептал зять.

Громов молча кивнул.

– Долларов?

Новый кивок.

Шумно дыша, Алан вскочил с места и принялся мерить кухню шагами. Это означало, что он вот-вот зацепит бедром стол. Пришлось переставить чашки с чаем на подоконник, от греха подальше.

– Почему же вы сразу не сказали? – спросил зять, чудом разминувшийся с плитой.

Громов улыбчиво приподнял левый уголок рта:

– Думаешь, легко расстаться с такими деньжищами?

– Что верно, то верно, – закивал Алан, остановившийся посреди кухни. – Но мне-то какая роль отводится? Я у вас, Олег Николаевич, всегда сбоку припека. – В его голосе прозвучала затаенная обида.

– На этот раз нет, зятек. – Громов медленно покачал головой. – Задание у тебя будет очень важным и очень…

– Опасным?

– Нет, ответственным. Забрать причитающуюся мне сумму и принести ее сюда. Аванс я уже получил, но это были крохи. Тебе передадут один миллион девятьсот девяносто тысяч.

– Миллион девятьсот… – Голос Алана сорвался. У него был вид человека, который не в состоянии произнести молитву из-за избытка нахлынувших на него чувств.

Громов же, соблюдая ледяное спокойствие самурая, следил за зятем, и его глаза оставались такими же ясными, как всегда. И видели они значительно больше, чем могло показаться со стороны.

Алан что-то лихорадочно просчитывал, взвешивал, прикидывал. При этом думал он о деньгах, а не о тех, кому они якобы предназначались.

У него еще оставался шанс спасти свою шкуру. Если, отправляясь за мифическими долларами, он не прихватит с собой свои паспорта – российский и заграничный. В противном случае алчность скоро сыграет с ним очень злую шутку.

Исчезновение паспортов будет означать, что Алан решил попросту сбежать, бросив своих близких на произвол судьбы. И в этом случае Громов не намеревался останавливать зятя и обращать разговор в неудачный розыгрыш. Дороги, которые мы выбираем, каждому предстоит пройти до конца. Длинные ли, короткие ли. Прямые или извилистые. В данный момент Алан как раз выбирал свою, но у Громова не возникло желания наставлять зятя на путь истинный.

– Ну, как? – спросил он. – Ты принял решение?

– О чем разговор! – Алан всплеснул руками. – Я готов, Олег Николаевич.

– Тогда слушай и запоминай…

Инструктаж занял минут семь, не больше. Но за этот короткий отрезок с зятем произошли разительные перемены. Он растерял свою обычную вальяжность, сделался суетлив и рассеян, в его манерах появилось что-то неприятно-угодливое.

Алан боялся, что тесть внезапно переменит свое решение, вот в чем дело. И ни разу не поинтересовался, каким образом будет произведен обмен заложниц на требуемую сумму.

Пока он собирался, Громов от нечего делать перелистал Анечкину тетрадь, забытую на подоконнике. Там много чего было, не соскучишься. Во-первых, невесты в свадебных нарядах – одинаково кудрявые и большеголовые, они все как одна держали букеты цветов, и крошечные ручки их выглядели безбожно вывихнутыми. Затем дома, окруженные деревьями, похожими на дымящиеся палочки. А еще коты и собаки, отличающиеся друг от друга формой хвостов.

На последней странице, заляпанной джемом или вареньем, Громов обнаружил что-то вроде сочинения, озаглавленного коротко и просто: «Папа». Корявые печатные буквы, среди которых попадались зеркальные отражения «я» и даже перевернутые вверх ногами «ш», гласили:

МОЙ ПАПА ДОЛЖЕН БЫТЬ ТАКИМ. ОН ВСЕГДА ЕСТЬ КАГДА НУЖЕН А КАГДА НЕТ КАГДА Я ЗАНЯ ТА ОН ТАГДА НЕ СТАНЕТ МЕШАТЬ. И ЕЩЕ ОН СИЛЬНЫЙ И ДОБРЫЙ И СМЕЛЫЙ. ПАТАМУЧТО ПАПА.

Это было написано не про Алана Лепетуху. Прежде чем выпроводить его за дверь с последними напутствиями, Громов открыл секретер, в котором хранились документы, и не обнаружил среди них паспортов зятя. А еще, уходя, тот не захватил с собой ключи, как делал это обычно, когда собирался возвратиться домой. Исчез также весь семейный бюджет – как рубли, хранившиеся в шкатулке на трюмо, так и доллары, которые Ленка имела обыкновение прятать среди чистого постельного белья.

Громов подошел к окну и проследил за удаляющейся фигурой Алана. Почти до самого угла тот сдерживал шаг, но под конец не выдержал, перешел на торопливую рысцу.

Все еще опасался, что тесть передумает? Совершенно напрасно. Приговор был окончателен и обжалованию не подлежал.

– Андрюша, – окликнул Громов Костечкина, нахохлившегося возле телевизора. – Айда на кухню чай пить. Вдвоем.

2

Наспех бреясь в ванной комнате, Алан дважды порезался, хотя руки у него не дрожали. Он же не к преступлению готовился. Во всяком случае, не признавался в этом даже самому себе.

Да, он возьмет эти деньги. Но не для того, чтобы их присвоить, – а всего лишь временно, на хранение. Ведь после того, как он обратится в милицию и честно обо всем расскажет, события могут принять совершенно неожиданный оборот. Кому будет лучше, если в квартиру нагрянут с обыском и конфискуют миллион девятьсот девяносто долларов? Тестю? Жене? Падчерице? Нет, нет и еще раз нет! А благодаря смекалке Алана денежки останутся в целости и сохранности. Под его присмотром.

Разве такой поступок можно назвать воровством? Речь идет не о честно нажитых сбережениях, не о выигрыше в лотерею. Тут изменой родине попахивает, а не лютиками-цветочками. И когда сыщики начнут разбираться во всей этой темной истории, они живо выведут тестя на чистую воду. А заодно и этого подозрительного сотрудника РУБОПа Костечкина с огнестрельным ранением. И вымогателей прищучат. Да и саму Ленку, которая, откровенно говоря, сама дала повод бандитам заинтересоваться своей финансовой деятельностью. Рыльце-то у нее в пушку. Что ж, сама виновата. Всякие подозрительные махинации никого до добра не доводят.

В общем, в самом скором времени такая карусель закрутится, что только держись. Лишь последний идиот позволит вовлечь себя в эту катавасию. Что касается Алана, то он уважал себя за осторожность, предусмотрительность и умение мыслить логически. Все эти качества подсказывали ему единственно правильное решение: держись в стороне, а там будет видно. Из Стамбула будет видно, к примеру. Или из Варшавы. Да мало ли мест, где может обосноваться порядочный человек, не совершивший ничего противозаконного?..

– Мужчина, платить за проезд будем?

Алан не сразу сообразил, что он находится в троллейбусе и что кривобокая карлица, обратившаяся к нему, – кондуктор.

– Сейчас, – он торопливо достал из кармана мелочь, сунул ее карлице и уставился в окно.

Троллейбус приближался к остановке «Студгородок». Надо же, как незаметно пролетело время! Так и удачу свою прозевать недолго. Птицу-счастье завтрашнего дня.

Нервозно хохотнув, Алан высадился из троллейбуса и, заставляя себя не суетиться, двинулся прогулочным шагом мимо сквера, о котором говорил тесть.

В его центре размещалась круглая клумба, усеянная окурками, презервативами и одноразовыми шприцами. Что посеяли, то пожнете, мстительно подумал Алан, бросив взгляд на студенческое общежитие. Он недолюбливал молодежь. Девушки просто так ему не давали, а юноши бесплатно трахали этих самых девушек, которые сторонились совсем еще не старого Алана, мужчину во всех отношениях порядочного и привлекательного.

«Ничего, скоро все изменится, – сказал он себе. – Эти недотроги в очередь будут становиться, чтобы лечь под меня. Я им устрою «Камасутру»! С утра до ночи! Вдоль и поперек!»

Порывисто развернувшись на сто восемьдесят градусов, Алан двинулся в обратном направлении. От клумбы в сквере расходились во все стороны пешеходные дорожки. На одной из них торчал темнокожий парень, появившийся, вероятно, из-за голубоватых елей, за которыми он до этого скрывался. Наголо бритый череп, бородка, дутая спортивная куртка ярко-желтого цвета. Тот самый тип, которого описал тесть. Дэниэл Майдугури собственной персоной.

Алан с усилием проглотил слюну и зашагал к негру, уставившемуся на него глазами, похожими издалека на бельма. Почему-то ему вспомнилась деревенская лужайка, на которой он играл в детстве. Там всегда торчал бурый бычок Борька, и взгляд, которым он смотрел на приближающихся людей, был точь-в-точь, как у Дэниэла.

– Хелло! – непринужденно произнес Алан, остановившись в трех шагах от негра. В школе у него всегда была твердая четверка по английскому языку.

– Привет, – откликнулся Дэниэл.

Алан хотел было приблизиться и протянуть ему руку, но передумал. Во-первых, правая ладонь негра была перевязана, и никто не поручился бы, что под бинтами не кроются язвы от какого-нибудь экзотического кожного заболевания. Во-вторых, Алан еще ни разу в жизни не прикасался к чернокожим и внезапно осознал, что он абсолютно не готов к столь демократичному жесту, поэтому остался стоять там, где стоял, а руки на всякий случай спрятал в карманы плаща.

– Чего тебе надо? – настороженно спросил Дэниэл.

У него был почти незаметный, довольно забавный акцент. Тьебье… ньядо…

Алан сдержанно улыбнулся:

– Я от Громова.

– Да? – удивился Дэниэл.

– Да, – подтвердил Алан.

Честно говоря, он опасался, что негр начнет валять африканского ваньку, притворяясь, что понятия не имеет, о ком идет речь, но через пару секунд собеседник заулыбался тоже, и у Алана отлегло от сердца.

– Громов прислал меня за тем, что ему причитается, – отчетливо произнес он, слово в слово повторив предложение тестя. Затем последовала еще одна условная фраза: – Он хочет получить то же самое, что вчера, но в полном объеме.

– Aha! – воскликнул Дэниэл с выражением лица, которое Алан принял за радостное. – So you think you can press me again!

Сие означало: «Значит, вы решили, что можете прессовать меня снова»? Но школьные познания Алана не простирались настолько далеко, чтобы правильно понять восклицание негра, поэтому он вежливо переспросил:

– Уот ду ю сэй?

Мол, что ты там лепечешь?

– О, все в порядке, – заверил его Дэниэл. – It…s okay. Пойдем.

– Я захватил только два пакета, – признался Алан с озабоченным видом. – Как думаешь, туда все поместится?

– Это не есть проблема.

– То есть ноу проблем?

– Yeah, no problem. Как тебя зовут, мэн?

– Алан.

– Пойдем, Алан. Сейчас мы все уладим.

Они пересекли сквер и подошли ко входу в общежитие, но тут Дэниэл попросил спутника постоять в сторонке, а сам принялся шептаться со своими черными и коричневыми дружками, которые поочередно зыркали на Алана своими глазищами.

– …I mean it…

– …hey, we oughtta think twice…

– …right now, brother…

– …mmmother fffucker…

– …sshh…

Обрывки фраз, долетавшие до Алана, для него ровным счетом ничего не значили, но возбуждение, охватившее темнокожую публику, его не удивило. Трудно сохранять спокойствие, когда речь идет о таких деньжищах. Алан и сам едва удерживался от того, чтобы не подключиться к беседе, в которой он ни бельмеса не смыслил. Напряжение, переполнявшее его, требовало выхода, но он лишь топтался на месте, как подвыпивший гуляка, ноги которого норовят пуститься в пляс.

Посовещавшись, негры рассеялись кто куда, будто стаю ворон спугнули. Лишь Дэниэл стоял на крылечке и призывно махал рукой:

– C…mon! Пойдем!

– Все в порядке? – деловито осведомился Алан.

– Да. Слушай меня и запоминай. Я зайду внутрь первый, а ты за мной, но сначала выжди минут пять. Вахтеру скажешь, что пришел проведать племянника. Игорь Хрипливцев, триста пятая комната. – Дэниэл пристально посмотрел на собеседника. – Паспорт при тебе?

– При мне, – кивнул Алан. – Значит, комната триста пять.

– Это ты вахтеру скажешь, а сам поднимайся на девятый этаж, я там тебя встречу.

– Возле лифта?

– Лифт не работает, – сказал Дэниэл.

– Девятый этаж, ни фига себе! – Алан задрал голову и присвистнул.

– Подниматься долго, зато спускаться быстро.

– Терпеть не могу ходить по лестницам пешком.

– Ничего, – засмеялся Дэниэл. – Как говорит наш общий знакомый Громов, назвался груздьем, польезай в кьюзов.

Он шутливо ткнул Алана кулаком в грудь и скрылся за дверью.

Выждав ровно пять минут, Алан вошел в вестибюль общежития, благополучно миновал вахту и, пройдя длинным коридором, принялся подниматься по узкой лестнице.

Воняло хлоркой и еще какой-то дрянью. Стены были исписаны, ступени – изгажены, перила заплеваны.

– Нехлюи, – прошипел Алан, переступая через подозрительную лужу. Он не смог бы объяснить, что означает это слово, но был абсолютно уверен, что оно подходит здешним обитателям.

На девятый этаж он проник в несколько растрепанном виде, сопя и отдуваясь. Дэниэл почему-то отсутствовал, зато посреди коридора стояла весьма смазливая мулаточка цвета какао с молоком. Если бы не характерно вывернутые губы и чуточку приплюснутый нос, ее можно было бы запросто принять за хорошо загоревшую соотечественницу. Короткое платье облегало ее, как чулок, и покроем тоже смахивало на оный. Интуитивно Алан почувствовал, что под платьем ничего нет, то есть совсем ничего, кроме светло-коричневой плоти. А самое интересное местечко, подумал он, должно быть окрашено в лиловое. Известно ведь, что какого цвета у женщины соски, такова и ее расщелина. Ноздри Алана раздулись.

– Туда иди. – Мулатка махнула рукой куда-то за спину Алана. – Тебя ждут.

Оглянувшись, он увидел продолжение коридора, завершающееся поворотом. А когда снова повернулся к мулатке, чтобы поблагодарить ее и уточнить маршрут, та уже сгинула.

– Ведьма патлатая, – буркнул Алан. – Вдуть бы тебе хорошенько, да некогда.

Расправляя на ходу пакеты, он двинулся в указанном направлении, свернул за угол и ощутил сильнейший сквозняк, устремившийся ему навстречу. Дуло из разбитого окна балкона, выходом на который заканчивался коридорчик. Да и сама дверь была распахнута настежь. А других в коридорчике не было, лишь голые стены, облупленные до безобразия.

Шурша обрывками газет, растерянный Алан дошел до балкона и выглянул на площадку. Снова ни души. Лишь всполошившиеся воробьи спикировали вниз да дождливой сыростью обдало лицо. Ничего не оставалось, как сплюнуть от досады через перила, что Алан и проделал. А когда повернулся, чтобы уйти, его сердце чуть не выскочило из груди.

Обратный путь ему преграждали три негра, самым маленьким из которых был Дэниэл. Один из его спутников неизвестно по какому поводу напялил на нос очки а-ля кот Базилио, второй налепил на бровь полоску лейкопластыря. И никто из троицы не держал в руках ничего похожего на упаковку денег. Каким образом эти здоровенные детины умудрились бесшумно приблизиться к Алану, было совершенно неясно. Тем более что времени на размышления ему не дали, даже секундочки.

– Хэх! – выдохнул негр в очках, вколачивая кулак под ребра Алана.

Какое-то мгновение тот провисал на коричневом кулаке, как сырое полотенце, а потом услышал повторное «хэх», и его подбросило над полом. От мощного удара в челюсть хрустнули шейные позвонки, в глазах вспыхнул огненный шар, осыпавшийся искрами. Алана отбросило на перила балкона, и он жалобно вскрикнул, когда понял, что его ноги больше не касаются пола.

Жуткие сны о падении с высоты преследовали Алана всю сознательную жизнь, хотя, просыпаясь, он редко помнил подробности кошмара. А если и случалось такое, то было достаточно посмотреть в окно и быстро произнести: «Куда ночь, туда и сон».

Но это был совсем другой случай.

Взмахнув обоими пакетами, как плохой имитацией крыльев, Алан перевалился через перила головой вниз. Высыпавшиеся из карманов предметы падали вместе с ним: расческа, мелочь, калькулятор. А потом все это полетело дальше, в то время как Алан задержался в воздухе. Причиной тому был сокрушительный удар о спутниковую антенну, вывешенную на балконе пятого этажа.

После этого Алана завертело-закружило, как щепку в водовороте, он перестал соображать, где верх, а где низ. За доли секунды до того, как его тело впечаталось в асфальт, он попытался закричать, но не успел, и услышал вместо собственного голоса оглушительный хлопок.

Сломанная в полете нога ударила его пяткой по спине, хотя Алан этого уже не ощутил. И мулатка в платье-чулке, поманившая его в темноту, была лишь предсмертным видением. На самом деле там, где очутился Алан Лепетуха, никто его не ждал.