Текст книги "Глаз урагана"

Автор книги: Сергей Донской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Кажется, нет. Ты говоришь про телегу?

– Ну да, – усмехнулась Наташа, – мы ведь плохо знаем русский. Моя твоя не понимай.

– Мы? – продолжал валять дурака Ахмед.

Ему было настолько неловко усаживать спутницу в раздолбанный «Ситроен» прошлого тысячелетия, что он бессознательно оттягивал неприятный момент. Аллаху было угодно, чтобы Наташа так никогда и не узнала марку автомобиля своего кавалера.

Дорогу к паркингу преградил молодой мужчина в шлепках, мятых шортах и такой же мятой рубахе навыпуск.

– Привет! – воскликнул он.

– Хэлло, – вежливо поздоровался Ахмед, решив, что перед ним стоит кто-то из приятелей Наташи.

А она приняла мужчину за знакомого Ахмеда и молча кивнула.

– Где ты его подцепила?

Покачиваясь из стороны в сторону, мужчина мрачно уставился на Наташу. Она растерянно повернулась к Ахмеду. Тот поискал взглядом полицейского, не нашел и грозно нахмурил брови:

– Позвольте пройти.

– А вот не позволю, – нахально заявил мужчина, переплетя руки на груди. Получилось нечто замысловатое, как морской узел, но ненадежное и распадающееся.

Ахмед подумал, что хорошо бы толкнуть наглеца плечом, чтобы тот грохнулся на асфальт, однако не стал этого делать. Толкнуть-то можно, а потом? Пьяные легко падают, но быстро встают. Тот, который привязался к Ахмеду и Наташе, не походил на слабого противника. От него исходил резкий запах спиртного, и он держался на ногах не слишком твердо, но вид у него был весьма решительный.

Сообразив, что кавалер не расположен проявлять бойцовские качества, Наташа взяла инициативу на себя.

– Чего тебе надо? – грубо спросила она. – На неприятности нарываешься?

– Я? – Мужчина разразился демоническим хохотом, сделавшим бы честь любому артисту провинциального оперного театра. – Это хахаль твой мокроусый нарывается. Где ты его подцепила, я спрашиваю?

– Мы так и будем стоять? – спросила Наташа у Ахмеда, раздраженно дергая его за локоть.

Он огладил пальцами усы, удостоверился в том, что они абсолютно сухи, и шагнул вперед.

Мужчина сделал то же самое. Их грудные клетки почти соприкоснулись, после чего Ахмед предпочел отступить на исходную позицию.

– Откуда столько беспричинной агрессии? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Глаза его забегали, как ищущие убежище тараканы.

– Видишь, на кого ты меня променяла, Натаха? – упрекнул мужчина. – Он уже в штаны наложил, приятель твой чернозадый. Плюнь на него и поехали в отель. Я тебе купальник купил. Карден. Или Прадо? – Мужчина потер переносицу. – Короче, нормальный купальник.

– Что ты несешь такое? – топнула ногой Наташа. – Что он себе позволяет? – спросила она у Ахмеда.

У того имелся встречный вопрос:

– Вы знакомы?

– А тебе какое дело, знакомы мы или нет? – перешел в наступление подвыпивший мужчина. – Тебя это гнетет? Вали отсюда, мурло кудлатое, покуда наследства не лишил!

– Полиция! – зычно крикнул Ахмед.

Юные парковщики, позабыв обо всем, во все глаза наблюдали за развитием событий. Пара, вышедшая из ресторана, остановилась, не отваживаясь пройти мимо шумной компании. В отдалении замаячили фигуры зевак. Одетые преимущественно в светлое, они напоминали потревоженных призраков.

– Еще фараонов своих египетских на помощь позови, – ехидно предложил мужчина Ахмеду, после чего пнул его в живот.

– Полиция, полиция! – выкрикнула какая-то женщина по-английски. В ее произношении это прозвучало как мольба: «Please, please!»

Ахмед издал сдавленный стон. Удар был не настолько болезненным, чтобы свалить с ног взрослого мужчину, однако распрямляться после него абсолютно не хотелось. Ахмед решил, что разумнее будет дождаться блюстителей порядка в скрюченной позе. Тем более что призывы к полиции слились в общий нестройный хор:

– Police! Help!

Кто-то звонил по телефону, кто-то давил на клаксон.

Наташа затормошила Ахмеда, но добилась от него лишь нескольких нечленораздельных звуков.

– Мудак! – взвизгнула она в типично русской манере.

Скорее всего, ругательство адресовалось незадачливому кавалеру, но мужчина воспринял его на свой счет.

– У, блядина, – сказал он и отвесил соотечественнице две сочные оплеухи.

Шлеп! Шлеп! Голова Наташи мотнулась слева направо, потом справа налево. Машинально разогнувшийся Ахмед получил кулаком в нос, схватился за лицо и отстраненно отметил, что теперь его усы действительно сделались мокрыми. Где-то взвыла полицейская сирена, к ней подключилась вторая…

Идиллия звездной южной ночи была нарушена окончательно.

* * *

Американцы, оцепеневшие в салоне своего автомобиля, переглянулись.

– Убери его! – рявкнул Стейбл, когда наконец осознал, что прямо у него на глазах рушится конструкция тщательно подготовленной операции. – Убери этого паршивого ублюдка, пока не вмешались копы!

Броуди встрепенулся:

– Я из него отбивную сделаю. Сожру с потрохами!

Угроза была реальной, но несколько запоздавшей. За те две или три секунды, которые понадобились Броуди для того, чтобы выбраться из автомобиля, незнакомец успел отправить Ахмеда в нокаут и порвать на Наташе платье. Обороняясь, она размахивала сумкой, содержимое которой разлеталось во все стороны. Зрителей вокруг собралось предостаточно. Местные мужчины зачарованно смотрели на оголившееся Наташино бедро и не проявляли никакого желания разнять дерущихся. Вмешавшемуся иностранцу в ковбойской шляпе досталось по уху. Наташа, зацепившись каблуком за каблук, с размаху уселась на задницу.

Безобразие прекратил Броуди, выскочивший на площадку, как чугунное ядро, как стенобитный таран, как разъяренный носорог. Торопясь наверстать упущенное, он обрушил на забияку шквал ударов. Его кулаки мелькали в ночи, его руки уподобились механическим поршням. Он бил, бил, бил, и, казалось, противник вот-вот рухнет, не выдержав такого напора.

Но этого не происходило.

Пьяный хулиган не оказывал достойного сопротивления, однако и падать не спешил. Несмотря на рассеченную губу и ссадины на скулах, он умудрялся сохранять равновесие. Словно американец колотил гибкую тростинку. Зрелищно и безрезультативно.

Пьяница шатался из стороны в сторону, его отбрасывало назад, он наклонялся и распрямлялся, увертывался и закрывался, не давая отпора, а эффектный завершающий удар у Броуди никак не получался. Хуже того! Уходя от натиска, противник проворно попятился и очутился в узком проходе между машинами, где расправиться с ним оказалось еще труднее. Не было пространства для маневра. Броуди пустил в ход натренированные ноги, но пьяница отступил еще дальше, сделавшись почти недосягаемым в лабиринте, образованном автомобилями. Одна за другой включались потревоженные противоугонные системы.

Вау-у-у! Уип-уип! Лю-лю-лю-лю!

К тому моменту, когда к ресторану подкатили полицейские, их сирена тонула в общем механическом скулеже. Суматоха поднялась такая, что о сохранении конфиденциальности нечего было и мечтать.

* * *

Выплюнув перекушенную пополам зубочистку, Стейбл выбрался наружу. Провал, полный провал, тоскливо констатировал он, увидев, как разгорячившийся напарник смазал по челюсти подбежавшего полицейского. Египетские блюстители порядка не отличаются устрашающей внешностью, но они многочисленны и очень щепетильно относятся к чести своих светло-бежевых мундиров.

На место событий подоспели еще две машины с мигалками. В ход пошли дубинки, засверкали браслеты наручников. Полицейских было около дюжины, а впечатление складывалось такое, будто их раз в десять больше. Толпа возбужденно гомонила, обсуждая происходящее. Все трое мужчин, так или иначе принимавшие участие в потасовке, распластались на асфальте лицом вниз, руки у всех оказались скованными за спиной.

Броуди лежал неподвижно. Ахмед ерзал до тех пор, пока не получил дубинкой по заднице. Зачинщика драки тоже приголубили, но он громогласно потребовал вызвать российского консула, и его оставили в покое. Взлохмаченная Наташа безуспешно пыталась приладить на место полуоторванный подол платья. Арабы, перед глазами которых мелькал то ее оголившийся бок, то бедро, цокали языками. Один из полицейских, собиравший с земли разбросанные вещи, издал гортанный возглас и застыл, уставившись под ноги.

Проходящий мимо Стейбл опознал в скомканном лоскуте материи предмет женского туалета и скрипнул зубами. Удача была так близка! Наталья Верещагина была готова к интрижке с Ахмедом. Все испортил факин дранк рашн! Проклятый русский пьяница! Откуда только он взялся?

Стейбл полез в карман, нащупывая удостоверение сотрудника американского посольства. Внезапно осенившая его идея была блестящей. Необходимо забрать у полицейских не только Броуди, но и эту взбалмошную Наташу. Она растерянна, напугана, она только и мечтает, чтобы поскорее уехать отсюда. Почему бы и нет? Стейбл выдаст ее за гражданку Соединенных Штатов, и это сработает. Правда, каирские копы не преминут проверить документы Верещагиной, так что придется раскошелиться. Причем, учитывая экстравагантный наряд русской, сумма выкупа будет немалой. Но и ставка велика.

Не только один Стейбл считал так.

Откуда ни возьмись, на сцене возник новый персонаж: средних лет мужчина при галстуке, хотя и без пиджака. Сделав несколько шагов вперед, он подобрал утерянный Наташей паспорт и, одарив вежливой улыбкой замешкавшегося полицейского, поднял находку над головой.

– Господа, – провозгласил он на безупречном английском языке, – я Беликов, второй секретарь посольства Российской Федерации в Египте. Приношу извинения и выражаю озабоченность по поводу инцидента, в который была невольно вовлечена моя соотечественница. Кому предъявить документы?

Стейбл остановился, сунув руки в карманы и широко расставив ноги. Российский дипломат опередил его: отыскав среди полицейских старшего офицера, он что-то тихо втолковывал ему, протягивая удостоверение и паспорт. Египтянин бегло изучил их и возвратил русскому, причем его правая ладонь была стиснута в кулак и вывернулась, как у паралитика. Пока Стейбл смотрел на смуглое лицо офицера, стремясь определить размер взятки, тот сделал неуловимое движение ладони к карману, после чего принялся поправлять портупею, демонстрируя всем, что его руки пусты. Русский же приблизился к Наташе и, отвесив сдержанный полупоклон, осведомился:

– Госпожа Верещагина? Желаете дать показания полиции или предпочитаете написать объяснения в посольстве?

– В посольстве, – не задумываясь, ответила Наташа.

– И я – в посольстве, – заволновался протрезвевший от треволнений пьяница.

Беликов посмотрел на него так, будто увидел у своих ног говорящего червя.

– Вы в состоянии идти самостоятельно? – спросил он у Наташи.

– Еще как! – откликнулась она.

– Тогда следуйте за мной.

Провожаемые любопытными взглядами, они направились к синему «Крайслеру» с дипломатическими номерами. Толкаясь, юные парковщики засеменили рядом с Наташей, придерживающей расползающееся платье.

Броуди повернул голову к Ахмеду и шепнул ему нечто такое, отчего тот уткнулся носом в асфальт и перестал подавать признаки жизни. Пьяница тоже помалкивал, вероятно, надеясь, что посол вернется за ним. Этого не произошло. Фыркнув, автомобиль с дипломатическими номерами покинул площадь.

Стейбл выступил вперед и, не в силах избавиться от недовольной мины, произнес:

– Я помощник военного атташе Соединенных Штатов. Требую извинений и выражаю решительный протест по поводу незаконного задержания гражданина Америки…

Забегая вперед, отметим, что освобождение Броуди не стоило ни цента, однако оптимизма это Стейблу не прибавило. Его, как несмышленого мальчишку, обвели вокруг пальца, за что ему полагалось строгое наказание. Уже не как мальчишке. А как проштрафившемуся лейтенанту Центрального разведывательного управления.

Глава вторая

Россия, Нижегородская область,

объект № 1 НИИ радиофизики,

24 мая, ночь

Пока грузился древний комп, издающий ревматические покряхтывания и поскрипывания, Степа лег животом на подоконник и прикурил сигарету из позаимствованной у отца пачки. Голимая «Тройка», но зато на халяву, а на халяву и уксус сладкий, и дым отечества. К тому же, поддерживая отечественного производителя, чувствуешь себя как бы патриотом, а собственная бесшабашность превращает процесс курения в маленькое приключение.

Большие приключения в Степиной жизни тоже случались, но все они заканчивались большими неприятностями. Нормальный расклад. Повзрослев, начинаешь понимать, что жизнь – не похождения Гарри Поттера, и волшебства в ней ни на грош. Урвал свой маленький кусочек счастья, и радуйся. Как та курочка, что по зернышку клюет. Пока ей шею не скрутят.

Степа сплюнул в темноту. Дым он пускал далеко перед собой, складывая губы трубочкой. Затянувшись, держал сигарету в вытянутой руке, чтобы табачный запах не проникал в комнату. Лежал на пузе, почесывал ногу ногой и смотрел прямо перед собой.

Территорию окружала черная зубчатая стена леса. В сравнении с ней покосившаяся рукотворная ограда смотрелась убого, но Степа убедился, что охраняется она бдительно. Вместо сторожевых вышек, электротока и колючей проволоки – чувствительные датчики и современные веб-камеры по периметру. Сунешься не в ту степь – тут же, как из-под земли, вырастают амбалы в камуфляже и без знаков различия. Здорово же они охраняют сотрудников. В том числе и Степиного отца с его лабораторией. Секретный объект как-никак.

Переехать сюда на время отъезда матери Степа отказывался лишь до тех пор, пока не узнал, что прозябание в лесной глуши обеспечивает ему заочную сдачу экзаменов. Автоматом, как многозначительно пояснила директриса школы. То есть экзамены как бы есть, а тебя как бы нету. Какой же дурак станет упираться после этого? Степа вернется в город как раз с началом летних каникул, не клятый, не мятый, досыта надышавшийся свежим воздухом… и никотином.

Выдув сизое облачко, он воровато оглянулся на комнату, тускло озаренную голубоватым свечением монитора. Отец спал, изнуренный научными изысканиями, жарой и комарами. Это хорошо. Можно будет еще сигаретку дернуть, а то, когда торчишь в чате без перекуров, уши пухнут.

Сделав глубокую затяжку, Степа стал пускать кольца дыма, потому что пялиться на захламленную площадку было скучно. Соседский пацан, яйцеголовый умник с парой линз вместо глаз, утверждал, что иногда здесь есть на что поглядеть ночами, но веры ему не было. Разноцветные пылающие шары, летающие над лесом, скорее всего, пацану приснились или померещились после трамалгина. «Анальные они, твои явления, а не аномальные, – сказал Степа, выслушав рассказ. – Лови глюки, не теряй брюки».

Откуда тут взяться НЛО? Что инопланетяне не видели на полузаброшенном полигоне в ста пятидесяти километрах от Нижнего Новгорода? Бесконечные ряды двадцатиметровых антенн, утопающих среди моря кустарников? Рупор-излучатель, уставившийся в небо? Трансформаторные подстанции с выломанными дверями? Обшарпанные домишки лабораторий и хозкорпусов? Все вместе (включая матерные надписи на стенах и заборах) называлось загадочным словом «Сура». Отец, воспитанный в совковой атмосфере поголовной шпиономании, до сих пор произносил слово вполголоса.

– Что ты там делаешь, Степка?

Легок на помине! Явился, не запылился.

Мальчик разжал пальцы, выпуская окурок. По-быстрому провентилировал легкие. Спрыгнул с подоконника и повернулся к отцу, весь из себя правильный, независимый и спокойный.

– Мозги проветриваю, – соврал он. – А тебе чего не спится?

– Жарко, – пожаловался отец, водя рукой по седой груди.

Знакомый жест. Как про маму заговорит, так сразу за сердце хватается. Сдает батя. А чем ему поможешь?

– По телику сказали, рекордная майская температура за сто с чем-то лет, – сообщил Степа с таким видом, словно в этом была его личная заслуга. – Везет маме. – Он сунул в рот жвачку и прошел мимо отца, чтобы расположиться за компьютером. – Небось из воды не вылезает.

– Но не ночью же, – заметил отец, поморщившись.

Вот так взрослые люди морщатся, кривляются, улыбаются, а потом у них личики что та жеваная бумага. А некоторые еще кофе глушат да мозги сушат с утра до ночи. Результат плачевный, резюмировал Степа. Не слишком приятно видеть родного отца с телосложением Кощея Бессмертного, сивыми патлами и голыми ногами с варикозными венами. Хоть бы по дому не в трусах шастал, а в спортивном костюме, что ли. Степа ладно, ему по барабану, но мать… Интересно, что думает женщина про неухоженного мужика преклонного возраста, который ей чуть ли не в отцы годится? Нет, не интересно, потому что ничего хорошего думать она не может. Тут не просто в воду ночью полезешь, тут утопишься от тоски.

* * *

Степа зевнул. Представил себе неизвестно для кого наряжающуюся и красящуюся маму. Спросил глухо и протяжно:

– Там у нее какое море, а? Красное?

Отец встрепенулся. Поправил растопыренной пятерней шевелюру.

– Средиземное, кажется. Хотя шут его знает. По-моему, Красное тоже.

– Тогда ей вдвойне повезло, – рассудил Степа.

– Вдвойне, да. Кха-кха… – Вместо того чтобы вернуться в спальню, отец взял стул, развернул его спинкой от себя и сел верхом. Прямо как мальчишка, не заметивший, что он давно состарился. – Наша мама, – сказал он, – заслужила полноценный отдых. Пусть гуляет.

– И отсыпается, – буркнул Степа.

За этим как бы следовало недосказанное: «Ты бы, папа, тоже шел баиньки. Не видишь? Я хочу остаться один».

– Отсыпается, – повторил отец и снова поморщился. – Брось-ка мне сигареты.

– А где они? – фальшивым тоном поинтересовался Степа.

– В заднем кармане твоих джинсов.

Не отвертишься. Степа всегда брал всю пачку, а потом тихонько возвращал на место. Куда умнее, чем лишний раз прокрадываться в спальню и шерудеть там мышью. Но на этот раз мышь спалилась. Горела ярким пламенем, аж уши полыхали.

– Я только попробовать, – сказал Степа.

Отец кивнул:

– Понятное дело. Давно куришь?

– Редко. И не в затяжку.

– Я тоже начинал в твоем возрасте и тоже не в затяжку. А теперь вот…

– Что?

– Кха. Ничего.

Степа сунул отцу сигареты, спички, пепельницу и вернулся за стол. Из-за несостоявшейся нотации он почувствовал к отцу благодарность. Неожиданно для себя он выключил компьютер и откинулся на стуле, давая понять, что не прочь поболтать на отвлеченные темы. В темноте, заполнившей комнату, была только одна яркая точка: рубиновый огонек сигареты.

– Вот ты климатом занимаешься, – сказал Степа, наблюдая за огоньком, – так, может, объяснишь, что происходит?

– А что происходит? – насторожился отец.

– То потоп, то засуха, то морозы в Африке, то в Москве асфальт от жары плавится. Только не надо про циклоны и антициклоны. Лучше прямо скажи, нам по ящику правду про глобальное потепление говорят? Или лапшу вешают?

Отец, похожий на призрак, окутанный паром, задумался.

– На этот вопрос не существует определенного ответа, – признался он наконец. – Антропогенный фактор…

– А без этих своих ученых фишек? – попросил Степа.

– Выброс в атмосферу углекислого газа, – поправился отец. – Действительно ли увеличение его содержания вызывает потепление на планете? Неизвестно. За минувшее столетие температура в среднем повысилась на полградуса, а концентрация це-о-два – на тридцать процентов. Чтобы определить закономерность, необходимо вести наблюдение еще два века, а этого времени у нас нет.

– В смысле? У кого: у нас?

– У человечества.

Столько безысходности послышалось в голосе отца, что Степе стало как-то неуютно. Поджав под себя ноги, он тихо спросил:

– Вымрем как мамонты?

– Не вымерли они. Погибли в одночасье.

– Что хреном по лбу, что редькой в нос, – рассудил Степа. – Лично я не мамонт, и я не согласен.

– О? – приятно удивился отец. – И что же ты предлагаешь предпринять?

– Почему это я должен предлагать и предпринимать?

– Но ведь не согласен лично ты. Следовательно, ты намерен каким-то образом проявить свой протест.

– Ничего я не намерен, – буркнул Степа. – А вот янки пускай Киприотский протокол подписывают, или как его там?

– Киотский.

– Вот я и говорю. Надавили бы на них всем миром, не отвертелись бы.

Отец засопел, заскрипел стулом.

– Протокол ничего не меняет, сынок, – сказал он. – Не так страшна двуокись углерода, как ее малюют. Мировой катастрофы из-за нее не случится. Локальные бедствия – да. Или, скажем, сокращение отопительного сезона в России. Но это как раз положительный эффект, не так ли?

– Тогда чего ты вздыхаешь?

– Я вздыхаю? – удивился отец.

– Без остановки, – подтвердил Степа. – Маму ревнуешь?

– Глупости! Разумный человек не унижается до ревности.

– Угу. То-то ты всякий раз, когда мама звонит, ей форменные допросы устраиваешь.

– Ничего я не устраиваю, – с вызовом произнес отец. И абсолютно непоследовательно добавил: – Подрастешь, поймешь.

– А я уже подрос, папочка, – сказал Степа. – Только ты этого все никак не поймешь. Разговариваешь со мной как с маленьким.

– Думаешь, если отцовские сигареты куришь, то уже взрослый?

– Думаю, что мне без разницы, от чего загибаться: от жары, от бомбы или от никотина. Сам сказал: кранты.

Отец покачал головой:

– Я сказал: времени мало.

– Ты сказал: времени нет!

Степа начал заводиться. Несмотря на несомненную удачу со школьными экзаменами, в пребывании на секретном объекте существовали свои минусы. Большие минусы.

Предоставленная Верещагиным квартира дышала казенщиной, кишела тараканами и была обставлена слишком убого, чтобы дарить ее временным обитателям хотя бы какое-то подобие уюта. Она размещалась в одном из двух жилых домов гостиничного типа. Это отец говорил, что гостиничного. Степа предпочитал более точное определение. Бараки, они и в Африке бараки.

Народ обитал на территории объекта пестрый, одевался как из секонд-хенда: доисторические белые халаты; тяжелые, мешковатые костюмы; стремные джинсы с кривыми строчками; платья, скроенные в ателье по пошиву пододеяльников и наволочек. Чем занимались здесь все эти дядечки и тетеньки, перенесенные в современную эпоху из туманного совкового прошлого? По утрам они расходились по своим лабораториям, а вечером возвращались домой, замкнутые, молчаливые и, как казалось Степе, ожесточенные. Судя по сумме, которую отвалил отец маме на поездку в Египет, деньги платились научным сотрудникам немалые, однако оживления, радости или вдохновения на лицах служащих не читалось. Не любимую работу они выполняли, а отбывали срок, такое создавалось впечатление. Словно собравшиеся лишь притворялись занятыми важным делом. Как на коллективной уборке школьного двора, затеянной по весне преподами. Им ужасно хотелось возродить праздничную атмосферу субботников, а ученики клали на эти субботники кто лом с прибором, кто медный таз с мочалкой.

Вот и на секретном объекте картина наблюдалась аналогичная. Степа даже иногда думал: а не силком ли сюда народ согнали? Ну, как в сталинские времена, когда, если верить преподам, оружие победы ковалось в так называемых шарашкиных конторах. Может, «Сура» – это что-то типа ГУЛАГа? Для полной аналогии недоставало только краснопогонных автоматчиков, неразговорчивых хмырей в штатском да злобных овчарок, караулящих каждое твое движение.

Совок – он и есть совок. Хоть ты его трижды империей назови, обвешай полосатыми флагами и утыкай двуглавыми орлами. Страна Эсэсэсэрия, где вечно то голодомор, то разруха, то перестройка. Куда ни кинь, всюду блин. Коровий.

* * *

– У нас всегда чего-нибудь не хватает, – сказал Степа, хмурясь от невозможности высказать все, что бередило душу. – Времени, бабла, правильных законов. Как во время войны враги сожгли родную хату, так и осталось. Надоело в погорельцах ходить. Сидим по уши в грязи и про былое величие квакаем. Противно. – Степа подумал, что неплохо бы сейчас закурить, но при отце было нельзя, и раздражение усилилось. – На кой нам армия, если все равно щемят со всех сторон, как последних лузеров. Этот засекреченный объект, кому он… – Поразмыслив, Степа подыскал замену непечатному выражению, напрашивающемуся на язык. – Кому он нужен? Бродите тут с умным видом, щеки надуваете. А оборудование проржавело насквозь и аппаратура эпохи нелеолита…

– Неолита, – поправил отец.

– Какая… – Откашлявшись, Степа пропустил матерное слово. – Какая, гм, разница? Чем груши ни околачивай, а результат один. Нулевой результат.

– Тут у тебя разрыв в логической цепочке, брат.

– Какой еще разрыв?

– Даже если околачивать груши, как ты выражаешься, – пояснил отец, – то результат, несомненно, будет. В виде упавших плодов, например. Нужны они или нет, будут ли использованы по назначению или сгниют, вопрос другой. А если смотреть на проблему шире, – отец поднялся со стула и принялся расхаживать по комнате, скрипя половицами, – то любое действие эффективнее бездействия. Особенно если не ограничиваться надуванием щек или беспредметной болтовней.

– Это я болтаю? – оскорбился Степа.

– Чтобы судить о чем-либо, необходимы факты.

– Затопленный бункер на опушке не факт? Директорская «волжана» с отваливающимися бамперами не факт, да?

– Существовала такая империя, Римская, – заговорил отец, обратившийся в черный силуэт на фоне звездного неба в раме окна. – Богатая, могучая, непобедимая. Ее техническое и военное превосходство над соседями было колоссальным. А разрушили ее дикие варвары с дубинами и рогатинами.

– Ты про Америку с Россией? – догадался Степа.

– Я про умение ставить великие цели и способность достигать их всеми доступными средствами. – Отец машинально потряс спичечным коробком, издавшим кастаньетный треск потревоженной гремучей змеи. – Да, бункер затоплен, и не один. Но кое-что осталось. И это кое-что – достаточная гарантия мирного сосуществования. Когда двое громил вооружены одинаково и равны по силам, они, скорее всего, не станут связываться друг с другом. – Подумав, отец уточнил: – Враг с врагом, я бы сказал.

– Я так и знал, – хмыкнул Степа. – Вы тут все только прикидываетесь безобидными метеорологами, а на самом деле ядерным оружием занимаетесь, так?

– Нет, – возразил отец, вновь закуривая. Его лицо, освещенное снизу, выглядело очень усталым и немного страшноватым. – Современное геофизическое оружие, – сказал он, – раза в два опаснее атомного и во сто крат выгоднее. Никакой тебе ядерной зимы или радиоактивных зон, куда никогда не ступит нога человека. Осушил затопленные земли – и пользуйся. Уморил население засухой и голодом – и засылай колонистов.

– И никто не поднимает хай? – возмутился Степа.

– Испытания ведутся тайно и с молчаливого согласия всех заинтересованных сторон, – сказал отец, скрючившись на подоконнике. – Внешне соблюдаются условия, оговоренные международными конвенциями. Кроме того, пока что погоду модифицируют локально, на своих территориях. Распыляют реагенты, вызывают дожди, расстреливают тучи из зениток, устраивают искусственные сходы лавин. Но эти опыты безобидны только с точки зрения непросвещенных. – Отец аккуратно погасил окурок. – Пресловутый парниковый эффект порожден людьми, а не климатом. Тайфуны уходят, а последствия остаются.

– Люди могут создавать тайфуны? – не поверил своим ушам Степа.

– Не то чтобы сознательно создавать, но усиливать их, управлять ими – пожалуйста. Это ведь огромная концентрированная энергия. – Отец показал, как лепят снежки или разминают что-то. – Достаточно грамотного приложения дополнительной энергии, чтобы повернуть ураган в нужном направлении.

– А землетрясения?

– Некоторые вызываются подземными взрывами. Это легко вычислить по так называемому эффекту ряби на земной поверхности.

– Значит, цунами в Таиланде…

– Спроси об этом у сейсмологов, – перебил Степу отец. – Но вряд ли они скажут правду. Промолчат также производители йодистого серебра, свинца, сухого льда и углекислоты, которые ежегодно расширяют производство, чтобы выполнить государственные заказы. Посредством этой химии укрощают всевозможные банановые республики, типа Никарагуа и Гондураса. Месяц тропических ливней, и национальные идеи отступают на задний план. Вернее, тонут в болоте.

– Кому собираетесь устраивать ливни вы? – отчужденно осведомился Степа. Он не спросил «мы». Он инстинктивно открестился от отцовского проекта.

Это было обидно. Это было несправедливо. Отец и так поведал сыну больше, чем позволяла подписка о неразглашении тайны, но полуправды оказалось мало. Вернее, тысячной доли правды. Потому что даже ведущему специалисту Виталию Валентиновичу Верещагину было известно далеко не все.

– Ты имеешь в виду «Суру»? – уточнил он.

– Ага, – подтвердил Степа.

– Дело в том, что мы лишь восстанавливаем справедливость, – осторожно начал отец. – Наверстываем упущенное. Когда-то давным-давно Америка украла у нас всю научно-техническую документацию по проекту «Сура» и воплотила ее на практике. Название, естественно, поменялось. Американцы нарекли установку «Харп», примерно так это звучит в русской транскрипции. Но суть осталась прежняя.

– Ясный перец! – усмехнулся Степа. – Мы сами намеревались устраивать наводнения и ураганы. Единолично. Без конкурентов.

– Напрасно ты так. «Сура» предназначалась для воздействия на околоземную среду, верно. Но тогда предполагалось, что плазменные образования потребуются исключительно для корректировки спутниковых систем и радиоволн. Никто не ожидал, что американцы разработают десятки способов военного применения установки. – Отец тяжело сполз с подоконника. – Они там у себя здорово преуспели, пока мы тут от кошмаров коммунистического прошлого избавлялись и символы тоталитаризма разрушали. Но сегодня американцы буксуют. Наша «Сура» не просто дубликат их «Харпа», это во многих отношениях усовершенствованная модель. У них современное оборудование, а у нас ультрасовременные программы и нанотехнологии. Противостояние, переходящее в равностояние. Все как в старые добрые времена. – Заложив руки за спину, отец побрел в спальню. – На Западе красивая обертка, а у нас безупречная начинка.

– И что дальше? – спросил Степа шепотом. – Утром рано два барана? Уперлись лбами?

– Есть более точная аналогия.

– Какая?

– Бандит угрожает тебе пистолетом, а ты демонстрируешь ему такой же пистолет, только скорострельный или со сверхточной системой наведения.

Поскольку отец не удосужился обернуться, голос его звучал глухо. Про такой говорят: замогильный. Не самый приятный голос для общения в поздний час.

– А дальше? – упрямо повторил Степа.

– Игра на нервах. Либо противники, оценив свои шансы, прячут оружие и расходятся, либо кто-нибудь из них все же нажимает на спусковой крючок.

– Победит тот, кто выстрелит первым.

– Совсем необязательно.

– Обязательно.

– Вестернов насмотрелся? – спросил отец, уже скрывшийся в черноте дверного проема. – Так жизнь не кино.

– Не кино, – согласился Степа, совсем недавно пришедший к такому же выводу. – Но…

– Но утро вечера мудренее, – сказал отец. – Покойной ночи.