Текст книги "Кидалы в лампасах"

Автор книги: Сергей Донской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 7
Традиционные рецепты кавказской кухни

– Ну? – Руслан Гелхаев вопросительно посмотрел на племянника, возникшего в дверях тренажерного зала.

По утрам здесь надлежало крутить педали бесколесного велосипеда и перебирать ногами на полосе беговой дорожки, не ведущей никуда. Руслан терпеть не мог физических упражнений, но заниматься спортом ему порекомендовали в президентской клинике, а разве можно не доверять тамошним врачам, берущим за прием четыреста долларов?

За право консультироваться у них пришлось выложить кругленькую сумму на закупку медицинского оборудования да еще заплатить за рекомендации двум заслуженным артистам и одному ничем не прославившемуся госчиновнику из Министерства культуры. Затраты того стоили. Теперь Руслан имел доступ в самую элитарную больницу столицы, поддерживал в организме витаминный баланс и начинал каждое утро в собственном тренажерном зале. А какой-то двоюродный племянник, седьмая вода на киселе, осмеливался прерывать процесс оздоровления организма. Мнил себя дядиным любимчиком. Хлопал своими телячьими глазищами и требовал к себе внимания.

– Ну! – раздраженно повторил Руслан, переставая вращать педали.

Это емкое русское словечко постоянно звучало в доме, хотя общаться здесь было принято исключительно по-чеченски. Все, кому выпала честь обитать в стенах гелхаевского особняка, являлись выходцами из одной и той же маленькой, но очень независимой республики, где, как в Греции, было все… кроме денег. Их приходилось добывать в ненавистной России.

– Там тебя Ник дожидается, дядя, – развязно доложил Ильяс. – Говорит, дело срочное. Заводить его?

– Что за Ник? – вкрадчиво спросил Руслан, который, как глава тейпа, не мог допустить, чтобы его тревожили по пустякам.

Находись под ним горячий скакун, а не велотренажер, он бы обязательно привстал в стременах. За отсутствием таковых пришлось просто распрямиться, высвобождая из-под живота добрую половину ляжек. Знающие люди, завидя Руслана Гелхаева в столь воинственной позе, непременно рассыпались бы в тысячах извинений и поспешили удалиться, раболепно пятясь, но желторотый Ильяс продолжал как ни в чем не бывало:

– Никита Сундуков, лидер поп-группы «Тип-Топ», дядя. – Это было произнесено по-русски, поскольку фраза не переводилась на древний чеченский язык.

– Что еще за «топ-топ»? – поинтересовался Руслан, тяжело соскакивая на пол. Шелковая ткань спортивного костюма издала шуршание, напоминающее то, с каким подкрадывается к беспечной жертве преисполнившаяся ядом змея.

– У-у, их сейчас каждый знает, – воскликнул Ильяс, темпераментно всплеснув руками. – Они такие крутые, такие знаменитые. – Восхищенно поцокав языком, он добавил: – А Ник среди них самый крутой, самый знаменитый… Атыпад, полны атыпад!

Племянник продолжал тараторить по-русски, переиначивая отдельные слова на чеченский лад. При этом паршивец ухмылялся до ушей, чуть ли не подмигивая своему разгневанному дяде. Подобная вольность в обращении позволялась далеко не каждому. Во всяком случае, не сопливому юнцу, который пока что проедал больше, чем приносил в общий котел.

– Подойди сюда, мой мальчик, – сказал Руслан, маня племянника пальцем, похожим на волосатую сосиску.

– Да, дядя? – В карих глазах Ильяса промелькнули первые признаки беспокойства. Он послушно сделал несколько шагов вперед, однако вплотную к главе рода приблизиться не рискнул, замер поодаль.

– Ближе, – потребовал Руслан. Для своих шестидесяти лет он находился в неплохой форме, но делать слишком резкие движения все же остерегался, берег суставы, которые к старости сделались туговатыми и непослушными. Стоит возомнить себя по-прежнему молодым, как суставы – щелк! – напоминают о том, что здоровье, в отличие от богатства, с годами не приумножается, а убывает.

– Я слушаю, дядя, – промямлил Ильяс, остановившись на расстоянии вытянутой руки.

Он уже ни капельки не походил на того задорного джейрана, каким носился по громадному дому Гелхаева, ловя на себе восхищенные и завистливые взгляды многочисленной челяди. Шелудивый шакал, трепещущий перед грозным барсом, – вот кого напоминал племянник теперь. Может быть, именно поэтому Руслан не наградил Ильяса парочкой заслуженных оплеух. Лишь ухватил его двумя пальцами за нос, хорошенько прищемил и принялся раскачивать его из стороны в сторону, приговаривая:

– Не смей беспокоить меня по пустякам, щенок!.. Не распускай язык, когда тебя об этом не просят!.. Будь скромен и учтив, яйцевислый сын безмозглого барана!

– Мой отец не баран! – гнусаво запротестовал Ильяс. Чувствуя, что дядин гнев идет на убыль, он помаленьку осмелел. – Ты не смеешь называть его бараном.

Руслан в глубине души понимал, что перегнул палку, но только усилил хватку, поскольку главе тейпа не пристало признавать собственные ошибки.

– Твой отец, – гудел он, – и мой двоюродный брат был достойным, уважаемым человеком. Он принес нашему роду много пользы. А что сделал хорошего ты, желторотый индюшонок? Кто ты такой, чтобы тявкать в присутствии старших, щенок?.. А?.. А?..

При каждом новом восклицании Руслан яростно дергал прищемленный нос племянника то влево, то вправо, так что очень скоро его пальцы сделались липкими на ощупь. Пришлось брезгливо вытереть их о футболку Ильяса.

Тот покосился на испачканную грудь и заговорил на родном языке, часто шмыгая покрасневшим носом:

– Великодушно извини меня, дорогой дядя, но я хотел как лучше. Этот Ник неспроста явился. Он позавчера в казино не меньше ста пятидесяти тысяч долларов просадил. На нем теперь большой долг висит.

– Ну? – Руслан выжидающе прищурил глаз.

– А его группа теперь в нашем клубе «Башня» выступает, я сам видел. – Ильяс на всякий случай прикрыл нос рукой, после чего отважно продолжал: – Наверняка Ник хочет к тебе за помощью обратиться, дядя. Станет денег просить.

– Откуда ему знать, что «Башня» под нас отошла? По бумагам клуб по-прежнему за прежним владельцем числится.

– Слухами земля полнится, дядя.

Высказав столь мудрую мысль, Ильяс скромно потупился. Не стоит кичиться умом в присутствии старших. Иначе тебя станут тягать за нос и обзывать щенком. Кому такое понравится?

– Да, людская молва расходится быстро, как горный поток, – задумчиво произнес Руслан. – Но настоящие мужчины умеют направлять поток в нужное русло, мой мальчик. Не так ли?

– Так, именно так, – подтвердил Ильяс, ничего не понявший из туманной дядиной речи. – А зачем направлять поток в нужное русло?

– Чтобы пользоваться им в свое удовольствие, понимаешь?

– Конечно, понимаю, – подтвердил Ильяс. – Но разве нельзя пользоваться потоком без лишних усилий? Подошел и напился. Носки простирнул.

– Сейчас речь идет не о твоих вонючих носках, мой мальчик, – поморщился Руслан. – Я вижу, ты еще не готов воспринимать по-настоящему мудрые мысли.

– Почему не готов? Вы объясните, чтобы я понял.

Произнеся эти слова, Ильяс покосился на дядину руку, положенную ему на плечо. Вроде бы вполне дружеский, покровительственный жест. Тогда почему дядя теребит ткань его футболки, словно желая еще разок обтереть свои перепачканные пальцы? Ишь, салфетку себе нашел! Ильяс независимо шмыгнул носом и повторил:

– Объясните, дядя.

– В другой раз. – Руслан подтолкнул его к выходу. – А теперь иди. Спустись вниз и скажи охране, чтобы гостя пропустили, но без телохранителей, если они у него есть. Хочу побеседовать с ним один на один, по-мужски. Проверю, такой ли он крутой, каким хочет казаться.

– Куда его проводить? – оживился Ильяс. – В столовую? В ваш кабинет?

Ему не терпелось пообщаться с одним из молодежных кумиров, может быть, даже взять у него автограф. Перед подобным сувениром с залихватским росчерком «Сундуков» ни одна русская телка не устоит, они сейчас все на команде «Тип-Топ» повернутые. Представляя, как девочки будут выстраиваться в очередь, размахивая своими заблаговременно снятыми лифчиками и трусиками, Ильяс даже забыл о собственной изгаженной футболке, приобретенной в не самом дешевом новоарбатском бутике. Но дядя охладил его пыл.

– Гостя без тебя проводят, – сказал он. – Прямо сюда. А ты займись наконец каким-нибудь полезным делом, племянник. Или я пристрою тебя на кухню готовить пищу вместе с женщинами. Ты ведь не жалуешься на аппетит, а? Такой молодой, здоровый, кушаешь за двоих, а работать совсем не хочешь. – Руслан опять толкнул племянника в грудь, на этот раз сильнее. – Стыдно!

Сам никогда не стыдившийся никого и ничего, он укоризненно покачал головой и вздохнул так тяжело, словно нравственные проблемы были самыми сложными из всех, которые ему приходилось решать в качестве одного из полутора сотен московских авторитетов.

* * *

Оставшись один, он тщательно вытер полотенцем руки, шею и в последнюю очередь разгоряченное лицо. Снял отсыревший спортивный костюм, набросил халат, затянул под мохнатым животом поясок.

Вид получился не самый презентабельный, как легко было убедиться, поглядевшись в зеркало. Но кто они такие, эти эстрадные однодневки, чтобы с ними церемониться? Что парни, что девки, все на один лад. Не столько поют, сколько кривляются, отличаясь от шлюх лишь тем, что торгуют в первую очередь лицом, а не телом. Никита Сундуков вряд ли окажется лучом света в этом темном царстве. Наверняка расфуфырен, как павлин, на голове черт-те что и сбоку бантик. Профессия у него такая – выпендриваться. Вот пусть и лезет из кожи, стараясь понравиться ему, Руслану Гелхаеву. А он волен принимать просителя так, как ему заблагорассудится. Хоть сидя на унитазе.

– Милости прошу, – крикнул Руслан по-русски, заслышав деликатный стук в дверь.

И тут же повернулся к этой самой двери спиной, делая вид, что полностью поглощен изучением показателей своего велотренажера. Накрутил педали всего на каких-то три километра, а умаялся на все сто, вот такая неутешительная арифметика получалась. Настроение от нее не улучшалось, а совсем наоборот.

Визитер, возникший за гелхаевской спиной, нерешительно перетаптывался, покашливал, шуршал какими-то сверхмодными одежками. Маялся.

«Это тебе не на сцене гарцевать», – мстительно подумал Руслан и, выждав еще несколько секунд, обернулся. Лицо его выражало безмерное удивление, радость и восхищение, когда он, попеременно двигая бровями, воскликнул:

– Ай, кого я вижу!

Видел он перед собой не бог весть кого: смазливого заморыша, вырядившегося как на цирковой манеж. Кожаные лакированные брючки в обтяжку, маечка-безрукавка сеточкой, сам голыми плечиками поигрывает, а на плечиках – расписные японские драконы, хвост одного из которых был заметно смазан.

«Цена такому артисту – сто баксов в базарный день, причем торг очень даже уместен», – решил про себя Руслан, возбужденно повторяя:

– Кого я вижу! Какой дорогой гость пожаловал, сам Сундуков собственной персоной, цх-цх-цх!

– Я к вам с деловым предложением, господин Гелхаев, – брякнул визитер с порога. Как только он открыл рот, оказалось, что его передние зубы украшены бриллиантиками. Когда свет падал на них под определенным углом, камушки сверкали и заманчиво переливались. Но в остальные моменты его зубы казались покрытыми серым налетом.

– С деловым предложением? – огорчился Руслан. – С мировой знаменитостью, с без пяти минут Майклом Джексоном о делах говорить? Ай, жаль. Я тебя хотел позавтракать пригласить, настоящими кавказскими блюдами попотчевать. Одна только брынза чего стоит, м-м! – Он поцеловал сведенные в щепоть пальцы, после чего, не давая визитеру возможности принять приглашение, развел руками. – Что ж, ладно. Будем о делах говорить. В моем доме любое желание гостей – закон.

Плюхнувшись на единственное в помещении кресло, Руслан выжидательно уставился на подрастерявшегося заморыша. Тому сесть было не на что. Разве что на пол. Или на велотренажер, верхом, чего он явно делать не привык.

– Слушаю. – Руслан нетерпеливо шевельнул бровями.

В свою очередь Сундуков подвигал челюстью, давая понять, что подобный прием его не слишком вдохновляет.

– Как вам известно, я пою в группе, которая сейчас на самом пике популярности, – манерно заявил он. – Собственно говоря, я и являюсь центральной фигурой команды, остальные так, сбоку припека.

– Очень интересно, – произнес Руслан, позаботившись о том, чтобы тон его прозвучал как можно более равнодушно. – И что же ты хочешь от меня, Мик?

– Я Ник. Вообще-то меня зовут Никитой, но…

– Чего ты хочешь от меня, Ник, которого вообще-то зовут Никитой?

– Ну как же! – Сундуков занервничал. – Говорю вам: я лидер той самой команды, которая выступает в вашем клубе, «Тип-Топ» называется.

– «Тип-Топ»? – переспросил Руслан. – Нет у меня такого клуба. И никогда не было.

– Это наша группа так называется, – пояснил Сундуков тоном терпеливого, но немного раздраженного учителя. – А выступаем мы в «Башне», негласным владельцем которой являетесь вы. – Фраза была сопровождена многозначительным покашливанием. – С тех пор, как прежний владелец клуба, Лысун, погиб при весьма загадочных обстоятельствах…

– Башку ему из снайперского винтореза продырявили, – сказал Руслан, – вот и вся загадка. Если ты пришел денег на похороны просить, то поздно. Лысуна еще на позапрошлой неделе схоронили. Жаль.

– Да, очень жаль. Неплохой человек был, можно сказать, даже хороший.

– Э, дрянь человек. Мне жаль не Лысуна, мне жаль, что его предали земле, а не бросили на съедение собакам, как он того заслуживал.

Артист выпучил глаза, словно со всего размаху налетел грудью на невидимое препятствие. Надо полагать, он представлял себе встречу со своим новым хозяином несколько иначе.

– В сложившейся ситуации, – начал было он, но договорить ему снова не дали.

– Не морочь мне голову своей ситуацией-митуацией, – отмахнулся Руслан. – По существу говори. Хочешь мне что-то предложить?

– Именно за этим я и пришел, – зачастил Сундуков. – Ведь Лысун был нашим менеджером, а теперь мы сами по себе. И наши законные права приходится отстаивать мне, лидеру.

– Извини за прямоту, но в своем наряде ты больше на пидера смахиваешь, чем на лидера. Зачем ты так одеваешься? Шлюха на панели, и та выглядит пристойней, чем ты.

– Это просто имидж, – пояснил Сундуков с натянутой улыбкой. – Сценический образ. Не зря ведь говорят, что весь мир – театр, а мы в нем всего лишь актеры.

– Кто говорит?

– Точно не помню. Кажется, это высказывание Шекспира.

– А если я тебе скажу, что мир – это один большой сортир, ты тоже станешь повторять мои слова, как попугай?

– Мы отклонились от темы, – сухо заметил Сундуков, переступая с ноги на ногу. – Я пришел с деловым предложением.

Руслан одарил его тяжелым взглядом:

– Ну-ну. Предлагай, раз ты такой деловой.

– Пожалуйста. В результате смерти Лысуна возникли финансовые проблемы. Речь идет о совершенно смехотворной сумме: 150–200 тысяч долларов, которые необходимы для дальнейшей раскрутки. – Сундуков сладко улыбнулся. – Я решил, что уместнее всего попросить деньги у вас.

– Типа, за спонсора меня держишь? – недобро осведомился Руслан. – За лоха?

– Как вы могли подумать такое? – ужаснулся Сундуков. – Я просто предлагаю вам сделать абсолютно беспроигрышное капиталовложение. У нас рейтинг выше крыши. Наш последний клип…

– Ты кто? – перебил его Руслан.

– Как кто? Артист, я же вам уже…

– По жизни ты кто, чем занимаешься? На бабки народ разводишь? На уважаемых людей наезжаешь?

– Ничего подобного! Я артист, я пою, все остальное меня не касается…

– Тогда какого хрена ты тут пургу гонишь? – проревел Руслан. – Просрал бабки в казино, попал на счетчик, а мне про какое-то спонсорство задвигаешь? Знаешь, что я могу с тобой за это сотворить? Что я с тобой сотворю, догадываешься?

– Я чувствую, что напрасно пришел сюда, – сказал Сундуков. Произнесено это было с достоинством, однако уголок его рта подергивался, словно зацепленный рыболовным крючком.

– Ты правильно чувствуешь, – подтвердил Руслан.

– В таком случае вынужден откланяться. – Визитер уже повернулся к хозяину дома спиной, когда властный окрик заставил его вздрогнуть и замереть на месте.

– Стой! Ты думаешь, что можешь уйти просто так, без моего разрешения? Ошибаешься. Достаточно мне пальцем пошевелить, чтобы ты в этом убедился. У меня в подвале всегда есть место для тех, кто пытается вести со мной нечестную игру. Ты будешь всего лишь пятым.

– Никто никаких игр не ведет, – страдальчески воскликнул Сундуков, стремительно разворачиваясь вокруг своей оси. – Это какое-то чудовищное недоразумение. Вы меня не так поняли. Я не жулик и не вымогатель. Я просто артист.

– Поешь или пляшешь? – соизволил уточнить Руслан, глаза которого почти скрылись под насупленными бровями.

– И то и другое, – заверил его гость, который уже очень жалел о своем необдуманном походе в дом чеченского авторитета.

– Хочешь сказать, что ко мне в гости без всякой задней мысли заявился? Захотел старику приятное сделать?

– Ну да, – оживился Сундуков. – Визит вежливости, не более того.

– Не может быть! – восхитился Руслан. – Не могу поверить в такую удачу! Поешь, танцуешь, такой молодой, такой знаменитый… Может быть, исполнишь что-нибудь для меня лично? Не бесплатно, конечно. Я тебе заплачý.

– В другой раз, – пообещал гость.

Гонору у него поубавилось, но пока не настолько, чтобы давать ему какие-то поблажки. Да и его бриллиантовые зубки Руслану определенно не нравились. Не такие уж они были драгоценные, чтобы выставлять их напоказ, перед самим Гелхаевым кичась.

– Другого раза не будет, – скучно сказал он, почесывая седую поросль, топорщащуюся над воротом халата. – Как говорят у вас, у русских, дорога ложка к обеду. Так что пой. Ты же настоящий артист, а не шалтай-болтай, так я понимаю?

– Это становится просто невыносимо, – заявил Сундуков неожиданно прорезавшимся фальцетом. – Я, знаете ли, не привык к подобному обращению.

– Чито? – Руслан тяжелым коршуном взмыл с места, подлетел к отшатнувшемуся гостю, поймал его за подбородок, притянул к себе. – Чито ты сказал? Ты меня будешь учить, как мне себя вести в моем собственном доме?

Он знал, что его покрасневшие глаза метают молнии, но даже удвоил накал своего взгляда. Он видел, что слетающая с его губ слюна обжигает парализованную жертву, как серная кислота, и потому не убавлял желчности. И дышал чесноком прямо в трепещущие перед ним ноздри. И умышленно утрировал свой кавказский акцент, поскольку ему нравилось коверкать русский язык, ему нравилось пугать людей до смерти, нравилось подчинять и властвовать.

Он считал Москву своим городом. Он считал москвичей своими рабами. А почему бы и нет? Наполеона и Гитлера отсюда турнули, а он, Гелхаев, остался. Он жил в русской столице припеваючи и был убежден, что его многочисленные потомки тоже пустят корни именно здесь, а не где-нибудь еще. С каждым годом их становится в Москве все больше и больше. Чеченско-русская война была выиграна давным-давно, ее победители захватили русскую столицу без единого танка, даже без особого кровопролития. Сознание этого наполняло Гелхаева чувством безграничного превосходства.

– Ти кито такой? – продолжал орать он. – Петушок на палочке, вот кто ты такой! Сверну тебе башку собственными руками! Хочешь?.. Хочешь, а?

– Отпустите, господин Гелхаев, – взмолился Сундуков. – Извините, если что не так ляпнул. Простите.

– Там видно будет, – сказал Руслан, успокоившийся так же внезапно, как вспылил. – Порадуешь старика хорошей песней, так и быть, иди на все четыре стороны. А нет…

Умышленно оборвав фразу на середине, Руслан вернулся на место, вальяжно раскинулся в кресле и подал знак: можно начинать. Сундуков откашлялся и окинул тоскующим взглядом тренажеры, словно ища поддержки у этих немых свидетелей своего унижения. Чем они могли помочь в этой ситуации, бездушные, мертвые механизмы? Ровным счетом ничем. Приходилось выкручиваться самостоятельно.

– Прошу учесть, что в данный момент я не в форме, господин Гелхаев, – предупредил он извиняющимся тоном. – Вокал с утреца подсевший, пластика не та.

– Можно без пластики, – благодушно разрешил Руслан. – И без формы можно. – Он выразительно взглянул на обтягивающие штанишки поп-кумира, на его прозрачную маечку и чмокнул губами. – Но без формы успеется. Пока что пой, как есть. – Выдержав долгую паузу, он повысил голос: – Ну? Я жду!

Стараясь сохранять хотя бы подобие независимости, Сундуков передернул своими размалеванными плечиками:

– Пожалуй, исполню вам наш последний хит, «Хочу». Между прочим, я его сам сочинил.

– Валяй, – кивнул Руслан, усаживаясь поудобнее. – Исполняй. Ты сам сказал, что весь мир театр, а мы в нем актеры. Желаю в этом убедиться.

Для начала Сундуков сделал несколько простеньких танцевальных па, поскрипывая кожаными брючками, пощелкивая пальцами. Затем, поймав лишь одному ему слышный ритм, он запел, энергично загребая руками воздух и старательно придыхая на каждом слоге, где это только было возможно:

 
Хочу быть люби-хи-мым,
Хо-хо-чу быть люби-хи-мым,
Не про-хо-сто люби-хи-мым,
А не-хо-хо-бхо-ди-хи-мым.
Хо…
 

– Стоп, – крикнул скривившийся Руслан. – Невозможно слушать эту туфту. Нехохобхо… тьфу. – Он действительно сплюнул. – Что-нибудь нормальное в твоем репертуаре есть? Без этих твоих «хо-хо»?

– Что бы вы хотели услышать? – напрягся Сундуков.

– А хотя бы «Журавлей» Гамзатова. «Летит, летит по небу клин усталый»… Знаешь такую песню?

– Нет.

– Э, плохо, – констатировал Руслан. – А про белых медведей знаешь? «Где-то на белом свете, там, где всегда мороз…» Тоже песня моей молодости. По-настоящему популярная. Не чета нынешним.

– И про белых медведей не знаю, – покаялся Сундуков.

– Тогда «Мурку» давай. Слова народные, музыка блатная, хороводная. – Руслан уже не скрывал, что попросту издевается над своим окончательно перетрухнувшим гостем. – Или хотя бы «Хазбулата удалого».

– У нашей группы несколько иной репертуар, мы не исполняем всех этих старых песен о главном, – заявил Сундуков, переступая с ноги на ногу. – Наш стиль…

– Стиль, шмиль! – Руслан притворился разгневанным, пуча и без того выпуклые глаза, иссеченные кровавыми прожилками. – Назвался артистом, а петь не умеешь. Говоришь, по делу пришел, а сам мнешься, как монашка в мужской бане. Что за народ? – спросил он у потолка и, не прочитав там ответа, сокрушенно покачал головой. – Несерьезный народ, безответственный. Вот велю сейчас тебе язык вырвать, балабол, будет тебе наука! Не суйся, куда тебя не просили.

– Господин Гелхаев… – голос Сундукова упал. – Теперь я понимаю, что напрасно вас побеспокоил. Но больше мне было некуда идти. – Он беспомощно развел руками. – Если честно, то я действительно оказался в безвыходном положении.

Представляя себе, как жарко сейчас этому татуированному хлюпику в его воздухонепроницаемых штанах, Руслан тихо засмеялся, колыхая животом.

– Только не дави на жалость, – сказал он. – Лучше скажи прямо: почему ты решил, что тебе здесь могут помочь?

– Казино, в котором осталась моя расписка, принадлежит вашему дальнему родственнику, чеченцу по национальности. Вот я и подумал: может быть, вы как-то сумеете договориться? – Сундуков прижал руки к груди. – Я ведь не о погашении долга прошу, а хотя бы об отсрочке. Мы отработаем, вот увидите.

– Ты отработаешь, – перебил артиста Руслан. – Привыкай отвечать только за себя самого.

– Я отработаю, – покорно поправился Сундуков.

– Сколько ваша группа прибыли приносит?

– Не меньше ста пятидесяти тысяч в месяц, хотя в точности я не знаю. Все финансовые вопросы решал наш менеджер. От нас он цифры утаивал, но знакомым хвастался: нашел, мол, курочек, несущих золотые яйца.

– Петушки вы, а не курочки, – беззлобно сказал Руслан. – Перессоритесь без хозяина, передеретесь. Скажи, твои дружки знают о твоих проблемах? Они согласятся на меня даром поработать, пока ты свой долг не скостишь? Четверть «лимона» – не шуточки.

Брови Сундукова поползли вверх:

– Четверть миллиона? Но мой проигрыш почти в два раза меньше.

– Конечно, – подтвердил Руслан. – Да только я не привык оказывать услуги даром. И по-прежнему жду ответа на свой вопрос.

– Признаться, в команде у нас разброд. Каждый тянет одеяло на себя. Один контракты без согласования с остальными подписывает, другой с левыми концертами выступает, третий…

– Третий в казино зависает, – понимающе кивнул Руслан. – Так я и думал. У вас гадюшник, а не команда. Полагаться на таких нельзя. Я не стану иметь дело с группой «Тип-Топ».

– Мне хотя бы на месяц отсрочку, – прошептал Сундуков. – Даже на пару недель. А ваш родственник назначил совершенно нереальные сроки.

– Пару недель? – удивился Руслан, пряча глаза под полуопущенными веками. – Где же ты достанешь такую солидную сумму? Надеешься отыграться?

– Нет. Я дал себе зарок больше за игорный стол не садиться.

– Это правильное решение. Ты хороший мальчик. Если ты еще уберешь изо рта эти блестящие цацки, – Руслан щелкнул себя по передним зубам, – то тебе вообще цены не будет.

– Вообще-то это модно, – сказал Сундуков, – но если вы настаиваете…

– Нет, не настаиваю. Потому что вряд ли мы увидимся снова, артист. Я не верю, что ты раздобудешь деньги.

– Раздобуду.

– Я люблю уверенных людей. Но терпеть не могу пустую похвальбу.

– Это не похвальба. Я готов дать честное слово… Клятву, если хотите.

– Что ж, давай, – усмехнулся Руслан. – Давай мне это слово.

– Пожалуйста. – Сундуков положил руку на сердце, но, сообразив, что это слишком уж театральный жест, позволил ей упасть вдоль туловища. – Я действительно знаю, где раздобыть нужную сумму, и я ее раздобуду.

– Не знаю, что там у тебя в штанах, – сказал Руслан, устремив взгляд на ширинку собеседника, – но в голове явно пусто, хоть шаром покати. Теперь ты должен деньги не только моему родственнику, но и мне тоже. И все из-за своего длинного языка. – Он сокрушенно покачал головой. – Эх, надо было с самого начала вырвать тебе язык, как я и собирался. Тогда ты не сказал бы то, что сказал. Но слово не воробей, нет. – Набрякшие веки Руслана опустились, скрывая выражение его глаз. – У слов не бывает крылышек.

– Погодите, погодите, – заволновался Сундуков. – Что же это получается? Мы так не договаривались.

– Договаривались, – возразил Руслан. – Сначала ты дал расписку моему родственнику. Теперь явился ко мне и пообещал дать мне двести пятьдесят тысяч. Ты совершенно не умеешь вести деловые разговоры, артист, и поплатился за это. Я бы сказал: пусть это станет тебе уроком на будущее, но не скажу. Потому что у тебя нет будущего.

Сундуков дико оглянулся по сторонам и, шагнув к велотренажеру, прислонился к нему с видом человека, выложившего все силы в борьбе за приз, который ему так и не достался. Разум отказывался верить происходящему. Он, если и не всенародный любимец, то очень и очень заметная фигура на поп-сцене, «попал на бабки», как последний челнок. Оказалось, что все его связи, знакомства, рейтинги – мишура, фикция, мираж. Его успех – не более чем карточный домик. Все то, чем он привык козырять, годится лишь для тусовок и презентаций, а в реальной жизни гроша ломаного не стоит. Твои знаменитые собратья могут хлопать тебя по плечу, давать понюхать «кокс» из своей заветной трубочки и доверительно сообщать координаты лучших специалистов по выщипыванию бровей, но вдруг балаганная музыка смолкает, карусель резко останавливается, и – финита ла комедиа. Карнавала нет.

– Ну что скажешь, артист? Жизнь – это театр? Нет?

Сундуков медленно поднял взгляд на окликнувшего его чеченца и покачал головой:

– Не театр. Скорее, сортир, как вы изволили выразиться. Один огромный общественный сортир, в котором любой может вляпаться в дерьмо.

– Вот! – Руслан воздел палец к потолку. – Кажется, ты начинаешь понимать. А с человеком, который понимает, можно иметь дело. Я не обещаю тебе помощь, но готов тебя выслушать. Начнем сначала. Где ты собираешься раздобыть деньги? У тебя есть ровно минута, чтобы сказать правду. Время пошло.

* * *

Сундуков заговорил ровно через восемнадцать секунд. За это время он едва не вывихнул собственные переплетенные пальцы и прикусил нижнюю губу чуть ли не до крови, но колебания длились недолго.

Еще через двадцать секунд развалившийся в кресле Руслан изменил позу, подавшись вперед. А по окончании рассказа он снова откинулся назад, изображая безразличие, которого он на самом деле не испытывал.

Вот уж действительно на ловца и зверь бежит. Да какой зверь! Насмерть запуганный, затравленный, ничего от страха не соображающий. Находка, просто находка.

Не далее как вчера Руслану позвонил из Ичкерии Черный Ворон, отряд которого контролировал территорию, на которой находились нефтяные скважины клана Гелхаева. Никакой симпатии к этому замаравшему свою честь отщепенцу Руслан не испытывал, однако, по воле Аллаха, был вынужден не только считаться с Вороном, но и оказывать тому разного рода услуги. Как же иначе? Сегодня ты отказываешься сотрудничать с человеком, запятнавшим свое имя позором, а завтра на твоем подпольном нефтехранилище случается пожар, и тогда вопросы чести отходят на задний план, а первоочередное значение приобретают понесенные тобой убытки. Помогать полевому командиру небезопасно, но отказывать ему в помощи – это уже безрассудство чистой воды.

Обычно просьбы Черного Ворона были не слишком обременительными. Подкинуть деньжат или оружие. Укрыть в Москве парочку боевиков, приехавших с каким-то заданием. Сбыть миллион-другой фальшивых долларов, присланных из Ичкерии.

На этот раз Черному Ворону срочно потребовался хакер. Не самый продвинутый. Не из тех психов-одиночек, которые по ночам скачивают деньги с банковских счетов или проникают в информационные системы силовых структур из чистого любопытства. Запросы Ворона были скромнее. Он хотел заполучить специалиста, способного взломать защиту персонального компьютера, расшифровать не самые сложные коды, подобрать нужные пароли.

Главная проблема состояла в том, что работу предстояло проделать в Ичкерии, а заманить туда смышленого человека непросто. Они ведь все молодые да ранние, хакеры. Их задешево не купишь, вокруг пальца не обведешь. Еще сегодня утром Руслан ломал голову над решением этой проблемы, а теперь мысленно благодарил Аллаха, приславшего ему Никиту Сундукова.

Ибо Алиса, молодая жена этого заморыша, являлась квалифицированным программистом, то есть именно тем человеком, который требовался Руслану. Как выяснилось из Никитиного рассказа, он бросился к ней за помощью сразу после злополучных посиделок в казино. Не видя иного способа срочно раздобыть деньги, Никита слезно попросил жену проникнуть в операционную систему какого-нибудь рядового банка и «наказать» его на требуемую сумму. Поначалу Алиса наотрез отказывалась участвовать в подобной афере, но после того, как Никита успешно разыграл две попытки самоубийства, от ее моральных принципов камня на камне не осталось. Единственное, чего не сумел обожаемый супруг, так это заставить Алису действовать быстрее, чем позволяла ее квалификация. Она ведь не хакершей была, а программисткой, так что ей предстояло проделать прямо противоположное всему тому, что она умела.